В латанной синей куртке и прохудившихся ватных штанах посреди автобуса стоял сухой сгорбленный старик. В маленькой сморщенной руке он держал рваные бумажные десять рублей. Холодные пальцы нежно гладили старую шероховатую банкноту.
Сзади, низкий грудной кашель кондуктора разорвал монотонный рев двигателя. Старик вздрогнул и невольно еще крепче сжал пальцами несчастную бумажку.
- Мальчики, девочки, готовим за проезд заранее. Предъявляем удостоверения, - говорил веселый голос кондуктора.
Старик поднял плечи повыше, словно хотел в них спрятаться, и машинально переступил с ноги на ногу.
- Так, ну, что у нас здесь? Ага! Держите! – бухнул сзади задорный голос; зазвенела мелочь и шаркающие шаги стали слышны над самым ухом.
Свежий прохладный воздух резанул впалую щеку, и старик в смущении посмотрел в пол, когда звучный бас громогласно гаркнул над ним:
- Ну, что, папаша, будем обилечиваться? – красная мясистая рука по-приятельски хлопнула старика по плечу, от чего тот едва не упал.
- Держись, дедушка. Ты нам еще живой нужен, - загоготала рука и схватила его за локоть.
Старик медленно поднял голову. Его лицо, словно маску, исказила широкая восковая улыбка. Лукаво прищурив, маленькие, подернутые влагой, глазки, он с чувством причмокнул влажными бледно-розовыми губами, и осторожно, трясущейся рукой, протянул кондуктору деньги.
- Это чего? – вяло протянула рука. – За проезд что ли? А удостоверение где?
Старик виновато опустил нос.
- Ггкххм… Забыл, - глухо проговорил он.
- Ааааа! – завыла рука. – Забыыыыыыл! Ясно.
Сытая холеная рожа неожиданно выросла перед самым носом старика, и ехидно ухмыляясь и прищурив левый глаз, сказала:
- Филонишь, дед! Зайцем решил прокатиться? Черта с два! Либо, как все платишь, либо пешком топаешь! Выбирай! Тормози, Миша! Тут один платить отказывается, - утробным голосом закричала рожа.
Автобус резко дернулся и замер. Карамельные зубы водителя гневно заскрежетали в зеркале заднего вида. Все двадцать четыре глаза злобно впились в виновника «торжества».
- Что за собрание! Подумаешь, какая проблема, - вставил бритый благообразный мужчина, закутанный в теплый кашемировый шарф. – Пусть себе едет на здоровье. Или уж если нельзя, то пусть кто-нибудь заплатит за него. Подумаешь, какие деньги!
- Так, может, вы, и заплатите, а, любезный? – саркастически подмигнув глазом, бросил мужчина с гнилым зубом, так и норовившим показаться наружу. – Чего, вы, так в лице переменились? Подумаешь, какая проблема! Ха-ха-ха!
-Я?! – удивленно переспросил мужчина в шарфе не своим голосом. – Я не могу. У меня жена, дети. И, вообще, у меня и денег-то при себе нет. Да и потом, почему я должен перед вами отчитываться? - он быстро опустился на место, почему-то покраснел, надулся, и не переставая, бросать ядовитые взгляды на гнилозубого мужчину, стал смотреть в окно.
Вскочил резвый малый, с круглым, как барабан, животом, и тряся перед собой огромным букетом желтых роз и цветастой коробкой конфет, защебетал:
- Сколько можно тянуть! Чего, вы, разбираетесь. Выгнать его взашей, и дело с концом. Это невыносимо! Меня девушка ждет!- с горяча он топнул ногой и больно ударился коленом о спинку соседнего сиденья. Взбешенный, как черт, он заорал благим матом.
- Таких, вообще, нельзя пускать внутрь, - статная женщина в черной меховой шубе, с интересом изучавшая свои красные ногти, сморщила напудренный носик. – Боже мой, как долго! Ну, скоро уже там?
Последний раз спрашиваю, старикан. Будешь платить или нет? А то мы, ведь, можем и по-плохому, - наседала рожа, тяжело дыша старику в лицо и грудью подталкивая его к выходу.
- Нету у меня больше денег, родной мой. А удостоверение я забыл.
-Забыл? Нету, значит? Ну, тогда пшел отсюда! Давай, давай, шевели маслами, папаша! –заорала рожа, и видя, что старик не слишком рьяно спускается, наподдала ему ногой под зад.
Кто-то захихикал. В глазах старика потемнело, ноги подкосились, и он, не помня себя и моля Бога, лишь о том, чтобы ничего не сломать, вместе с сумками плюхнулся в махровый сугроб.
- Попутного ветра, пират! Счастливо оставаться! –заржала во все горло рожа, ощерив короткие белые зубы. Двери захлопнулись. Автобус адски взревел, изрыгая черные клубы дыма, и покатил дальше.
Старик, не спеша поднялся, проверил все ли на месте, не ушиб ли чего, перекрестился, и взяв сумки, поплелся домой, время от времени, что-то бормоча себе под нос и грозя кому-то невидимому сморщенным кулачком.
А автобус ехал себе и ехал. О старике скоро забыли. И все также весело смеялась рожа и трепала по плечу неосмотрительного пассажира.