Оставшись одни после столь неожиданно разразившейся истерики гостьи, Алла с Анной какое-то время сидели молча, поглядывая друг на друга, но потом Анна нарушила тягостное молчание:
- Аль… А малыш-то наш вырос когда-то…
- Да уж… вот только – когда? Но страшно даже не это, а то, что он давным-давно принадлежит уже не только нам, а мы, две старые дуры, даже не заметили этого… Ань, а давай грамм по тридцать коньячку, а?
- С ума сошла? С твоим букетом, да с моей гипертонией только и осталось, что винчишшу хлебать!
- Не скажи… Коньячок он тебе не самогон какой-нибудь. Хотя по нынешним временам самогон даже предпочтительнее водки будет – безопаснее! Ладно, не хочешь отрывать от стула свою толстую задницу, не надо – оторву я свою тощую! – и привстала, опираясь на трость.
- Вот ведь же… Алька, ну до чего же ты упрямая, ей-богу, и года не изменили вредности характера.
- Ну, конечно, - проворчала та – мой характер вредный, а твой прямо-таки полезный, да? Далеко от меня-то ушла? Понятное дело, за собой не заметно… До сих пор удивляюсь, как я с тобой столько лет живу под одной крышей? Не подскажешь? Ведь ты же самый настоящий диктатор, тиран домашний…
- Отчего же не подсказать? Подскажу! – всё также хмуро ответила Анна, вернувшись из столовой с початой бутылкой коньяка и тарелочкой с нарезанным лимоном, чуть присыпанным сахарным песком – Как за каменной стеной, вот как! Ну, что? Придумала хоть за что пить-то будем? – спросила она, сменив гнев на милость, и протягивая подруге бокал, на самом дне которого плескалась янтарная жидкость.
- Как от сердца оторвала… - всё ещё хмуро проговорила Алла – Не могла, что ли, нормальную дозу налить?
- Тебе и этого не положено… И всё же? За Егорку, что ли?
- Егорку… Как давно я не слыхала его второго имени, данного при крещении… За него, конечно, нам же с тобой больше не за кого. Не за друг дружку же пить? Хотя, Анют, я от души тебе желаю и долгих лет, и крепкого здоровья, чтобы хотя бы тебе удалось увидеть его детей, внуков наших с тобой, потому как мне это не суждено…
- Снову-понову завела свою шарманку? В таком случае знай: слушать не хочу и не буду, и пошла-ка я к себе!
- Не уходи - я не буду больше!
- Честно?
- Честно! Ань, а давай посмотрим фотографии, каким он был маленьким вспомним…
Анна, не на шутку встревоженная настроением подруги, которое не обещало ничего хорошего, согласилась лишь для того, чтобы как-то отвлечь её, «перевести стрелки» с чреватой меланхолии на более позитивные рельсы.
- Давай! - сказала она - Только пойдём к тебе – там нам с тобою удобнее будет, что тут свет-то жечь почём зря? И для чего только такую архиерейскую люстру привесили? Сколько раз говорила этому обалдую купить энергосберегающие лампочки…
- А он?
- Ржёт, как тот жеребец… Он… У него упрямства ещё поболе твоего будет… Придётся как-нибудь самой в город выбраться…
Фотографий было много. В альбомах и просто так в пакетах, каких-то больших конвертах. Одни из них доставались наиболее часто, другие - реже. Имелась и подборка, запечатанных «намертво» синей изолентой крест-на-крест, которая не рассматривалась уже не один десяток лет. Что это были за снимки? Три года, отпущенные судьбой для понимания что такое женское счастье милой, наивной девушке, Аллочке Братченко, которую и дома, и в институте никто даже Аллой не называл, а всё больше Аленькой, да Алей. Так поначалу звал и он, тот, кто больше года добивался права стать ей мужем…
- Аль… Ну их, эти карточки… Устала я что-то... – поднялась через несколько минут Анюта – Пойду я спать, ладно?
- Как знаешь… Убери их… Я, пожалуй, тоже прилягу… Нюр, как думаешь, что из себя представляет наша гостья? Что-то нехорошо у меня на душе, не спокойно…
- Перестань накручивать саму себя, подруга! Вот на, выпей-ка свои капельки, да и ложись баиньки. Егорка наш уже совсем большой парень, разберётся… Но, честно говоря, я не совсем понимаю причину твоего беспокойства. Что-то у девочки случилось жуткое, тут я с тобой не спорю, но как по мне, так ничего такого в ней я не заметила. А уж красавица какая, а какой голос… Большой театр с фонарями ищет, найти не может, а она тут у нас романсы забесплатно распевает!
- Всё так, конечно… - продолжала размышлять Алла – Всё так, но… Вот не лежит душа и всё… Даже не столько к ней, сколько к тому, что связано с этим внезапным её появлением в обществе Игорёши…
- Игорёши, Игорёши… - чуть повысила голос Анна – Он уже давным-давно Игорь Артурович, а ты всё продолжаешь считать его маленьким несмышлёнышем… Аль, погоди-ка… Мне показалось, иль взаправду входная дверь хлопнула? Ай, они ушли?
- Показалось, наверное! Куда их на ночь глядя понесёт? Но, сходи, посмотри, потом приди мне сказать, хорошо?
- Могла бы и не предупреждать… - пробормотала та и, переваливаясь совершенно по-утиному, поспешила прочь… И через какое-то время Алла вновь услыхала её громкий голос:
- Алька, ушли… Оба ушли…
- Ну, и что ты так встревожилась? Ушли и ушли… Игорь по-любому вернётся, можешь не сомневаться, а эта Лена… Как хочешь так и думай про меня, а вот не понравилась она мне и всё!
- Так она и не больно старалась нравиться, не находишь? - продолжала заступаться за гостью Анюта - И потом, главное всё-таки, чтобы девочка понравилась ему, а не нам с тобою… Уж больно ты стала… Впрочем, ты всегда такой была! Пойду-ка я к себе, пока не наговорила чего лишнего, об чём после жалеть буду. Да и ты… А, как была воякой, так ею и осталась! – и махнув рукой, ушла, продолжая что-то бормотать себе под нос.
- Эх, подруга ты моя, подруга… - продолжала вслух говорить с ней Алла – И когда же мы с тобой так успели постареть? – потом вновь переключилась на раздумья о гостье, стараясь не обращать внимание на всё усиливающуюся боль за грудиной – Нет, не простая дамочка эта Елена… Откуда её только занесло в нашу спокойную и размеренную жизнь? Жар-птица… Ох, как бы не сгореть в её пламени сыночку-то моему. Слишком заметно он неровно к ней дышит. За столько лет впервые привёл девушку в дом – знаково, конечно. Всё же хотелось бы понять, кто она такая? Ухоженная, холеная, прекрасно образованная, безусловно, умная и талантливая, но… Случайная… Чуждая, слишком знающая себе цену, и не только себе… Вряд ли мой Игорёша сможет, способен удержать возле себя эту птаху-канарейку! Единственно, что могло бы ему помочь – любовь, её любовь к нему. Однако, не от большой ли любви она бежит? Не огромное ли разочарование стоит за столь бурным проявлением чувств? Не оно ли причина её горя и слёз? Ведь уже не юная наивная девица – тут и в паспорт не смотри… Лет под тридцать точно. Нет, странная встреча, очень странная… Только бы не стала ты точно таким же разочарованием для моего мальчика, как кто-то стал для тебя, птаха перелётная… Анька всё ворчит на меня, а того не понимает, что я элементарно боюсь. Разве же я против его женитьбы? Вот уж нет! А как хочу внуков дождаться и слов не подобрать… Но эта Лена… Господи, ты всё видишь и знаешь! Не позволь ей разрушить устоявшийся мир в моём доме, не дай погубить веру в себя моему мальчику, пошли ему милостей от щедрот своих – он, как никто другой, достоин счастья! Господи, услышь рабу свою… Не отвернись от просьбы ея, прости, коль виновата в чём, а нельзя простить, так накажи, накажи меня, но не его…