7
Электронное сообщение от нотариуса слегка удивлённая Клэр внимательно прочитала на экране своего мобильного телефона только ранним погожим утром. Ведь она в аристократическом, старинном доме собственный телефон всегда отключала на закате, поскольку вечерние звонки и вызовы заметно раздражали своенравного и прихотливого хозяина.
И теперь в коротком и измятом пеньюаре из белого муслина она расслабленно сидела на жёстком кухонном стуле. Улыбка у неё была озорной. И сомнений в том, что вальяжный Потоцкий в неё безудержно влюбился, у неё уже не осталось... Она хорошо запомнила изумлённые и тоскливые взоры порочного юриста...
Она размышляла:
«Богатый и матёрый владелец нотариальной конторы, как наивный и неопытный хлопчик, втюрился в меня. А теперь он восхищается мною... И, пожалуй, мне надлежит эффективно использовать этот благоприятный и лестный факт... Но неужели мне нужна адвокатская липкая любовь?.. А, впрочем, информации у меня ничтожно мало... На свидание я пойду. Но разве я не обязана сообщить моему наставнику о приватной встрече?.. Наверное, я всё-таки должна...»
И Клэр, истомно улыбаясь, решила:
«Сексуальные шашни с новым хахалем затевать я не буду... Мне до крайности противно воспринимать самоё себя проституткой низшего пошиба. Я желаю красивой мишуры и милого антуража... И, значит, я поведаю учителю всё... без утайки... И он окончательно доверится мне...»
И на горячем песке она сварила крепкий турецкий кофе... И Лыков, умилённый заботой, смаковал в своей удобной постели горьковатую и терпкую жидкость. А потом предупредительная Клэр торопливо ополоснула его лазурную фарфоровую чашку с пёстрым геральдическим гербом и, потягиваясь, отправилась в душ...
Сладострастно мылась она ментоловым гелем под тёплыми струями, и полностью она отражалась в двух настенных овальных зеркалах. И собственная нагота блаженно возбуждала её... И чудилось ей восторженное наслаждение Иисуса Христа, который радостно, хотя и незримо обладал её безупречным телом...
А вскоре ей померещилось, что она получила – в награду за чувственную нежность к Иисусу Христу – восприятие явлений, каким обладает Божество... Предвечный, дескать, именно так воспринимает человеческие уклады и земное бытие... Однако мистические ощущения не казались ей наваждением.
Лохматым полотенцем она благоговейно вытирала своё упругое и холёное тело... И лихорадочны были раздумья:
«Неужели свершается чудо?.. Ведь я не верю, что у меня случилась истерическая лихоманка ума... И я отнюдь не фантазирую... А теперь меня лелеет бездна... И чувствует моя взбудораженная плоть последствия дивного оргазма...»
Возле своего резного гардероба из морёного дуба она придирчиво выбирала одежду. И снова она была нагой... Заря мерцала и уже лучилась. А росинки на утренних листьях за окном, распахнутым настежь, вдохновенная и страстная Клэр с мимолётной улыбкой мысленно назвала «жемчужной и бриллиантовой эфемерностью».
Клэр надела зелёное короткое платье с воланами и фасонными рюшами, а затем обулась в голубые и лёгкие туфли-лодочки на острых каблуках... Она в сиреневом фартуке приготовила завтрак и негромко позвала голодного Лыкова кушать... И в столовую немедленно пришёл аккуратный, тщательно выбритый и чистый сотрапезник в бирюзовой свежей рубашке и в серых просторных брюках, а его домашние тапочки были иссиня-чёрными и с красной бахромой.
Проворная Клэр искусно сервировала антикварный стол с розоватой узорной скатертью и сняла на стерильной кухне передник...
Сначала они полакомились мелкой боровой дичью с грибами и спаржей, а потом со здоровым аппетитом отведали жареную озёрную рыбу... Вместо хлеба съели пшеничные оладьи. А чёрный индийский чай умеренно был разбавлен кисловатым соком толчённых болотных ягод...
За серебряным самоваром и сладким чаем она рассказала о призывном послании юриста, и Лыков бегло прочитал короткий электронный текст на её мобильном телефоне. Она ожидала от капризного покровителя потоков негодующей брани, однако без малейшего удивления он спокойно предложил:
- А ты сходи на вечернее рандеву. И ты развейся. И шаловливо поищи забав и приключений.
Она медленно опустила веки и с нарочитой скромностью произнесла:
- Но я не сомневаюсь, что он влюбился... И пылко мечтает он соблазнить именно меня... Разумные женщины не ошибаются в предметах и сути мужских вожделений... Мне отлично запомнились его ненасытные взгляды в местной нотариальной конторе, похожей на пошлое описание гарема... или борделя для извращенцев...
И Лыков назидательно молвил:
- Твоё признание радует меня!.. И если бы не твоя внезапная правдивость, то я не поведал бы тебе о главной цели заветных знаний... Люди безмерно сложны. Но бездну своей потрясающей сложности они ещё не постигли... И даже ты доселе не подозреваешь, какие суждения и чувства породило в твоём подсознании хитрое приглашение юриста... В памяти твоего рассудка запечатлелся только конечный итог неосознанных эмоций и мыслей... А их была – мелодичная гамма... Или – настоящая космическая симфония!.. Однако разум твой проигнорировал внутренние дебаты...
И она выразительно попросила:
- А ты поскорее посвяти меня, как ментор, в секреты подсознательных дискуссий...
- Ладно, – увлечённо сказал он, – послушай... Ты сначала – втайне от своего сознания – чувственно порадовалась дерзкому посланию юриста. И ты мгновенно поверила в неистовую любовь развратного Потоцкого исключительно к твоей великолепной персоне. И не ошиблась ты в определении степени его поистине исступлённой страсти. А очевидная порочность потенциального кавалера была особенно приятна... Ведь тебе надоело в сексуальных утехах скромно стесняться... И наитием ты ощутила близость его мучительной смерти... Даже он ещё не догадался о своей роковой хворости. И никто из врачей-онкологов не поставил Потоцкому раковый диагноз. Но опухоль уже пустила свои метастазы... И только ты – хищной своей натурой – смутно почувствовала канун превращения человека в околевшую падаль...
Клэр непроизвольно поникла, но вскоре она напористо осведомилась:
- А ты, драгоценный, от кого узнал про кошмарный недуг распущенного и нахального адвоката?
И дальнейшие фразы почти неподвижного Лыкова поразили её:
- Внимал я музыке в твоём нутре!.. Однако о гадкой икоте и отвратительном бурчании в кишечнике и желудке речи нет... В мистическом трансе я чувствую чужие беззвучные мелодии суждений и свойств... И я в других людях постигаю совокупность желаний, душу и личность... Жуткими были мелодии в тебе... Но оказались они волшебны!.. Даже диссонансы потрясали своей упоительной прелестью. И вдруг услышал я трагическую кантилену. Именно в ней и появилась полифоническая тема о кануне православной панихиды и скорой кончине близкого тебе существа... И поверилось мне, что окутала меня оккультная энергетика небесных сфер... Именно из неё и возникли слова, произнесённые мною сейчас...
И тихо Клэр усомнилась:
- Но разве можно столь заковыристым образом выявить летальную болезнь у человека, на которого мы глядели только мельком?
И Лыков пустился в негромкие и нервные рассуждения:
- С помощью мещанской логики постигается в грешной юдоли далеко не всё. Существует в бесконечном пространстве ещё и мистическая вера, способная одарить святого подвижника исключительным восприятием, каким обладает Всевышний... – И после вдохновенной фразы о Божественном восприятии внимательная Клэр сладострастно содрогнулась... – Но подлинной верой всемогущий Предвечный наделяет смертных людей избирательно и крайне редко... И причину ниспослания Господней милости не дано обычному разуму понять... Но истинная вера в Создателя означает неизреченное блаженство... Однако я доселе бессилен сложные религиозные сущности выразить словесно...
И она не удержалась от задорного бахвальства:
- А мне и не требуется мутное и напыщенное витийство! Я обойдусь без чахлой эрудиции алтарного начётчика и выспренних его речей... Сладчайший Иисусе с нежной любовью мне пособит...
И явно раздражённый Лыков тягуче попрекнул её:
- А ты – чересчур опрометчива! И напрасно предаёшься ты неуёмной гордыне. А твоя задиристая и надменная некомпетентность может оказаться крамольной...
И вскоре – после обоюдного молчания – вдруг услышал он в её прерывистом голосе исповедальные интонации:
- А ведь меня задела, – и очень больно, – обронённая тобою фраза о хищности моей натуры... До нашей встречи я не сомневалась, что грациозной, гибкой и безупречно очаровательной хищницей быть почётно. А молочной коровой, козой-дерезой и кучерявой овечкой – нет... Но я уже – не столь определённа!.. И я теперь допускаю, что я могла бы интуитивно – и совершенно бессознательно – догадаться о летальной болезни юриста. Однако я доселе не уверена, что лишь губительная хворость Потоцкого сделает моё вечернее свидание с ним достаточно интересным... Судьбоносные перемены во мне – бесспорны!.. Я постепенно стала более нравственной и чуткой. И я порой ощущаю – и сквозь волшебную и серебристую дымку – даже вижу благодатную плоть Христа!.. А разве всемогущий и, значит, неотразимо обаятельный Иисусе удостоил бы своим божественным вниманием распутную и жестокую тварь?
Ошеломлённый и хмурый Лыков непроизвольно её прервал:
- Ну, зачем с бесстыдным вожделением долдонишь ты о Боге?
И оказался ответ её предельно откровенным:
- Райского Спасителя я безмерно люблю... И даже порочно мечтаю о сексуальных оргиях с ним... Но меня не считай сумасшедшей... И не смей консилиум собирать!.. Вероятно, мыслишка о моём психическом недуге уже мелькала у тебя в мозгу... Но я – милосердна... и я не ропщу... Однако я всерьёз остерегаю тебя, что я обязательно буду изощрённо и свирепо отомщена, если меня признают безумной... И мстителем будешь ты... – И вдруг она злорадно, хотя и нежно улыбнулась... – Ты очень многому научил меня... Благодарю!.. Но отныне смогу и я подробно и красочно поведать проницательному наставнику о скверных для него последствиях...
И он примирительно молвил:
- Неужели трудно обойтись без череды бестолковых склок?.. Я полагаю, что наши скандалы – излишни... Однако каждому человеку может в башку втемяшиться буквально всё... Но верить без малейших колебаний – непростительно и глупо... И почему ты вдруг решила, что не обрадует меня реальное общение моей фаворитки с Христом?..
Она неопределённо пожала плечами и выжидательно смолчала; а Лыков поёрзал на стуле и сказал:
- Внутреннюю цензуру я временно отвергну... А сумбура в моём сознании нет. Но я пока боюсь безоглядно поверить в моё несказанное счастье... Чувственно ты близка с Иисусом Христом! И будешь моим ходатаем... если соизволишь... Грехов накопилось у меня немерено. Местный архиепископ заносчиво утверждал, что я полностью очистил душу от былого кощунства. Однако изворотливые пустозвоны-попы, вероятно, ошиблись. А я частенько спрашиваю самого себя: ну, разве я раскаялся, – хотя бы отчасти, – или нет?.. И ответа не нахожу...
Она вкрадчиво и ласково спросила:
- Неужели сложно понять?
- Я необходим государству, и я ретиво исполнял офицерский долг. Но я получил завидные привилегии, награды, ордена и льготы... И я доселе не могу смекнуть: мучителем я оказался во имя русского народа или ради банальных премий и барышей?.. Мотивы греховных поступков – чрезвычайно важны...
И пыталась она утешить его:
- Но закоренелые и матёрые негодяи не задают себе подобных вопросов. Своекорыстие не довлело над тобой... И больше не терзайся... А толика бесшабашности тебе не повредит... Я верю в это...
Он широко улыбнулся и задорно тряхнул головой. И смерть перестала его страшить. И вдруг почудилось ему, что избавили его от постоянного ужаса перед кончиной именно милосердные фразы Клэр...
А после короткого обоюдного молчания она доверительно и тихо произнесла:
- Я в прошлом, как личность, была примитивной. Но теперь моя духовная жизнь – безмерно сложна и донельзя интеллектуально насыщенна. И мне приятна внутренняя моя утончённость... Я теперь горжусь и наслаждаюсь... И я подозреваю, что обычные люди – от рождения и до смерти – не испытывают дивного психического блаженства, поскольку не ведают они о восхитительной и нескончаемой бездне своей натуры...
И Лыков негромко рассуждал:
- Порой мне кажется, что если бы дотошный литератор напечатал в книге наши беседы, то его обязательно подвергли бы жестокой критической травле... Дескать, обыкновенные люди не говорят на столь безупречном русском языке... и без мусорной лексики... И, мол, не затрагивают они роковые философские темы, которые вовеки нельзя исчерпать. И наша, де, мистически-прозорливая духовность – либо чрезвычайно сомнительна, либо совершенно невозможна... И очень многие лингвисты-хулители вдруг обрели бы в нашем случае – и вопреки своему обыкновению – неподражаемую искренность... Но неужели мы сомневаемся в собственной реальности?.. Разумеется, нет... И с нами всё свершается наяву... Но ведь работяги и мещане усомнятся...
- Да, – досадливо согласилась она, – и в наши любовные перипетии, запечатлённые в романе, не смогли бы рецензенты поверить... – И вдруг она непроизвольно встрепенулась... – Я разительно изменилась... И я теперь скорблю о чёрствости многих людей... и тупости их повальной... Я не отрицаю, что в череде своих напастей бедолаги повинны сами... Но я порой желаю дружеского понимания... и сама готова прощать...
И он радостно посочувствовал ей:
- Полное одиночество, наконец, настигло тебя!.. Пожалуйста, не сердись, но я мучительно и трепетно этим счастлив. И твои духовные страдания вселяют в меня упоительную надежду... и даже блаженно окрыляют... Вот и рифма – хотя и глагольная – получилась!.. Однако я неподдельно и сильно тебя жалею... за грядущее – и вечное – твоё одиночество...
И кротко она изумилась:
- Разве боль моя приятна тебе?
И высказался он без утайки:
- Только нравственные муки преображают людей. И лишь теперь ты способна простить... А Божественный Спаситель, внемля с человеческим сладострастием твоему нежнейшему лепету... и молитвам твоим, помилует мою окаянную душу... – И Лыков ревниво и печально усмехнулся, а потом хрипловато присовокупил: – Я уже понимаю, почему я отчаянно нуждаюсь в тебе. Да, я – эгоистичен... и я отчасти – подлец... Однако и ты, кудесница, – отнюдь не в накладе... хотя навеки останешься одинокой... даже в своей семье... А я банально боюсь неминучей смерти... Но рядом с тобой исчезает у меня застарелый страх... Мозаика событий – уже окончательно – сложилась в моём рассудке... и пасьянс завершён... Я постигаю причины...
Лыков замолк и вскоре услышал требовательный голос её:
- Отныне я чуждаюсь неприхотливых и пресных людей. Примитивная непритязательность мне уже претит... И я сейчас намерена узнать, как мне помочь духовно близкому человеку обрести полное понимание своей бесконечной – и пленительной – сложности... Пожалуйста, поясни...
И сытый Лыков отозвался:
- А в упоительной бездонности собственной личности сомневаться нельзя. Бессознательные устремления обязательно – и непрерывно – борются в каждом человеке с совокупностью его осознанных желаний... Безупречная гармония достигается редко... А теперь напряги интеллект и память!.. Подсознанию отдаётся мысленный приказ, а потом искусственно отключается рассудок... И с мира спадает его докучная личина!.. И разверзается в людях внутренняя бездна, манящая импульсивными искрами, болотными огнями и тусклыми бликами... А разум вскоре можно вернуть в нормальное состояние... Однако имеется важная сущность, а именно: нельзя постигнуть собственную внутреннюю бездну, если воспринимать других людей примитивными, дикими и тупыми. Наше восприятие самих себя непременно и полностью зависит от глубины и утончённости восприятия нами как сонма прочих людей, так и отдельного человека порознь...
И Клэр невольно вскричала:
- Ну, волшебная простота! А тебе за науку и мудрость простится буквально всё!
И он расслабленно и сановито откинулся на спинку древнего помещичьего стула... Рачительная Клэр хлопотливо и бережно убрала посуду, а Лыков, наслаждаясь упованием на безусловное прощение своих грехов, неторопливо направился в рабочий кабинет с просторным диваном и удобным креслом...
Конец третьей части
Часть четвёртая
1