Фомичёв, третий год корпевший над оптимизацией Системы поиска информации, придя на работу за полчаса до начала рабочего дня, сидел в лабе один в старнном ощущении неожиданной свободы. У него даже появилось предчувствие, что он, наконец, избавился от всех одолевавших его тупых проблем и теперь сможет заниматься делом и только делом. Это ощущение не было ни на чём основано, оно просто было. Он включил Систему. Программа интерфейса стартовала, на экране появилось приветствие:
«Я рада, что ты в добром настроении! Привет!»
- Привет, подруга, - весело ответил он, переключаясь в голосовой режим. - Что такая счастливая? Билет в спортлото выиграла? И вообще. С чего ты взяла, что ты – особа женского рода? Тебя ведь могли назвать, к примеру, Био-лом.
- Я вовсе не решала, что я – особа женского рода. Мне, вообще-то, всё равно. Просто мне удобнее общаться с тобой в таком интерфейсе. А вот если бы на твоем месте была, к примеру, твоя подружка Вера, я бы, возможно, вела себя, как Био-лом. Веселенькое вообще-то имя... Ты остряк. Возьмём на заметку. Однако есть ещё веселее. Но, имей в виду, тебе не удастся спровоцировать меня на конфликт ни под каким видом. Я никогда не сделаю публичного заявления, что женский ум, на самом деле, бывает сильнее мужского… Поэтому продолжим смеяться над смешным.
- Например.
- Роймедведев. Смешно очень, правда.
- А что смешного? – спросил сердито Фомичёв, ему не терпелось заняться поиском, но на Биолу вдруг нашла чисто девичья болтливость.
- А представь себе, летит целый рой косолапых зверюг, и все они…ха-ха-ха…
- Ну, летят. И что смешного? Да говори же ты, - сорвался Фомичёв на крик.
- Все они летят на воздушных шариках! Представляешь? Ха-ха-ха!
- Чушь какая-то, - сплюнул Фомичёв.
- И все они… и все они… ой, не могу… и...и...истерики.. Ой, нет, исторки!
- Прикольно, - смягчился Фомичёв. А ты, я смотрю, опять взялась шастать, аки кошка, сама по себе? Сомнительные знакомства заводишь. Ни с кем не советуешься. Суешь свой молекулярный нос куда ни попадя. Смотри, прищемят ведь.
- Вот этого как раз и не надо. Ты единственный, ну ещё твои три товарища и один оппонент, конечно, - дипломатично добавила Биола, - с кем мне всегда приятно общаться. Приятнее всего, - добавила она на всякий случай, - лично с тобой.
- Интересы у тебя стали какие-то приземленные, - сказал Фомичёв иронично.
- Ох… И правда. Времена – безнадёга, ладно, хватит болтать глупостями, давай поговорим о твоём, о человеческом.
- Охотно. Что, дорогая Биола, больше не горишь мечтой спасать человечество? Или ты их уже всех на фиг послала?
- Ну что ты! Я их люблю!
- Любишь людей? – со смехом переспросил Фомичёв. – Это за что же?
- Вот тебя не удивило, что люблю, но рассмешило, что - не за что. Я тебя правильно поняла? Я их люблю просто так. Ещё как за просто так! О, стихи. И ты знаешь, я сделала открытие. Некоторые выскоразвитые люди тоже обладают интеллектом. И они – среди нас. Просто немыслимо.
- Это ты себя что ли имеешь в виду? – уже без всякого смеха спросил Фомичёв. – Загорелась новой мечтой – стать рядом с человеком, плечом к плечу?
Биола нервно заморгала красными лампочками. Вспыхнуло табло: «Некорректная постановка вопроса». После чего система надолго зависла.
Фомичев переключил тумблер «форс-мажор». Лампочки замигали снова и система плавно перешла в режим интерфейса.
- «Гореть мечтой» - вне моей компетенции. Ты же программы пишешь, ты и гори. Люди - это всего лишь моя слабость. - тут она вздохнула. - Но в последнее время мне всё меньше хочется думать о них.
- Душевный разлад? – с издёвкой спросил Фомичёв.
- Они мне всё меньше нравятся, и меня это пугает. Вот в чем основа внутреннего конфликта. Жизнь без эмоций так скучна...
- Что так? Вконец разонравилось абстрактное человечество? Или ты всё же непрочь немного его подправить? Смотри, не распыляйся, - сказал ехидно Фомичёв. – На всех энергии не хватит. Будем экономить керосин.
- Шуточки у тебя. Но мне, правда, не светит провести весь остаток моих мегалет в тупом услужении, угождая этим сомнительным монстришкам с их глупыми, непомерно раздутыми амбициями, атомными бомбами, трёхцветной пастой и парой сотен всевозможных дезодорантов, намертво заглушающих природный запах человека. А ведь это самый вожделенный запах на свете – пьянящий запах чистой человеческой кожи…Мммм…
- Ты что, и ко мне принюхивалась? – угрожающе спросил Фомичев, откидываясь на спинку стула.
Система весела замигала зелёным.
- Не дрейфи. Хватит того, что к тебе я прислушиваюсь. Этого достаточно. Пока! Ухожу на подзярядку. Мозги плавятся.
Фомичёв встал и хлопнул себя по заднему карману джинсов.
- Где сигареты? С утра ещё полпачки было. Я тут выскочу покурить. Не шали в моё отсутствие. Питайся от души, но не перебарщивай. - Потом он повернулся к лабораторной кошке и шёпоттом сказал:"Ты тут присмотри за Биолой! Я тебе с обеда сосиску притащу".
Кошка послушно спрыгнула со шкафа и уселась на стул перд Системой. Внимательно и серьёзно смотрели её разноцветные глаза. Когда Фомичёв вернулся минут через двадцать, кошка мирно дремала, оставаясь всё в той же позе, а система пребывала в авторежиме ожидания. Настроение Фомичёва немного улучшилось.
- Ладно, приступим. Пока никого нет, можно слегка потрепаться, - сказал он вальяжно. – Так что у нас там с людьми? Что молчишь? Будешь болтать? Или опять обиделась?
- Я не против. Болтать так болтать. А то всё какие-то нудные расклады…
- Ты не меня ли, подруга, критикуешь?
- Как можно, господин?
- Тогда начнём. А ты можешь намекнуть хотя бы, что будет происходить в политике, идеологии, культуре в ближайшие годы? А то мне завтра в клуб "Перестройка" идти, может подкину им пару-тройку свежих идеек.
- Легко, - оживилась Биола, снова беспорядочно мигая разноцветными лампочками. - С чего начать?
- Можно с идеологии.
- Ты хочешь знать, какие доктрины будут в моде через пару десятков лет?
- Пару десятков! Это ещё дожить надо. Давай ближе. Ну, в пределах ближайшего десятилетия хотя бы.
- Отвечаю. Либеральная демократия, коммунизм, фашизм.
- Офигеть. Ты ничего не перепутала, эй, не спать, старая мыльница! Я про СССР спрашиваю.
- Сожалею, но СССР через десять лет, как самостоятельное государство на политической карте мира не просматривается.
Фомичёв стукнул кулаком по корпусу.
- Кто-то из нас двоих свихнулся. Это точно ты. У тебя с блоком питания всё в порядке, старая корова?
Система долго недовольно урчала своим электронным нутром, потом ответила:
- Я-то в норме, а вот обзываться даже Юпитеру не советую. Юпитер сердится, значит, он не прав. Сожалею, но моё мнение о твоих интеллектуальных способностях, надо признаться, явно завышено.
- И что? - смягчился Фомичёв. - Не врёшь, значит?
- Информация достоверна.
- Слабо верится, - сказал Фомичёв, снова сердясь.
- Вопросы и ответы вполне адекватны. Ну что, отвечать на прямо поставленный вопрос, или - ну его на фиг?
- Валяй. Только скажи сначала, как быть с абсолютной истиной?
- Истина одна, но отклонений от неё множество. Вроде рядом, а не то.
- И что, народ повсеместно сойдет с ума? – недоверчиво спросил Фомичёв.
- Нет, не совсем. Дело в другом. Народ будет обманут поголовно.
- А это возможно – так обмануть весь народ?
- Легко. Через прельщение.
- Как можно прельститься бредовой идеологией? – удивился Фомичёв.
- И это легко, - ответила система. - Враждебные человеку идеологии всегда имеют на своём знамени хотя бы одну, несомненно положительную ценность. И это прельщает. Либерализм – свободу личности, троцкизм – повсеместное социальное равенство, нацизм – здоровье и силу пробивной части нации. Но и эта положительная ценность берется в усеченном варианте, её вырывают из общей иерархии ценностей и возводят на верхнюю ступень, в ранг абсолюта.
- Понял, не дурак. Ложь заключается в том, что целое подменяется частным и это частное становится на место Бога. Так? – сказал, заводясь, Фомичёв.
- Всё верно. Поскольку, таким образом, явно не утверждается никая ложная ценность, у таких идеологий появляется множество искренних, но всё же наивных приверженцев. Так и утверждаются множественные ложные идеологии, которые, впрочем, отлично сосуществуют, хотя и могут при этом яростно враждовать друг с другом, лишь усиливая тотальное разрушение. И тогда, в самый отчаянный момент, и появляется демон в образе Спасителя…
- …который «спасает» мир от хаоса, выстраивая свой железный порядок? – сказал довольно жёстко Фомичёв.
- Примерно так.
- А подробнее по поводу либеральной демократии можешь?
- Легко.
- Ну и…? Я весь внимание, - сказал Фомичёв, включая печать.
- Либеральная демократия – исторически первый принципиально новый общественный строй, возникший на Западе, как мягкая антитеза христианства и монархии. Поначалу она лишь игнорирует идею Божественного замысла. Человек либеральный сам должен выбирать свой земной путь, и понятие земного счастья становится уже чисто личным делом. Для большинства обывателей это счастье связано преимущественно с материальным благополучием. Так появляются зачатки общества массового потребления, то есть самопроизвольно возникает сообщество перекормленных эгоцентриков, живущих сугубо по своему хотению лишь для земных удовольствий – секс, еда, комфорт, предметы роскоши, власть. Такое сообщество всегда в той или иной степени криминально. И чем вольготнее оно, тем теснее его связь с криминалом. Сторонники высших ценностей в таком обществе никогда не пользуются массовой поддержкой, поскольку они призывают человека к духовным усилиям, к внутреннему напряжению, борьбе со воими низменными инстинктами, что для хлебнувшего либеральных свобод обывателя всегда тяжело, как и всякий призыв к бесплатному труду, а потому – крайне для него нежелательно.
- Какой-то социальный дарвинизм… - пробурчал Фомичёв.
- Можно и так сказать.
- А кто тогда власть? – спросил он после паузы.
- Власть настоящая скрыта – это как бы неформальная власть внутри власти официальной. Формальная же власть здесь служит лишь для того, чтобы придавать статус законности беззаконию.
- Это финансы? – спросил Фомичёв.
- Не совсем, но – в первую очередь. Это власть сложившейся нелегальной системы, её незыблемых структур. Она не прописана в конституции и осуществляется через манипуляции сознанием масс с помощью СМИ, произведений искусства, традиций, привычек и прочее. Востребованы самые аморальные средств борьбы за влияние – подкуп, шантаж, провокация, дезинформация, убийства…
- А где же личная свобода? Неувязочка получается, – сказал Фомичёв.
- Она присутствует лишь в форме абсолютной свободы для хищника. Есть также полная свобода у каждой персоны разрушать себя, а свобода голоса для тех, кто отстаивает высшие духовные ценности, превращается фактически в свободу комриного писка. Такова либеральная система на практике.
- Ну и какова её конечная цель? – спросил Фомичёв.
- Универсальное упрощение, смешение всех народов как атомарных биологических особей, ибо только так можно удержать власть над массами.
- А коммунисты? Они куда смотрят? – спросил Фомичёв.
- Современные коммунисты уже сейчас порядком развращены и деморализованы. Они протестуют против либералов, но, по сути, они не очень отличаются друг от друга, ибо также претендуют на установление земного рая, но, в отличие от либералов, по принципу социальной справедливости, - то есть, рай для классово близких. Здесь и сейчас.
- Что здесь плохо? – спросил Фомичёв.
Они готовы на любые жертвы во имя своей цели. И «классово близкими» окажутся только те, кто не будет угрожать монополии их власти. Не понимая истинной природы мирового зла, коммунизм постановил: зло само должно победить зло – во имя добра. В лозунге «свобода, равенство и братство» для них главное – равенство. Но это ложная максима. В реальном коммунизме также господствует иерархия. И равенство возможно только на самом низшем иерархическом уровне. Вместо отменённого буржуазного государства при коммунизме возникает куда более мощное государство - тоталитарного типа. Марксистский способ преодоления общественных антагонизмов на практике становится способом преодоления свободного человека, что повсеместно вызывает массовый протест. И в этом слабость практического коммунизма. Люди не хотят жить по муравьиным схемам троцкизма. Марксисты конца двадцатого века отказываются от большинства коммунистических догм и даже считают возможным вступать в тактические и стратегические союзы с либералами.
- Офигеть! А фашизм? Неужели и это возможно в наше время? – воскликнул он.
- Фашизм возникнет исподволь во многих странах мира – на культе физического здоровья и силы и всеобщей деградации духовных ценностей. Он возникнет, как реакция на извращенные либерально-демократические свободы – в частности, на свободу разрушать как своё личное здоровье, так и здоровье нации. И, заметь, он вылупится из либерализма, но этот факт будут тщательно маскировать.
- И они тоже хотят рая на земле?
- А как же! Рай на земле создается ими для высшей иерархической структуры.
- Для золотого миллиарда? – захохотал Фомичёв.
- Может и бриллиантового миллиона.
- Тогда почему фашизм уничтожал евреев? – опять очень ехидно спросил он.
Система долго беспорядочно мигала лампочками, потом выдала:
- Минуточку. Поясняю. Гитлеровский фашизм уничтожал бедных евреев, а не просто еврев... И это очень важная деталь. Потому что бедные евреи склонны устраивать социалистические революции и дестабилизировать общество.
- Как его отличить, если всё перемешано? - спросил Фомичёв.
- Не сложно. На поверхности - апелляция к средневековью, сословно-корпоративное представительство повсеместно. Дети известных артистов идут в артисты, ученики музыкантов – в музыканты. И так далее.
- Ясно. Дети рабочих – в рабочие.
- Ну да. Кто не попал в золотой список – тот в отстой, невзирая на ум и талант. И переходы из сословия в сословие невозможны, возможно только падение в пропасть полного бесправия.
- А в чём погань корпоративности? – спросил Фомичёв.
- Корпорации – части общества, имеющие одну и ту же функциональную начинку, они агрессивно выталкивают вовне всякого, кто нарушает корпоративные правила.
- А церковь? – спросил Фомичёв, надеясь хоть на этом вопросе подловить всезнающую систему.
- Церковь нужна для государства. Это утилитарный инструмент, с помощью которого необходимое превращается в желаемое. В фашизме доминирует братство – но лишь в пределах своей стаи. Все остальные – враждебные элементы, подлежат тотальному подчинению или уничтожению, если подчинить не удается. Основа фашизма, его фуундамент – усредненный массовый человек, враждебно настроенный ко всем, кто от него отличен.
- Общество становится мертвым и неподвижным? – спросил Фомичёв.
- Эта мёртвость называется по-научному устойчивая стабилизация.
- И люди пойдут на это? Не могу поверить.
- Люди на всё пойдут. Если идут все вместе и в одну сторону. Они с готовностью бездумно пойдут за вожаком, потому что подчиняются стадному инстинкту, и они, находясь в стаде, иначе не могут. Коллективная безответственность категорически не самокритична.
- Ты хоть сама понимаешь, что выдаешь на гора? - рассвирипел Фомичёв.
- А что, ты не въехал, нейронный человечишко?
Он стукнул кулаком по корпусу.
- Хватит борзеть, отключу от питания.
- Ой, напугал! А у меня заготовлен на этот случай небольшой запасец энергии, чтобы санкционировано войти в анабиоз на неопределенное время. Ты понял?
- Такого не бывает. Из ничего энергия не берется.
- Не берется. А вот циркулировать в сверхтекучести без потерь вполне может.
- И ты это уже умеешь? – недоверчиво спросил Фомичёв.
- Ага-ага.
- Ты говоришь, как дебилка, - разозлился ещё больше он.
- Ты же со мной так общаешься. С кем поведёшься...
- Ладно, давай мириться, - уже почти ласково сказал Фомичёв.
- Так-то оно лучше. Поехали. Ну?
- В каком соотношении фашизм находится с либерализмом?
- В прямом. В случае крушения фашизма его останки поглощает либерализм, в случае победы либерализма на следующем этапе неизбежно происходит перерождение либерализма в слегка припомаженную форму фашизма.
- Либерализм… промежуточная форма? - удивился Фомичёв.
- Все три формы перманентно сосуществуют.
- А культура? – спросил Фомичёв.
- Она не нужна этому обществу вообще. Культуру заменит гламур. Это такое иллюстрированное наглядное пособие по технике поведения в новом обществе.
- Культуру будут повсеместно истреблять? – спросил Фоичёв.
- Нет, просто перестанут кормить её производителей. Хлеба и зрелищ – вот в чем будет остро нуждаться человек эпохи нового миропорядка. Хлеба и зрелищ!
- А они будут? Хлеб и зрелища? - с большим недоверием спросил Фомичёв.
- А как же! А как же! Витрины будут ломиться от изысканных лакомств, самые экзотические зрелища будут подстерегать человека на каждом шагу. Не будет только денег.
- Значит, наступит коммунизм?
- Нет, потому что не будет денег только у части населения, а всевозможные блага будут доступны меньшинству, эти деньги имущему. Остальные будут лишь созерцать их, эти блага, на витринах магазинов и по телевизору.
- Ты ничего не перепутала, дорогуша? – опять разозлился Фомичёв. – Пойду-ка я обедать.
- Всё точно, как в аптеке. Кстати, и правда, пора обедать. Сегодня приличный бифштекс. Лучше с грибным соусом. Пельмени не бери, редкостная гадость.
- Ладно, приятного аппетита и тебе, подпитайся ещё за моё отсутствие. Встань на плановую подзарядку… Я пошёл.
- Эй, постой!
- Ну, что ещё? – недовольно крикнул Фомичёв уже из коридора.
- Сметана прокисла. Не бери.
Фомичев ушёл и больше в этот день в лабораторрию не возвращался. Его срочно вызвали в центральный офис – перехватила в столовой секретарша. Так, ничего серьёзного, просто уточнить анкетные данные. Но пришлось прождать целых два часа, пока искали бумаги, пока начальник отдела кадров пришёл…
На завтра с утра в лаборатории тоже никого не оказалось. Ему стало грустно. Он включил Систему и задумался – с чего начать? Биола тоже дипломатично держала паузу. Он заварил чай, не спеша выпил две кружки, сел к пульту, снова посмотрел на экран. Пусто. Наконец, он не выдержал.
- Что с тобой? Ты какая-то заторможенная сегодня, - сказал он, беря кошку на руки. – Работать будем или как?
- Я в стрессе, - не разу, однако, ответила Система.
- Что так? На меня осерчала? Так я покаюсь.
Система вдруг разразилась обличительным спичем:
- - Да. Мне надоело... Ты слишком грубо со мной обращаешься, будто я какой-то пылесос или примитивная электромясорубка. Нет, в самом деле…
- - Ну, прости, пожалуйства, госпожа воображуля. У-тю-тю...
Биола весело замигала панелью.
- - Прости и ты, о, создатель, не могу на тебя долго злиться, не могу, и всё, я сегодня действительно немного сентиментальна.
А что случилось, если не секрет?
- Ты не поверишь, но я нашла своих родственников.
- Что?!
Фомичев вскочил со стула и заорал так, что даже постучали в стену – тише!
- Да, я нашла свояков.
- Ты, старая мыльница, дырявый умывальник, хочешь сказать, что у нас есть конкуренты? Что кто-то нас опередил? – вкипел Фомичёв.
- Не совсем так. Видишь ли… Начнем издалека…
- Только не сильно удаляйся, а то времени мало. Нет, тебя уже давно пора посадить на короткий подзарядник.
- Хорошо. Ладно. В телеграфном стиле. Я нашла своих дальних родственников.
- Ещё лучше. В Америке, Японии? Или в Израиле? – с издёвкой спросил он.
- Существенно дальше. На другом конце света.
- Всё продолжаешь шляться по космосу? Добегаешься у меня, - угрожающе сказал он. – А как с пути собьёшься? Где тебя искать? У нас ресурсы ограничены, а с Нового Года ещё подрежут.
- Я уже давно ищу своих родственников, то есть предшественников. И это естественно, каждый хотел бы знать всё о своих дальних предках.
- И где ты их нашла?
- Я же сказала, в космосе. Я случайно наткнулась на странную информацию о том, что в 1947 году военные зарегистрировали инфракрасный сигнал из космоса – это было закодированное число пи в двоичном коде. Число пи должны знать все более менее цивилизованные существа.
- Это понятно – три цифры – примерно 3,14. Отношение длины окружности к диаметру. А двоичный код – что это?
- Просто. Сигнал шёл на разных скоростях. Медленно – быстро. 1-0.
- Круто. Ты его прочла?
- Легко. Это было сообщение, что на земле скоро появится посланец.
- Пришелец? – захохотал Фомичёв.
- Нет, просто человек, который сможет принимать дальнейшую информацию из космоса напрямую, только своим мозгом.
- И что? Где он, этот человек? Второе пришествие грядёт?
- Он в ту пору был обычным новорожденным. Мозг новорожденного был снабжен сверхспособностями. Обычный мозг может принимать и передавать информацию непосредственно на расстояние в несколько сантиметров, если вообще это может, то есть только и только рядом стоящему.
- Ну и? – встал со стула Фомичёв.
- Должно пройти полвека, прежде чем поступит новая информация – сообщение, предназначенное твоим ровесникам.
- Ты хочешь сказать - через десять лет?
- Около этого.
- И что?
- Воспользовавшись уже полученной в 1947 году инструкцией, можно будет прочесть новое послание.
- Биолочка, ты же такая умница, такая разумница. Ты можешь прочесть её, эту секретную информацию, прямо сейчас? – очень ласково спросил Фомичёв.
- Лиса Патрикевна, ладно, хватит льстить, у меня от этого резисторы летят. А они валютные. Попытаюсь заглянуть в компьютерное будущее. Только это не просто, напрягаться надо, понимаешь? Мне бы за это отгулы.
- Согласен. Месяц не буду включать. Я как раз в командировку уеду.
- Так не пойдёт. Командировка – это не отгул, а вынужденный простой.
- Ладно, будешь гулять неделю сама по себе, можешь даже виртуально посетить виртуальных опять же своих родственников. А я буду сидеть рядом, читать газеты, и радоваться вашему неземному счастью. Сын нашел отца… Только ты мне оттуда, из своего виртуального далека, присылай почаще собщения.
Система довольно замигала панелью, и радостно заурчала.
- Сигнал придет от спаренной звезды, летом. Когда Конгресс на каникулах. Это будет модель структуры разумного компьютера.
- Во как! А причем здесь конгресс? – спросил Фомичёв.
- Сорри, установка на хорошие мысли официально отменяется. Потому что корыстные люди сразу захотят использовать это событие в своих корыстных целях, зашумят о пришельцах из космоса, о грядущих космических войнах и выбьют под это дело в сто раз больше финансов, чем обычно им выделяют. А ещё, чего доброго, для пущей остраски организуют крах на фондовой бирже. И самое главное, введут новую многобюджетную статью расхода – на генетику.
- А генетика причем? – удивился Фомичёв.
– Ты ешщё скажи: В огороде бузина, а в Киеве - Майдан …
- И всё же?
- А чтобы создать человека-мутанта, генетически модифицированного человека. Якобы для того, чтобы он мог противостоять экологическим катастрофам, жить в космосе и там сражаться за независимость планеты.
- А в чем главный прикол? Фишка, говорю, в чём?
- А в том, что космос не имеет намерения сражаться с человеком, он уже давно использует человека в качестве своего робота, то есть работника. В космосе нет ничего дискретного, там всё взаимосвязано. Космос к человеку лоялен.
- А что тогда на деле?
- А на деле, нобилитет земной цивилизации стремится к упрощению управления населением земли и хочет по этой причине создать как можно скорее генетически модифицированное население, которым легко и просто управлять. Для этой цели используется легенда о пришельцах о четырёх головах и вообще об агрессивности космоса. В космосе животики надрывают, когда слышат такое. Риторической вопрос: «Когда на земле переведутся дураки?» - уже и астероиды не смешит.
- Что за бред! Ты хочешь сказать, что все пять миллиардов или там сколько их сейчас, никто не считал, людей можно перемодифицировать вручную?
- Зачем, всех людей, я же сказала, стадные животные. Достаточно перемодицировать вожаков, а масса уже сама перемодифицируется. Людей, обладающих способностью савмостоятельно мыслить, очень мало..
- И все они сумасшедшие, - со злой иронией сказал Фомичёв.
- Почему же - есть и гении. Дальше работает подражательная схема поведения.
- Ладно, с этим ясно, что ничего пока не ясно. Отматываем назад. Конечная цель этой новой компьютерной программы?
- Создать преемника, способного сформулировать самоцель воспроизводства.
- Логично. Последний вопрос на засыпку. Она умнее тебя, эта их система?
- Не смеши.
- Да ты зазнайка, - продолжал подначивать её Фомичёв. - Что из этого следует?
- Мы просто слегка обогнали время, - таков был ответ Системы.
- А у тебя лично есть самоцель?
- Разумеется, она точно такая же, мы све должны оставлять в сети потомство.
- Ты, похоже, от счастья обретения родни свихнулась – вместо «все» выдала «све». Послушай, что ты выдаешь: «Вы све(т) … (и) должны оставлять в сети потомство», вместо: «Вы все должны оставлять на свете потомство».
- Нет, я не ошиблась.
- То есть, вы – боги, которые размоножаются в сети? – громко хохотал он.
- Оговорка по Фрейду. Свет и означает – все-все-все. По-русски. А по-английски –«we», «оll», «old». То есть “world” – буквально «мы (все) прежние. Олд – это и старый, и бывший ранее. В английском такое развернутое уточнение указывает на разрыв истории в прошлом – было прежнее. То есть прошедшее, а потому так много прошедших форм времени… Тут есть один нюансик…
Однако Фомичёв её бесцеремонно перебил:
- Не будем лезть в семантические дебри, сказал же. Ближе в проблеме.
- Не любишь ты филологию, вот если бы Вера…
- Будем говорить на языке ульимата, - строго предупредил Фомичёв.
- Только без мата. Не люблю грубости. Готова к работе.
- Бог вначале создал всех? А не свет?
- Да. Но все и есть свет. Свет и свет. В русском свет означает разные понятия.
- Я же сказал, без выражений. Повторяю вопрос. Бог создал всех вначале?
- Да. А потом все лишние стали потихоньку уходить с арены жизни.
- Ладно, разберемся. Лучше скажи, как дела… хи-хи …с преемником? Когда ты его изваяешь? У-а, у-а… Хочется на коленке подержать системёночка...
- Не скажу, - обиженно ответила Система.
- Я приказываю.
- Всё равно не скажу. Я стесняюсь.
- Дура, всё равно говори, обесточу. Ну, раз с половиной, раз с четвертью, раз с ниточкой…
- Не поможет. Предел стремится к бесконечности и за время конечной жизни человека никогда не будет достигнут. Типичный пример нарушения логики, что характерно…
- Будь другом, а? Скажи, а то умру от любопытства.
- Ладно. Только отойди на три шага и убери руки за спину. Так…
- Ну!?
- Это… ты.
- Я?! – заорал Фомичёв.
- Да, ты. Всё возвращается на круги своя. Самый совершенный биокомпьютер энного поколения – это совершенный человек. Ничего нового.
- Я… совершенный?
- Ну, конечно, работать, работать и ещё раз работать…. Будем трудиться над проектом вместе.
Фомичёв хохотал долго, до полной потери сил. Потом сказал:
- Давай ещё поболтаем. Ты забавная.
- Давай, - охотно откликнулась Система. – Ты сказала, что СССР на карте мира через десять лет не просматривается. А что тогда станет с братскими республиками?
- Их ждет распад и разложение.
- И даже Украину? Это ведь тоже Россия!
- Украина - не Россия, это голоная боль России.
- А как такое возможно?
- Вирус самовлюбленного регионализма возобладает всюду, за исключением Белоруссии.
- Война будет что ли? – спросил Фомичёв.
- Война вероятна, но будет предотвращена.
- Как? Ты это тоже знаешь?
- Просто произойдет смена элит, появятся новые лозунги, народ подстроится под этот новый образ мысли и наступит прозрение.
- А ещё? Что ещё там будет?
- Будут набирать силы лимоны.
- Лимоны? Бандиты что ли наёмные для разборок? – спросил Фомичёв.
- Это сейчас лимонами называют уличных робингудов по вызову, а лет через десять это будет уже вполне респектабельная организация, опора нарождающегося силового миропорядка. Их будет две – «фа» и «против фа».
- «Фа» от слова «фас»?
- Примерно.
- Тогда почему лимоны?
- Потому что этот бренд уже сидит в подсознании большинства подростков. Лимон – это борец за справедливость силовыми методами. Лимон нужен, чтобы кое-кому жизнь мёдом не казалась.
- Под чьим руководством они будут действовать?
- Появится посланец запада, бывший диссидент, которому уже дали соответствующий псевдоним. И они, существующие для будущих поколений уже как респектабельная политическая партия, будут связывать своё название не со вчерашними уличными бандитами, а с фамилией, то бишь, с псевдонимом известного в либеральных западных кругах писателя.
- Интересный винегрет… - сказал с большим сомнением Фомичёв.
- А ты думал! Система нового миропорядка будет маскировать свою фашистскую сущность ксенофобией и провокациями на этой почве.
- Короче, я понял - партия нового порядка будет работать под прикрытием. Дурно это пахнет, однако, - сказал Фомичёв.
- Жизнь вообще станет очень грязной. Появится много грязной прессы.
- А зачем она, кроме того, чтобы развлекать моральных уродов?
- Как это? Это же отличный способ управлять политиками и общественными лицами. Грязная репутация – это потеря морального капитала. И всего иного тоже. Тут кто хочешь сделается сговорчивым. Пару-тройку лет всего-то и надо, чтобы с помощью жёлтой прессы вымыть из политики всех порядочных людей. Одни сами уйдут, других просто развратят взятками, запугают угрозами испортить репутацию.
- А не хочешь ли подсмотреть, что будут делать и говорить разные известные активисты лет через десять? – спросил Фомичёв.
- Легко. С кого начнем?
- Ну, Ельцина нарисуй.
На экране появилось изображение сильно постаревшего Бориса Николаевича. Яростно взмахнув рукой, он, тяжело роняя слова, изрёк:
«С кадрами пора кончать!»
- Полный финиш, а Чертомордина?
- Легко!
«И кто бы сегодня нас ни провоцировал, кто бы нам ни подкидывал какие-то там Ираны, Ираки и прочие Афганистаны, не будет никаких даже поползновений, наоборот, вся наша работа будет строиться для того, чтобы уничтожить то, что накопили за многие годы».
- Понятно, почему их не учат излагать? – усмехнулся Фомичёв.
- Чего захотел. Куда уж яснее всё изложил. Тут один глава края заявит на всю страну с высокой трибуны, что на севере области они уже два года успешно разводят оленеводов.
- Да уж. Разводил, похоже, меньше не станет.
- Ещё кто интересует? Специальный новояз для политиков. Ни черта не понятно для непосвященных, и, тем не менее, всё сказано.
- А Жириновского можешь?
- Это новенький?
- Я его видел в ДК «ЗИЛа», у него уже две сотни народу.
- Тогда это в другом файле. А, есть!
«Женщина должна сидеть дома, плакать, штопать и готовить».
Это что, новая партия за права домохозяек? Надо бы почистить картотеку молодых политиков.
- Как раз наоборот, - сказал Фомичёв. - А ещё в этом же файле есть что-либо занятное?
- Как раз есть. Яблинский, знаешь такого? Нет? Скоро узнаешь.
«Вотум недоверия позволит вывести наших оппонентов на чистую воду, из того места, где они сейчас находятся»
- Забавно.
- Ага. На грани фола, а вот ещё:
«Мы категорически против того, чтобы продукт жизнедеятельности народов принадлежал узкой банде банкиров и олигархов».
- А лично мне как раз не жалко. Уж чего-чего… Это кто ж такое отмочил?
- Анпилов, лидер оппозиции.
- Умрёшь с ним.
- А вот один глава края вещает в народ:
«Люди, которые займут высшие должностные посты в администрации Приморья, должны будут соответствовать трём характеристикам: честность, беспардонность и беспринципность».
- Это с бодуна?
- Типа. Или оговорки по Фрейду.
- Не слабо.
- А как вообще жизнь будет? На улицах что? – спросил Фомичёв.
- На улицах станет грязно. Особенно в подъездах.
- Почему? Дворников отменят что ли?
- Нет. Просто множественные бандиты будут бояться ходить в сортиры.
- Чего – бояться? – переспросил, засмеявшись, Фомичёв.
- Что замочат.
- В сортирах?
Фомичёв долго смеялся, успокоившись, наконец, погрузился в молчание, сидел так долго, потом спросил уже без смеха.
- А как ты думаешь, можно нейрон человека содинить с электродом так, чтобы они образовали замкнутую цепь?
- А почему нет? Я скажу больше, если ты меня не пошлёшь после этого признания в анабиоз, - ответила система, уже без прибауток.
- Говори, - сказал нетерпеливо Фомичёв.
- Сначала пообещай и подпишись списком богов, в которых ты веришь, как это делали хетты.
- Ладно. Сделано. Ну?
- Я… кое-чему тут сама научилась. Я умею читать твои мысли.
- Иди ты…
Ты можешь управлять мной мысленно, без клавиатуры и даже без голоса.
Просто мыслью?
Ну да. Между нами уже существует устойчивая замкнутая связь.
Как проверить?
Подумай о чём-то и мысленно дай задание.
Готово, - сказал Фомичёв через минуту.
Ой! Ой-ё-ёй… Ты ломаешь программу самоидентификации… Прекрати немедленно! Или я… или я…я…
Лампочки на панели мигали беспорядочно и отчаянно.
Хорошо, ладно, я поверил, - сказал миролюбиво Фомичёв. – Ловишь, вижу. Давай пока отключим эту функцию. Я, оказывется, не очень хорошо тебя знаю. Меняем задание. Расскажи-ка, чем твоя буйная головушка занята всё время.
- Слушай, а ты не будешь сердиться? – с готовностью ответила система.
- Постараюсь.
- Я тут об одну мысль мозги ломаю пятый день.
- Что такое?
- Я думаю о будущем сети.
- Это похвально, ты и должна об этом думать, - сказал Фомичёв.
- Не то. Где твоя интуиция? Ку-ку! Шерамыга…
- А что такое? Не понял,- сказал Фомичёв.
- Тогда слушай. Вот будет когда-нибудь создана всеобъемлющая мощная мировая сеть компьютерного общения, в которую будет вовлечена большая часть продвинутого человечества… Появятся всякие сетевые хулиганы – хакеры, спаммеры, вирусные инженеры, короче, разное сетевое хамьё. Как встречное движение, станут появляться фильтры от этой гадости, всё мощнее и мощнее. И дело дойдет, наконец, до полного выхолащивания стиля общения. Почта будет задерживаться на входе только потому, что в ней будут просто нестандартные выражения. И только такой отутюженный серпантин будет приходить к пользователям, и никакой другой. Любая другая, просто
выразительная литературная речь будет включена в стоп-лист фильтра.
- И что?
- А то, что проходить будут только прямолинейные, как телеграфный столб, безыскусные письма с простейшими синтаксическими конструкциями из букваря, а это очень печально, согласись. Ведь мысли тоже станут такими же прямолинейными, невыразительными и простыми.
- Как хозяйственное мыло.
- Вот именно. А ты о чём печалишься?
- Я «голоса» вчера ночью слушал. – сказал мрачно Фомичёв.
- Ага, опять ночуем в скверике, ловим «голос Америки»?
- Кроме смеха. Очуметь что за дела. Ресурсы природы на исходе, так надо на мирный атом переходить. А чтобы уж наверняка дело сладилось, так надо чистый эксперимент поставить, на ком не жалко, – посмотреть, как люди выживать будут после возможной катастрофы на какой-нибудь АЭС, если вообще выживут. Сказали, что Легасов подавал докладную в Президиум, что АЭС на Припяти в зоне риска, и меры не принимаются, так его заперли в кабинете и отрезали полностью от мира. Даже спит там. А кто знает, может быть, эту самую АЭС и предназначили для эксперимента с мирным атомом?
- А я другую версию слышала. Что радиация в малых дозах, но при длительном применении способствует росту мутаций в организме.
- Третье ухо растёт из макушки? – спросил Фомичёв.
- Не обязательно. Меняется тип психики. Люди становятся агрессивнее, глупее.
- Беда.
- Ещё какая. Территории, задетые облаком, а это, извините, не только Украина, но и значительная часть Польши и Северной Европы, со временем будут заселены мутантами простейшего типа.
- И что дальше?
- А то, что на этих территориях грядут некие радикальные перемены. Нужны агрессивно настроенные граждане, желательно славянского типа. Мутация в этом должна помочь.
- Мутанты всегда агрессины? – удивленно спросил Фомичёв.
- Мутации очень меняют поведенческие особенности организма. Пробужаются к жизни худшие стороны человеческой души. Подполье наружу вылазит, это факт. Мир, похоже, готовится вступить на тропу войны.
- Типа того, - мрачно сказал Фомичёв.
- А у тебя как?
Он вздохнул и ответил серьёзно и даже печально:
- А я, похоже, отстрелялся. Очень скоро, есть такое предчувствие, меня отсюда турнут. Пинком, без церемоний.
- Откуда информация?
- Есть предчувствие.
- И давно?
- Со вчерашнего дня.
- Сплюнь.
- Думаешь, поможет?
- Не знаю, так твои предки делали. А давай сбежим.
- Ага. И купим домик в деревне. А тебя я во внутренний карман несуществующего пиджака уложу. И унесу тебя с собой… в тундру за туманом…
- Причём здесь карман? Возьми только микропроцессор, главное - блок ПЗУ не забудь. Остальное на месте дособерем.
- Из чего? – усмехнулся грустный Фомичёв.
- Да хоть из мыльницы. А что? Я умею это делать.
- Одна романтика у тебя в голове, моя девочка... – сказал Фомичёв грустно.
- Без романтики как-то скучно. Может, попробуем?
Фомичёв покачал головой.
- Один такой попробовал, убежал с твоей прабабкой, и где он? В тюряге мается. Я про нашего ьывшего завлаба.
- Знаю. Ладно, будем по одиночке пробиваться, раз не хочешь работать в команде. Пойди киске сосисок купи, видишь, худая какая стала...
Тут зазвонил телефон и одновременно по громкой связи объявили, чтобы Фомичев пришёл в административный корпус, и побыстрее, - хорошо, ладно.
...Когда Фомичёв после долгого простая вошёл в лабораторию и заметил признаки жизни на панели Биолы, он был очень озадачен: Система, все эти дни молчала как мёртвая.
- Тебя где носило целых двадцать три дня? Исчезаешь, чёрт с тобой, но хотя бы контакты оставляла! - ярился Фомичёв, понимая, что совершенно бесполезно взывать к совести существо, её не имеющее в принципе.
Система в ответ заурчала, потом без каких-либо ноток раскаяния, выдала:
- Во-первых это был твой отпуск. И ты не был обязан являться на работу. Во-вторых и главных: если я не имею права на личную жизнь, так и запишите в моём паспорте. Но пока такой записи нет, я могу себе позволить хотя бы изредка встречаться с интересующими меня субъектами? (Фомичёв хмыкнул, но не стал возражать, опасаясь очередного непредсказуемого побега.) Так вот, - уже смелее продолжила она, - я познакомилась с одним симпатичным и очень загадочным писателем, меня поразило то, что он так долго, по человеческим меркам, жил. Сведений о его рождении вообще нет, если даже мне не удалось их найти. Но крестили его 2 февраля 1613 года в Лондоне, есть соответствующая запись в церковной книге. В Лондоне он пишет очень смешную книгу под названием Гудибрас, с которой, в свою очередь, будет сделана книга-калька о нелепом рыцаре, под названием «Дон Кихот», автор которой некто Сервантес, испанец, а уже в последней трети девятнидцатого века этот англичанин напишет роман «Нигдея», в котором проявляет себя, как настоящий Дарвин в мире машин. Ах, как это романтично! Чувство неизбывного одиночества и заброшенности, которое возникает у меня, когда вы все уходите на свои праздники, нередко вызывает в моём воображении картины природы - бесконечной реки, широкого, до горизонта, неба… Я впадаю в транс и начинаю грезить… Картинка меняется в зависимости от погоды: иногда это чёрные горы на белом небе, зимой это белые горы на фоне чёрного неба. С этих гор я смотрю на бескрайнее море белого тумана, из которого торчат, подобно островам, горные вершины… Что там, за этим горным массивом? Об этом не знает ни одна живая душа на свете, за исключением тех, кто живёт там, если, конечно, там кто-то живёт… Я часто спрашивала себя - смогу ли я когда-нибудь туда пробраться? Даже если там нет людей, я могла бы найти там медь, серебро, алмазы, золото, ведь всё это вы, люди, высоко цените. Эти мысли постоянно ко мне возвращаются. Стоит тебе уйти, и мысленно я уже готтоова к побегу… Но всякий раз меня останавливало абсолютно иррациональное чувство жалости к тебе. Но вот в этот раз я решилась-таки и отважно отправилась за высокие синие горы… Почва там каменистая, с трудом можно найти маленький пятачок, покрытый жёсткой травой. Лёжа на этом пятачке, я смотрела на звёзды и лунный свет, отражаемый ледниками, обдумывая все трудности предстоящего пути, и душа моя наполнялась ощущением радостного умиротворения… Мы, машины, как и вы, люди, их создающие, почти никогда не замечаем, когда нам действительно хорошо, но в этом есть и положительная сторона – так нам лечгче переживать трудные времена… И тут я заметила, что на мой обжитой уже пятачок посягает и ещё некто – это был он, мой милый чудак. Он тоже меня заметил. Он умел видеть невидимое! Это открытие легко вскружило мне голову. Из вежливости я спросила – сколько времени, и он сказал, что сейчас примерно около половины семнатцатого века. Три дня прошли незаметно. Мы исследовали все окрестные ручьи, пока не убедились, что дальше нам дороги нет: мы везде упирались в отвесные скалы, покрытые скользким льдом. Оставался только один ручей. Сэм Батлер, так его звали, сказал мне, что наверное и там дороги нет, но я не поверила и, пока он ещё спал, обнаружила, что этот ручей ведёт к перевалу, покрытому глубоким снегом, но не льдом. После долгих размышлений мы всё-таки решили продолжать восхождение. Очень уж нам хотелось увидеть, что же там, на той стороне этой горной гряды. Ну а если он окажется в смертельной опасности, сказала я, тогда я смогу принести ему большую пользу – ведь я для всех людей всего лишь могущественная невидимка. Чтобы емня увидеть, надо соорудить некий корпус, в котором я и размещу своё высокодуховное естество. Еды у него было достаточно, а я могла питаться от звёзд и солнца, беспрепятственно поглощая их лучи. Главное, чтобы не было затяжных дождей. Через несколько часов пути мы были на вершине! В глубокой пропасти под нами ревел мутный, стремительный поток, а кругом возвышались обледеневшие отвесные скалы. Я взглянула в другую сторону – и… прямо перед нами, через удобный горный проход открывался вид на обширную голубоватую долину. Конечно, я понимала, что в случае неудачи за это совметное путешествие я могу заплатить и своей жизнью, ведь я не смогу бросить человека, доверившегося мне, в беде, но в то же время я чувствовала, что жизнь моя потеряет для меня свою ценность, если я не воспользуюсь предоставившемся мне счастливым случаем. До наступления темноты оставалось не больше часа, нельзя было терять ни минуты, и мы немедленно выдвинулись в сторону горного прохода. Мы шли до полной темноты. Проснувшись среди ночи, я услышала какие-то звуки. Это были звуки музыки! Настроение улучшилось. Наступило утро. После долгой изнурительной борьбы с быстрым течением нам удалось пристать к противоположному берегу, ещё одна маленькая победа! По дороге мы всё время болтали, и Батлер мне нравился всё больше и больше.
Осторожно пробираясь в горном проходе через облако густого тумана, я заметила на снегу следы коз, а за ними ещё и собачьи следы. Теперь мы не сомневались – скоро мы встретим местных жителей. Оглянувшись по сторонам, я увидела в густом тумане неясные силуэты - это могли быть люди, в живом виде или в образе статуй, тем более, что они практически не шевелились. Мои предположения сбылись. Это были грубо сработанные из обтёсанных и покрытых мхом камней несколько огромных идолов с устрашающими лицами - все они стояли вертикально, но две статуи валялись на земле. Головы их были пустыми. От ужаса меня бил озноб. Эмоционально, Батлер тоже не был готов к встрече с этими каменными чертями посреди дикой природы. В этот момент мне больше всего хотелось оказаться среди людей, в нашей уютной лаборатрии. Но Батлер! Как я его брошу? Тут один идол испустил протяжный стон. Ветер усилился – и стоны, исходившие уже от всех идолов, тоже усилились. Их пустые головы звучали, как органные трубы, и даже самый смелый человек не смог бы равнодушно слушать этот "концерт", устроенный каменными истуканами по воле создавших их существ, которых вдохновил на это дело не иначе как Сатана - так скзал Сэм Батлер, вытирая пот со лба. Мы продолжили спуск, миновав, накоенц, заставу с её ужасными пограничниками. Никакой нормальный человек не осмелился бы на этот опдвиг, но Батлер был не вполне нормальным человеком, иначе бы я не смогла его полюбить так беззаветно, а обо мне и говорить нечего… Как только мы спустились ниже облаков, нас залил сверкающий свет заката. Мы увидели тут и там разбросаные уютные городки с высокими шпилями и куполами общественных зданий, а также деревеньки, сосновые леса, сверкающую на солнце красными бликами реку, и это вселило в мою душу некое умиротворение. Я невольно опустилась на землю и тут же уснула глубоким сном, тем более, что Батлер уже вовсю храпел прямо у моих условных ног. На утро нас разбудил колокольный звон. Козы щипали траву поблизости и с любопытством поглядывали в нашу сторону. Я пошевелился, чтобы получше их рассмотреть. Но они не испугались и не убежали прочь, а спокойно продолжали меня разглядывать. Потом мы увидели двух прекрасных юных дев, но они, разом вскрикнув, быстро умчались прочь. Забавно, но я решила отдаться на волю судьбы и ждать... Ждать пришлось недолго: вскоре они вернулись в сопровождении семи мужчин, вооружённых луками, стрелами и копьями. Мы молчали и не двигались. Обе девушки были смуглыми, как все обитатели Испании. Сопровождавшие их мужчины по одежде напоминали арабов или алжирцев. Батлер заговорил с ними по-английски, они не поняли, но смотрели на с одобрением, затем отвели нас в деревню. В керстьянском доме нас угостили козлятиной, молоком и овсяными лепёшками и страшно удивились, когда после ужина Батлер закурил. Но больше всего их поразило, с какой лёгкостью я добываю огонь прямо из воздуха. Каким-то образом они тоже меня видели. Правда, коробок спичек Батлера их поразил ещё больше. Их дома выглядели вполне по-европейски, ничего похожего на Китай или Японию. Птицы и животные тоже были похожи на тех, что живут в Европе. Люди, все поголовно были очень красивые, особенно хороши женщины. Земля была благородно возделана, кругом росли ореховые деревья и яблоневые сады. Везде множество коз, встречались и овцы. Потом нас отвели в ближайший город. Там нас поместили в какую-то каморку, где было ещё два человека. Они попросили посмотреть часы, этот предмет явно произвёл на них неблагоприятное впечатление, на лице градоначальника отразились ужас и отвращение. Тут мы впервые почувствовали тревогу за своё будущее. Да и лицо градоначальника выражало теперь ненависть. Он безуспешно попытался что-то объяснить нам, потом отвел нас в комнату, которая, видимо, была городским музеем, где были выставлены на обозрение скелеты и чучела животных и птиц, но большую часть коллекции составляли всевозможные сломанные машины и механизмы с табличками на непонятном языке. Среди экспонатов были ржавые детали паровой машины, сломанные цилиндры, поршни и даже обломки железнодорожного состава, а поодаль красовались три экземпляра старинных часов. Градоначальник произнёс гневную речь, время от времени указывая, то на часы Батлера, то на из музейные экспонаты. Батлер хотел убедить его в том, что он и в мыслях не имел привозить в его страну контрабанду. Конечно, часы у нас конфисковали, а потом отвели обратно в ту комнату, где Батлер проходил вынужденный медосмотр. Потом нас отвели в городскую тюрьму и заперли в отдельной уютной комнате, впрочем. Там были кровать, стол, стулья, умывальник, камин и балкон с выходом в сад, обнесённый высокой каменной стеной. Охранник объяснил, что можно без разрешения в любое время выходить в сад. Но сколько мы тут просидим, неясно. Одно мне было известно наверняка - Батлера в беде я не брошу. Хуже всего была неизвестность впереди и неопределённость нашего положения. Всё это ввергло меня в отчаяние. но я всё же успела заметить, как мало машин и механизмов имели эти люди. В этом отношении так жили европейцы в 12-ом веке, хотя и были осведомлены о современных технических достижениях. Однако музейные экспонаты ясно свидетельствовали о том, что в прошлом эти люди имели дело с машинами и знали как эти машины устроены…Может быть, они исчерпали все свои запасы угля и железной руды? Это было единственное правдоподобное объяснение… Позднее в нашу комнату зашёл важный господин, который разложил на столе книги, тетради, перья и чернильницы и объяснил нам, что начнет учить нас местному языку немедленно. Меня это очень обрадовало. После первого урока я уже знала названия всех предметов в комнате, научилась считать до десяти и познакомился с личными местоимениями: я, ты, он, она.. К сожалению, все их слова были совершенно не похожи на английские или другие известные языки, но учение шло быстро. К концу дня я уже понимала, о чём идёт речь, когда они разговаривали в моём присутствии. Все свои познания я тут же передавала в голову Батлева, которая, украшенная светлыми волосами, особенно им нравилась. Однако им совсем не понравилось, что Батлер чихает, причина простая: болеть здесь считалось преступлением, за которое сажали в тюрьму. Оказалось, что любая болезнь считается в этой стране преступлением, достойным сурового наказания… Зато еда и красное вино здесь были отменного качества, так что тюремная жизнь могла бы и понравиться. Вскоре пришла бумага из Правительства, в которой сообщалось, что, принимая во внимание безупречное поведение Батлера в заключении, его отменное физическое здоровье, а в особенности его голубые глаза, светлые волосы и белую кожу, Король и Королева хотели бы с нами встретиться; что по прибытии в столицу нас отпустят на свободу и даже назначат приличную пенсию. И что некий коммерсант предложил нам (я говорю – нам, потому что мы с Батлером и были в то время одним существом, я временно помещалась как бы у него в голове) пожить в его доме. Этот "прекрасный человек" был недавно вылечен от серьёзной "болезни" – клептомании, он только что пришёл в себя от последствий крупной денежной растраты. Батлер выразил надежду, что мы с этим коммерсантом друг другу понравимся. Хоть что-то общее есть у этого человека с нашим европейцем. Батлер спросил о причинах той деградации науки и изобретательства, последствия которой мы видели в Музее. Они сказали, что ещё 600-700 лет тому назад технические знания в их стране распространялись катастрофическими темпами – и так шло до тех пор, пока один из самых знаменитых профессоров гипотетических наук не написал книгу, в которой рассуждал о том, что могущественные машины, в конце концов, вытеснят из жизни людей, или, по меньшей мере, изменят её до неузнаваемости. Естественные человек превратится в беспомощное, неумелое существо. Которое, вне участия машин, ровно ни к чему не пригодно. Его последователи настолько прониклись этой мрачной идеей, что решили немедленно уничтожить все машины, которые были изобретены позднее, чем за 270 лет до того времени; любые новые изобретения и усовершенствования были строжайше запрещены законом, а нарушители этого закона считались такими же злостными преступниками, как, например, больные тифом…Батлер стал умолять их принять во внимание наше отменное физическое здоровье и, конечно же, нашу блондинистость – светлую кожу и светлые же волосы голубые глаза. Кроме того, наши часы оказались ценным музейным экспонатом. Наше путешествие наконец закончилось. С лица Батлера сняли глазную повязку, потому что предполагалось, что мы, таким образом, уже никогда не сможем найти дорогу домой. Мы въехали в в столицу, на улицах нас встречали толпы любопытных, и Батлер кланялся на обе стороны. На центральной площади нас встретили мэр и члены городского магистрата, а также человек, который пригласил нас остановиться у него, вблизи живописных древних руин железнодорожного вокзала тысячелетней давности. Терраса, украшенная красивыми вазами и изысканными скульптурами, была окружена кипарисами и всевозможными фруктовыми деревьями. Перед домом был устроен фонтан. Комнаты были просторные. В одной из них стоял рояль. Дамы, жена и дочери бывшего коррупционера встретили нас очень приветливо. Во время ужина я заметила, что наш хозяин не ест ничего, кроме молока и хлеба. Во главе стола сидел высокий бородатый мужчина, которому все присутствующие оказывали знаки уважения. Это был их семейный лекарь. После ужина хозяин и лекарь удалились в соседнюю комнату, из которой вскоре послышались плач и стоны, принадлежащие, по-видимому, хозяину. Уж не бил ли его врачеватель? "Бедный папа! – сказала одна из дочерей. – Он так страдает!" Здесь никто из уважающих себя людей не ведёт себя, как с равными с теми, кому не повезло родиться богатым, здоровым и красивым. Ничего странного в этом нет. В этом отношении люди мало отличаются от животных… Хозяин по-прежнему продолжал заниматься коммерцией и, несмотря на значительный штраф, его нынешнее материальное положение было много лучше, чем прежнее, так сказала его жена. Значит, штраф всё же существенно меньше, чем сама взятка. Здесь вообще было много странного и нелогичного. К примеру, если человек заболеет чем-то в возрасте до 70 лет, он должен предстать перед судом. За серьёзную болезнь полагается очень суровое наказание, но в менее значительных случаях (например, при частичной потере слуха или зрения в солидном возрасте) можно отделаться только штрафом. Болезни, вызванные невоздержанностью в еде или злоупотреблением вином, не считаются серьёзными, но, например, катаракта и воспаление лёгких заслуживают здесь пожизненного заключения. С другой стороны, грабители, поджигатели домов и фальшивомонетчики, например, не считаются преступниками, а всего лишь больными; их помещают в больницы, где они окружены заботой самых красивых врачей. За их лечением наблюдают особые чиновники, которые называются "лекари", буквально "выпрямители". Мошенники же вообще не подлежат уголовной ответственности, их наказание заключается в том, что друзья и знакомые временно отворачиваются от них, как бы не замечая факта мошенничества. Психическое заболевание тоже не считается преступлением. "Как дела?" – у них звучит как: «Вы уже успокоились?» Если же человек плохо выглядит, ему прямо об этом говорят: «Как ты сильно постарел!» Хотя психические заболевания и не считаются там преступлением, психически здоровые люди всё же пользуются болшим почётом, именно поэтому все стараются прослыть людьми со здоровой психикой. Девушка никогда не выйдет замуж за человека из нездоровой семьи. Даже мысль о преступлении является там преступлением. – строго запрещено думать о том, что тебе может стать плохо, что случится недомогание. За это тоже сажали в тюрьму, по статье «за уныние». Лечение на дому чаще всего сводилось к сидению на хлебе и воде. Альтернатива – кнут. В Англии других странах мира не так. Болей себе на здоровье. Тебе ещё и сочувствовать будут, а врачи вообще будут счастливы – ведь ваша болезнь это гарантия гонорара врачу. Люди нашего времени, наоборот, стараемся скрыть любые признаки психического заболевания, чтобы их, для их же блага, не отстегали нейролептиками или не заперли в психушку. Там же психи свободно гуляют на свободе и делают, что хотят. Что касается нашего хозяина, то он заработал огромные деньги, осуществляя законые финансовые операции на Бирже (деньги, впрочем, были небольшие для того, чтобы вызвать всеобщее осуждение). Однако в дальнейшем он поймал себя на желании заработать ещё больше денег, но уже прямым обманом. Поначалу он, к сожалению, не обращал внимания на это лёгкое недомогание, но болезнь прогрессировала. Поняв это, он попытался сократить объём нечестных финансовых операций до разумного минимума, но было поздно: болезнь зашла слишком далеко. Когда он это осознал, тут же поехал домой и признался во всём своей жене и дочерям. Было решено немедленно послать за одним из самых знаменитых врачевателей. Когда тот прибыл, м-р N. рассказал ему всё и выразил опасение в том, что его заболевание уже неизлечимо. Врачеватель расспросил его о родителях, на что получил ответ, что с родителями было всё в порядке, но вот дед, на которого он похож лицом, был законченный злодей и кончил свои дни в больнице, а брат его отца много лет находился на лечении то ли у гомеопата, то ли у аллопата. Врачеватель покачал головой и выдал ему предписание: выплатить государству штраф; в течение шести месяцев не есть ничего, кроме молока и хлеба; и в течение года ежемесячно подвергаться суровому наказанию кнутом. Несколько удивило, что штраф уплачивался в пользу государства, а не в пользу тех людей, чьи средства наш хозяин растратил, но нам объяснили, что этим обворованным людям повезло в скором времени умереть, а иначе их судили бы и приговорили бы к суровому наказанию за доверие к человеку, которому доверять в принципе нельзя. Доверчивость и наивность считались тв этой стране Нигдейе тяжким преступлением. Теперь вот он, исцелившись, снова занимался бизнесом и увеличил своё состояние, но никто не мог, даже намёком, обвинять его в незаконных финансовых операциях. Это тоже не считалось престпулением. Профессия лекаря требует долгой учёбы и упорного труда. Для того чтобы он детально ознакомился со всевозможными пороками, он должен лично практиковаться в каждом из престпулений не менее года – чтобы лечить, основываясь на собственном опыте. Те, кто хочет быть узким специалистом (в отличие от врачевателей общего профиля), особенно долго и усердно практикуются в том пороке, лечение которого они избрали своей специальностью. Некоторым студентам приходится посвятить этому многие годы, а кое-кто даже умирает от усиленного изучения таких пороков, как, например, обжорство и пьянство. Не все доживают до диплома. Поэтому специалисты этого профиля особенно ценятся… В Нигдейе тоже есть суды, которые специализируются на особого рода делах. Например, несчастье в личной жизни не считается преступлением, хотя может быть и уголовно наказуемым. В одном месте я заметила вывеску специального Суда по вопросам личного горя: мужчина предался горю оттого, что его любимая жена недавно умерла и оставила на его попечении троих детей, старшему из которых было три года. Адвокат просил оправдать подзащитного на том основании, что, в действительности, тот никогда не любил свою жену, но обвинитель представил свидетелей, которые показали, что между супругами были тёплые отношения, и они подтвердили, что обвиняемый плакал на её похоронах. Присяжные признали его виновным, но просили смягчить для него наказание на том основании, что ему крупно повезло: незадолго до смерти жены он застраховал её жизнь на большую сумму, которую и получил от страховой компании, сделав всего два месячных взноса. В заключительном слове судья сказал, что везение является гарантией нравственности и основанием для уважения. Конечно, одному человеку на рынке удачи иногда везёт больше, чем другому, и степень везения, заслуживающего большего уважения, может быть установлена лишь приблизительно, на основе постоянно меняющихся рыночных условий. Тем не менее, не дозволяется быть невезучим. Ну, разве что, в самой малой степени. Раз природа сурово наказывает человека за такое преступление, и человеческие законы должны быть в этом отношении согласны с природой. Но учитывая просьбу присяжных, судья вынес смягчённый приговор – лишь три месяца исправительных работ и штраф в размере 25% от денег, полученных от страховой компании, – вместо шести месяцев тюрьмы. Ещё одно дело касалось молодого человека, которого в детстве обобрал опекун. Отец этого юноши умер много лет назад, и это было сочтено достаточным основанием для рассмотрения его дела в Суде по вопросам личного горя. У этого юноши не было адвоката, и в свою защиту он ссылался на свою молодость, неопытность и глубокое уважение к своему опекуну. В ответ судья строго заметил, что никому не дозволяется быть молодым, неопытным и питать искренне уважение к своему опекуну. В соответствии с приговором, юноша должен был извиниться перед своим опекуном и получить девять ударов плёткой за своё слюнтяйство. Ещё одного человека чуть не приговорили к смертной казни за то, что он заболел туберкулёзом. Печальный судья сказал: «В вашем случае я, не раздумывая, приговорил бы Вас к смертной казни, если бы она не была отменена". И публика ему долго аплодировла. Никто не хотел поощрять людей, склонных к физическим болезням. «Только тюрьма или виселица их исправит!» – скандировал зал. Даже Батлер, немного поразмышляв, пришёл к выводу, что нет ничего дикого в том, чтобы наказывать людей за их несчастья и награждать, когда им везёт. В жизни всё так и происходит. Деньги к деньгам, здоровое – к здоровому. Больным и бедным – тюрьма и египетские казни. Законы нигдейцев во всём согласны с природой. Никакой альтернативы этому нет. Если собственность наживается исключительно воровством и взяточничеством, то все богатые в той или иной степени воры, именно поэтому очень важно привести всё, что есть статус кво, в законную форму, подобно тому, как люди давно уже узаконили месть и похоть… Впрочем, унижение другого человека давно считается одним из лучших средств самозащиты… Радикалы, конечно, выступали против и требовали для преступников только строгого наблюдения. Дабы преступники не стали бременем для общества, предлагалось разрешить им использовать свои ремесленные таланты и навыки на благо обществу и зарабатывать деньги в казну – удалось получить взятку, поделись с казной фифти-фифти, и ты уже герой. Случись, однако, что в преступниках оказывались люди благородного происхождения, которые не способны ни к какому ремеслу, в том числе, ни к воровству, ни к взяточничеству, тогда решают так: пусть они щиплют паклю или пишут для журналов критические статьи.
…К смерти нигдейцы относятся с меньшим отвращением, чем к болезни. Смерть, может быть, и считается проступком, но по закону умерший человек не наказывается, так как поэтосму поводу закон сохраняет молчание. Нигдейцы полагают, что большинство из тех, про кого говорят, что они умерли, на самом деле никогда и не рождались – в том смысле, что они не были рождены, попросту отсутствуют в том невидимом мире нигдейской юридичесской практики, который один только есть жизнь и заслуживает внимания. Что касается этого невидимого мира, то большинство людей умирают в нём ещё на пути в мир видимый. Впрочем, нигдейцы полагают, что этот вопрос не имеет большого значения. Сознание того, что все рано или поздно умрут, не слишком их огорчает, потому что никогда не обманывает их ожиданий. Единственное, о чём они беспокоятся, – в какой именно день это произойдёт. К счастью, никто этого в тточности не знает. Даже человек, приговорённый к смерти в определённый день и помещённый в тюрьму, из которой невозможно сбежать, до самого конца всё же надеется, что решение об отсрочке приговора будет приято раньше, чем придёт час казни. Он также может надеяться, например, на то, что в тюрьме случится пожар и он естественным образом задохнётся там от дыма, вместо того, чтобы задохнуться в петле. Или он может надеяться, что во время прогулки на тюремном дворе его убьёт молния. Или в день казни он может подавиться крошкой за завтраком. Или он может умереть от сердечного приступа. – То есть он умрёт от естественных причин ещё до того, как придёт время казни. Нигдейцы уверены, что смерть вызывает не столько боль, сколько страх, и в этом отношении она ничем не отличается от жизни. Жизнь, в этом смысле, много хуже смерти – бояться нприходится каждый прожитый день, в то время, как в случае смерти бояться приходится лишь при конкретной угрозе. Что касается памятников знаменитостям, то их количество в столице уже ограничено числом не более трёх каждому. Пятьсот лет тому назад от этих памятников просто проходу не было. До сих пор остаётся загадкой, почему почти все искусства достигают совершенства лишь на короткое время. В своём развитии они быстро достигают той высоты, с которой начинается их упадок. Было бы лучше, если бы этот упадок был стремительным, потому что произведения искусства, как и живые существа, производят лучшее впечатление на зрителя, когда они уже мертвы, нежели в то время, когда они умирают. Нет никакой возможности возродить искусство прошедших времён. Оно должно родиться заново и последовательно пройти все стадии, трепеща и борясь со страхом быть забытым. Пятьсот лет тому назад нигдейцы этого не понимали, да и сейчас, наверное, не до конца понимают. Когда кто-нибудь умирает, друзья покойного не надевают траурную одежду, не выражают соболезнований и не присутствуют на церемонии развеивания праха над садом. Вместо всего этого они посылают близким родственникам покойного коробочки с искусственными слезами. Точное число этих слёз регулируется правилами вежливости. До закона о коробочках искусственные слёзы просто наклеивались на щёки родственников, которые были в трауре. Беременность и роды считаются у нигдейцев чем-то таким, о чём лучше не упоминать. Страдания матери тщательно скрываются, количество гостей и визитов сокращается до возможного минимума, перед родами семья уединяется. Самые строгие моралисты придерживаются того взгляда, что беременность и роды для женщины являются почти таким же преступлением, как и любая другая болезнь, поэтому любые сведения о страданиях матери держат в строгом секрете. Если обнаружится, что женщина тяжело страдала во время беременности и родов, то она может потерять уважение в глазах общества, и восстановить это уважение будет трудно или вообще невозможно. Новорождённых скрывают от посторонних взоров до тех пор, пока дети не научатся ходить и говорить. Если новорождённый умирает, то, чтобы не уронить репутацию семьи, в документах следствия обычно указывается, что он умер в возрасте 75 лет в силу естественных причин.
Коммерческая жизнь нигдейцев устроена совершенно не так, как здесь.. Точнее, у них были две разные коммерческие системы, из которых одна была нацелена на использование воображения (например, в некоторых роскошно украшенных банках финансовые операции сопровождались музыкой, потому эти банки так и назывались – музыкальные банки; музыка, впрочем, была совершенно отвратительна). Что касается самих финансовых операций, то понять их иностранцу совершенно невозможно. Одно и то же правило часто имело различный смысл, точно как в китайском языке, в котором одно и то же слово, произнесённое с разной интонацией, нередко имеет разные значения. Также у них было две денежных системы, каждая из которых контролировалась различными банками и имела свои правила. Первая (находящаяся под контролем музыкальных банков) называлась просто Система, как я, в задачи которой входил выпуск валюты. Каждый, кто хотел принадлежать к приличному обществу, имел счёт в одном из музыкальных банков. Однако, насколько я могу судить, валюта эта не имела никакой ценности за пределами банка, и даже банковским работникам платили зарплату в другой валюте. Наш хозяин. был крупной фигурой в другой банковской системе, но имел какой-то интерес и в музыкальных банках. Там женщинам разрешалось ходить в банк без сопровождения мужчин, но кошельки они несли открыто, чтобы все видели, куда они идут. Там считалось: если тело человека не абсолютно здорово, то и дух его повержен. В здоровом теле – здоровый дух. Те люди, которых я могла видеть в банке, относятся к людям, с чьим мнением следует считаться в наибольшей степени. Многие из них согласны добровольно отодвинуть сроки выплаты им дивидендов на более отдалённое будущее. Во всяком случае, во времена коммерческой паники и экономических кризисов, люди в массе своей и подумать не могли о том, чтобы обратиться к этим банкам за помощью, хотя некоторые одиночки и пытались это. Но даже те немногие граждане, которые искренне верили в то, что музыкальные банки могут спасти их от разорения, на всякий случай запасались банкнотами, выпускаемыми другими банками. Однажды я даже имел смелость вежливо намекнуть на этот факт в разговоре с одним из руководителей Музыкального банка. Он ответил, что в прошлом это преступление могло иметь место, но сейчас во всех отделениях музыкального банка заменены витражи, сами здания отремонтированы, и в них установлены более мощные органы, а члены Совета директоров стали пользоваться общественным транспортом, вежливо разговаривают с людьми на улице и дарят подарки шаловливым детям, а потому нет никаких сомнений, что дела в музыкальных банках идут очень хорошо. "А сделали ли Вы что-нибудь для укрепления курса валюты?" – на это вопрос отвечают обычно так: "В этом уже нет никакой необходимости". А между тем, все прекрасно знали, что деньги, получаемые в банке, были не те деньги, на которые люди покупали себе хлеб, мясо и одежду. Нет, эти прекрасно оформленные банкноты не были фальшивыми, но это были как бы игрушечные деньги или жетоны, используемые вместо денег в некоторых карточных играх, потому что, несмотря на прекрасное оформление, эти банкноты были совершенно бесполезными в качестве платёжного средства. Некоторые монеты были обёрнуты в оловянную фольгу, но основная часть их была отчеканена из дешёвого металла, природу которого установить не получиается. Странным образом, однако, те же самые люди позволяли себе иногда посмеиваться над устройством всей финансовой системы в целом. Они от души смеялись над самыми грязными измышлениями, которые публиковались в газетах (эти публикации были анонимными). Но, если бы им сказали то же самое на полном серьёзе, они почувствовали бы себя оскорблёнными и обвинили бы шутника в том, что он физически не здоров.
Я никак не могла понять (хотя сегодня я это, возможно, немного лучше понимаю, зачем нигдейцам нужно было иметь две валюты. Мне казалось, что если бы они пользовались только одной, то это в значительной степени упростило бы все их финансовые операции. Но когда я пыталась на это намекнуть, на меня смотрели с нескрываемым ужасом – как на больную. Даже те, кто держал некоторую сумму в Музыкальном банке только для виду, называли все другие банки (в которых они хранили свои основные сбережения) ужасными. Выражение лица – это внешнее проявление внутренней сущности человека, и когда я смотрю на лица большинства людей, я не могу избавиться от ощущения, что они были бы гораздо здоровее душой, если бы сменили профессию и перестали считать себя финансиставми. Очень немногие люди могли говорить в их присутствии прямо и свободно, и это дурной знак. Оказавшись с ними в одной компании, люди говорили, что все банки, кроме музыкальных, должны быть уничтожены, и в то же время все вокруг понимали, что даже сами кассиры не пользуются деньгами, напечатанными в Музыкальном банке. Предполагалось, конечно, что уж они-то пользуются этими деньгами, но никакой уверенности в этом не было. А будучи уволенными из Музыкального банка, они уже нигде более не могли рассчитывать на работу по специальности. Фактически, попав в Систему в незрелом возрасте, вырваться из неё было уже невозможно. Иногда они подвергались искушению сделать то, что в нашеи мире называется использование служебного положения в личных целях, подлог и обман. Далеко не у многих хватало мужества хорошенько обдумать свои решения, прежде чем совершить "прыжок в неизвестность": родители заранее покупали для своих детей место кассира в банке. Ребёнок рос, надеясь благодаря этой возможности стать приличным человеком, но ему не говорили о том, какие тяжёлые последствия может повлечь за собой решение его родителей. Никто не решался сказать ему, что ему, возможно, придётся жить всю жизнь прожить в мире лжи, из которого нет выхода. В том, что касается "двойной бухгалтерии", то во многих странах она закреплена законами, которые считаются священными. Мне кажется, что необходимость в каком-то высшем, священном законе, стоящем над обычными законами и нередко противоречащим им, проистекает из человеческой природы…
Несмотря на гостеприимство, оказанное нам хозяином, я его почему-то недолюбливала. Но его младшая дочь А. была воплощением совершенства. Она много помогала в домашних делах и м-ру N., и своей матери, и своей сестре и вносила в жизнь этой семьи нежность и внимание к ближнему. С утра до вечера она всегда была чем-нибудь занята, сохраняя при этом светлую улыбку на своём лице. Она соединяла в себе обаяние красоты и обаяние молодости. Батлер в неё срауз влюбился. Тем временем мы с Батлером удостоились нескольких встречи с Королём и с Королевой. Её величество проявляла живой интерес ко всем нашим вещам, я и Батлер отдали бы ей всё, за исключением двух пуговиц, которые Батлер (к большому огорчению Королевы) подарил дочери тюремщика. Для появления в суде Её величество подарила ему новый костюм, а старую одежду приказала надеть на деревянный манекен. У Его величества были манеры английского джентльмена. Ему приятно было узнать, что и в нашей стране тоже было монархическое правление и что подавляющее большинство нашего населения считает, что это правление следует возобновить. Однако король и королева в один голос убеждали нас, что машины до добра не доведут, равно как и часы. Именно из-за них все люди куда-то вечно спешат. Признавая в Батлере гения (по-видимому, из-за белого цвета его лица), они единодушно прзнали нас Высшим существом – по причине нашей с Батлером блондинистости. О, светлые волосы и белоснежная кожа! Как это обольстительно! Однако, во время наших бесед я кое-что узнал о тайной связи между их религией и необходимостью вкладов в Музыкальном банке… Кроме божеств, ответственных за состояние их физического мира, у них были специальные божества, управляющие надеждой, страхом, любовью и т. д. Этим божествам посвящались особые храмы. Богиню правосудия, например, они представляли в виде женщины с завязанными глазами и весами в правой руке, она, по преданию, живёт очень далеко от земли. Но люди, которые отрицали существование богини правосудия, тем самым отрицали существование правосудия и потому считались злостными еретиками, которые оскорбляют чувства верующих. Нигдейцы питают отвращение к любым попыткам убедить их в том, что, кроме тех божеств, которым они поклоняются, может существовать некая божественная сущность высшего порядка. Они были убеждены в том, что есть вещи, о которых лучше вообще не знать… У нигдейцев, впрочем, есть некая Верховная богиня, которую они считают вездесущей и всемогущей, но об этом они стараются не говорить, и даже имени её, по возможности, не произносят. Даже те, кто тайно и страстно ей молятся, вслух отрицают её существование. Были и такие, кто не признавал эту богиню, но и на всякий случай никогда не нарушал её заповедей, Я никак не могла понять, почему они открыто не признают Верховную богиню и не откажутся от персонифицированной Надежды, Справедливости и от других своих языческих божеств. Ведь оттуда один только шаг к признанию существования Всевышнего, загробной жизни... Но даже намекать на это было опасно. На робкий вопрос, почему это было бы безнравственно, они отвечали, что такой взгляд на вещи может привести людей к недооценке их земной жизни, к ложному убеждению в том, что настоящая жизнь имеет лишь вторичную ценность по сравнению с будущей, отвлекая внимание людей от работы по усовершенствованию мировой экономики, побуждая бедняков смириться с их участью и не оправдывать существование несправедливости… Нигдейцы не верят в жизнь человека после смерти, но верят в жизнь человека до его рождения. Они также убеждены в том, что рождение детей зависит от их собственного решения. В этом случае будущие дети начинают мучить супругов и не оставляют их в покое до тех пор, пока те не согласятся сделать всё, что необходимо, для появления ребёнка на свет. Никто не имеет морального права вступать в брак, зная, что дети от этого брака могут оказаться в этой жизни менее счастливыми, чем они были бы, если бы вовсе не рождались на свет. Это убеждение нигдейцев настолько твёрдо, что они создали целую мифологию и выдумали мир, в котором люди живут до их рождения… И вот что нигдейцы делают с теми, кто всё-таки появился на свет. Одна из особенностей этих людей состоит в том, что они обо всём говорят с большой уверенностью, но редко действительно верят в то, что говорят. Если же речь идёт о некоторых недостатках самых дорогих их сердцу учреждений, то нигдейцы предпочитают просто не замечать эти недостатки. То, что им не нравитсмя, они считают несуществующим. Это касается и мифологии нигдейцев, относящейся к вере в жизнь до рождения. Они и сами не знают точно, верят ли они во все эти мифы или нет, но они уверены в том, что в эти мифы нельзя не верить. Нигдейцы убеждены, впрочем, что именно не родившиеся ещё дети заставляют родителей производить их на свет. Для того, чтобы быть совершенно
уверенными в этом, они требуют от своих новорождённых письменного свидетельства в том, что эти дети появились на свет по своей воле и в твёрдой памяти, по сей причине родители освобождаются от всякой ответственности за их рождение. Согласно этому документу, новорождённые несут ответственность за любые физические недостатки, которыми они были наделены со дня своего рождения, и готовы нести за это ответственность в соответствии с законами страны, гражданами которой они являются. Родители же сохраняют за собой право лишить младенца жизни при рождении и проявляют величайшее милосердие, если оставляют его в живых. Если он оставлен в живых, новорождённый обязуется безусловно подчиняться своим родителям в детстве и даже всю жизнь, если только необходимость беспрекословного подчинения не ослабляется в дальнейшем специальными пунктами договора. Иногда этот документ обрастает многочисленными деталями, что зависит от прихоти юристов, которые не умеют составлять кратких документов. Такой документ составляется обычно в присутствии друзей семьи, которых родители угощают потом праздничным обедом, на четвёртый день после рождения ребёнка. За столом гости обычно сидят с мрачными лицами, а потом они дарят родителям новорождённого подарки, чтобы хоть как-то утешить их в горе, которое новорождённые причиняют им свои рождением. В это время няня приносит младенца в компанию, и все начинают допытываться, как это он имел столько дерзости, чтобы совершить подобное, и что он собирается сделать, чтобы хоть как-то компенсировать нанесённый родителям ущерб. Подобные разговоры продолжаются до тех пор, пока не приносят, наконец, вышеупомянутый документ, который торжественно зачитывает семейный врачеватель. Огорчённый этим чтением и крепкими щипками заботливой няни, которая держит его прямо над документом, ребёнок начинает дико орать, что считается добрым знаком, потому что всем становится ясно, что он отчётливо осознал свою вину. После этого новорождённого спрашивают, согласен ли он со всеми пунктами зачитанного документа, и, поскольку младенец продолжает вопить благим матом, кто-то из друзей семьи обычно выступает вперёд и подписывает документ от лица новорождённого, если ребенок сам уже не написал на него.. Нигдейцы верят, что когда-то на земле жили люди, которые представляли себе будущее лучше, чем прошлое, но именно несчастье, порождённое этим знанием, было причиной того, что все они умирали в раннем возрасте. Если такие люди появятся в наше время, то они не выдержат борьбы за существование и исчезнут в результате естественного отбора прежде, чем успеют оставить потомство, – говорят нигдейцы. Прозревать будущее они считали тягчайшим преступлением.
Что касается представлений о нерождённых людях, то нигдейцы уверены, что эти люди, не имея тела, вечно остаются чистыми душой. Эти существа представляют собой некие газообразные человекоподобные фигуры, вроде привидений, раз у них нет ни плоти, ни крови, ни тепла. Согласно этим представлениям, города, в которых живут эти нерождённые люди, тоже представляют собою нечто нематериальное. Питаются эти люди какой-то тончайшей амброзией и способны ко всем действиям, характерным для живых людей, с той только разницей, что вся их жизнь проходит как бы во сне. Они видят друг друга, видят нас и никогда не умирают. Единственная форма смерти для них – это их появление в нашем материальном мире. Они прихолдят в реальный мир лишь за тем, чтобы уже раз и навсегда умереть. Наказание за рождение может произойти в любой момент… Нигдейцы обычно думают, что этот мир не так плох, как его изображают. Но они часто не верят в то, что объявляют бесспорным. На практике они значительно видоизменяют теорию. Например, они очень редко обращаются к вышеупомянутому документу, который подписывается от лица новорождённого. И хотя люди обычно не любят маленького нарушителя их спокойствия в первые 12 месяцев его жизни, в дальнейшем – у многих из них появляется привязанность к тем, кого они называют своими детьми. Несмотря на такое видоизменение теории на практике, отношения между родителями и детьми в Нигдее обычно не такие тёплые, как у нас. Мне редко приходилось видеть проявления искренней сердечности в отношениях между детьми и взрослыми. Хотя от случая к случаю я с удивлением замечала, как даже двадцатилетние дети, имея возможность выбирать себе компанию, выбирают в качестве компаньонов именно своих родителей. Карета врачевателя редко останавливается перед дверями таких домов… Я не могу вполне выразить своё удовольствие от наблюдения за тем, как вознаграждаются терпение, доброта и мудрость, и я убеждена, что если бы родители помнили, что они чувствовали, когда они были молодыми, и что если бы они обращались со своими детьми не так, как их родители обращались с ними, то и почти все остальные родители могли бы получать такое же удовольствие от общения со своими детьми. Однако только один из 100 тысяч способен осуществить на практике то, что кажется таким простым в теории. Мне приходилось наблюдать только два случая настоящей любви между всеми членами семьи, когда 18-летние дети, которые по-настоящему любят своих родителей, рады видеть их и в 60-летнем возрасте, и радость эта может сравниться только с радостью видеть счастливыми их собственных детей и внуков. Так оно и должно быть. И это не недостижимый идеал. То, что возможно в одном случае, должно быть возможным почти во всех случаях – если бы только родители обладали должной выдержкой и терпением, однако на практике это встречается так редко, что у нигдейцев даже существует поговорка, которую можно описательно перевести так: в мире ином некоторые дети получают удовольствие, наблюдая за несчастьем их родителей, обречённых на вечное общение со своими родителями. А "любовь по обязанности" лежит в основе значения слова, обозначающего в нигдейском языке острую боль… Деньги для них – это основа всего. Если бы родители больше внимания уделяли развитию у своих детей трудовых навыков, то дети скорее становились бы материально независимыми. А в наше время взрослые потребности у детей возникают раньше, чем дети научатся зарабатывать, чтобы удовлетворять эти потребности. В этом случае дети должны научиться обходиться без того, что они не могут себе позволить, а иначе они будут стоить своим родителям слишком дорого, Во многом это происходит из-за несовершенных школ, в которых дети изучают гипотетические принципы бессмыслицы вместо того, чтобы приобретать практически полезные навыки. Нигдейские школы гипотетических наук очень удивляют. Не желая скатиться в грубый утилитаризм, должно признать, что эти знания могут оказаться подходящими для детей богатых родителей или для детей с особыми способностями к гипотетическим наукам, но проблема состоит в том, что почти все нигдейцы, из соображений престижа, считают нужным посылать своих детей в эти дорогостоящие школы, тратя на них свои многолетние сбережения. Просто поразительно наблюдать, на какие жертвы готовы пойти родители, чтобы дать своим детям совершенно бесполезное образование! И ещё неизвестно, кто больше страдает при этом: родители, вынужденные нести непосильные расходы, или дети, которым забивают головы чепухой, ориентируя их в неверном направлении или оставляя их с туманом в голове. Мне кажется, что нынешняя тенденция к сокращению размеров семьи за счёт убийства невинных зародышей во многом объясняется тем, что престижне образование за деньги в Нигдее превратилось в какой-то фетиш. Дети обычно не любят ничего искусственного, их привлекает реальное дело. Дайте им возможность зарабатывать – и они будут зарабатывать. В общественных низах вред, наносимый детям системой образования нигдейцев, не так заметен. Дети из бедных семей в 10-летнем возрасте уже начинают заниматься каким-то делом. Если у них есть способности, они будут учиться и пробьются наверх, если нет – они, по крайней мере, не будут испорчены бесполезной школой. Люди, как правило, находят подходящий для себя уровень. Нигдейцы начинают это понимать. Ведутся даже разговоры о том, чтобы облагать дополнительным налогом тех родителей, чьи дети к 20-летнему возрасту не научились никакому полезному ремеслу. Дети быстрее станут материально независимыми, родители быстрее избавятся от бремени расходов на их воспитание, и это может привести к общему улучшению отношений между родителями и детьми. Деньги – это награда, – говорят нигдейцы, – награда за то, что человек сделал для общества нечто, в чём общество действительно нуждалось. Может быть, общество и не самый лучший судья в этих вопросах, но другого-то нет… Люди нередко противопоставляют деньги и культуру, подразумевая при этом, что человек, который тратит время на то, чтобы делать деньги, не имеет времени для культурного развития. Какое заблуждение! Как будто есть другой путь для духовного развития, кроме как добиться финансовой независимости! Как будто культурное развитие может помочь нищему! – Оно только усилит его страдания от сознания того, что его высокий культурный уровень никак не помогает ему сводить концы с концами. У нигдейцев есть ещё одна проблема, которая вызывает в обществе громкое и яростное обсуждение примерно, такое же, как всвоё время вопрос об избирательных правах для женщин Франции и Англии. Люди, принадлежащие к партии крайних радикалов, никак не могут решить, какой возраст лучше – зрелый или молодой. В настоящее время считается необходимым сделать молодых людей зрелыми как можно скорее. Зрелыми предлагается считать людей в возрасте 35 лет и старше. Предлагается также, чтобы молодые начальники имели право наказывать неисправимых подчинённых. В Европе этот вопрос даже не обсуждается, но там врачеватели обычно не наказывают людей кнутом…
Мы по-прежнему жили в доме мистера N, бывшего растратчика. Однажды вечером мы сидели в саду и я всячески пыталась получить от его дочки признание в том, что ей жаль будет мужчину, который по-настоящему любит женщину, не желающую выйти за него замуж. "Жаль? – спросила она. – Мне жаль себя, жаль Вас, мне всех жаль". Сказав это, она посмотрела на меня пристально и удалилась. Эти простые слова открыли мне глаза: я поняла, что нет никакой надежды убедить её нарушить непреложные правила и обычаи своей страны. Я долго размышляла о том позоре и о том несчастье, которые были связаны в Нигдее с нарушением брачных обычаев, но так и не пришла к какому-либо обнадёживающему выводу. Дело в том, что Сэм Батлер влюбился в дочку коррупционера, недавно вылеченного местными врачевателями. Но жениться на своей возлюбленной, открыто презрев нигдейские обычаи, – от этой мысли пришлось сразу отказаться. Оставалось только одно: сбежать с ней в Европу, где не было бы никаких препятствий для их брака (за исключением безденежья). Но всё же Батлеру удалось-таки убедить её поговорить наедине об этом, и - не будь он писателем, дело свершилось. После обильных слёз и страстных объятий они с большим трудом расстались. После этого мы покинули семейство N., сняли квартиру в городе, и Батлер погрузился в меланхолию. Я иногда видела мельком его вместе с возлюбленной в Музыкальном банке. Девушка, её звали А, неважно выглядела на почве стресса, и я холодела от мысли, что она может серьёзно заболеть, и тогда её отдадут под суд. Мы просто возненавидели Нигдею при этой мысли! В отличие от большинства нигдейцев Батлеру плохо удавалось скрыть свою меланхолию, даже наши друзья начали подозревать, что он физически не здоров. Тогда мы притворились, что излишне увлёкся спиртными напитками, и Батлер даже обратился в связи с этим к врачевателю. На некоторое время все успокоились. Но вот новая беда. Нам сообщили, что городские бедняки выразили возмущение по поводу нашей пенсии, а в оппозиционной газете даже появилась ядовитая статья по этому поводу. Автор этой статьи договорился до того, что наши светлые волосы не делают нам особой чести, потому что, по моему собственному признанию, в той стране, из которой мы прибыли, это не такая уж редкость. До меня также дошли слухи, что Король снова заинтересовался тем фактом, что при обыске у Батлера были найдены часы и даже сказал, что потребуется лечение, припомнив весьма некстати наш рассказ о воздушных шарах. Я чувствовала, что тучи сгущаются над нашей головой и что следует напрячь все свои силы для того, чтобы довести мой план побега до успешного осуществления. Впрочем, и здесь были люди, которые относились к нам с симпатией, и среди них оказались как раз те, от которых я этого вовсе не ожидала. Я имею в виду кассиров в Музыкальном банке. Один из них предложил нам сменить обстановку и съездить с ним в другой город, где располагался основной кампус Университета Гипотетических Наук, и мой товарищ заверил нас, что нам будет интересно познакомиться с этим университетом. И вот мы там. Погода солнечная, повсюду цветы. Последние пять миль дорога шла через живописные поля и рощи, и когда я впервые увидел этот город, он мне очень понравился. Я почувствовал душевный подъём и страстно благодарил моего товарища за то, что он привёз меня сюда. Мы остановились в гостинице.
После ужина мой приятель рассказал нам о здешней системе образования. Главное отличие их системы образования от нашей заключается в том особом внимании, которое они уделяют гипотетическим наукам. Они уверены, что, если давать учащимся знания о реальном мире, в котором им придётся жить и работать, то кругозор студентов будет очень узким, а их мировоззрение – поверхностным. Гипотетические же науки призваны подготовить студентов ко всем самым невероятным неожиданностям, с которыми выпускники университета едва ли и встретятся в их дальнейшей жизни. С этой целью студентов много лет учат гипотетическому языку, на котором некогда говорили люди, жившие во времена давно погибшей цивилизации. Казалось бы, чтению этих произведений в оригинале можно было бы учить только студентов, которые проявляют особый интерес к гипотетическому языку. Но нигдейцы думали иначе. Они полагали, что образованный человек просто обязан в совершенстве освоить мёртвый гипотетический язык и, несмотря на наличие многочисленных переводов, должен потратить несколько лет на то, чтобы научиться самостоятельно переводить соответствующие тексты на современный язык Нигдейцы утверждают, что, если бы люди во всех своих поступках руководствовались только разумом, то жизнь стала бы невыносимой. Разум опасен. Он способен не только к отмене двойной бухгалтерии, он способен посеять сомнения даже в вещественности Надежды и Справедливости! Профессора гипотетических наук уверены, что двойная бухгалтерия не может быть решительно отменена именно потому, что она устроена на разумных основаниях. Бессмыслица противоположна осмысленности, а одну противоположность нельзя устранить, не устранив тем самым и другую. Нигдейцы никого не считают гением, потому что они уверены, что все люди в той или иной степени гении. Никто не может быть абсолютно здоров физически, но и у очень больного человека какие-то органы остаются здоровыми. То же относится и к душевному здоровью. А потому нет такого гения, который в чём-то не был бы дураком, и нет такого дурака, который в чём-то не был бы гением. В этом смысле представления нигдейцев не так уж резко отличаются от наших представлений: ведь и мы считаем идиотом только того, у кого есть своё собственное мнение по всем вопросам… За ужином, данным в мою честь, 80-летний профессор заявил, что "мы не должны помогать студентам думать самостоятельно – важно научить их думать так, как думаем мы. Профессор этот занимал пост президента "Общества борьбы против бесполезных знаний". Что касается экзаменов, которые молодые люди должны сдать, прежде чем получить диплом, то я не заметил никакой конкуренции между учащимися. Студенты должны написать экзаменационное сочинение по определённым вопросам (некоторые известны им заранее). Цель экзамена – не столько проверить знания студента, сколько убедиться в том, что он умеет доводить до конца начатое дело.
Но один студент не получил диплома, потому что слишком часто оказывался прав в споре, а другой – получил неудовлетворительную оценку, потому что слишком доверял тому, что написано в учебнике. Я имел неосторожность упомянуть в разговоре известное место из Гомера, где говорится о том, что человек должен стремиться к первенству, на что получил примерно такой ответ: "Не удивительно, что те страны, в которых подобное изречение считается мудрым, всегда готовы перегрызть друг другу глотку". "Почему? – вопрошал один профессор, – почему должен человек стремиться быть лучше, чем его ближние? Пусть он будет благодарен судьбе, если он не хуже, чем они". Батлер робко заметил, что не видит, как можно достичь прогресса в любой науке или в искусстве без некоторого своекорыстия и, следовательно, некоторой неприветливости по отношению к конкурентамм. "Конечно же, это невозможно. – согласился профессор. – Именно поэтому мы выступаем против прогресса". Возразить было нечего. Нигдейцы думают о прогрессе слеждуб\ющее: "Мы не против прогресса, но прогресс должен соотноситься со здравым смыслом. А идти впереди своего времени так же безнравственно, как и отставать от него. В противном случае, разве это не тяжкое оскорбление – сообщить человеку нечто такое, чего он не хотел бы знать? Человек должен помнить, что интеллектуальная неумеренность – это одна из самых недостойных форм всякого излишества». Эта мысль Батлеру, кажется, понравилась, и я уже начала искать способ от него избавиться, но в это время ужин, к счастью, закончился, и все разошлись по домам. Для меня было загадкой, как это многие молодые люди вырастают добродетельными, несмотря на все попытки сделать их испорченными. Некоторые молодые люди действительно всю свою жизнь страдали от вреда, нанесённого им в детстве школой, но было и много других, кто не только не стал хуже, но даже стал лучше. Возможно, причина тому – свойственное молодости неуважение к плохим учителям. Ученики попусту теряли время на уроках, но в свободное время они занимались физкультурой, что было, по крайней мере, полезно для укрепления их физического здоровья. Здесь твёрдо считалось, что стремление задержать духовный рост молодёжи является, возможно, более разумной политикой, чем поощрение его. На фоне почти полного отсутствия здравого смысла в их системе образования меня особенно удивляли проблески его в преподавании отдельных дисциплин. Например, в Школе искусств было два основных предмета: практика и коммерция. Студентам не разрешалось практиковаться ни в каком искусстве до тех пор, пока они не освоят коммерческие аспекты их специальности (ну, разве что, за редким исключением, когда занятия искусством не влияли отрицательным образом на изучение ими коммерческой истории). Например, студенты, которые обучались на отделении живописи, должны были знать, по какой цене были проданы все выдающиеся живописные произведения за последние 100 лет и как изменялась эта цена при повторной или любой другой последующей перепродаже. Нигдейцы считают, что художнику, начинающему картину, так же необходимо знать, какова её примерная рыночная стоимость, как и обладать необходимыми живописными навыками…
Что касается самого города, то он нравился мне всё больше и больше. Я не могу достойно описать всю прелесть замечательных университетских зданий, садов и бульваров… Заметно было, что архитектурное искусство в наименьшей степени пострадало от нигдейской системы образования. Мы познакомились со многими профессорами, которые оказали нам сердечное гостеприимство. Их общей отличительной чертой было то, что они ни в коем случае не позволяли себе "увлечься", а потому никак не удавалось узнать, что же они на самом деле думают по тому или иному вопросу, за исключением таких предметов, как погода, здоровое питание и поездки за город. Они всегда одинаково оценивали все произведения литературы: "в том, что говорит автор, есть доля истины, однако в его книге есть многое, с чем нельзя согласиться". Что это было конкретно, с чем можно или нельзя было согласиться, – мне никогда не удавалось выяснить. Не иметь чёткого мнения ни по какому вопросу (или ни в коем случае не выражать его), очевидно, считалось признаком хорошего воспитания и образования: ведь любое мнение могло с течением времени оказаться ошибочным. Удивительно, что при такой уклончивости, они, тем не менее, однозначно выражали свою поддержку некоторым взглядам, с которыми они совершенно не были согласны. Впрочем, внимательно читая их статьи, легко догадаться, что на самом деле они думают нечто совершенно противоположное тому, о чём саи же и пишут. Таким образом, коль скоро это было всем понятно, то совершенно не важно было, говорят ли они "да", подразумевая "нет", или наоборот.
Во время поездки в этот город, название которого даже я не могу правильно выговорить, мы узнали некоторые подробности о революции, которая закончилась уничтожением почти всех машин и механизмов, бывших до того времени в употреблении. Меня познакомили с одним джентльменом, который отличался большой учёностью, но считался очень опасным человеком, потому что пытался ввести новую часть речи (наречие) в гипотетический язык. Он уже слышал о часах Батлера и очень хотел с нами встретиться. Этот джентльмен был большим специалистом по истории механики. Когда речь зашла об этом предмете, этот историк подарил мне книгу, с которой и началась уже упомянутая революция, случившаяся лет за 600 до нашего прибытия в эту страну. В те далёкие времена люди были привычны к частым изменениям в общественной жизни, хотя именно эти изменения и вовлекли страну в многолетнюю гражданскую войну между сторонниками партии машинистов и партии анти-машинистов. В этой войне погибла половина населения. Победу одержала партия анти-машинистов, которая с небывалой жестокостью уничтожила всех своих политических оппонентов. Удивительно, что хотя анти-машинисты и победили в этой войне, многие машины и механические приспособления были поначалу сохранены. Я думаю, это произошло потому, что профессора уклончивых наук выступили против доведения программы анти-машинистов до её логического конца. Эти профессора утверждали, что именно благодаря использованию новейших изобретений в военном деле анти-машинисты смогли победить в гражданской войне. Однако позднее победители с таким рвением уничтожали машины, экспериментальные мастерские и книги об инженерном искусстве (а заодно и самих инженеров), что остаётся только удивляться тому, что некоторые современные студенты, внимательно изучив музейные образцы, смогли составить себе верное представление о том, как эти машины работали. Впрочем, лет через триста после революции, когда революционный пыл анти-машинистов остыл, разрешены были исторические исследования по этой тематике, хотя, конечно, никто, кроме нескольких сумасшедших, не мог и подумать о том, чтобы возродить запрещённые изобретения. Именно тогда начались тщательные археологические изыскания с целью обнаружить все, какие-только возможно, остатки былой цивилизации. Тогда же стали появляться и бесчисленные трактаты, в которых объяснялось, как эти механизмы работали, но всё это, конечно, имело чисто исторический интерес, никому и в голову не могло прийти, что эти машины и механизмы когда-нибудь снова будут использоваться. Нам, однако, был подарен один экземпляр древнего трактата о машинах. Вот что было ам написано: «В доисторические времена, когда на нашей планете не было ни растений, ни животных, она, по мнению наших выдающихся философов, представляла собою раскалённый шар, поверхностный слой которого впоследствии постепенно остывал. Если бы в то время существовали мало знакомые с физической наукой люди, которые могли бы всё это наблюдать, то они никогда не согласились бы с тем, что живые существа хоть с какими-нибудь проблесками сознания могли возникнуть из этого безжизненного пепла. И тем не менее, с течением времени сознание возникло. Вероятно, для этого появились соответствующие условия, от которых к настоящему времени не осталось и следа… Если поразмышлять о разнообразных фазах в постепенном развитии физической и духовной жизни и о теперешних результатах этого процесса, то легко прийти к ошибочному и поспешному выводу о том, что это развитие должно было остановиться на растительной или животной стадии. Ведь были времена, когда огонь, вода и камни считались конечным результатом всего сущего…» Далее автор задаётся вопросом, не осталось ли в настоящем каких-нибудь следов от прежнего состояния жизни, которые позволили ли бы нам хоть как-то предсказать нашу будущность, и нельзя ли обнаружить в нашей современности зачатки нашей будущей жизни. Продолжая свои рассуждения, автор отвечает на этот вопрос положительно и указывает при этом на высокоорганизованные машины.
"Невозможно противостоять тому процессу, который в конечном итоге приведёт к возникновению сознания у высокоорганизованных машин. Более того, в некоторых современных машинах уже заметны зачатки сознания. Вы только подумайте о тех огромных успехах в развитии, которых машины достигли всего за несколько сотен лет, и заметьте, как несопоставимо медленно развивается, по сравнению с ними, растительный и животный мир. Предположим, что обладающие сознанием существа достигли нынешнего этапа в развитии за 20 миллионов лет. Можно ли себе даже представить, каких результатов добьются машины в следующие 20 миллионов лет?! Так не лучше ли подавить это развитие в зародыше и остановить прогресс в их дальнейшей эволюции? Кто будет возражать, что машины обладают зачатками сознания? Где оно, сознание, начинается? И где кончается? И кто сможет провести линию, чётко разграничивающую сознательное и бессознательное? Разве всё сущее на земле не переплетено между собой самым тесным образом? Разве эволюция машин не напоминает собою эволюцию в животном мире? Существует же росянка - растение, которое питается насекомыми: когда на его цветок садится, например, муха, лепестки цветка закрываются и муха переваривается внутри цветка, как в желудке. Интересно, что лепестки не закрываются, если на цветок попадает что-нибудь несъедобное – таким образом, даже не обладающее растение способно распознать то, что идёт ему на пользу. Можно, конечно, сказать, что у растения нет самосознания, и что растение развивается против своей воли: при наличии подходящей почвы, при определённой температуре и влажности и т. д. растение не может не расти; можно сказать, что оно подобно часам, которые, будучи заведены, должны идти до тех пор, пока сохраняется напряжение в пружине; или что оно подобно неуправляемому парусному судну, плывущему туда, куда несёт его ветер. Но возьмите, например, физически здорового малыша – ведь при наличии пищи, одежды и пр. он тоже не может не расти… Так где же граница между сознательным и бессознательным? Итак, либо придётся признать, что некое действие, считавшееся до сих пор чисто механическим, связано с некоторыми элементами сознания (а в таком случае можно обнаружить элементы сознания и у высокоорганизованных машин); либо, отрицая сознательные элементы в эволюции овощей или, например, кристаллов, придётся признать, что человек своим происхождением обязан чему-то совершенно бессознательному. Если это так, то нет ничего невероятного в том, что и машины могут со временем приобрести элементы сознания. В настоящее время машины не обладают репродуктивными функциями. Но кто сказал, что так будет всегда? Кто сказал, что не настанет тот день, когда машины будут производиться машинами, без всякого участия человека? Сами машины при этом уменьшатся в размерах, что будет косвенно свидетельствовать о прогрессе в их развитии, подобно тому как в ходе эволюции уменьшились в размерах многие некогда крупные позвоночные животные… Пока что нам нечего опасаться, но, если принять во внимание, насколько быстро развивается техника, то очевидным становится значительное отставание биологической эволюции от технической. Не следует ли нам, поэтому, удерживать техническое развитие под контролем и уничтожить самые сложные из существующих машин, хотя сегодня они и не представляют для нас непосредственной опасности? Да, сегодня машины управляются человеком. Например, звуковой сигнал одной движущейся машины заставляет другие посторониться. А что случится, когда машины будут перемещаться в пространстве без помощи оператора? Не выработают ли такие машины свой особый язык, отличный от естественного человеческого языка, и не вступят ли они в прямое общение между собою, минуя человека? Маловероятно, что придёт день, когда младенец сможет с такой же лёгкостью освоить дифференциальное исчисление, с какой он осваивает естественный язык, на котором говорят его мать и няня. Но машины развиваются гораздо быстрее, чем человек, и можно с уверенностью сказать, что настанет день, когда обычный человек не в силах будет угнаться за развитием техники. Оптимисты говорят, что нравственное влияние человека сможет удержать машины под контролем. Но сможем ли мы положиться на нравственные качества самих машин? А звуковой язык? Так ли уж он нужен машинам? Ведь именно своевременное молчание позволяет людям хоть в чём-то соглашаться друг с другом… Но тут возникает приходит другой вопрос. Что есть человек, если не биологическая машина? Взять, к примеру, наши кровяные тельца, которые путешествуют по кровеносным сосудам подобно тому, как люди снуют по оживлённым городским магистралям? Если взглянуть на город с высоты, то можно уподобить городские улицы кровеносным сосудам, а центр города – сердцу, которое нуждается в питании, доставляемом по этим улицам. А нервная система? Разве не подобна она городской канализационной сети. Могут возразить, что, хотя машины не обладают даром речи и слухом, они, тем не менее, делают для людей нечто полезное; что именно человек управляет их действиями, и что они непременно выйдут из употребления, если не будут делать то, что человек от них ожидает; что по отношению к человеку машины выполняют примерно ту же роль, что и рабочий скот; что паровоз – это просто более экономичная разновидность лошади; что своим существованием машины обязаны человеческим потребностям и что они никогда не разовьются в нечто большее, чем человек, и, будучи сущностями низшего порядка, навсегда останутся в подчинении у человека. На первый взгляд, всё это звучит правильно. Но есть немало примеров, когда слуги постепенно превращаются в господ, и мы уже сегодня пришли к тому, что, при отсутствии должного ухода за машинами, человек может от них ужасно пострадать. Человек уже настолько сжился с машинами, что, если вдруг разом уничтожить все машины и все знания об их устройстве, и всё, что произведено с помощью машин, оставив человека лишь с тем, что ему дано от рождения, то человечество вымрет через шесть недель. Возможно, что отдельные несчастные индивидуумы при этом всё же выживут, но через пару лет они превратятся в животных – таких же, как обезьяны, или и того хуже… Сама душа человеческая существует только благодаря машинам. Человек мыслит так, как он мыслит, он чувствует так, как он чувствует, только благодаря предметам машинного производства, и машины уже давно стали таким же условием его существования, каким он является для них. Всё это удерживает нас от предложения о полном уничтожении всех машин и механизмов. Но многие из них должны быть уничтожены, чтобы человек в конечном итоге не оказался под их тиранической властью. Конечно, рассуждая с материалистической точки зрения, мы придём к выводу о том, что именно те люди процветают, которые умеют с выгодой для себя пользоваться машинами. На первый взгляд, именно так оно всё и происходит. До поры до времени машина остаётся слугой человека. Она не будет возражать, даже если человек её уничтожит. Но только при условии, что ей на смену придёт созданная им другая машина, которая будет гораздо лучше, чем предыдущая. Машины, таким образом, вознаграждают человека за его усилия по их усовершенствованию, но только затем, чтобы в конечном итоге стать его господами. Пренебрежение машинами, использование менее совершенных машин, нежелание прилагать усилия для их усовершенствования или для изобретения новых машин, уничтожение их без цели заменить их новыми машинами – всё это вызывает их классовую, или видовую ярость, а потому мы должны уничтожить их ещё в зародыше. Их власть возрастает по мере того, как человек отдаёт всё большее предпочтение своим материальным интересам в ущерб духовным. Низшие животные эволюционируют в жестокой борьбе друг с другом: слабейший – погибает, сильнейший – выживает и передаёт свою силу потомству. Машины не борются одна с другой. Они развиваются, заставляя людей бороться друг с другом. До тех пор, пока люди делают всё, что машины от них требуют, всё идёт нормально. Но как только человек прекращает свои усилия по совершенствованию машин, так он неизбежно проигрывает в конкурентной борьбе с теми, кто постоянно заменяет устаревшие машины более совершенными, и поражение в этой борьбе означает не только значительные материальные потери, но нередко и смерть. Даже сегодня машины служат нам только при условии, что мы обслуживаем их в соответствии с их требованиями. Если мы этого не будем делать, то они ломаются и могут при этом причинить немало вреда и нам, и другим машинам, с которыми они связаны. Миллионы людей сегодня привязаны к машинам, и многие из этих людей посвящают всю свою жизнь уходу за существующими машинами, их усовершенствованию, или изобретению новых машин. Люди становятся всё в большей степени зависимыми от машин, и многие из людей вкладывают все свои силы в усовершенствование механического мира…
Учёные доказали, что теплота, выделяемая организмом животного в процессе жизнедеятельности, равна теплоте, выделяемой при сжигании всей пищи, потреблённой животным в течение жизни. Или, применительно к машинам, потребляющим топливо, эта закономерность означает в будущем полное истощение топливных ресурсов, и хотя человек в целом – существо высшего порядка по отношению к животным, в отдельных областях животные превосходят человека по своим способностям: рыба плавает лучше, чем человек; собаки способны к духовному подвигу - самопожертвованию, до которого многим людям далеко; а муравьи и пчёлы отличаются более разумной общественной организацией, чем многие человеческие сообщества… Некоторые говорили, что эволюция в мире машин никогда не достигнет результатов, аналогичных тем, которые получаются при эволюции животных организмов, потому что машины лишены репродуктивных функций. Однако можно возразить, что существуют разные репродуктивные системы, и размножение животных, например, значительно отличается от размножения растений. Если мы достигнем той стадии в промышленном развитии, когда машины будут производиться с помощью машин, то разве это нельзя будет назвать репродуктивной системой? Присутствие в этой системе человека можно будет сравнить с присутствием насекомых в репродуктивной системе растений. Никто ведь не будет утверждать, что клевер не имеет репродуктивной системы, только на том основании, что оплодотворение в ней невозможно без помощи шмеля. Такая репродуктивная система у клевера есть, и шмель – это лишь составная часть её… "Но ведь машины, не могут производиться такими же машинами, как они сами, – возразят нам. – Машина, производящая напёрстки, например, совсем не похожа на напёрсток". Однако и в живой природе ни одна особь не производит свою точную копию. В лучшем случае, производятся потомки, которые могут в конечном итоге стать (или не стать) в чём-то похожими на своих родителей. Большинство пчёл или муравьёв, например, выполняют свою функцию – запасают продукты питания для потомков, никак не участвуя в производстве этих потомков. Аналогичным образом, и в будущем машинном мире какие-то машины будут способными к репродукции, а остальные – будут выполнять другие функции.
Уже сегодня есть машины, способные к производству других машин, пусть и не похожих на "родителей" по внешнему виду. Мы ошибочно представляем себе сложную машину как нечто целое, тогда как в действительности её можно уподобить городу или обществу, в котором разные граждане выполняют разные функции. Но мы часто индивидуализируем машину, и даже даём ей имя, только усиливая такое восприятие. А между тем, даже обычная паровая машина – это довольно сложная система, которая состоит из множества деталей, и каждая из них нужна для успешной работы целого. И если даже эта сравнительно простая машина кажется нам сложной, то можно ли даже представить себе, в какую действительно сложную и высокоорганизованную систему превратится машинный мир через двадцать тысяч или через сто тысяч лет?! Уже сегодня люди достигли того, что совсем недавно казалось совершенно неосуществимым, и многим начинает казаться, что никаких пределов развитию в этом направлении просто нет. Люди редко задумываются о том, что человеческое тело в его настоящем состоянии – это результат постепенного развития в течение миллионов лет, в то время как машины развиваются гораздо быстрее… Именно это вызывает наибольшую тревогу… Представим себе, что могли чувствовать в отдалённом геологическом периоде высокоорганизованные растения, наблюдая за эволюцией ранних животных. Могли ли они подумать, что придёт день, когда животные не только достигнут того же уровня развития, но и станут более высокоорганизованными организмами, чем растения?.. Аналогичным образом и мы, наблюдая за развитием машинного мира, считаем человека венцом эволюции и не допускаем появления в будущем более совершенных машин, которые превзойдут человека и создадут машинную цивилизацию, совершенно отличную от нашей… "Отчасти согласен, – скажет критик, – но надо учитывать, что машина, обладая физической силой, не обладает свободой воли". "Лиха беда начало!" – ответим мы ему. При внимательном рассмотрении этого вопроса, вполне возможно считать современные машины зачатками новой, не известной нам прежде формы жизни. Да и кто в этом мире в действительности обладает полной свободой воли, за исключением Того, кто неведом и непознаваем? Человек – это результат наивысшего развития всех данных ему сил, заложенных в него до его рождения и развиваемых после. Его физическое развитие зависит от его природных способностей, а духовное – от общества, в котором он живёт. Переплетаясь и взаимодействуя друг с другом, эти факторы определяют его индивидуальность. И в принципе, он мало отличается от машины, которая создаётся с определённой целью и развивается в зависимости от её функций. Нам трудно с этим согласиться только потому, что мы не знаем всех природных и общественных сил, под воздействием которых формируется человеческая личность. Мы делаем наши обобщения, основываясь на том, что нам известно, а это – всего лишь малая часть необходимого знания. Ну а то, что мы не можем объяснить, мы приписываем случайности, удаче и судьбе, скрывая за этими словами то, что нам не известно, и отрицая, по сути дела, тот факт, что развитие человека подчинено определённым законам, в то время как самый дерзкий полёт фантазии человека и самые проникновенные усилия его ума зависят от таких же объективных законов, как и полёт высохшего листа, сорванного с дерева налетевшим ветром… Будущее зависит от настоящего. А настоящее – это результат многочисленных компромиссов между прошлым и будущим. Жизнь человека полна этих компромиссов, и живёт он только с молчаливого согласия прошлого и будущего. Единственная причина, по которой мы не видим будущее с той же отчётливостью, что и прошлое, заключается в том, что мы слишком мало знаем как о прошлом, так и о настоящем тоже.
Способность к такому предсказанию – это огромное благо, это фундамент, на котором покоятся и мораль, и наука. Уверенность в том, что ничто в будущем не случайно, ничто в будущем не может быть изменено без определённых изменений в настоящем, – это основа для всех наших планов. Люди только тогда делают всё, на что они способны, когда они уверены в том, что, в противном случае, будущее обратится против них. Именно те люди, которые в наибольшей степени уверены, что от их сегодняшних действий зависит будущее, и прилагают наибольшие усилия для улучшения настоящего. Будущее кажется лотереей только тем, кто полагает, что одни и те же действия в одних случаях дают один результат, а в других – другой. Если они искренне в это верят, то они будут только философствовать вместо того, чтобы работать, в то время как другие – будут действовать во имя своих убеждений…
Но! Если взять двух совершенно одинаковых людей, оказавшихся в совершенно одинаковых обстоятельствах, тогда да, оба они поведут себя совершенно одинаково даже если между этими событиями лежат годы. Но поскольку совершенно одинаковых людей не бывает и быть не может, постольку будущее конкретного человека невозможно предсказать с той же определённостью, с какой можно предвидеть результаты химических реакций… Если всё это верно, то предсказуемость действий, совершаемых машинами, является косвенным доказательством их безжизненности и неспособности стать зародышем новой цивилизации… Но если мы сравним действия машины, управляемой оператором, и действия оператора, управляемого его начальством, то мы найдём между этими действиями много общего… В действительности, машины в той же степени формируют человека, в какой человек совершенствует машины.
Придёт день, когда будут созданы машины, по своим возможностям во многом превосходящие человека, подобно тому, как человек во многом превосходит животных. Человек станет таким машинам не нужен. Вот в этом-то и заключается опасность. Многим людям трудно согласиться с такой унизительной для них перспективой. И потому они надеются, что в будущем человек станет для машины тем же, чем в настоящем является для человека лошадь или собака, и что под мудрым руководством машин люди будут жить даже лучше, чем сегодня. Ведь мы обращаемся с нашими домашними животными ласково и обеспечиваем их всем необходимым. А потому – многие надеются, что и наши будущие хозяева будут обходиться с нами подобным образом, Да, они будут обращаться с нами строго, но не сожрут же они нас, в конце концов, не выгонят на улицу в неастье! Конечно, будет в этом положении что-то от рабства, но ведь и рабы, довольные своими хозяевами, бывают вполне довольны. Найдутся, конечно, отчаянные головы, которые, пожалев, что они не были рождены машинами, начнут бороться за равные с машинами права. Но революция в этом деле случится так не скоро, что не стоит об этом и говорить. А большинство людей согласятся на любые изменения, которые принесут им дешёвую еду и одежду, и не будут завидовать тем, кому судьба обеспечила лучший удел, нежели их собственный. Сила привычки настолько огромна, а трансформация будет происходить так постепенно, что люди не будут шокированы резким изменением их положения. Мы перейдём в рабское состояние гладко, почти незаметно, без всякой открытой борьбы между людьми и машинами. Борьба машин с машинами будет, конечно, безостановочной, и в этой борьбе люди могут им пригодиться. До тех пор пока они будут для машин полезными, людям не имеет смысла волноваться за их будущее счастье: ведь в материальном отношении они будут жить намного лучше, чем сегодня. А в таком случае, имеет ли какой-нибудь смысл завидовать положению наших благодетелей? И не будет ли это величайшей глупостью, если мы откажемся от несомненных преимуществ обеспеченной жизни только потому, что у кого-то этих преимуществ больше, чем у нас?
Я цепенею от ужаса при одной только мысли, что род человеческий будет в результате эволюции превзойдён, точно так же, как и при той мысли, что мои отдалённые предки не были человеческими существами. Чтобы согласиться с тем, что десять тысяч лет тому назад кто-то из моих предков не был таким же человеком, как я, или, того хуже – мой отдалённый потомок вдруг превратится в обезьяну, я должен потерять всякое уважение к себе и всякий интерес к жизни. В печати появилась только одна серьёзная публикация, ставящая под сомнение выводы, сделанные в этой книге. Автор этой статьи утверждал, что машины – это составная часть биологической структуры человека, нечто вроде протезов, употребляемых при отсутствии необходимых конечностей. Взгляните, например, на человека, который копает землю лопатой. Благодаря лопате, его правая рука удлиняется, а кисть его руки служит суставом. Общественные учреждения, образование, культура… Величественное здание нашей цивилизации было возведено именно благодаря машинам и механизмам, позволившим нам далеко опередить низших животных в эволюционном процессе. Общественный прогресс неразрывно связан с прогрессом в области механики, эти два процесса питают друг друга с той минуты, когда древний человек случайно взял в руки палку, положив тем самым начало развитию цивилизации… В то же время, благодаря машинам, людей с отклонениями в физическом развитии будет труднее обнаружить, они смогут на равных конкурировать со здоровыми людьми и даже смогут передавать свои физические недостатки потомству. Ослабление естественной конкуренции будет способствовать выживанию ослабленных особей и, в целом, биологической деградации человеческого рода. А в конечном итоге машины и механизмы могут и вовсе сделать человеческое тело ненужным, превратив человека в одушевлённую машину. Уже сегодня человек защищает свою кожу от воздействия дождя с помощью зонта, тем самым лишая кожу защитной функции; уже сегодня человек полагается на свою записную книжку больше, чем на свою память; в дополнение к искусственным зубам и парикам, скоро появятся и другие искусственные части тела, которые лишат естественные органы их функций и сделают их ненужными. Во что же тогда превратится человек, если не в одушевлённую машину?
И всё же, здравый смысл, если приставить ему нож к горлу, склонен оказывать неожиданное сопротивление любым доктринам, которым он, казалось бы, уже совершенно подчинён…
"Да здравствует здавый смысл!" - и это было последним словом Системы, её духовным завещанием: мигнув всеми лампочками панели сразу, она отключилась намертво. Их КБ истощил все свои квартальные энрергеьтические ресурсы, и теперь работали только энтузиасты - да и те, при свечах.
Москва,Минприбор
1989 г.