8
И вот прошло два года…
За это время семья наша по-своему преуспела.
В первый год (после тренинга) Маня добилась должности учителя младших классов, о чем давно мечтала.
Мы перебрались из своей деревяшки в муниципальную двушку, сохранив при этом и наш домик под дачу.
Маня выхлопотала мне инвалидность как астматику, и я бесплатно отдохнул и подлечился в хорошем санатории.
Павлушу два раза отправляли в детский оздоровительный лагерь в Анапу.
Мы приобрели недорогую машину.
Ну и еще что-то… так - по мелочам.
Конечно, я понимал, что все чудеса, которые произошли у нас всего лишь за год, связаны с Маней.
После этого тренинга она стала другой . В ней появилась уверенность, бойцовские качества, желание добиваться своего.
Маню теперь очень ценило начальство, именно ей поручалось ходить в РОНО, выбивать средства на ремонт и разные школьные нужды.
Жена быстро вошла во вкус всех этих хлопот. Была все время в хорошем настроении. Радостно блестела глазами, когда предстояло « крупное» мероприятие вроде похода к депутату, в РОНО, к Главврачу или к другому начальству, чтобы выхлопотать какие-нибудь блага для семьи, школы или конкретных учеников. Это были ее праздники. Она похудела, стала еще красивей, с этим выражением задора на лице…
Нельзя было сказать, что Маня теперь легко добивалась своего. Вовсе нет. Случалось, что ее футболили, возмущались настырностью, пытались пристыдить, унизить… ну, как обычно они себя ведут. Но теперь ей это было неважно. Порою мне казалось, что она даже любит такие ситуации с преодолением препятствий.
Во всяком случае, рассказывала она мне о таких случаях с азартом, смеясь над очередным грозным царьком, который пытался ее побыстрее выпроводить. Она с удовольствием приступала к борьбе. Составляла план действия, намечала сроки исполнения, обдумывала детали, решала, кого подключить к решению задачи. Даже изучала специальную юридическую литературу, всякие там законы, что можно, что нельзя.
Я присматривался к этой новой для меня Мане с некоторым испугом, но и с восхищением. Удивлялся терпению ее. Ведь она никогда не повышала голоса, но и не опускалась до жалобного просительного тона. Разговаривала со всеми уверенно, вежливо, но убедительно.
Энергия Мани казалась мне вполне мирной и благостной.
Представьте себе состояние легкого опьянения – эту лихость, удальство, довольство жизнью, примирение с собой и уважение к себе…Примерно в таком счастливом состоянии находилась в этот период моя Маня.
9
Кое-что меня все-таки тревожило.
Жена теперь все время была занята, а мы - я и дети, часто были лишены ее внимания.
Не раз, даже по воскресеньям, я оставался один с детьми. Уже мы не выбирались за город всей семьей - ни зимой, ни летом.
Конечно, я ходил с детьми в кино, в зоопарк. Но это было уже не то. Чувствовалось отсутствие важного звена.
Маня колесила на машине по своим делам. Уходила чуть свет. Чтобы не будить нас слишком рано, ложилась спать на диван на кухне.
Конечно, я призывал Маню уделить и нам часть своего времени, отдохнуть от вечных хлопот.
- Да как ты, Миша, не понимаешь, что я именно для вас стараюсь! Наотдыхалась я уже… А сколько времени я потеряла! Вот посмотришь, я всего добьюсь. Видишь, как хорошо мы стали жить! А люди просто не понимают, сколько у них прав, сколько возможностей! Их футболят, они и руки опускают! А надо добиваться – и в одни двери, и в другие, и в окно лезть! И управу на них находить! На всех на них есть управа! Ну ладно, Мишенька, бегу, некогда… – она чмокала меня в щеку и улетала.
Мне нечем было возразить.
Я любил ее и радовался, что она по-настоящему счастлива, полна энтузиазма, ей нравится новый образ энергичной деловитой женщины. По сути-то она была права, все ее устремления были направлены, в первую очередь, на достаток и процветание семьи. А значит, она все время помнила о нас и старалась ради нас.
Так я себе внушал, занимаясь обедом, делая постирушку, забирая и отводя детей в школу и в детсад. Ведь не феодал же я, не эгоист, ей хорошо – и мне должно быть хорошо! Мы – семья!
Но как же я, грешный человек, скучал по жене, по прежней, мягкой и уютной, домашней Мане!
Это было грустно, но… терпимо.
10
Но время шло, и я стал замечать, что Маня все реже бывает довольна. В ее действиях начали происходить изменения, уже по-настоящему меня встревожившие.
Раньше она было активной и деятельной, но при этом дружелюбной, приветливой с людьми, ласковой с нами.
Постепенно Маня становилась все более воинственной, непримиримой к окружающим.
Я с тревогой замечал, что вполне понятная борьба за справедливость, переходит у нее в желание обострить ситуацию.
Она уже сознательно стремилась противоречить, придти к разногласию, создать конфликт на пустом месте. Постоянно туда-сюда писались гневные письма, в ходу были возмущенные звонки в администрацию, жалобы в разные комитеты.
Разборки в суде теперь стали не только привычны, но и желанны для нее. Маня требовала и требовала. Дополнительной жилплощади, земельного участка в престижном районе, отправки детей в Международный лагерь по льготной цене…Часто я вообще не понимал, чего она хочет и кому это нужно.
Когда Маня звонила по делам, я слышал, что она часто срывается на крик…
Жена повадилась водить детей на какие –то конкурсы, писала жалобы, если они не получали призовых мест.
Я устал уже следить за всеми ее поползновениями, но детей мне было жалко.
Она взялась было и за мое продвижение по службе, но я оказал яростное сопротивление и остался тем, кем был – обычным работягой.
Конечно, вся эта Манина круговерть требовала уйму времени.
В школе она не удержалась.
Директора уже не устраивала ее конфликтная натура, да и у самой Мани, жаждущей теперь яростных военных действий, школа отнимала слишком много времени.
Жена несколько раз поменяла работу и, наконец, нашла, чего хотела – устроилась ночной няней в интернат: две ночи работаешь, две отдыхаешь.
Те дни, когда происходили крупные сражения - разборки в суде, комиссии для разбора жалоб, приглашение в администрацию – по-прежнему были праздничными для Мани. Она также воспаряла душою, была деятельна и жизнерадостна.
Но иногда, поневоле, у Мани бывали периоды затишья. Их она переносила тяжело. В таких случаях у нее был свой выход, Маня шла туда, где почти всегда можно разрядиться – в нашу районную поликлинику. Если хоть что-то было не так, не давали больничного, бесплатного направления на УЗИ и пр. - врачам и медсестрам доставалось по полной. Маня неслась к заведующему, доходила до Главного врача, писала жалобы в Горздрав. Основной целью Мани было добиться увольнения сотрудника, ставшего на ее пути.
Жена радовалась победе, но недолго.
Врачи уже знали врага в лицо и были настороже. Понимали, что маниакальный соперник им не по зубам и были вежливы и предупредительны. Встречали, так сказать, хлебом-солью. Медом , сиропом и сгущенкой. Так что здесь Маня уже не получала должной разрядки.
То же и в магазинах – Маня внимательно изучала чеки и сроки годности, надеясь обнаружить просрочку или обман. Но все было в порядке. Продавцы тоже знали, с кем не стоит связываться.
Так что, можно было и хорошее найти в Маниной стервозности – все подтягивались, становились дисциплинированнее.
Маня превращалась в Санитара общества. Но ее это совсем не радовало. Ни этого ей было нужно. Агрессия опять не находила выхода.
Все уже знали Маню и не нарывались.
Маня оставалась в проигравших.
11
Именно в это время я стал вести записи. Типа дневничка. Зачем – не знаю.
Вот зарисовка одного из дней.
«Сегодня, в кои-то веки, вышли все вместе на прогулку. Дети радостно переговаривались. Маня была молчалива. Зашли в небольшой магазин самообслуживания, куда раньше не заходили.
Маня внимательно разглядывала этикетки, вздыхала и клала товар обратно. Вдруг она заметно оживилась, встала на цыпочки, чтобы достать стеклянную банку с соленьями.
- Давай, достану, – предложил я.
- Нет, нет, я сама! – поспешила ответить жена. Неловкое движение, банка летит вниз и разбивается.
К Мане несется разгневанная продавщица.
- Заплатите, пожалуйста, гражданочка, за разбитый товар.
- Ага, как же разбежались!.. Где у вас тут бортики на полках, а?!
- Какие еще бортики, заплатите или я милицию вызову!
- Вызывайте, сделайте одолжение, еще и от них получите. Не соблюдаете права потребителя и законы торговли!
На шум явилась заведующая. Как ни странно, дело уладилось в Манину пользу. Она получила порцию извинений и бесплатную банку с огурцами в придачу.
- Маня, Маня… - вздохнул я, когда мы вышли.
– Ты зачем истребляешь товар? Нарочно разбила банку… я же видел!
- А что такого? Пусть делают бортики, соблюдают правила торговли!
Может, она и права, но мне как-то не по себе от Маниного поведения…»
«Зарисовка нашего теперешнего быта. Выходной день. Маня бледная и вялая, она неразговорчива, движения медлительны. Молча она подает детям завтрак – хлопья, залитые молоком. Мне выделяется два крутых яйца. Сама ничего не ест, только кладет в чашку несколько ложек растворимого кофе, заливает кипятком и пьет.
Я знаю, в чем дело. Очередной день без борьбы. Все слишком спокойно, слишком скучно. И так уже несколько дней – работа- дом. И все…
Вдруг она пристально смотрит наверх, взгляд ее оживляется. Я тоже гляжу наверх и вижу, что на потолке образовалось мокрое пятно. Неприятная ситуация! Я уже собирался подняться к соседям, но Маня быстро схватила меня за плечо.
- Еще рано… Может, они еще спят… Через часок-другой будет в самый раз.
- Но Маня, - пытаюсь возразить я, - тогда поздно будет. Все польется нам на головы…
- Ничего, мы ведь делали ремонт, - последовал странный ответ.
За эти два часа Маня преобразилась. Она порозовела, ожила. Принялась, напевая, готовить тесто для пирогов: «Воскресенье же…». Движения ее стали четкими и энергичными, а на лице заиграла довольная улыбка.
Надо сказать, что нас уже затапливали пару раз в прошлой жизни, когда мы с женой снимали комнату, и Маня всегда была в отчаянии, лицо ее становилось жалким и испуганным.
Но теперь она знала, как защищать свои права собственника и неторопливо готовилась к бою.
Когда пятно уже изрядно расплылось, и внизу образовалась внушительная лужа, Маня, с воодушевленным возмущением на лице, воинственно сжимая кулаки, поднялась наверх.
Я не последовал за ней, остался с детьми. « Она прекрасно справится и без меня», - горько подумал я.
До меня донесся громкий Манин крик:
- Соседи!!! Откройте! Вы нас залили, испортили ремонт, я вызываю милицию!
Самое печальное здесь то, что я, как последний трус, радуюсь, что Манин гнев направлен на соседей, а не на меня. Пока еще не на меня…
Я все время боюсь, что ее взгляд, сперва скучающий, равнодушный, вдруг остановится на мне. Глаза ее гневно заблестят – и выяснится, что у нее ко мне уже давно есть вопросы. Много вопросов…
Недавно мне снился сон. Не помню подробностей, но я у кого-то что-то прошу и при этом противно ною: «Пожайлуста…будьте любезны…»
В этот момент передо мной предстает, искаженное гневом, лицо Мани:
- Что ты творишь?! Что мямлишь?! Ты только все портишь! Ты испортил всю мою жизнь! И ты, голубчик, за это ответишь! Ты за все ответишь!!
Но это сон. Пока еще только сон».
«Иногда мне хочется крикнуть:
«Маня, остановись! Сколько же можно, успокойся! Ты уже сделала многое для нас. Побудь с нами!».
Но я… боюсь.»
Как-то раз, в поисках хоть какого-нибудь разрешения всего этого, я съездил туда, где находилась контора с теми непонятными людьми.
Но там все было в строительных лесах и краске. Внутри не было ни души…
12
Я думал тогда, что хуже уже не будет. Куда уж хуже…
Но понемногу тучи сгустились еще больше.
Я заметил, что Павлуша не хочет идти домой из школы. Он все оттягивает этот момент. «Пап, а давай еще погуляем? Такая погода хорошая…».
Признаюсь, я был к этому готов…
Раньше Маня отлично общалась с детьми. Играла с ними, рассказывала сказки, читала вслух, расспрашивала - с искренним вниманием, об их делах. Сейчас она тоже иногда затевала с ними чтение или игру, но без особого участия, вся в своих мыслях.
Куда интереснее было для нее теперь другое, особенно в Манины мирные дни, когда ей было тоскливо и скучно.
Тогда случалось слышать воодушевленный Манин крик:
- Павлуша! Неси дневник и тетради!
Казалось бы, все нормально. Маня выполняет материнский долг, заботиться о сыне, интересуется его успеваемостью.
Мальчик наш всегда хорошо учился, был послушным. С ним никогда не было проблем. Раньше он сам, с гордостью, показывал дневник и тетради с хорошими отметками.
Теперь на его лице все чаще появлялось испуганное выражение.
Маня медленно и очень внимательно изучала тетради.
- Ну – и за что же четыре, ведь ни одной ошибки? Ни одной! – с негодованием вопрошала она. – Смотри сам.
- Одна ошибка, нет запятой, - робко говорил Паша.
- Запятая – это не ошибка! Всего одной запятой нет в тетради – и все, готова сожрать !
- Мам, не надо, мам… она хорошая, - испуганно верещал сын, уже чувствуя, чем все это может закончиться.
- Почему это – не надо, и что значит, хорошая? Паша, пойми, я тебя не ругаю, но я не хочу, чтобы к тебе были несправедливы! Одна не проставленная запятая – и четверка – это нонсенс! Завтра же я пойду в школу! И ты не волнуйся, будет только лучше… И не плачь. Вот видишь, из за твоей учительницы ты плачешь, а вечер –испорчен. А всего-то – одна запятая…
Если с отметками все была в порядке, это не значило, что Маня сдалась. Она могла, например, внимательно поглядев на Пашу, спросить взволнованно:
- А что это у тебя за царапина на лице? Утром ее не было… Кошка поцарапала? Я такого не помню, Паша, признайся честно – тебя обижают в школе?
Или, увидев в черновой тетради смешную рожицу, она спрашивала:
- Павлуша, а это что такое?! Это ты нарисовал?
- Нет, это… Это один мальчик у нас в классе меня изобразил…
- Как?! Кто-то смеет над тобой смеяться?! Не знала, что дело уже до этого дошло! Слышишь, Михаил, нашего сына травят! Кто, кто посмел это сделать?! Знаешь, что происходит?! Это буллинг, чистый буллинг! – у Маня появлялся злой блеск в глазах. – Ну, ничего, Павел, ты не волнуйся, они у меня получат по полной! И твои ученики и их родители – вся шайка разом!
И, обняв зареванного Павлика, она приговаривала:
- Не плачь, сынок, они ответят за каждую твою слезинку! Я подключу Департамент образования, полицию, прокуратуру…
Подадим в суд по факту буллинга – о защите наших прав чести и достоинства!
И Маня-таки не бросала слов на ветер. С утра она неслась в школу и наводила там шороху, поднимала всех на ноги, выясняла, собирала родительский комитет, писала заявления в РОНО.
Я, как мог, пытался отговорить Маню от всех этих скандалов из за пустяков, убеждал, что она травмирует сына, но она меня даже не слушала, просто отмахивалась рукой. Вся она уже была в предстоящем сражении.
Ведь она боролась за Сына. Защищала Сына.
Вот такой теперь стала Маня.
И поэтому Павлуша стал бояться идти домой.
И мне не хотелось туда идти…
А когда мы уже подходили к дому, я замечал, что у сына подкашиваются ноги.
И мечталось – мы приходим домой, а Маня уже крепко спит…
13
Маниной энергии хватало и на детский сад. Там тоже все было не так, как следует.
- Мама, а мы на утреннике будем показывать сказку про Золушку! Я буду дочка мачехи – Кубышка! – радостно сообщала дочь.
- Да?! А почему не Золушкой? Почему это ты – Кубышкой?! Ты совсем не толстая…Ты красавица, умница…Завтра же выясню это у Веры Викторовны!
Однажды у Сони заболел животик. Жена написала жалобу в соответствующее Министерство на повариху, на медсестру, на воспитательницу и на заведующую. Да еще и отправила письмо в газету. Дело получило широкую огласку. Уволили воспитательницу, поменяли заведующую.
Маня насытилась от души.
Хорошо, что Соня не была такой впечатлительной, как Павлуша. Но и она стала часто капризничать, чувствуя общую нервозность и, возможно, скрытую неприязнь детсадовского персонала к матери.
- Маня, да оставь ты их в покое! Пусть спокойно учатся, спокойно живут. Ты ведь всем уже мозги вышибла, - говорил я в сердцах.
- Как ты не понимаешь, что если я их не защищу, никто не защитит! У них никого нет, кроме меня…кроме нас! Нельзя допускать, чтобы их обижали!
Павлуша выглядел нездоровым и несчастным, Соня ныла и капризничала, Маня бесилась или была равнодушна ко всему.
Вот такой стала моя семья.
Тогда-то я перестал спать по ночам, в тоске сидел на кухне, думая, что бы предпринять. В комнате крепко спала Маня. А я представлял, как я напиваюсь, хватаю ее за горло и душу… И испытываю счастье! Но это так…мысли в минуту слабости… Я уже давно забыл, как оно выглядит – счастье. И как выглядит просто душевное спокойствие.
Я опять начал курить. Начал лысеть. Втихаря попивал.
Я остро чувствовал свою вину перед детьми – и, наверное, только мысль о них держала меня в этой жизни.
А главное – мне абсолютно не с кем было поделиться своим горем.