А вечером все кажется темнее...
Темнее лица и темней плащи,
И ты уже не встретишь на аллее
Простые европейские черты.
Лишь только мертвые глазницы колоколен,
Знакомый дуб, как чужеземный граб,
И в ожиданье темноты безволен,
Ныряет в сумрак потускневший град.
Питает страхи старая аллея —
Все гуще кроны и чудне'й кусты,
И дым от труб сгущается, робея,
Бросают в дрожь чужих шагов басы.
Град засыпает, и уже навстречу
Все меньше попадается авто...
Вот поворот, но все еще далече
До зала, где транслируют кино.
Плафоны редких фонарей кивают
Из-за густой листвы, указывая путь,
Но ветви грабов с жадностью глотают
Скупые блики, не давая упорхнуть.
В пол-оборота дремлет чучело фонтана,
Согнувшись в три погибели, молчит —
Быть может привезли из Индостана
Богиню, что, как в зеркало, глядит-
ся в гладь воды, считая звезды на картине
Ночного неба, что качаются в стекле
Чернильной сути, нарисованной сатиром,
А может гением Жан Гюстава Курбе.
И с каждым шагом все темней, острее
Носы ботинок и разбитый тротуар,
Он поутру' казался шире и ровнее,
Как освещенная огнями магистраль.