Миниатюра из сборника "На этой улице подростком..."
Есть город у Дона, «папой» зовут,
О! Если б вы знали, как дорог
Навечно вошедший в сердце моё
В цветущих акациях город...
В пятидесятом году прошлого века, волею судьбы, я десятилетним пацаном из степного донского хутора, что на границе с благословенными степями Кубани, приехал в прославленный и воспетый урками, как «Ростов-папа», город.
Утопающий в сирени и акациях, благоухающий цветами, а по вечерам – и "духаном" в красных уголках и на танцпятачках девичьих общежитий, ночными фиалками и табаком, вошёл в мою жизнь навсегда.
С той поры я окунулся в жизнь города, жестоко разрушенного войной, и возрождающегося из руин города, как говорится, «по полной программе», начиная со школьной скамьи, а точнее – с 3»А» класса школы №40.
Классным руководителем у нас была незабываемая Анна Филипповна Борщёва, а директором школы - Кулик Тихон Алексеевич (царствие им небесное и моя светлая память о них).
Чтобы иметь читателям представление о моей любимой школе, в которой я «закалялся как сталь», кратко изложу её историю, как говорится «без брешешь», а из уст ветеранов школы.
Школа была открыта 1 сентября 1936 года. Три первых года она была мужской, сначала была семилетней, потом восьмилетней, и, наконец, средней (десятилетней).
Первый выпуск учащихся десятилетней школы был осуществлен в 1952 году. Во время войны здание было разрушено и сожжено. Ученикам приходилось учиться в шести филиалах школы №79. Эти филиалы были размещены в частных домах микрорайона: в переулках Большевистском, Боевом, на Безбалке и улице Красина.
Комнаты – классы были маленькими, плохо освещёнными. По вечерам учителя зажигали керосиновые лампы. Детское питание было скудным, дети часто не доедали. Одежду для ребят перешивали из одежды взрослых. Учились в пять смен, по 2-3 урока в день.
Жители микрорайона помогали ремонтировать здание школы, и 1 сентября 1948 года школа вновь открылась после восстановления.
В 1962 году под руководством ветерана Великой Отечественной войны учителя Веры Степановны Гура началась исследовательская, поисковая работа по истории и созданию Музея 8-ой Воздушной Армии.
Со временем двухэтажное здание стало тесным для возросшего количества учащихся и школа переехала в новое здание в 1986 году в район Каменки, неподалёку от санатория, на улицу Вторая Пятилетка.
.................................
Живя первые годы после войны, до 1950-го, в хуторе в безбрежных полях Дона, где жили и трудились настоящие хлеборобы, я и понятия не имел о тех ужасах, которые поджидали меня с первых дней прибытия в город.
Началось моё «посвящение в жителя прославленного Ростов-папы» с того, что все пацаны класса смотрели на меня как на чужака с луны, и хохотали до коликов в животе от моего тарабарского языка – суржика.
И девчонки, эти "ехидны", хихикали и показывали на меня пальцами.
А я услышав, как два пацана (Витька Сердюков и Толик Степанов), эти два несчастных заики после бомбёжек Ростова немцами, отвечали урок у доски примерно так: «А-а-а-ая, не-не-не неее вы-вы-вы-учил у-у-у урок», не хохотал, а ржал то хватаясь за голову, то стуча руками по крышке парты.
Из-за этого, добрейшая и умнейшая Анна Филипповна применила педагогический метод – посадила меня посреди заик за одну парту. Как только они начинали свои «а-а-а-а, бе-бе-бе-», я начинал корчиться от гомерического хохота, а они с обеих сторон - бить меня локтями по бокам. Я подобного языка отродясь не слышал, и постигал его с трудом до конца урока.
Как-то на переменке пацаны окружили меня и начали требовать, чтобы я заговорил на их "городском" языке.
- Я балакаю, а вы калякаетэ. Ну й шо?- отвечаю им.
- Сейчас Гендос научит тебя говорить по-нашему!
Не успел я и глазом моргнуть, как чей-то кулак врубился мне в нос и губы ... Со мной такого в хуторе не приключалось! И стоял обалдевший.
Не знаю, что было бы дальше, но прозвенел звонок на урок. Сижу смирно меж моими заиками, за разбитый нос держусь. А Анна Филипповна подошла ко мне и спрашивает:
- Миша, ты уже начал знакомиться с мальчиками?
- Ще ни.
- А почему у тебя губы и нос такие стали?
- Мэнэ хтось штурнув, я упав и жахнувся мордой об стинку.
- Да-а,- произнесла она, - а кто же тебя, как ты говоришь, «штурнув»?
- Я ж сказав, шо хтось. Я нэ бачив хто.
Анна Филипповна отошла от меня, к своему столу, и урок продолжился.
Пришёл домой грустный и печальный, прикрывая ладошкой разбитый нос. Думал, что мои мама и папа, которых я практически не знал, набьют мне ещё и задницу впридачу к школьному «знакомству». Прятался от глаз моих благодетелей. Захотелось в хутор.
Но страхи мои оказались напрасными. Мой отчим, дорогой отчим, ставший навсегда родным отцом, увидя мои унылые глаза и расквашенный нос, спросил:
- А сдачи им дал?
- Ни.
- А почему ты сдачи не дал?
- Я боявся, шо Вы мэнэ за цэ в хутор отвэзытэ. А я хочу жить з вамы, а нэ сыротой пры живой мами. Я за нэю дюжэ скучав, а баба Алёна казала про маму, шо вона «сучка» и бросыла мэнэ, и шо я сырота.
Андрей Яковлевич, мой дорогой отец, прошедший жестокую войну и сохранивший доброту души, положил мне руку на плечо и сказал:
- Сынок, я тебя никогда и ни кому не отдам. И разрешаю давать сдачи всем, кто подымет руку на тебя.
Продолжение следует. Знакомство со школьной шпаной 50-х: http://www.proza.ru/2019/05/22/1449