АЛЕКСАНДРА АЛЁШИНА
ВОПЛОТИВШИ ПЕЧАЛЬ...
– А сон... это ведь не всегда просто сон. Это...
– Что? – спросил я с нарастающим замиранием.
– Бывает, что это... ну, вполне настоящий мир.
Только он за пределами трёх измерений...
Владислав Крапивин
Я читала Владислава Крапивина, Игоря Гарина, Карлоса Кастанеду и Стивена Хокинга, словно он был Стивеном Кингом. Я бредила теорией относительности и квантовой механикой – это же романтика в чистом виде! – и не делала большой разницы между Планком и Эйнштейном с одной стороны и братьями Самойловыми или Ильюшкой Лагутенко – с другой. Я отучилась в НГУ и вернулась во Владивосток, чувствуя, что этот город не просто родной и любимый, а пограничный, принадлежащий отчасти какому-то другому, в чём-то запредельному и очень красивому миру, где нет совсем уж чёткой разницы между жизнью и смертью. Сопки по дороге на Шамору прекрасны, словно волшебные Холмы – да в чём-то ими и являются, любая заброшенная трансформаторная будка в моём мистическом городе может внезапно предстать в образе руин волшебного замка фей, да и я сама – чем не фея?! Фея в джинсах? Нет, на мне уже дивной красоты платье, а на голове, пусть и не всем видна – корона.
Я в равной степени любила физику и литературу – физика говорила, что мир чудесен и непостижим, и то, что мы думаем о смерти, вполне может быть зачёркнуто устройством реально существующего мира, литература же обращалась по тем же самым вопросам не к разуму, а к настроению.
Я освоила осознанные сновидения – и тут начались проблемы. Сны стали реальными, но... Что-то они потеряли...
Я в тайне от самой себя знала на самом-то деле, что именно. Исчезла нелогичность, текучесть, нереальность – исчезло то, что именно и делает-то сновидение сновидением, что составляет неизъяснимую его прелесть...
Я была тогда замужем за волшебником, я ходила запросто по любым мирам, мне самой лишь напряжением нервов и желаний удавалось эти желания осуществлять – а я чувствовала себя глубоко несчастной, ибо потеряла то, чем дорожила очень-очень – это самое неуловимое настроение, ощущение.
И однажды утром я поняла, что мне нужно. Печаль...
Мне должна присниться печаль... В чистом виде...
Группа – «Katatonia», альбом – «Viva emptiness»... Наушники... Серое утро июня – раннее-раннее, часа четыре... Дождь-туман-дождь... Эгершельд... Ещё сохранились кое-где рыбацкие лачуги с развешенными по заборам сетями, со старыми лодками под навесами, с верандами, оплетёнными диким виноградом, с листьев которого тихо и медленно стекают солёные, как слёзы моря, дождевые капли...
Музыка вела меня к странному островку, на который можно пройти по узенькой дорожке, сложенной из камней – море постоянно прячет её под тонким слоем себя, но она есть и ведёт к маяку Токаревская Кошка. А маяки всегда освещают дорогу туда, куда очень нужно попасть...
...Я села возле стены маяка и поняла, что не знаю, явь это или сон... Настроение всепоглощающей печали, которая и есть весь сущий мир, было, хотя всё казалось совершенно реальным. Я откинулась на валуны, закинула руки за голову и закрыла глаза.
А когда открыла – поняла, что уже не лежу возле маяка, а стою словно на сцене какого-то всемирного театра... Передо мной была невысокая лестница – как будто в Покровском парке, и всё же не в нём – какая-то театральность была в том, что в десятке метров уже ничего нельзя было разглядеть, словно этот мир там насовсем обрывался. Наушников на мне не было, но музыка заполняла пространство. Снова «Katatonia», альбом – «Tonight's decision»... Мой самый-самый любимый, самый печальный, самый неземной...
...Я поднималась и поднималась по лестнице в несколько ступеней – а она всё не обрывалась. Может, и к лучшему – как же тяжела будет воплощённая печаль... Готова ли я взять на себя всю мировую скорбь? Выдержу ли? Или сломаюсь? Исчезну? Предам этот мир?
Я уже не шла по воздуху – лёгкая, нагая, сама – воздух...
Это небо и море... Не на троне королём восседает печаль, а по небу плывёт, а по морю летит вне всякой логики кораблём...
Звёздным котом спускается из прозрачного космоса...
И волны её накатываются на мой вечный берег, узкие мостики хранят её вечное настроение, которое никогда меня не покинет. Я хотела красоты – а красива лишь только вечная печаль...
Я сознательно выбираю её, хотя потом снова и снова буду побитым щенком скулить, что она непереносима.
Я остаюсь со своей печалью навсегда...
...Может, утром проснусь в своей постели, и всё окажется лишь сном...
...Очень правдивым сном...
Я люблю вас всех, я люблю этот больной морской мир – бездну печали. Я много раз уйду в смерть и много раз вернусь в жизнь со стоном, что проще не возвращаться.
Я ваша, ваша, ваша навсегда. Да... Навсегда ваша Ольга Дыменко...