Что обретет человек, если получит весь мир, но душу потеряет? Этот вопрос мучил Максимиллиана уже третий год. Казалось бы, чего еще желать? Престижная работа со свободным графиком, роскошная вилла на Лазурном Берегу, красавица-жена, денег куры не клюют. Он их даже не считает. Но все не так, все не то. Он чувствовал где-то глубоко, внутри себя, что все, чем он владел-ничто. Пепел. Прах под ногами. Сначала он гнал от себя подобные мысли, ведь все, кого он знал, продали бы душу за то, чтоб хотя бы день пожить в его шкуре! Но странное чувство все росло и росло, пуская корни глубоко в сердце. Вскоре мысли начали мешать ему спать. Появилась бессонница, апатия. С ним в постели лежала прекраснейшая из женщин, которые только ходили по Земле. Она была живой богиней для миллионов мужчин, но принадлежала одному ему. А он просто лежал с ней рядом и бросал на нее полный презрения взгляд. "Она со мной только из-за денег. Она не любит меня, она любит то, что у меня есть. Как и все они."- думал он, смотря на спящую жену, и выпускал изо рта густые облака дыма. Жаркое солнце, синее небо, изысканнейшие закуски, море вина и наслаждений!.. Но все они-блеф, пустышка. Ничего не стоят, ничего не значат! Он едва сдерживал подступавшую к горлу рвоту. Его тошнило от самого себя, тошнило от роскоши и наслаждений.
"Кем я стал? Зажравшаяся похотливая свинья. Я разжирел от роскоши и разврата. И настолько увлекся этой грязью, что самого себя потерял!"-со злобой думал он. Во всем этом он винил себя. Он ведь знал, что мог остаться собой тогда, продолжать рисовать картины для души, а не для богатеев. Как же все было просто и легко тогда, двадцать лет назад, когда Макс, семнадцатилетний мальчишка, рисовал пейзажи и портреты за еду. Да, он жил с бомжами. Да, дружил с отщепенцами, ворами и калеками. Но тогда все было по-настоящему. Взаправду. Настоящая ненависть. Настоящая любовь. Настоящее уважение. А что сейчас, когда он поднялся так высоко? Его картины на каждой обложке, директора богатых компаний дерутся за возможность купить его картины, потому что его имя равно слову "престиж". Пока им выгодно, они готовы лизать задницы друг другу и льстить без меры, хотя внутри готовы разорвать друг друга в клочья, лишь бы урвать себе кусок побольше да послаще. Максимиллиан аккуратно встал из-под одеяла, дабы не разбудить жену, накинул шелковый халат, белый с красными цветами, мягкие тапочки, и вышел на балкон, прихватив с собой бутылку "Шато де Лафит" самой долгой выдержки. Он стоял на балконе и смотрел на залитый солнцем пляж, где тысячи купальщиков бродили по песку, загорали или плавали. С его ракурса они были больше похожи на потревоженный муравейник, чем на пляж. Он пил вино прямо из бутылки, не утруждая себя этикетом и прочим "мусором". Впрочем, сейчас он считал мусором самого себя. Все свое нутро. От ненависти к себе выворачивало наизнанку, хотелось разорвать себя надвое, чтобы дать волю этому проклятому чувству, название которому Макс не мог придумать.
"Нужно было оставаться там, где я вырос, на грязных улицах. Лучше бы я сдох там от голода и холода или от удара в голову, зато все было бы честно. Все было бы по-настоящему. Без обмана. Чистая любовь. Чистая ненависть. Неужели я не заслужил искренности? Каким же дураком я был! Променял душу на этот...этот мусор!"-он с силой сжал горлышко бутылки зубами. Вино только сильнее распаляло в нем ненависть к себе. Он вспоминал маму, вспоминал свой дом, точнее, подсобку, которую его мать называла домом. Она была славной женщиной и очень любила его. Старалась дать все, что необходимо, сгорала, чтобы светить своему единственному сыну. И сгорела. Умерла от инфаркта, так и не дождавшись помощи. Это благодаря ей, ее стараниям, ее усердию и вере он, Макс, стал тем, кем стал. " Это твоя заслуга, мама. Я стал тем, кем ты хотела меня видеть.Жаль, ты не увидела моего триумфа, мама!"-шепотом произнес он, допивая остатки красного вина. Голова уже лишалась рассудка. Он уже не мог думать трезво, но что-то внутри приняло решение вместо мозга. Он, сам того не понимая, залез на перила балкона и готовился к прыжку. Разум не поспевал за движениями, и к тому моменту, как до него дошло, что произошло, было уже поздно-тело падало вниз с балкона, висевшего прямо над скалой. Последние мгновения его жизни он чувствовал страх и в то же время какой-то странный покой. Так было суждено. Так правильно. "Мама, я иду к тебе. Наконец-то я дома"