2 Понедельник Бейкер Стрит

Антоша Абрамов
        Я скучаю по компании из другой полиции. Не хочу быть понят неправильно, моё назначение в «Безумие» – шанс, выданный мне детектив-констеблем, по крайней мере, на два года раньше запланированного срока. И вовсе я не устал от новых обязанностей. Запах мокрых непромокаемых плащей в раздевалке, стремление к терминалу в компьютерном зале пятничным утром, когда устанавливают новые рабочие места в системе, хрюканье и шутки на брифинге в шесть утра – вдруг обнаруживаешь, что скучаешь по всему этому. Незабываемое ощущение – вас много в одном месте, и всех в основном заботит одно и то же.

        Вот почему увиденное море синих огней возле станции метро Бейкер-стрит  немного напомнило возвращение домой. Из огней взмывала трёхметровая статуя Шерлока Холмса в комплекте с войлочной шляпой и трубкой с гашишем – для наблюдения за нашей детективной работой и обеспечения её соответствия самым высоким воображаемым стандартам. Металлические решетчатые ворота были откинуты назад, и пара полисменов из британской транспортной полиции сидела внутри, словно прячась от строгого взгляда Шерлока, но, скорее всего потому, что было холодно. Они едва глянули в моё служебное удостоверение, махнув мне –  кто ещё, кроме полицейского, выйдет так рано.

        Я спустился по лестнице в главный билетный зал, где все турникеты были закрыты. Группа парней в куртках и тяжёлых ботинках стояла кругом, пила кофе, болтала и играла в игры на своих телефонах. Из-за каких-то задержек ночные рутинные инженерные работы определенно не завершились.

        Бейкер-стрит открылась в 1863 году, но большая часть кремовой плитки, деревянных панелей и кованого железа с 1920-х годов обросла слоями кабелей, распределительных коробок, колонок и камер видеонаблюдения.

        Нетрудно найти тело в крупном преступлении, даже в таком сложном месте, как станция метро, – вы просто ищете наибольшую концентрацию спецовок и идёте туда. Когда я вышел на платформу 3, дальний конец выглядел, словно после вспышки сибирской язвы. А ведь не уделяют такого большого внимания, если вы самоубийца или один из пяти-десяти человек, которым ежегодно удаётся случайно убиться в метро.

        Платформа 3 была встроена в старую систему траншей и покрытий, в которой две тысячи землекопов вырыли большую кроваво-красную траншею, затем другие люди  уложили железную дорогу на дно и снова накрыли её. Тогда управляли паровозами, и  половина длины станции была открыта небу, чтобы выпускать пар и впустить погоду.

       Попасть на место преступления – всё равно, что попасть в клуб – так же обеспокоены вышибалы, если вы не в списке. Только список – журнал места преступления, а вышибала – очень серьезно выглядящий констебль. Я назвал ему своё имя и звание, и он глянул в сторону коренастой женщины с недовольным плоским лицом, что сердито смотрела на нас с дальнего конца платформы. Это была новоиспечённая детектив-инспектор Мириам Стефанопулос и её первый официальный выход в качестве инспектора. Мы раньше работали вместе, вероятно, поэтому она колебалась, прежде чем кивнула констеблю. Вот ещё один способ попасть на место преступления – быть известным руководству.

        Я записался в журнал и воспользовался одной из спецовок, накинутых на раскладное кресло. Экипировавшись, подошел к тому месту, где Стефанопулос наблюдала за следователем, а тот, в свою очередь – за командой суд.мед. экспертов, что роилась над дальним концом платформы.

        – Доброе утро, босс, – поздоровался я. – Вы звонили?

        – Вот и вы, Питер, – сказала она. По слухам, роящимся вокруг отдела Мет, она хранит коллекцию мужских яичек в банке у своей кровати. Любезно предоставленные мужчинами сувениры с достаточно странным юмором выражают мнение о её сексуальной ориентации. Я также слышал, что у неё есть большой дом за пределами Северного Кольца, где она с напарницей держат цыплят, но у меня не хватало решимости спросить её.

        Парень, лежавший мёртвым в конце платформы 3, когда-то был красивым, но больше не был. Он лежал на боку, лицо покоилось на вытянутой руке, спина наполовину скручена, а ноги согнуты в коленях. Не совсем то, что патологи называют позой кулачного боя, больше похоже на восстановительную позицию, которой меня учили по оказанию первой помощи.

        – Его двигали? – спросил я.

        – Служащий станции нашел его таким, – сказала Стефанопулос.

        На нём были выцветшие джинсы, тёмно-синий пиджак поверх чёрной кашемировой водолазки. Пиджак был очень приличного качества, из ткани хорошего кроя – определенно на заказ. Как ни странно, на ногах он носил пару Доктора Мартенса, классическая модель 1460 – рабочие ботинки, а не туфли. Они были покрыты грязью от подошвы до третьего ушка. Кожа над линией грязи была матовой, упругой, без трещин – практически новой.

        Он был белым, лицо бледное, прямой нос, сильный подбородок. Как я уже сказал, вероятно, красивый. Светлые волосы свисали эмо-чёлкой на лоб. Глаза закрыты.

        Все эти детали уже были отмечены Стефанопулос и её командой. Даже когда я присел рядом с телом, полдюжины техников-криминалистов ждали, чтобы взять образцы  всего непрочно закрепленного, а позади них стояла другая группа техников с режущими инструментами, чтобы получить остальное. Моя работа была немного другой.

        Я надел маску и защитные очки, поднёс лицо как можно ближе к телу, не касаясь его, и закрыл глаза. Человеческие тела очень плохо сохраняют вестигии, но любая магия,  сильная настолько, чтобы убить кого-то напрямую, достаточно мощна, чтобы оставить след. Используя лишь обычный набор чувств, я обнаружил кровь, пыль и запах мочи, которая на этот раз точно не была лисьей.

        Насколько я мог судить, не было никаких вестигий, связанных с телом. Я отступил и оглянулся на Стефанопулос. Она нахмурилась.

        – Почему вы мне позвонили?

        – Здесь что-то не так, – сказала она. – Я подумала, лучше бы ты проверил это сейчас, чем звонить тебе позже.

        – У меня ничего нет, – сказал я.

      – Не мог бы ты… – Стефанопулос махнула рукой. Как правило, мы не объясняем свои действия отделу Мет (заточенному на сверхъестественное), ещё и потому, что многое планируем на ходу. В результате старшие офицеры, такие как Стефанопулос, знают, что мы что-то делаем, но не совсем уверены – что именно.

          Я отошел от тела, и ожидающие меня криминалисты пронеслись мимо заканчивать обработку места преступления.

        – Кто он? – спросил я.

        – Мы ещё не знаем, – сказала Стефанопулос. – Единственная колотая рана в нижней части спины, и кровавый след ведёт обратно в туннель. Мы не можем сказать, притащили его или он сам приполз.

        Я посмотрел в конец туннеля. Пути проложены рядом друг с другом, значит, оба  должны оставаться закрытыми, пока их обыскивают.

        – Что это за направление? – спросил я, развернувшись кругом к верхнему уровню.

        – Восточное. Сзади вокзалы Юстон и Кингс Кросс, – а вот что похуже. – Стефанопулос указала вниз, где туннель загибался влево, – сразу за изгибом находится перекресток Окружной и Хаммерсмит, поэтому нам придётся закрыть всю развязку.

        – Лондонскому транспорту это понравится.

        Стефанопулос коротко рассмеялась: "Уже нравится".

        Для нормальной работы транспорта метро следовало открывать не позднее, чем через три часа. Если пути на Бейкер-стрит будут закрыты, то понедельник последней недели покупок перед Рождеством окажется заблокированным.

        Стефанопулос права – что-то не так с местом. Больше, чем просто мёртвый парень. Когда я глянул вверх по туннелю, в голове словно вспыхнуло – не от вестигий, а чего-то более древнего. Этот инстинкт мы все унаследовали в эволюционную щель между сходом с дерева и изобретением большой дубинки. И были просто группой тощих двуногих обезьян в мире, полном сверххищников; когда служили бегающим обедом. – За нами кто-то наблюдал.

        – Хотите, чтобы я осмотрел туннель? – спросил я.

        – Думала, ты никогда не спросишь.

        У людей забавное представление о полицейских. Первое, что они думают  – мы определённо счастливы поспешать в любую чрезвычайную ситуацию, не задумываясь о  собственной безопасности. И мы действительно похожи на пожарников и солдат,  склонны лезть в неприятности, что не значит, что не думаем о них. Об одной вещи мы думаем всегда. Это электрифицированный третий рельс и то, как легко убить себя на нём. Брифинг по электробезопасности был проведён со мной и ожидающими криминалистами весёлым сержантом БТП по имени Джагет Кумар. Он был той редкой породы офицером транспортной полиции, что организовал пятинедельный курс по безопасности на путях,  позволяющий вам бродить среди тяжёлой техники на работающих путях.

        – Что вы  должны не хотеть сделать, – говорил Кумар. – Это не попасть на рельс. И это основной совет по безопасности.

        Я шёл за Кумаром, в то время как остальная команда криминалистов вернулась назад. Они не знали, что я на самом деле делаю, но понимали – нельзя загрязнять место преступления. Ну и могли подождать, наблюдая, убьёт ли меня с Кумаром электрическим током или нет, прежде чем подвергнуть себя опасности.

        Когда мы оказались вне пределов слышимости, Кумар спросил, действительно ли я из охотников за привидениями.

        – Что?

        – Правда, что вы расследуете… – Кумар искал подходящий термин. – Необычные явления?

        – Мы не занимаемся НЛО и похищениями инопланетян, – я ответил на неназванный, но обычно второй вопрос.

        – Кто занимается инопланетянами?
 
        Я взглянул на спросившего Кумара, увидел, что он мочится и не сдержался: “Можем ли мы сосредоточиться на работе?”

        Кровавый след легко прослеживается. “Он держался в стороне, вдали от центрального рельса, – сосредоточился  Кумар. Фонарь высветил ясный отпечаток ботинка в щебне. – Он держался подальше от шпал, что заставляет меня думать, что у него были различные тренировки по технике безопасности”.

        – Почему это? – спросил я.

        – Если вам нужно идти по дорожке с соком, то вы держитесь подальше от шпал. Они скользкие. Вы скользите, падаете, протягиваете руки и бац!

        – Бац! - повторил я. – Это технический термин, не так ли? Как вы называете того, кто Бац?

        – Мистер Хрустящий, – сказал Кумар.

        – Это лучшее, что вы, ребята, можете придумать?

        Кумар пожал плечами: “Это не то, чтобы основной вариант”.

        Мы были за поворотом и скрылись от платформы, когда достигли места, где начался кровавый след. До сих пор щебень и земля полотна довольно эффективно впитывали кровь, но здесь мой фонарь вспыхнул на поверхности лужи тёмно-красного цвета.

        – Я собираюсь еще раз проверить пути, может найду, где он вошёл, – сказал Кумар. – С тобой всё будет в порядке здесь?

        – Не беспокойся. Я в порядке.

        Я присел на корточки и методично исследовал область вокруг лужи крови лучом своего фонаря. Менее чем в полуметре от платформы обнаружилось что-то продолговатое коричневое и кожаное, факел отразился на блестящей поверхности сломанного или отключённого телефона. Я почти поднял его, но остановил себя.

        Я был в перчатках, с карманом, полным очевидных доказательств и ярлыков, и если бы это было нападением, кражей со взломом или любым другим менее серьёзным преступлением, я бы сам его упаковал и пометил. Но это расследование убийства, и горе любому офицеру, который разорвёт цепочку улик, ибо он сядет, подобное уже было, когда пошло не так с процессом об убийстве О.Дж. Симпсона. С убедительными слайдами.

        Вытащив рацию из кармана и вставив батарейки, я вызвал следователя и сказал ему, что у меня есть некоторые доказательства для него. Дважды проверил поверхность, пока ждал, когда заметил что-то странное в луже крови. Кровь гуще, чем вода, особенно когда она начинает застывать, и поэтому её поверхность не выравнивается подобным образом. И показалось – что-то скрывается под ней. Я наклонился насколько можно ближе, не рискуя загрязнить это своим дыханием. Меня обдало жаром, угольной пылью и ароматным запахом дерьма, словно я упал лицом вниз на фермерском дворе. Я на самом деле чихнул. Теперь это была вестигия.

        Пришлось ещё чуть наклониться, чтобы рассмотреть, что же под всей этой кровью. Это было треугольное и бисквитного цвета. Сначала я подумал, что это камень, но увидел, что края остры, и понял, что это осколок керамики.

        – Что-то еще? – спросил голос надо мной, оказалось – криминалист.

        Я указал на вещи, которые нашел, и уступил дорогу фотографу, чтобы тот запечатлел их. Потом направил фонарь в туннель  и поймал отражение от куртки Кумара в тридцати метрах дальше. Он мелькнул в ответ, и я осторожно подошёл, чтобы присоединиться к нему.

        – Ничего? – спросил я.

        Кумар освещал фонарём несколько современных стальных дверей, установленных в явно викторианской кирпичной арке. “Думаю, он мог войти через старый проход к работам, но они все еще запечатаны – ты, возможно, захочешь снять отпечатки пальцев”.

        – Где мы сейчас?

        – Под Мэрилебон-роуд, что тянется на восток. Дальше ещё несколько старых вентиляционных шахт, которые я хочу проверить. Идём?

        До Грейт Портленд-стрит, следующей станции, было семьсот метров. Мы не прошли весь путь, когда увидели платформу. Кумар проверил выходы и сказал, что если бы наш загадочный парень вышел с платформы, его бы заметили постоянно бдительные операторы видеонаблюдения.

        – Где, чёрт возьми, он попал на рельсы? – спросил Кумар.

        – Может быть, есть какой-то другой способ войти, – предположил я. – Что-то, чего нет в чертежах, что-то нами пропущенное.

        – Я приведу сюда обычного патрульного, – решил Кумар. – Он может знать.
 
        Патрульные проводили ночи в туннелях в поисках дефектов и, по словам Кумара, были хранителями тайных знаний о подземелье. “Или чего-то в этом роде”, – добавил он.

        Я оставил Кумара в ожидании местного гида и направился обратно к Бейкер-стрит. Я был на полпути, когда подскользнулся на щебне и упал лицом вниз. Инстинктивно выбросил руки вперёд и понял, что левая ладонь упала на электрифицированный средний рельс. Хрустящий жареный полицейский – тот ещё красавчик.

        Я вспотел, пока поднялся на платформу. Вытер лицо и обнаружил тонкий слой грязи на щеках – руки были черны от неё. Пыль от щебня. Или, быть может, древняя сажа с времён, когда паровозы тянули комфортабельные машины, полные респектабельных викторианцев.

        – Ради всего святого, кто-нибудь может достать платок парня? – раздался громкий голос с северным акцентом. – И, чёрт возьми, может кто сказать мне, почему он здесь?

        Старший инспектор Сиволл был крупным человеком из маленького городка под Манчестером. Стефанопулос однажды сказала, что это место объясняет жизнерадостное отношение Моррисси к жизни. Мы работали вместе раньше – он пытался повесить меня на сцене в Королевском оперном театре, и я обездвижил его пятью кубиками слоновьего транквилизатора – в то время всё это имело смысл, поверьте мне. Я бы сказал, что мы вышли одновременно, за исключением того, что ему пришлось взять четырёхмесячный отпуск по болезни, который большинство уважающих себя полицейских сочли бы премией.

        Медицинский отпуск закончился, и Сиволл снова стал руководителем Группы по расследованию убийств. Он занял позицию на платформе, где мог следить за судебно-медицинской экспертизой, не переодевая своё пальто верблюжьей шерсти и туфли Tim Little ручной работы. Он подозвал меня и Стефанопулос к себе.

        – Рад видеть вас чувствующим себя лучше, сэр, – сказал я, ещё не остановившись.

        Сиволл посмотрел на Стефанопулос: "Что он здесь делает?"

        – Почувствовала – что-то в деле не так.

        Сиволл вздохнул. “Вы ввели мою Мириам в заблуждение, – сказал он мне. – Но я здесь, поэтому надеюсь увидеть возвращение к старым добрым полицейским методам, основанным на доказательствах и фактах, и заметное сокращение странной чепухи”.

        – Да, сэр, – сказал я.

        – К слову, в какие странные глупости вы втянули меня на этот раз? – спросил он.

        – Я не думаю, что была какая-то магия ...

        Сиволл остановил меня резким жестом руки: “Я не хочу слышать это слово от вас”.

        – Не думаю, что в его смерти есть что-то странное, – сказал я. – Кроме …

        Сиволл вновь оборвал меня. “Как он умер?” – спросил он Стефанопулос.

        – Опасная колотая рана в нижней части спины, вероятно, повреждение органов, но  умер он от потери крови.

        Сиволл спросил про орудие убийства, и Стефанопулос махнула следователю, тот поднял прозрачный пластиковый пакет с уликой. Это был треугольник бисквитного цвета, который я нашел в туннеле.

        – Какого чёрта это должно быть?

        – Кусок разбитой тарелки, – Стефанопулос повернула пакет так, что мы смогли увидеть и в самом деле треугольный кусок от разбитой тарелки – он имел декоративный ободок. – Похоже на глиняную посуду.

        – Они уверены, что это оружие?

        Стефанопулос: “Патолог уверен, насколько это возможно до вскрытия”.

        Я действительно не хотел рассказывать Сиволлу о маленькой порции вестигия сконцентрированного вокруг орудия убийства, но полагал, что это приведет к дальнейшим неприятностям, если промолчу.

        – Сэр, – сказал я. – Это источник ... странных глупостей.

        – Откуда вы знаете?

        Захотелось объяснить вестигию, но Найтингейл предупреждал меня, что иногда лучше дать хорошее простое объяснение. “Оно светится”, – сказал я.

        – Свечение?

        – Да, свечение.

        – Это видно только вам. С вашими, по-видимому, особыми мистическими способностями.

        Я посмотрел ему в глаза. “Да, мои особые мистические способности”.

        – Справедливо, – сказал Сиволл. – Таким образом, наша жертва получает в туннеле  удар небольшим магическим черепком, шатается на путях в поисках помощи, взбирается на платформу, падает и истекает кровью.

        Мы знали точное время смерти, 1:17 утра, потому что мы получили всё это на камеру видеонаблюдения. В 1:14 кадры показали его размытое белое лицо, когда он поднялся на платформу, пошатнулся, пытаясь встать на ноги, и ужасное скручивание, падение на бок – финиш.

        Как только жертва была замечена на платформе, смотрителю станции потребовалось менее трёх минут, чтобы добраться до него, но тот определённо уже двинул кони, как выразился служащий. Мы не знали, как он попал в туннель, и мы не знали, как выбрался его убийца, но как только криминалисты обработали бумажник, мы поняли, кем он был.

        – Чёрт возьми! – воскликнул Сиволл. – Он американец.

        Он передал мне пакет улик с ламинированной карточкой в нём. Вверху –  НЬЮ-ЙОРК, ниже – ЛИЦЕНЗИЯ ДРАЙВЕРА, затем имя, адрес и дата рождения. Его звали Джеймс Галлахер из города Олбани, штат Нью-Йорк, и ему было двадцать три года.

        Мы слегка поспорили о текущем времени в Нью-Йорке, прежде чем Сиволл отправил одного из офицеров связи для соединения с полицейским отделом Олбани. Олбани оказался столицей штата Нью-Йорк, как подсказала мне Стефанопулос.

        – Сфера вашего невежества, Питер, пугает, – сказал Сиволл.

        – Зато наша жертва жаждал знаний, – вовремя вмешалась Стефанопулос. – Он был студентом колледжа Святого Мартина.

        В кошельке нашли студенческую дисконтную карту NUS и пару визиток с именем Джеймса Галлахера и его, как мы надеялись, лондонским адресом – апартаменты недалеко от Портобелло-роуд.

        – Люблю, когда нам облегчают задачу, – заметил Сиволл.

        – Как вы считаете, – спросила Стефанопулос. – Сначала дом, семья, друзья?

        До этого я в основном держал рот на замке и, честно говоря, предпочёл бы улизнуть домой, но не мог игнорировать тот факт, что с Джеймсом Галлахером покончили магическим оружием. Хорошо, магическим черепком, в любом случае.

        – Я хотел бы оглядеться, – сказал я. – На случай, если он был практиком.

        – Практиком, да? – спросил Сиволл. – Так вы их называете?

        Я вновь держал рот на замке, и Сиволл посмотрел на меня одобрительно. “Хорошо,  – сказал он. – Cначала дом, соберите друзей и семью, составьте график. Транспортная полиция собирается доставить сюда несколько человек, чтобы подмести туннели”.

        – Транспорту в Лондоне это не понравится, – вмешалась Стефанопулос.

        – Это для них печально, не так ли?

        – Мы должны сказать судмедэксперту, что орудие убийства может быть археологическим, – сказал я.

        – Археологическим? – удивился Сиволл.

        – Может быть.

        – Это ваше профессиональное мнение?

        – Да.

        – Как обычно, – сказал Сиволл. – Это так же полезно, как шоколадный чайник.

        – Хотите, чтобы я позвонил своему боссу? – спросил я.

        Сиволл сжал губы, и я с удивлением понял, что он действительно подумывает о вызове Найтингейла. Что раздражало меня, получалось – он не доверял мне выполнить работу, и расстраивало меня, потому что было что-то успокаивающее в сопротивлении Сиволла любому виду “магического онанизма”, мешающего его исследованиям. Если он начнёт воспринимать меня всерьез, то я окажусь под давлением.

        – Я слышал – Лесли присоединилась к вашей шайке, – сказал он.

        Смена направления разговора на девяносто градусов – классический полицейский трюк. Не сработало, потому что я отрепетировал ответ на этот вопрос с тех пор, как Найтингейл и Комиссар пришли к еще одному “соглашению”.

        – Неофициально. Она в бессрочном медицинском отпуске.

        – Какая потеря, – сказал Сиволл, качая головой. – Этого достаточно, чтобы заставить вас плакать.

        – Как вы хотите это сделать, сэр? - спросил я. – AB совершает убийство, а я делаю… другие… вещи?

        AB – данная на радио аббревиатура для полицейского участка Белгравии, где находился отдел Сиволла по расследованию убийств – мы в полиции не любим настоящие слова, если можем использовать непонятный жаргон.

        – После того, как это вышло в прошлый раз? – спросил Сиволл. –  Нет, чёрт возьми. Вы будете работать в оперативном штабе как член следственной группы. Так я смогу следить за вами.

        Я посмотрел на Стефанопулос.

        – Добро пожаловать в отдел убийств, – сказала она.