Недолго музыка играла, недолго глобализация правила бал.
Стали появляться в ее пьесе, в спектакле, который она режиссировала, какие-то новые персонажи. Которым она и роли не писала. Какие-то Брекситы и Мейкгрейт Эгейны.
Из-за этого слаженное мировое действо превратилось в нервирующую и ее, и самих исполнителей, череду экспромтов.
И, говорят, обиделась она, и ушла со сцены.
Все поначалу даже оживились как-то. Понятно, каждый актер думает, что дай ему порежиссировать, вот он…
А потом вдруг глядь – они играют точно как она их настрополила, и по-другому не выходит никак.
Она им такую систему взаимодействия и игры на мировой сцене создала, что куда там Станиславскому.
Вот тогда стало понемногу доходить, что такое эта глобализация. Которую по наивности простым разделением труда считали.
Как когда-то, когда появился Китай на сцене, его тут же распределили.
Будешь у нас, говорят, парень, мастеровым.
У меня ты будешь покупать нефть, у того будешь сырье в долг брать, а в банки вот этого – да-да, в цилиндре, - будешь сдавать заработанные кровные на хранение.
Понял? Вперед.
Эге, оказалось, сюжет завязан намного круче.
Глобализация, выяснилось, это не просто банка с пауками. В которой они просто вынуждены сосать кровушку друг у друга.
Простая банка с пауками кончается просто – живет и здравствует самый здоровенный паук. Который, пожравши непокорных, посасывает кровушку у своих полудохлых шестерок.
Разрешая и им потихоньку питаться друг дружкой, "только чтоб не зажираться, смотрите мне…"
Глобализация это банка с пауками уже поумневшими.
Где каждый вдруг понял, что все они настолько зависят друг от друга, что каждое недружелюбное движение его лапки, через цепочку понятных и непонятных связей, обязательно вернется к нему. И врежет безжалостным апперкотом прям в челюсть.
И здоровенный это понял, даже одним из первых.
Уже и проверять не хочется, настолько это ясно.
И вот они сидят и думают, боясь лапкой пошевельнуть – а вдруг недружелюбно получится.
Потому что как дружелюбно шевелить - еще ума не хватает понять.
Первая мысль, которая возникает при такой унылой картине у любого китайца, да и вообще у любого, – а не пошли бы они все, а?
Мы тут лучше за великой стеной на стакане риса перебьемся. Не впервой.
Каждый себе огородик вскопает. Плоды рук своих отдаст мандаринам, а на остатки как-нибудь доживет до следующего урожая.
Зато при деле и со стаканом риса в руке.
Хватит горбить на дядю, пусть они там, за стенкой, сами друг дружку на экспорт ориентируют.
Возможно ли такое: чтобы все страны заперлись друг от друга и прожили оставшиеся крохи – сколько там до конца света? – на своей картошке с луком… Пусть об этом специалисты спорят. Нас интересует другое.
Нас интересует - когда поймут все, впихнутые провидением в эту глобальную банку, причину краха мировой экономической системы?
Причина ведь, в схеме, вполне поддается осмыслению.
Причина - в иллюзорном представлении о том, что система уравновешенных эгоизмов, - ну, скажем мягче: интересов, - может существовать довольно долго. И даже развиваться.
И даже, в неопределенном будущем, принести счастье странам и народам, ее образующим.
Иллюзия – она иллюзия и есть.
А ведь вроде все так хорошо и так все здраво: и труд распределен, и участие.
И пути-дороги сырья, капитала, рабсилы и аппетитов потребителей учтены.
Все при всем, рангоут крепок, такелаж надежен, команда – молодцы как на подбор. Блещут глаза задорным биржевым блеском и трещат рябчики на груди от регалий и премий по экономике.
А только попробуй отчаль от очередного саммита – опять ко дну. Одна дорога.
Почему? потому что каждый в этой равновесной, совершенной, учитывающей все-все интересы, системе, думает о себе. Вот она и есть, точка разлома.
Поэтому, как бы ни была дружна команда, если каждый, при самой дружной работе, делает это "себе" – пощады от судьбы не жди. Потонем все.
А чтоб "для других" все делать, - даже плывя на одном корабле, - еще ума нет сообразить. Как, мол, это так?