Телефон зазвонил

Сергей Козырев 2
               
               

           У меня телефон зазвонил... простое, обычное, незначительное событие.  Звонок разбудил меня - последние годы я стал уставать и после обеда часто отдыхал на диване, вначале смотрел телевизор, затем засыпал — иногда надолго, а иногда всего на несколько минут.
         Недовольно, еле проснувшись, я взял мобильную трубку городского телефона. Трубка лежала рядом, на журнальном столике, в нескольких метрах от базового аппарата. Я включил телефон, нажав зелёную кнопку, и услышал глуховатый, немного с хрипотцой голос матери.
            - Здравствуй, сынок.
          Всё было как обычно, как всегда и я уже открыл рот, чтобы ответить — и вдруг обомлел… Изнутри, откуда-то из живота забила дрожь, сердце бешено застучало, ноги стали ватными и даже во рту почувствовался какой-то гадкий вкус...
          Дело в том, то МАТЬ УМЕРЛА ТРИ ГОДА ТОМУ НАЗАД.
          Голос был тихим, вялым, каким-то сонным...
          После её похорон я часто, почти постоянно думал о ней, вспоминая разные моменты нашей жизни, потом всё реже и реже, а после как-то привык, что её нет с нами.
         И вот теперь слышу её голос. Сначала подумал, что это сон. Присев на диване, огляделся вокруг – всё как обычно, даже за руку себя ущипнул – нет, не сплю. Может быть, розыгрыш? Нет.
       Ужас перемежался во мне с ощущением какой-то животной радости.
       Я слышу её голос!
       Я не нашелся, что сказать. Она ждала молча, как бы понимая, что я сейчас чувствую. Я боялся спугнуть происходящее, боялся проснуться, если это был сон, боялся того, что всё это может исчезнуть...
        Наконец я решился ответить:
         — Здравствуй,- сказал я тихо.
        Я не произнёс «мама», как надо было бы. Вообще, я почти никогда, сколько помню себя, не говорил маме – «мама», это было у нас в семье как-то не принято. Обычно в разговоре со своими я называл её «бабушка».
        -  Где ты? Как ты? Скажи!
       Последнее слово было похоже на крик. Я не понимал, что нужно говорить, всё было так жутко, страшно и радостно. Было тихо, она молчала, но я понимал, что она слышит меня.
           - У меня всё хорошо.  Здесь тихо, чисто, ничего не болит, только я сильно скучаю за тобой, папой, всеми вами…
           Голос звучал глухо, но чётко, странно было то, что не было слышно посторонних звуков и шумов, даже звука дыхания, который обычно прослушивается в телефонах, слышно не было - но всё-таки это был её голос, голос моей мамы, я узнал бы его из тысячи других голосов.
           - Но где ты?
           - Я… я точно не знаю. Здесь какие-то люди, очень тихие, они рядом, смотрят на меня, но почти ничего не говорят. Я сказала им, что хочу поговорить с тобой, что нам нужно очень важное сказать друг другу – ведь мы не успели попрощаться с тобой, и они разрешили. Ты не волнуйся,- сказала мама, как бы прочитав мои мысли, - и не бойся ничего.
        - Мама, прости меня, - слёзы покатились из глаз, я начал задыхаться, -  за всё прости, за то, что когда-то нагрубил тебе, даже попрощаться с тобой не успел…
          Теперь я говорил «мама», не стесняясь и не думая ни о каких традициях и условностях. Ах, как поздно я это понял – мама – это главное, я обязан ей всем, я люблю её так сильно, но почему понял только сейчас, когда её уже нет…
         - Ну, ну, не надо, не надо… Я знаю, почему ты не попрощался со мной тогда, в последний раз, хотя врач намекнул тебе, что это надо сделать. Знаю, ты не верил, не хотел верить, что я уйду от тебя, ты этого боялся и не хотел отпускать меня. Не плачь, я всё знаю и прощаю тебя, - её голос немного оживился и смягчился, но дыхания я всё-таки не услышал.
          Слёзы продолжали душить меня, но, собравшись, я спросил:
          - Как ты сумела позвонить?
          - Мне дали понять, что я могу поговорить с тобой три раза. Это не всем разрешают, только тем, кто очень хочет…  А ещё потому – ты сделал недавно что-то очень хорошее, они узнали…что это было?
          - Ничего особенного, я встретил одного старого сослуживца, он болел, отчаялся… Я его утешил, ободрил как мог, денег дал, он оживился, обрадовался, но не из-за денег, конечно, горячо меня так благодарил, даже расплакался…
          - Ну вот и хорошо… сейчас мне пора, я позвоню тебе.
          - Когда, мама?
          - Не знаю…
           Её голос затих, стало понятно, что разговор окончен. Гудков в трубке слышно не было. Я подождал немного, потом выключил телефон.
           Как быть, что делать? Звонить на станцию, искать что-то, узнавать откуда был звонок? Рассказать кому-нибудь об этом разговоре? Что-то подсказывало мне, что ничего делать не нужно и говорить никому ничего не следует.
         Целый день я ходил сам не свой. Вспоминал свою жизнь, всё, что было связано с моими родителями. Всё было просто и в то же время очень сложно. Моих родителей воспитали как настоящих советских людей: никакой настоящей личной жизни, всё подчинено одной главной цели - укрепить страну, государство со всеми его многочисленными структурами, подавляющими личность и интересы обычного человека. Можно сказать, что это удалось. В результате все оказались простыми винтиками одного большого мощного механизма. В каком-то смысле все мы были рабами. У нас ничего, за исключением личных вещей, не было. Всё остальное, что окружало нас, считалось общим на словах, а формально – государственным. Жильё –не своё, а полученное от государства, жильцы (слово какое-то гадкое) – не собственники, а какие-то квартиросъёмщики. Вся земля была только в пользовании. Были ещё те, кто жил в частном секторе, строил жильё сам, но это были, как считалось, пережитки прошлого, которого скоро не будет. Были ещё так называемые дачи.  Дача, которую давали бесплатно (давали, конечно, только голую землю и только в пользование) строилась за свои деньги и считалась паем в коллективном саду. Даже машина, покупавшаяся за свои кровно заработанные деньги, была на учёте в военкомате и в случае надобности легко могла быть конфискована. Никакой недвижимости, кроме жилья, человек не имел.
        Да, советский человек практически был рабом – он не имел права заниматься предпринимательством, никакого семейного бизнеса, не мог свободно выезжать за границу, не мог ничего печатать и говорить без разрешения.
         Вот в таком духе были воспитаны мои родители, точно так же воспитали и меня. И они и я свято верили, что так и надо, что иначе не бывает – ведь советские люди почти ничего не знали, как живут в других странах, в странах свободного мира. Надо сказать, что эта система была очень эффективной и сумела воспитать миллионы добросовестных людей, считающих, что сначала нужно думать о государственных интересах, а уж потом о своих. Здесь был свой особый романтизм, очень привлекательный, отличавший советских людей. Именно такими были мои родители, да и я также был таким. Такими они оставались до конца жизни, я же получил прозрение в возрасте около сорока лет.
        Для советского человека семья – это, как тогда говорили, ячейка общества, возможность воспитать не просто хорошего человека, а хорошего гражданина, именно советского человека - хорошего рабочего, солдата, крестьянина или человека умственного труда. Инакомыслие не допускалось. Считалось, что если в семье есть инакомыслящий, его нужно сдать для перевоспитания, отречься от него, такой человек позорит свою семью и опасен.
           Мои родители были святыми - так искренне они верили в истинность этих фальшивых советских идей.
         Мама была властной, сильной и упрямой женщиной, она всю жизнь доминировала в нашей семье, вольно или невольно она подавляла всех. Она была очень способной и честной, прямой и не любила ловчить и изворачиваться, что не давало ей возможности занять значительное общественное положение. Например, она никогда не была членом партии, что означало запрет на какой-либо карьерный рост.
           Всё это я говорю для того, чтобы было понятно, как складывались отношения детей с родителями в то далёкое советское время. Отношения были жёсткими и строгими, проявлять чувства любви и привязанности считалось чем-то позорным и стыдным, тем более для мальчика, подростка и уж тем более для взрослого мужчины. Я не был чёрствым человеком, скорее наоборот, слишком чувствительным, но показывать это было нельзя.
          На следующий день я поехал на кладбище, на могилку мамы. Посидел у её памятника, помолился Богу, мысленно, а может и вслух, поговорил, повспоминал кое-что из прошлой жизни, помянул её чистую душу.  Возвратившись домой, стал ждать звонка. Было тревожно и радостно, так бывает, когда мысленно возвращаешься в своё детство, или когда ожидаешь подарка. Может, она позвонит не    сегодня, а в другой день? С этими мыслями я незаметно уснул – это было послеобеденное время…
           Я ясно услышал её голос, позвавший меня по имени, и в эту же секунду раздался телефонный звонок. Трубка была рядом, я судорожно схватил её и услышал хрипловатый голос мамы.
          - Здравствуй, сынок. Как ты?
          Слышно было хорошо, но голос был тише, чем в прошлый раз и мне показалось, что её голос как бы удалялся от меня.
          - Мама, мама, - теперь я не стеснялся говорить это слово, - мы так скучаем по тебе, папа сильно сдал, он сильно тоскует, часто плачет…
         - Я знаю, знаю …тоже скучаю по нём, жду его здесь, знаю, он скоро будет со мной… но хочется, чтобы он пожил побольше. Ты береги его, не огорчай, он хороший…
        - Конечно, конечно, всё сделаю, что смогу. А знаешь, он как будто не очень рад всех нас видеть, или это мне только показалось?
        - Так и есть, ты его прости, он не может иначе - он просто потерялся без меня…
Знаешь, я хочу попросить у тебя прощения – я часто давила на тебя, заставляла делать лишнее, была несправедлива к тебе – пойми, я хотела, чтобы ты стал большим человеком, у тебя для этого всё есть. Я ошибалась, никогда нельзя требовать больше, чем достаточно. Теперь я понимаю -ты стал, и это самое главное - хорошим человеком, а достичь большего ты должен сам, сам должен заставлять себя, а я этого не должна была делать.
         - Что ты, мама… я не обижаюсь; правда, когда-то обижался, но теперь я понимаю - ты во всём была права, потому что хотела только добра. Скажи, как ты узнаёшь, что у нас происходит?
        - Сама не знаю, я как будто вижу это сверху, из окон третьего этажа, как из нашей квартиры, я всё вижу и слышу, а вот говорить могу только с тобой. Я много о тебе знаю, и о детях, и о внуках, всё знаю…
        - А мы можем увидеться?
        - Могли бы, но я не захотела этого, ты мог бы расстроиться, а мне этого очень не хотелось бы. Они разрешили поговорить, но только с тобой.
        - Но кто они?
        - Не спрашивай, это трудно понять, да и ни к чему.
        - Хорошо, не буду. Ты там не одна. Они хорошо к тебе относятся?
        - Ко мне хорошо.  Мне дали понять, что наши предки были благословенными людьми, они вымолили для меня и тебя хорошую судьбу… Я поняла, что скоро меня отправят куда-то очень далеко, там спокойно, но там я всё забуду… Знаешь, не надо часто ездить на кладбище, меня там нет, просто вспоминай меня где сможешь –дома, на работе, где угодно -тебе зачтётся… мне становится трудно говорить, я тебе ещё позвоню…
         Послышались гудки, как будто кто-то прервал наш разговор.
         Теперь я жил по – новому, каждую минуту я ждал звонка. Какое-то чутье подсказывало, что она позвонит днём, в часы послеобеденного отдыха. Я садился на диван, ложил телефон поближе и ждал, ждал…
          Через три дня телефон зазвонил снова.
          - Здравствуй, сынок, - голос мамы в этот раз был совсем тихий, какой-то уставший и говорила она медленно и с трудом, - мне очень трудно говорить. Я давно хотела тебе сказать - все откладывала – знаешь, мы неправильно жили, я теперь это точно знаю - мы о чём всегда думали – о планах, работе, должностях, о деньгах, будь они неладны… - она замолчала и было ясно, что ей трудно говорить, трудно собраться с мыслями…
           - Главное, - её голос стал тверже и сильнее, - думать о душе, о детях, об их душах, и не делать зла Лучше пусть тебя убьют и ты попадёшь сюда, чем убьешь ты и попадёшь туда, о чём я даже говорить не хочу. И ещё - за все твои дела будут расплачиваться твои дети и их дети. Поверь мне! Веришь?
           - Верю!
           Я слушал её, затаив дыхание и ловя каждое слово.
           - Делай хорошее, - продолжала мама, - даже маленькие дела, крохотные –они очень важны и тебе зачтётся.  Здесь всё знают о нас, нашей жизни, а все важные дела состоят из маленьких хороших дел. Помнишь, ты когда-то купил двум мальчикам пирожки, у них денег не хватило, а ты купил, помнишь?
           - Нет, наверное, это давно было. Да ведь это мелочи.
           - Нет, не мелочи. Важно то, что ты это сделал не задумавшись, от души, а ведь это не простые мальчики были… Да ты много хорошего сделал людям, и своим и чужим, я знаю…
            - Ещё…- голос мамы становился всё тише и тише, - ничего не бойся, смерти не бойся, её нет, то есть она есть, но не та, когда всё холодеет… Можно и живым быть мёртвым, а можно умереть и остаться жить, я на таких насмотрелась… Бойся душу потерять. Молись, но не часто - Бог услышит всякую молитву, редкую и тихую, только надо, чтобы молитва была чистой. Ходи в церковь, но лучше дома молись, в тишине и покое.
            Я ждал со страхом и радостью одновременно.
           - Ну вот и всё, теперь надо прощаться… пора…
          Мне стало трудно дышать, слёзы заливали лицо, я хотел что-то сказать, крикнуть, но не смог… всё окончилось.

                …………………………………………………..

               Знаю – мама не позвонит мне больше, но всякий раз телефонный звонок заставляет меня вздрогнуть.


                Май 2019