Много лет хранится он у меня в письменном столе. Иногда, в минуты отдыха, я беру его в руки, кладу на колено, нежно разглаживаю и вспоминаю тот снежные день под Москвой, землянку сырую, холодную. Костю – нашего почтальона с парой фанерных ящиков под мышкой.
- Посылки, братва, с Урала. Налетай!
Мы вскрыли их тут же. В них были теплые варежки, носки, мороженые пельмени и разноцветные – сатиновые, бархатные, плисовые – кисеты. Пельмени мы отправили повару, сварить к ужину, а вещи разделили между собой. Мне достался кисет. Он был сшит из какой-то непонятной для меня ткани, не то бархатный, не то плисовый, с красным цветком и замысловатыми орнаментами. На нем гладью вышито: «Давай закурим, друг…».
Я развязал шелковый шнурок кисета, и оттуда пахнуло крепким уральским самосадом.
Давно уже я не курю, а кисет храню, как дорого память о тех трудных, тревожных годах. И сегодня, когда меня пригласили на встречу с молодыми рабочими, я взял его с собой в карман.
Первым выступил с воспоминаниями о прошедшем боевом пути бывший танкист. Потом к столу подошла пожилая женщина.
- Я не была на фронте, - начала она свой рассказ, - мы с девчонками, а большинство из них были комсомолки, работали на заводе, помогали прокатывать металл на патронные гильзы, ходили в лес, рубили дрова для завода, а вечером допоздна готовили подарки бойцам. Пряли шерсть, вязали носки, варежки. А еще мы шили разные кисеты для табака. Много сделали кисетов, израсходовали на них все: красивых расцветок платки, шали. И работа остановилась. Так обидно стало.
Однажды идем по улице и видим – впереди татарочка из соседней деревни. А на ней шаль. Ну такая красивая шаль, что мы, как говорится, от ума отстали.
- Вот бы нам на кисеты, - сказала мне подружка.
- Давай, попробуем купить. Девушка, постой, разговор есть. Здравствуйте!
Девушка остановилась. Смотрит на нас своими черными глазами испуганно. Что они задумали? Зачем я им нужна?
- Продай нам шаль, - говорю.
Тут она уж не на шутку струсила.
- Какую шаль?
- Вот эту, что на тебе.
- Ни за что, - почти закричала она. - Ее мне отец подарил на день рождения перед войной. Нет, не продам.
- Мы тебе дадим чего только хочешь, давай, пожалуйста.
Она резко повернулась и пошла. Мы – за ней.
- Слушай, продай. Мы кисеты шьем фронтовикам, а материала нет, продай.
Девушка остановилась.
- Кому кисеты?
- Бойцам, на фронт.
Она опустила голову, задумалась. Смотрю, у нее слезки на глазах блеснули.
- Что ж ты мне раньше не сказала? Мой отец воюет, мой брат воюет на фронте! - и быстро сорвав с себя шаль, бросила ее мне на плечо.
- Нате, шейте, для бойцов ничего не жалко, пусть они скорее прогонят фашистских гадов с нашей земли!
Оставшись в одном платке, она тихо пошла на улице.
Мы всю ночь кроили и шили кисеты.
… Тут я не выдержал. Что-то подступило к горлу, в глазах туман какой-то.
Вынимаю из кармана кисет и кладу на стол. Цветок на нем давно стерся, еле заметны вышитые слова.
Женщина увидела кисет, шагнула ко мне.
- Вот такие кисеты и мы посылали. Говорили нам в военкомате, что они на Калининский фронт идут.
- Там я и получил его…
Зал замер. Долго стояла тишина.
Может, это и был один из тех кисетов, сшитых комсомолками из шали, что отдала им девушка из татарской деревни.
Может быть…
А.В. Певцов