***

Шумит город. Гудят машины. Горят желтые огни ресторана. Играет музыка. Морозно. На заднем дворе распахнута настежь дверь. Маленькая худая женщина в накинутой на плечи потертой курточке жадно курит, держа сигарету красными, потрескавшимися от воды, пальцами. Она задумчиво смотрит перед собой, когда ее внимание привлекает черно-белая кошка, окруженная котятами.

- Кскскскс, - тихо зовет она и достает из кармана печенье.

- Ммррау! – мяучит кошка и трется о ее ноги.

- Кушайте, хорошие мои. Проголодались, поди, - приговаривает женщина, гладя кошку по теплой бархатной спинке, и в голове сразу мысли о своих детях: младшем и старшем, с которыми сейчас сидит подслеповатая старуха, ее мать; о деньгах, которых никогда не хватает; об убогой «двушке» на окраине города, которую она взяла в ипотеку; о бывшем муже, который бросил ее с двумя маленькими детьми ради молодой любовницы, (дай Бог им здоровья!); о тех жалких крохах, что муж присылает время от времени; о копеечной работе; и, конечно, о самой себе, с уже кое-где пробивающимися седыми волосами, красными пятнами на лице и тяжелой отдышкой после подъема по лестнице. А ведь, она не была такой. Когда-то и она была веселой, с горящими глазами девушкой, которая…

- Настя, а, Настя! – раздался неприятный женский голос из глубины ресторана. – Ну, ты идешь, нет?! Посуды уже целая гора!

- Да, иду я, иду! – она выбросила бычок.

Пошел снег. В свете фонаря медленно кружились белые пушистые снежинки и бесшумно ложились на черный асфальт. От снега на душе почему-то стало легко, спокойно. «В конце концов, все образуется», - подумала она, и глубоко вздохнув, пошла внутрь.