Неожиданные виражи

Леонид Пауди
 

     —Где ты бродишь? Тут почтальонша тебе уведомление оставила. Тебе письмо пришло. Так она его не отдала, сказала, что только тебе в руки. За него расписаться  надо.
     —С Трофимычем у озера задержался. Он сегодня рыбачит удачно. Обещал рыбки занести. Схожу на почту. Уже неделю жду это письмо.
      —Свежей рыбки — это хорошо. Ну, иди, иди. Я пока обедом займусь.
      
      Марголин вернулся  через полчаса.   
     —Вот и пришел  час нам поговорить, Вера Степановна. Не хотел раньше времени.  Это письмо от моего адвоката. На следующей неделе я должен подписать последние бумаги и вступить во владение. Теперь и я собственник дачи и приглашаю вас, моя милая хозяюшка, погостить у меня.
     —Неужто купил?
     —Получил в наследство.  Хотя  после смерти моей жены мы с тестем немного и отдалились, но всегда поддерживали теплые отношения. Он мне  завещал свою дачу.   Электричкой всего минут тридцать пять-сорок от города. Потом еще пятнадцать минут пешком от станции  через лесок, в котором много грибов, а там и Сосновка. Неподалеку магазинчик. Так что не нужно будет таскать из города продукты.
     —Теперь ты навсегда  бросишь старуху.
     —Ну что вы, Вера Степановна! Я буду навещать вас. Не буду врать — не  часто, но обязательно буду. А то и вы ко мне наведаетесь.
     —А я, было, хотела попросить тебя сделать доброе дело, а вот теперь и не знаю...
     —Так рассказывайте!
     —Племяшка моя в институт поступила, а в общежитии жить не хочет.. Так хотела тебя попросить помочь ей найти недорогую комнату.
     —А почему не помочь? Думаю, что смогу.
     —Я надеялась, что не откажешь. Она в райцентре живет, так я  попросила ее подъехать завтра к обеду, чтобы она сама с тобой поговорила.
     —Вот и хорошо.
     —А ты еще побудешь?
     —До конца недели. В воскресение за мной придет машина.

      Марголин отложил рукопись, набил трубку и вышел в сад. Он напрочь забыл о вчерашнем разговоре с хозяйкой о ее племяннице. Когда Вера Степановна позвала к обеду и сказала, что Лиза уже приехала, не сразу сообразил, кто такая Лиза.
      Марголин вошел в дом. Навстречу ему поднялась высокая стройная девушка лет двадцати пяти. Гордо посаженную голову обрамляли темно-русые волосы, ниспадающие толстой косой на идеальную форму плеч. Больше всего привлекали ее глаза. Они светилось любопытством и легкой иронией. Нельзя было назвать ее красавицей, но в ее лице было что-то такое, что приковывало взгляд. В ней чувствовалась порода. Было непонятно, откуда у милой, доброй Веры Степановны  могла появиться такая племянница.

     —Феликс Михайлович, это наша Лиза. Знакомьтесь и давайте к столу.  Вечером Трофимыч занес-таки свежей рыбки. Она у меня всю ночь проплавала в тазу, а сейчас я ее и приготовила к обеду. Давайте пока она прямо со сковородки, а то потеряет свой вкус, если остынет.
 
     Ведя  непринужденный разговор, Марголин между тем отмечал, как Лиза пользовалась столовыми приборами, как она сидела  с совершенно прямой спиной, ни разу не ссутулившись на стуле. Нет! Не может быть у Веры Степановны такой родственницы. Слукавила  старушка. Да ладно. Потом он выведет ее на чистую воду.
     После обеда  предложил Лизе выйти в сад. Там они и поговорят. А если Лиза не будет возражать, он заодно и выкурит свою послеобеденную трубку. Возражать не будет? Ей даже нравится этот чудесный аромат трубочного табака?

      —Я решила после школы сначала  заработать немного денег, — начала свой рассказ Лиза, —
чтобы не просить у родителей.  Мне не хочется обременять их дополнительными тратами. Они  и так много в меня вложили.  Я была нештатным корреспондентом районной газеты. Кое-какие мои материалы проходили и в областной.  Еще у меня были ученики. Это было мучением вдалбливать в их головы нотную грамоту, но двое из них оказались талантливыми, и они уже учатся по классу фортепиано в музыкальной школе. Мне удалось собрать немного денег. В этом году я поступила на журфак. Мне дали место в общежитии. Но когда я побывала в нем (один из юношей, который встретился на проходной, предложил мне экскурсию, в надежде на продолжение знакомства) я поняла, что там меня научат чему угодно, только заниматься не дадут. Я решила, что заработанных денег хватит на первое время, чтобы снять комнату. А потом я  где-нибудь подработаю еще.  Вера Степановна вселила в меня надежду, что вы поможете найти недорогу комнату, чтобы я могла и осилить ее аренду и спокойно заниматься без соблазнов общежития.
     —Попытаюсь помочь. Оставьте, пожалуйста, свои координаты, чтобы я мог с вами связаться.
     — Большое вам спасибо за участие.
     — Вы встали. Уже уходите?
     —Пора мне. Не хочу ждать последнего автобуса. Его часто не бывает. Всего вам доброго. И привет Вере Степановне, пожалуйста.

     Марголин проводил гостью до калитки. Поискал хозяйку, но та куда-то запропастилась. Видимо улизнула, пока они с Лизой беседовали в саду.
      Вскоре Вера Степановна возвратилась с покупками.
     —Пока вы с Лизой говорили, я в магазин сбегала. А она уже уехала? Вот, даже и не попрощалась.
     —Она передала вам привет. А теперь сознавайтесь! Где вы взяли племянницу, которая никак ею не может быть. Ни по возрасту, ни...
     —Ты прости меня, окаянную. Помни, повинную голову меч не сечет. Соврала я тебе.  Это
Ковалев подбил меня подкатить к тебе с просьбой. Он, понимаешь ли, постеснялся сам.  Это внучка каких-то его друзей.
     —Ладно, ладно! Не убивайтесь так. Я с ним потом поговорю.

      Марголин нанес прощальный визит  озеру, где так любил наблюдать закат. Задумался и не сразу заметил, что телефон в кармане и вибратором, и мелодией требует к себе внимания.  Звонил Ковалев.
     —Феликс Михайлович, узнал от Лизы, что вы согласились помочь. Простите меня, что подставил старушку. Хотелось бы объясниться, почему я так сделал. Вы не откажетесь принять меня завтра вечером?
     —Буду рад видеть вас, Виктор Станиславович.  Я закончил работу и сейчас отдыхаю.  Только
скажите время, чтобы меня  не унесли ноги куда-нибудь на прогулку.
     —Я позвоню, как только освобожусь.

     —Я не с пустыми руками.  — Ковалев поставил на стол бутылку коньяку. — Я заметил, вы употребляете эту марку.
     —Воспринимать это как взятку за удачно провернутое дело? — засмеялся Марголин.
     —Воспринимайте как на посошок. Прослышал, что покидаете нас. А вдруг — навсегда? Так нужно обмыть, чтобы скатертью была дорога.
     —Вот болтливая у меня хозяйка. Уже донесла!  Не навсегда. Буду изредка навещать Веру Степановну. Привык к ней. А вы, если захотите, конечно, приезжайте ко мне. Вот тут, в папке, я записал для вас адрес, теперь уже моей, дачи и маршрут, как добраться, с расписанием электричек. Папка для вас. Думаю, в ней удобно будет вам держать свои протоколы.
     —Вы обо мне подумали заранее, — растроганный Ковалев принял подарок, — Спасибо! Спасибо большое!
       Он бережно положил папку рядом  с собой на столе.
     —Сейчас приготовлю что-либо закусить.
     Марголин принес тарелку с бутербродами. Он заметил, что Ковалев изучал его записку с адресом. На звук шагов захлопнул папку и бережно  поместил ее на прежнее место рядом.
     —Виктор Станиславович, давайте положим ее пока здесь. Вам будет удобнее, а, уходя, вы ее заберете. Вот и стаканчики. Вы принесли — вы хозяин. Наливайте.
       Ковалев произнес несколько затянувшийся тост во славу и на прощание, и они выпили.
     —А теперь — признавайтесь! Зачем вы подставили старушку?
     —Понимаете, Феликс Михайлович, Я подумал,  вдруг вам будет неудобно отказать, а сделать  затруднительно. С Верой вам проще. Нет, так вы ей сразу скажете — нет.
     —Что заставляет вас беспокоиться о Лизе?
     —С ее отцом мы учились в одном классе. С тех пор и дружим. Предки этой семьи появились в России еще при Петре. Ассимилировались. Укоренились. Лизин прадед был ученым. Дед ее еще в школе подавал большие надежды, готов был продолжить дело отца. Но тут случилась война. Семнадцатилетний  юноша добровольцем ушел на фронт. Всю войну служил в разведке. Его знание немецкого высоко ценилось командованием. С войны принес ордена и медали, которые не спасли его в сорок восьмом году, когда по доносу одного из друзей его упекли на десять лет. После освобождения ему было запрещено вернуться в столицу. Он осел в нашем районе. Когда же в шестидесятом его реабилитировали, он уже не посчитал нужным покидать наш город. Обзавелся семьей, родил сына, появилась внучка Эльза — Элиза по паспорту, или Лиза, как ее все зовут. Мне не безразлична ее судьба. Вот я через Веру и попросил вашего содействия.
     —Благодарен  за доверие. Постараюсь его оправдать. Появилась у меня одна мысль...  Но  раньше хотелось бы познакомиться с семьей Лизы. Не могли бы вы организовать встречу с ее отцом?
     —Нет проблем
     —Только до конца недели. В воскресение я должен уехать.
     —Завтра же я это улажу.

     Через день Ковалев заехал за Марголиным. Знакомство с семьей Лизы произвело на него приятное впечатление. Даже представить не мог, что вчера еще незнакомые люди могут оказаться такими близкими по духу.
     —Лиза, — сказал Марголин, — я вам делаю предложение: предлагаю жилье и работу. Идите ко мне секретарем. Жить вы будете в отдельной комнате в моей квартире, где я бываю редко.  Работаю я в основном за городом. Или в доме творчества или в поселке, где снимаю комнату у Веры Степановны.  Обязанности секретаря будут не слишком обременительными. При моей занятости я не могу уделить много внимания текущим делам. Еще вам придется читать мои опусы, выполняя кое-какую черновую редакторскую работу. Как человека грамотного это вас не затруднит.  Плату за жилье брать с вас не буду. Наоборот, вы будете за свои труды получать зарплату. Единственное условие. Пять лет назад моя жена умерла и с тех пор в ее комнату не ступала нога постороннего человека. Вы должны мне обещать, что не нарушите это правило. Да, и еще! Вы молоды, у вас может появиться молодой человек. Я очень вас прошу не приводить к себе никого.  И если вас не смущают мои условия, приступайте к работе. Если же мое предложение не уместно, поищем другое жилье. Подумайте, посоветуйтесь с семьей и дайте мне знать.  А сейчас разрешите откланяться. Виктор Станиславович уже показывает на часы, намекая, что пора и честь знать.

     Первая зима, которую Марголин провел на, теперь уже своей, даче  выдалась морозная и снежная. Он накинул куртку, взял движок — лопату для уборки снега — и вышел расчистить дорожку от порога до калитки. Полуденной электричкой  приедет Лиза, которую необходимо встретить.  Она привезет отчеты и ворох других бумаг, которые, по ее мнению, ему нужно просмотреть. Предлагая ей место секретаря, подумать не мог, насколько продуктивным будет их сотрудничество. Она оказалась на диво толковой, внимательной, работоспособной. А уж редактор она прирожденный. Лиза показала некоторые свои работы, попросив высказать  мнение без скидок. Они говорили о том, что специальность она выбрала не случайно.
      Сбросив рабочую куртку, надев полушубок и шапку, Марголин загодя отправился к электричке. Шел не спеша, вслушиваясь в мелодию зимнего леса. Это только кажется, что вокруг  безмолвие. Тут и скрип снега под ногами, и приглушенный говор птиц, и противный крик спугнутой сойки, и треск сучьев на морозе, и мягкий шлепок упавшего с лапника комка снега. Нужно только вслушиваться в этот морозный шепот.
      Он поднялся на платформу, где уже рассредоточились пассажиры. Через несколько  минут
электричка остановилась и из третьего, как он порекомендовал, вагона выпорхнула Лиза.  Он отобрал у нее сумку, и они направились по тропинке к лесу.
     —Красота какая! Феликс Михайлович, можно мы не будем торопиться? Я уже не помню, когда в последний раз вдыхала такой чудесный воздух! А какой лес! Если бы у меня была возможность, я бы так и жила в такой сказке, выбираясь в город только при острой необходимости. Ой, простите! Вам вероятно не терпится узнать о последних переговорах с издательством?
     —Успеется. Наслаждайтесь пока зимней сказкой. Придем на дачу, пообедаем, а там и расскажете. Обед, правда, у меня холостяцкий, но сытный.
      —Какая красота! — снова восхитилась Лиза, когда они вышли из леса и перед ними раскинулся дачный поселок  укутанный снежным покрывалом.  В некоторых домах топили камины, и дым над трубами  стоял столбом в неподвижном воздухе.   
     —Раз вам так нравится, оставайтесь. Завтра воскресение. Надеюсь, никаких срочных дел нет у вас на выходной?
     —А можно?
     —Конечно можно. Камин только в гостиной, но в каждой комнате есть обогреватель. У камина посумерничаем, поболтаем, пока  в спальне  нагонится тепло.  Вот мы и пришли. Чувствуйте себя как дома. Для начала все вам покажу. А потом и за стол.
    
     —Феликс Михайлович, у меня есть пагубная страсть — кофе. Если можно, я приготовлю.
     —Ну уж нет! Сейчас угощу вас  по своему рецепту. А уж если не понравится, вы сварите по-своему.
      —У вас по стенам много разных фотографий. Можно мне посмотреть?
     —Конечно можно. Это все фотографии моего покойного тестя. Я ничего здесь не трогал. Кроме некоторых мелочей все так,  как было при нем. Ну, вот! Прошу. Оцените. Будете пить мой или сварите сами?
     —М-м-м! Какая прелесть! Научите?
     —Зависит от вашего поведения. Если разрешите мне закурить здесь, а не прогоните на улицу, то научу.
     —Конечно разрешу. Еще не хватало, чтобы в вашем доме я что-то запрещала. О! Почему сигареты? А где же ваша трубка?
     —Такая уж привычка. Кофе с сигаретой. С трубкой хорошо думается.
     —А можно и мне сигарету?
    —Не замечал, что вы курите.
     —Очень редко. Только в случае, когда мне очень хорошо.
     —Прошу! — Марголин  протянул ей пачку и зажег зажигалку, — Раз вы остаетесь, давайте все бумажные дела  оставим на утро. Удобная электричка по воскресеньям  в четыре часа дня.
Она пойдет полуэкспрессом. Всего двадцать минут до вокзала. Так что за час вы доберетесь домой. Можно не спешить.
     —Феликс Михайлович, среди фотографий на стене я нашла одну, которая больше всех привлекла мое внимание. Вы не расскажете, кто на ней?
     —Если знаю —  расскажу. Покажите какую.
     —Вот эту, — Лиза подвела Марголина к  стене, на которой в старой рамке  было такое же старое черно-белое фото. Два молодых парня в обнимку улыбались навстречу фотографу.
     —Вот этот — мой тесть в молодости, а кто этот молодой красавиц, не знаю.  Фото со времен войны. Тесть мало распространялся о своих военных подвигах. Да и никогда не одевал награды, которых у него был целый иконостас. Так же как никогда и не праздновал День Победы. Обычно наливал рюмку водки, подходил к этой фотографии, что-то шептал. Мы воспринимали этот шепот как молитву по усопшим. Молча выпивал, закусывал коркой черного хлеба. Потом выходил на улицу и садился на порог. В такие минуты мы не беспокоили его. Так он сидел двадцать-тридцать минут, думая о чем-то о своем.  Затем уж возвращался к нам. Однажды я спросил его об этом  парне. Он сухо ответил: сгинул в лагерях. Больше я его не тревожил расспросами.

     Через неделю у ворот дачи Марголина остановилась машина. Приехала  целая делегация. Впереди шла Лиза, за ней — ее отец, который поддерживал под руку довольно бодрого еще старика, замыкала шествие мать Лизы с сумками.
     —Феликс Михайлович, не сердитесь, что мы к вам нагрянули не спросясь. Когда я рассказала деду о фотографии, которая привлекла мое внимание, он сразу засобирался к вам. Еле удержали его до выходного.  Так вот! Мой дед  и есть тот самый парень.  Знакомьтесь — Николай Витальевич.
      —Где, где! Дайте взглянуть! — старик подошел к фотографии, погладил ее рукой, и плечи его затряслись в беззвучном рыдании. Он снял фото со стены и приник к нему губами. — Ты был так близко, Кирилл,  а я не мог найти тебя. Столько лет искал. Феликс Михайлович, правильно? Я жизнью обязан вашему тестю.  Он раненого вытащил меня из под обстрела, тащил на себе километра два до санчасти и сдал на руки сестричкам.  Меня зашили и отправили в тыл. После госпиталя я вернулся в свою часть, но Кирилла там уже не было. От его роты никого не осталось. Когда он умер? Еще год назад я мог обнять своего живого спасителя! Ну что за судьба!
     Пока Николай Витальевич вспоминал о своем спасителе, женщины похозяйничали на кухне, накрыли на стол и пригласили всех помянуть Кирилла и выпить за живых.

     Марголин с интересом слушал старика, который постепенно перешел к рассказу о лагерных приключениях. Мать Лизы принялась за мытье посуды, а дочь с отцом оделись и вышли в сад. Стоял легкий морозец и белое безветрие.
     —Как же здесь чудесно! — сказала Лиза, — так бы и осталась тут навсегда!
     —Дочка, а Феликс Михайлович тебя не обижает? С октября ты не появляешься дома. Односложные фразы по телефону ни о чем не говорят. Подробно же ты ничего не рассказываешь. Мать уже извелась: как ты да что ты. Даже хотела нагрянуть как-то к вам на квартиру. Еле ее удержал. Не ловко все же.
     —Обижает? Да он мне даже зарплату в два раза увеличил. Сказал, что очень доволен моей работой. Я с ним, как и с тобой, в основном только по телефону. За все время он только раза два появлялся дома. Все на даче сидит, сутками работает. Ко мне как к дочке относится. Зачем мне нужно два отца? Лучше бы он видел во мне женщину. Я люблю его, папа!
     —Так он же в отцы тебе и годится.
     —Каких-то двадцать лет всего. Подумаешь, разница.
     —Он же был женат. Куда его жена делась?
     —Погибла в автокатастрофе.
     —О Боже, прости мой язык. Тут я тебе не помощник. Поговори с мамой. Она скорее подскажет, что делать.

     Для Лизы сессия закончилась совсем неожиданно. После последнего экзамена ее пригласили в деканат.
     —Поздравляем тебя с успешным окончанием сессии!
     —Спасибо!
     —У нас  к тебе предложение, — сказал декан, — Конечно, ты вправе принять его или отказаться. Но мы хотим отправить тебя в творческую командировку. В составе археологической экспедиции. Они нашли могилу гигантского человека. Будут продолжать раскопки. Ты должна написать об этих поисках  статью. Подумай. Вот приказ о командировке. В нем нет фамилии. Если ты скажешь «ДА», будет вписано твое имя. Через неделю ты должна будешь примкнуть к экспедиции.
     —Я уже согласна! Это будет очень интересно. Командировка на долго?
     —На месяц. Вот я вписываю твою фамилию. Возьми приказ, иди в бухгалтерию, получи командировочные и собирайся. Позвони по этому телефону и тебе скажут об экипировке. Желаем тебе удачи!

      Покинув кабинет декана, Лиза позвонила  Марголину.
     —Феликс Михайлович, у меня такая радость! Вы не очень заняты? Могу я сейчас приехать? Мне так хочется поделиться  с вами!
     —Конечно, приезжайте. Жду.
    
     —Феликс Михайлович, я имею право на отпуск?
     —Безусловно! Сессия закончилась, и вы хотите отдохнуть?
     —Наоборот! Поработать.
     Лиза рассказала о предложении деканата. Она не могла отказаться от выпавшего шанса доказать, что  не напрасно посвятила себя выбранной профессии. Она напишет захватывающий рассказ о работе археологов и, как она давно уже считает, что современное человечество не первое на земле, о возможной древней цивилизации. Она уверена, что справится с заданием.
     —То, что вы с заданием справитесь, я не сомневаюсь. Вы уже встречались с руководителем экспедиции?
     —Завтра. Встреча мне уже назначена..
     —Тогда я спокоен. В экспедицию вас не возьмут.
     —Почему?
     —По санитарным соображениям. С вашей косой там делать нечего. Не расстанетесь же вы с этой роскошью ради очерка о древних костях. Но я благословляю вас на эту поездку. Надеюсь, по возможности, вы будете давать о себе знать. Не уверен, что там будет телефонная связь, но чем черт не шутит?
     —Я буду стараться ставить вас в известность о своих приключениях при первой же возможности. И прежде, чем  представить очерк-отчет в деканат, можно я вас с ним познакомлю?
      —Нужно. Я очень хочу быть первым читателем вашего опуса.
     —Смеетесь?
     —Нет! Уверен в вашей удаче.
     —Я убегаю. Мне нужно многое успеть. Я заеду попрощаться накануне. Хорошо?

     Прошла всего неделя, как Лиза улетела за новыми эмоциями, а Марголину эта разлука показалась целою вечностью. Ему так не хватало ее вечерних звонков с сообщениями о проделанной работе. Уже соскучился по ее завораживающему контральто, который так волшебно звучал во время их редких вечерних посиделок у зимнего камина. Ему всегда казалось, что в комнате витают мелодии виолончели. А ее заразительный смех, идущий из самой груди! 
      Марголин вышел прогуляться и не заметил, как оказался на платформе. Подошла электричка.
Обнаружил свободное место у окна.  Колеса прогромыхали по мосту через речку, на берегу которой у самой воды росла ива. Ее длинные ветви тянулись к воде. Они напомнили ему волосы Лизы. Как же она безжалостно отнеслась к ним. Когда она зашла попрощаться перед отъездом, он был ошарашен ее поступком. Роскошная коса исчезла. Ее заменила короткая стрижка. Правда, с новой прической Лиза стала еще более привлекательной. Он не удержался и сказал ей об этой прекрасной перемене. Но пожертвовать такой роскошью ради работы —это подвиг, на который не каждая женщина решится.
      Марголин действовал на автомате. Почти не заметил, как оказался у двери своей городской квартиры. Открыл дверь, вошел. Тут же огляделся, ища Лизу, но в квартире еще держался  только  запах ее духов.  Прошел в свой кабинет.  На его письменном столе лежала записка от Лизы. «Феликс Михайлович, вы обещали вскоре появиться. Перед ваши ясны очи представляю отчет о проделанной работе. Он под запиской. Слева — что сделано. Справа — что нужно сделать. Извините, но на правую часть листка слов не нашлось. Не скучайте. Отдыхайте от меня. До встречи!» Глупая девчонка! Разве он мог устать от нее?
     Марголин открыл дверь в бывшую комнату жены. Да, Лиза сюда никогда не заходила. На  ручке двери жирный налет пыли — давно ее никто не касался. Оглядел комнату. На всем  следы запустения. Может быть пора прекратить музейную неприкосновенность? Пора оживить эту часть его жизни.

      Всего неделя, как новая группа экспедиции присоединилась к ведущим раскопки старожилам, а Лиза уже почувствовала, как соскучилась по Феликсу. Именно так, только по имени, она называла про себя своего благодетеля. Интересно, он бы  психанул, назови она его так: благодетель вы мой? А ведь на самом деле он сотворил благо: дал ей жилье, интересную и необременительную работу, зарплату. А самое главное — дал ей любовь. Первую в жизни! Но такую, такую... Она не могла дать определение какую, но чувствовала, что, что, что... и снова не находила слов. А как он обалдел, когда увидел ее с короткой стрижкой. Он же не знал, как она рыдала, когда пришла из парикмахерской с косой в руках и новой прической на голове. Как она страшилась показаться ему в новом виде, и как обрадовалась, когда он сказал, что она стала еще красивее. Заметил ли он, что ее всю залила краска от его похвалы? Как жаль, что здесь нет связи. Только по радио у руководителя можно связаться с цивилизацией. Иначе она рассказала бы ему, как идут работы, как и она включилась в процесс раскопок. Ей даже сказали, что она не просто баласт в группе, а балласт полезный. И она уже успела заполнить разными разностями пол блокнота. Хорошо, что она захватила с собой запасные, иначе пришлось бы туго. Она даже нашла уже начало своего очерка. Обычно ей всегда трудно с первой фразой.

     Марголин подошел к столу, взял фотографию жены. «Танечка, родная моя, давай отпустим друг друга.»  Он собрал все, что было жене дорого и унес  к себе в кабинет. Решил, что к приезду Лизы оборудует эту комнату так, чтобы и работать ей было здесь удобно и отдыхать.  Комната, где она жила все  это время, смесь спальни и рабочего кабинета, не очень располагала к комфорту.  Пусть она останется только ее спальней.
     По ее возвращению попытается определиться в их отношениях. Сейчас, когда она отсутствует, он особенно остро ощущает необходимость этой женщины в его судьбе. Пусть она решит, стоит ли ей связывать свою жизнь со стариком. Или останутся только друзьями-сотрудниками.

     Лиза вела сразу два дневника. В одном, очень подробном, было все, что можно было использовать ей для будущего очерка. Другой, куда она  кратко, почти шифруя, записывала свои мысли, ощущения и мечты.
     Ей было интересно на этих полевых работах.  Столько нового узнала, столько наслушалась побасёнок о раскопках от бывалых искателей, но с нетерпением ждала, когда это все закончится, и она сможет сказать:
     —Феликс Михайлович, я вернулась. Можно к вам?
     —Жду! Какой электричкой?
     —Как всегда.

     Он торопился. Торопился как мальчишка на первое свидание. Нервно ходил по платформе, высматривая поезд, который не спешил появляться. Наконец! Открылась дверь и Лиза оказалась перед Марголиным. Они одновременно погасили порыв оказаться в объятиях друг друга. Он принял из ее рук тяжелую сумку, и они пошли к поселку. Когда вошли в лес, Лиза прервала затянувшееся неловкое молчание.
     —Феликс Михайлович, мне не терпится показать вам свою работу. Утром я была на кафедре и отпечатала ее. Но сдавать очерк в деканат я не хочу, пока не услышу ваше мнение.
     —Вот придем, пока вы сварите кофе, я начну читать. Потом, наслаждаясь его ароматом, я и буду громить ваш опус без зазрения совести.
     —Вы заранее уверены, что он так плох?
     —Я заранее уверен, что он очень хорош.

     Марголин читал взахлеб. Когда он закончил, кофе в чашке, стоящей перед ним, совершенно остыл.
     —Лиза, я в восторге! Так живо, увлекательно рассказать о просеивании черепков и костей! И заинтересовать, увлечь этим читателя!... Вы состоявшийся писатель!
     —Лучше бы я была состоявшейся вашей женой. Я люблю вас. Там, на этих раскопках я  поняла, что моя жизнь без вас лишена смысла. Простите глупую девчонку за это признание, но я не могу больше молчать. Если я вам безразлична, мы сейчас же расстанемся, и я никогда больше
не огорчу вас своим появлением.
     —Девочка моя! А вас не смущает, что  я старше вас? На целых двадцать лет...
     —Я уже сказала отцу, что меня это не заботит. Еще тогда. Когда мы нагрянули к вам с дедом.
     —Собирайтесь! Поехали!
 
     —Я ждал вашего приезда, — Марголин открыл дверь комнаты, куда ранее просил Лизу не заходить, — чтобы показать некоторую перестановку.  Это ваш рабочий кабинет. Письменный стол и  компьютер, который перенес из вашей  бывшей комнаты, софа, где вы сможете отдохнуть, фортепиано, когда вы захотите отвлечься от занятий. Думаю, вам будет здесь хорошо работать. Я по-прежнему буду довольствоваться своим кабинетом. В вашей прежней комнате — ваша спальня.  Но если честно сказать, я рассчитываю, что она будет нашей общей.