==========Надо улетать
Не повезло, подумал Андрей. Звездолёт был безнадёжно мёртв, его обитатели давно стали прахом, а панели управления рассыпались в пыль. Только где они, обитатели? И панели где? Или их нет, а звездолётом управляли «с земли»? А они-то, дураки, весь день ищут… чёрную кошку в чёрной комнате, на каждом повороте дыхание сбивается, у защитников пальцы на лазертагах побелели… Андрей вспомнил, как Риото полез за чем-то в карман и уронил парализатор, и всех «парализовало» от страха. А он выключен был, кто ж парализатор включённым в кармане носит? Кому рассказать — не поверят. Всё-таки они дураки. Дураки с классом «А», хохотнул Андрей.
В ответ прозвучал издевательский смех. Невидимые гуманоиды гоготали, реготали, давились смехом, заливались колокольчиком, хрипло каркали и скрипели, как несмазанные дверные петли. Оцепеневший Андрей не сразу сообразил, что это вернулся смех, гулявший по «коридорам» эхом — таким же странным, как этот звездолёт. Странным было то, что здесь, внизу, сила тяжести уменьшилась и была, как казалось Андрею, меньше земной. То-то они все развеселились…и топали как слоны. Странно.
— Неужели мы так ржали? Всех гуманоидов распугаем.
Надо улетать. «Flying Star» отправит на Эльгомайзу транспортники, через двенадцать земных лет они приволокут эту махину и посадят на околосолнечную орбиту. Чужим звездолётом займутся специалисты. Экипаж «Сайпана» получит свою долю, а Волокушин получит свои миллиарды. Кесарю кесарево, а звездолётчику звездолётово. А в самом деле, что им здесь делать? Бабочек ловить?
Андрей улыбнулся, вспомнив, как Кэли с Леоной бегали вокруг «Сайпана» с сачком, который отыскался у биолога, и восторженно вопили. И наловили целую банку алых пленниц. Банка — стеклометаллический контейнер внушительных размеров — принадлежала опять же биологу и, по его словам, представляла эпохальное значение для энтомологов.
В темноте бабочки светились. И наверное, сильно удивлялись: на Аква Марине день сменяли лиловые сумерки и никогда не наступала ночь.
Выбравшись на поверхность, они удивились, пожалуй, сильнее экзопланетных бабочек: впервые за два месяца на планете шёл дождь. Небо заволокло облаками. Сквозь них пробивалось солнце, в восемь раз ярче земного, и от этого дождь казался серебряным.
=========Здравствуй, милая картошка-тошка-тошка
До отлёта оставался месяц. Все торопились и суетились, точно куда-то не успевали. Проклиная дождь, который «только мешает, грибы всё равно не вырастут», Надя Кислова дневала и ночевала в космокатере, набитом под завязку светоприёмной и анализирующей аппаратурой. Гравителескоп LISA-Pathfinder показывал невероятное. Земная астрометрия и небесная механика здесь были неприменимы, а физика небесных тел... физика Эльгомайзы отличалась от солнечной как день и ночь. Иная природа, иные измерения.
Биолог, с которого Андрей взял клятвенное обещание не спускаться в чужой звездолёт, пропадал на пустоши. Кэли и Леона, разочарованные тем, что в дождь бабочки перестали летать, исследовали ландшафт в компании Бэргена и Риоты, которые взялись их опекать. В сопровождении «своих мальчиков» андроморфы шатались по окрестностям и однажды приволокли на корабль нечто напоминающее картофелину средних размеров. Боевые операторы не решились прикоснуться к «овощу» даже в перчатках, а девчонки взяли его голыми руками. Риото с Бергэном испытывали жгучий стыд.
«Картошка» была с ростками, давно лежит, схохмил биолог. В контейнере, куда поместили «овощ», обитали ящерки и кузнечики. Ящерки питались кузнечиками, кузнечики поедали друг друга. Законы эволюции одинаковы во вселенной: сильные жрут слабых, слабые жрут друг друга. Трёхметровая кубическая «банка» прыгала, ползала и стрекотала. Любителей поглазеть на этот зоопарк собиралось достаточно. На следующее утро они ввалились в каюту капитана... Врач с серым от ужаса лицом цепко ухватил Балабанова за рукав: «Пойдём, кэп. Ты должен это увидеть».
Картофелина, которую Юозас решил скормить ящеркам, слегка подросла и лениво шевелила ростками. Ящериц и кузнечиков в банке не было. Кто же их выпустил? Кэли и Леона клялись, что не снимали крышку. Да и как они могли её снять, если ключ был только у биолога?
— Она… оно… их съело, всех! — выдохнул Золтовски. — Оно любит органику. И я не знаю, кто будет следующим, когда оно… она проголодается.
Тем временем росток дотянулся до стенки и с чмоканьем к ней прилип. То же проделали остальные ростки. Картофелина поднималась вверх со скоростью ленивца, спасающегося бегством. Впрочем, спасаться надо было от «овоща»: когда он дополз до верха, металлостекло угрожающе выгнулось.
— Тащите аннигиляторы! — распорядился капитан. — И больше никаких местных овощей.
=======Плановое мышление
От космолётчиков требовалось умение принимать решения, сообразуясь со скоростью полёта. То есть, в в максимально короткое время. Хобби биолога — шахматы — предполагало плановое мышление. Юозас мыслил по-другому. Улучив момент, когда Мишенька направился в каюту врача (такой молодой, а уже проблемы со здоровьем, жаль парня), Юозас снова отправился на пустошь. Теперь ему никто не помешает… думать. Круглое поле с голубой травой — местный вариант шахматной доски. А фигуры внутри, в звездолёте, который притворяется мёртвым.
Юозас достал из кармана компас, который взял с собой «в поездку», и слава богу, что его не видел капитан, иначе бы опять высмеял. Выбрав направление с юга на север (направление не имело значения, просто удобнее идти по стрелке компаса), биолог измерил пустошь шагами, от края до края. Потом спустился в звездолёт и измерил туннель.
Его догадка подтвердилась, звездолёт «кончался» метров за пятьдесят до границы пустоши. За дугообразными коридорами, соединявшими туннели, и за тупиковыми глухими стенами было что-то ещё. Рубка управления? Жилые отсеки?
Стащив с рук перчатки, он ощупал поверхность: стена как стена, полукруглая, вся в неглубоких желобках. Под ногами желобки глубже, на стенках мельче, вот и вся разница. Биолог уселся на пол и поморщился: проклятые бороздки впивались в кожу сквозь комбинезон. Ничего, он потерпит, он привык размышлять сидя, как все нормальные люди. Он же не космолётчик, чтобы думать на ходу.
Юозас решал задачу, как в шахматах: перебирая возможные комбинации и просчитывая шаги. И насвистывал менуэт Боккерини. Он и собаку приучил откликаться на этот мотив, на обыкновенный свист Гинтарас не прибегал. А заслышав Боккерини, мчался на зов как угорелый. И тёрся о его ногу, и мотал хвостом, и заглядывал в глаза…
Он закрыл глаза и увидел своего Янтарика. Лабрадор был королевского происхождения, отец двукратный чемпион интернациональной кинологической выставки «Евразия», мать медалистка Национальной выставки Литвы. Он и любить умел по-королевски щедро, отдавая хозяину всего себя. А он, Юозас, его предал.
==========Скелеты в шкафу. Биолог
Маленького Юозаса биология привлекала своей доступностью, открытостью. Это ведь — мир, всё, что тебя окружает. С миром хотелось подружиться, его хотелось понять. А ещё он понимал собак. Они не умеют говорить, но умеют смотреть. Вилять хвостом. Прижиматься к тебе боком, раздвигать мордой колени и втискиваться между ног, опрокидываться на спину, доверяя тебе самое ценное — живот.
Родители были категорически против: в доме две кошки, морская свинка, пара волнистых попугайчиков и аквариумные рыбки. Зверинец. За собакой нужен уход, выгуливать и ухаживать придётся нам. Вот вырастешь, тогда заводи кого хочешь. Юозас всё детство мечтал, чтобы оно скорее кончилось, и тогда он купит собаку. Лабрадора с янтарными глазами.
Лабрадора он купил, когда окончил биофак вильнюсского университета и снял недорогую квартиру в пригороде, где он был хозяином, а значит, мог делать что угодно. Бывшие однокурсники приводили к себе девушек, устраивали вечеринки, у них частенько ночевали друзья. Юозас друзей в дом не приглашал (лабрадор не любил чужих, пугался, и Юозас не мог равнодушно смотреть, как щенок, забившись под стол, ждёт, когда гости уйдут), к вечеринкам и девушкам был равнодушен. Он ещё встретит ту, с которой проживёт жизнь, вырастит детей, а может, даже внуков. Она не из тех, кто ходит на вечеринки и зазывно смотрит на парней. Она будет ждать его одного, и обязательно дождётся. А пока ему вполне хватало общества собаки.
Он назвал щенка Гинтарас, янтарь. Вдвоём они ездили на озёра, где оба носились по окрестностям, плавали и охотились за утками. Вернее, охотился Гинтарас, а Юозас с волнением наблюдал за другом. И собирался купить охотничий дробовик, чтобы охотиться не понарошку, а всерьёз.
— Вернусь из экспедиции, поедем с тобой на охоту, — пообещал питомцу Юозас. Пёс ответил грустным взглядом. Ну как ему объяснить, что отказаться от поездки в Западную Африку Юозас не может, просто не может!
— Я приеду. Я вернусь и буду с тобой, — убеждал щенка Юозас, а тот обнимал его за шею тёплыми лапами, и тыкался носом в ухо, и тихонько скулил Лабрадоры обладают невероятной интуицией.
— Не плачь. Никто тебя не собирается бросать, поживёшь у мамы с папой, они согласились, они тебя будут любить и кормить. Ты вырастешь и станешь большой собакой, и мы с тобой поедем на озёра. Маленьким щенкам охотиться нельзя, можно только взрослым, — пошутил Юозас.
В Западную Африку он улетел с тяжёлым сердцем.
О лабрадорах говорят, что они самые преданные собаки в мире. Они очень эмоциональны и общительны, поэтому с трудом переносят разлуку. Гинтарас не перенёс. О нём заботились, кормили, чесали за ушами, гладили по лобастой голове, водили на прогулки. Щенок равнодушно смотрел на еду, равнодушно принимал ласку, и целыми днями сидел у окна, положив на подоконник широкие лапы. Янтарик ждал хозяина. Когда же он вернётся? Когда же?..
============Менуэт Боккерини
Он вернулся через три месяца. С порога засвистел менуэт, и удивился, — тишине, которой встретила его квартира. А он-то ждал — визгливого щенячьего лая, цоканья когтей по паркету, слюнявых собачьих поцелуев, от которых придётся уворачиваться…
Мать бестолково пыталась объяснить, что пса нормально кормили, нормально содержали, раз в месяц купали в пене детского мыла, скармливали витамины, которые прописал ветеринар. Юозас остановившимися глазами смотрел на коробку с щенячьими игрушками.
Кожаная сандалия (вторая растерзана в клочья, когда у Гинтараса резались коренные зубы). Мяч-пищалка в резиновых игольчатых пупырышках. Липовые палочки, на которых остались следы его зубов. Завязанный на несколько узлов кожаный пояс, который щенок забавно грыз, целиком запихивая в пасть. Мать не смогла их выбросить. Потому что любила Янтарика, забавного толстого увальня с янтарными глазами.
— Я утром встала, смотрю, он на подоконнике, как с вечера лежал, так и лежит, и в окно смотрит. Тебя ждёт. Я позвала, а он… он застыл уже. Умер. На подоконнике. — Мать заплакала, закрывая лицо передником. — Мы с отцом его чем только не кормили, творожок домашний, яблочки тёрла ему, Айвис за обрезью на мясокомбинат ездил, привозил… А он морду отвернёт, а из глаз слёзы льются. Ты никогда не видел, как плачут собаки? Не дай бог тебе такое увидеть, сынок. Он даже баранки не грыз, его любимые, ванильные. Стоять уже не мог, совсем ослаб. В лечебнице сказали, он умер от тоски, так бывает у лабрадоров. Сказали, что они… они умеют любить.
Они умеют любить. Гинтарас его любил, не захотел без него жить. А Юозас любил биологию, без которой тоже не мог жить. Он выбрал биологию. А Гинтарас выбрал смерть.
— Что ж ты не дождался меня, хороший мой… Сейчас бы поехали на озёра, ты бы там бегал, фыркал, шлёпал по воде тяжёлыми лапами, вспугивая лягушек. Ты был бы уже большим. Я так и не увидел тебя большим, Гинтарас! А помнишь, как ты прибегал ко мне на музыку Боккерини? Мы с тобой любили этот менуэт…
Кинджюлис принялся насвистывать мелодию… и явственно услышал цоканье когтей. Зажмурился и заткнул уши пальцами, пережидая слуховую галлюцинацию. А когда открыл глаза, перед ним плясало синее пламя. Биолог боязливо отодвинулся. Пламя среагировало, распалось на огоньки и… приняло форму собаки. Лабрадора! Перед ним был его Гинтарас, взрослый, красивый. Светло-синий.
— Гинтарас? Это ты? — несмело спросил биолог, на секунду поверив в существование душ.
Юозас непроизвольно протянул руку, и огоньки приблизились. Звёздный «хвост» радостно молотил по ногам, не обжигая. От «пса» волнами исходило дружелюбие. Гинтарас…
— Что же нам с тобой делать? Мне через три недели улетать… У меня же сердце разорвётся!
Звёздный пёс исчез, огоньки рассыпались, рисуя незнакомые созвездия.
Надо Кислову взять с собой, она определит, где это, подумал биолог, когда пришёл в себя.
ПРОДОЛЖЕНИЕ http://www.proza.ru/2019/05/19/73