Сверчок. Коллежский секретарь. Гл. 27. Мадригал дл

Ермолаев Валерий
                Сверчок
                Часть 2
                Коллежский секретарь
                27
                Мадригал для Голициной

                А что я?
                Я безумно влюбился в Голицыну.
                Я проводил у нее все вечера.
                Я написал ей мадригал.

        Краев чужих неопытный любитель
И своего всегдашний обвинитель,
Я говорил: в отечестве моем
Где верный ум, где гений мы найдем?
Где гражданин с душою благородной,
Возвышенной и пламенно свободной?
Где женщина - не с хладной красотой,
Но с пламенной, пленительной, живой?
Где разговор найду непринужденный,
Блистательный, веселый, просвещенный?
С кем можно быть не хладным, не пустым?
Отечество почти я ненавидел -
Но я вчера Голицыну увидел
И примирен с отечеством моим.

                В ее доме я общался с ней и с друзьями.
 
        Дом ее, на Большой Миллионной, был артистически украшен кистью и резцом лучших из современных русских художников. Хозяйка сама хорошо гармонировала с обстановкой дома. Здесь не было ничего из роскошных принадлежностей и прихотей скороизменчивой моды. Во всем отражалось что-то изящное и строгое.             
В ее доме бывали, Карамзин, Жуковский, Вяземский, Александр Бестужев, Александр Тургенев.
      О чем мы только не говорили о свободе, о вольности, о любви к отечеству, о литературе.
       Впрочем, о свободе с Голицыной говорить было дохлый номер. Она была славянофилкой едва ли не раньше, чем это слово было произнесено, и уж во всяком случае, раньше, чем это понятие было выявлено. Карамзин по патриотизму славянофильскому ей в подметки не годился, думаю и нашего императора Александра так не клинило.  В 1812 году рассказывали, что она появилась на балу в Благородном собрании в Москве в народном костюме и кокошнике, увитом лаврами. Говорят, смеху было, все просто описывались. Позже она предприняла компанию против министра Кисилева, стремившегося привить в России вкус к картошке. Она требовала запретить нерусскому продукту пересекать границы России, так же как французским конституционным идеям поставить шлагбаум. Либеральные идеи гостей, которых прелестная пифия принимала у себя, раздражали ее. И тем не менее я всучил ей оду «Вольность» с посвящением:

Простой воспитанник Природы,
Так я бывало воспевал
Мечту прекрасную Свободы
И ею сладостно дышал.
Но вас я вижу, вам внимаю,
И что же?... слабый человек!..
Свободу потеряв навек,
Неволю сердцем обожаю.

           Я обожал неволю только с одной целью – соблазнить Евдокию Голицыну. Мне хотелось попробовать женщину старше меня на 19 лет. Конечно, она могла бы по возрасту быть достойной партнершей моего дяди, Василия Львовича Пушкина, но …мне плевать, очень хотелось. И такой случай представился.
Мы были одни в ее доме, не буду рассказывать, как это получилось, но мы, повторяю, остались одни. Помню долго говорили о России, царе и православии, я чувствовал, что думаю каким-то боковым мозгом, малой толикой своей черепешки, что у меня в голове сидят ежики.
-Саша, ты, о чем думаешь? Я вижу ты меня не слушаешь!
-Я думаю о вас.
-И что ты думаешь?
-Что вы самая красивая женщина, которую я когда-либо встречал.
-Ах, молодость.
-Но вы прекрасны и молоды тоже.
-Сашенька, где ты научился льстить.
Я подошел к ней и поцеловал, крепко сжав правой рукой ее полную грудь.
-Какой ты прыткий, но не здесь, пойдем вон в ту комнату, только ты подожди минут пять, а потом заходи.
Пять минут было для меня вечностью!
Когда я вошел в спальню, княгиня лежала на кровати под одеялом.
-Иди ко мне, маленькое чудовище, - ласково сказала она.

        Я буквально все с себя сорвал одним взмахом и прыгнул к ней в постель. Под простыней она лежала совсем голая. Я двумя руками сжал ее груди и стал страстно их целовать. Княгиня развела ноги и мой член твердый как закаленный штык вошел в нее. Я впился ей в губы и резко задвигал своим тазом. Я хотел слиться с ней в одно целое. Она обхватила своими ногами мой торс, а руками прижала меня к себе за лопатки. Тут я почти вынул свой орган и начал головкой ласкать ее губы, она начала вскрикивать, но потом я с силой вогнал в нее свое оружие, стараясь посильнее достать матку. Это был удар полной силы, мои яички со скользким шлепком ударились о ее промежность. Она громко вскрикнула. Я сделал еще два глубоких удара внутрь.  Потом замер, прижал ее за плечи и что есть силы вдавил мой член в нее. Я кончил под ее сладострастный крик и последующие стоны.

                Да, я сделал это!
                Ночная княгиня стала моей.

     Она была мягкая и уютная как пуховая перина на кровати. Круглые большие груди и ее выпуклый животик вызывал у меня желание. Я гладил ее писку и животик, а потом снова трахал и она снова вскрикивала от удовольствия. За эту ночь я кончил в нее раз пять и все мое хозяйство окончательно повисло между ног, как капитулянтский флаг в безветренную погоду. Как говорится я был удовлетворен по самое коко.