Содержание
Глава 1. Истоки.
Глава 2. Детство и юность Саши Громова.
Глава 3. На распутье.
Глава 4. Первые шаги в науке.
Послесловие.
Глава 1. Истоки
Подпасок Ванька задремал рядом со спящим у костра пастухом Кузьмичом. Вдруг залаял Шарик, и Ванька очнулся. Они с Кузьмичом были в ночном – охраняли табун из пяти лошадей их деревни. Шарик тревожно завыл, и Ванька понял, что к ним «пожаловали» волки.
Ваньке было всего шесть лет, но он был отчаянно храбрым. Схватив кнут, Ванька побежал навстречу стае волков. Перед мальчиком появились три волка. Это была матёрая волчица со своими двумя годовалыми волчатами. Храбрый Ванька не испугался, бросился на зверей и «огрел» кнутом волчицу. Волчица зарычала, но оставалась на месте. Ванька ещё раз «щёлкнул» кнутом. На этот раз удар был очень сильным и точным.
Волчица взвыла от боли и пустилась «на утёк». Волчата поспешили за матерью. Атака хищников была отбита. Гордый своей победой Ванька вернулся к Кузьмичу, который продолжал спать «как ни в чём не бывало». Кузьмичу было уже за семьдесят, он плохо слышал и любил крепко поспать. В эту ночь волки больше не появлялись. Проснувшийся утром Кузьмич вначале не поверил рассказу Ваньки, что он обратил в бегство стаю волков, хотя знал, как и все в деревне, о бесстрашии «Ваньки-сироты» (так прозвали его в деревне).
Пятилетнего Ваньку оставили в деревне проезжавшие мимо цыгане, которые украли мальчика у никому не известных родителей. Русский малыш пришёлся цыганам «не ко двору», и они подкинули мальчика на крыльцо жалкого домишка бобыля Кузьмича, жившего на краю деревни. Кузьмич был деревенским пастухом, которому помогал его верный пёс Шарик. Малыша в деревне стали звать «Ванька-сирота».
Он стал подпаском при Кузьмиче. Оба жили на добровольные подаяния бедной деревни Вологодской губернии.
Однажды в деревню из волостной газеты приехал журналист, который хотел узнать детали удачной охоты на медведя прямо на деревенской улице, о которой прослышали в волости. Оказалось, что главным «героем» этой охоты был шестилетний малец «Ванька-сирота». Именно храбрый Ванька «заманил» медведя на деревенскую улицу, столкнувшись со зверем у околицы. Подоспевшие с ружьями и рогатинами деревенские мужики «одолели» зверя. Журналист был удивлён до крайности. А тут ещё «объявился» Кузьмич и рассказал журналисту о «расправе», учинённой «Ванькой-сиротой» стае волков. Журналист отказывался верить этим «байкам», но пожелал увидеть «Ваньку-сироту». Босоногий, вихрастый «Ванька-сирота» предстал перед заезжим «барином из волости» без всякого почтения и даже не снял свою шапочку. Глаза дерзкого мальчугана блестели и выражали любопытство, без тени смущения.
Журналисту Ванька очень понравился. Оказывается, Ванька уже умел читать и писать, что было настоящим чудом (в деревне почти не было грамотных, и никто не знал о «талантах» Ваньки). Журналист решил отвезти Ваньку в волостной детский дом. Так «Ванька-сирота» оказался воспитанником детского дома. Его записали как Ивана Ивановича Громова. Отчество взяли «с потолка» (по имени), а фамилию Громов решили дать за его мощный, очень громкий для такого мальца голос. Кроме того, учли Ванькины «громкие подвиги» и отчаянную храбрость (одна из воспитательниц даже предлагала дать Ваньке фамилию «Храбров»). Определили Ваньку в младшую группу, где воспитателем был инвалид Первой Мировой войны Олег Петрович, которого и воспитанники, и воспитатели звали просто Петровичем.
Ванька оказался единственным в группе «грамотным человеком» и его сразу приняли во второй класс детдомовской школы. В классе было всего двенадцать человек (девять мальчиков и три девочки).
Одну из девочек звали «Анечкой». Она была красавицей и всеобщей любимицей. Ваньке тоже понравилась Анечка, но он не знал, как показать ей (да и не очень хотел) своё хорошее отношение. Анечка была отличницей, первой ученицей в классе. Ванька тоже стал отличником, но его считали вторым. Это самолюбивому Ваньке не понравилось, тем более что он вообще презирал девчонок, считая их глупыми. Анечку глупой назвать было нельзя – она была очень умной от природы, и Ванька вынужден был это признать. Но и самого Ваньку природа наградила острым умом, сообразительностью и многими талантами. Так Ванька и Анечка стала соперниками. Анечка ни о чём таком даже не думала. Зато думал Ванька и всегда стремился быть первым в классе, но только непременно честным путём. Это продолжалось и в последующие годы, когда дети взрослели и переходили из класса в класс. В пятом классе обучалось уже двадцать человек (двенадцать мальчиков и восемь девочек) за счёт вновь прибывших в детдом и второгодников (которых было много, особенно у девочек).
«Предводителем» мальчиков был Ваня Громов, а девочек – Анечка.
Мальчики с девочками соревновались (тогда это было принято) и не только в учёбе. Чаще, как ни странно, побеждали девочки, особенно на вечерах художественной самодеятельности (девочки лучше пели, танцевали и читали стихи). Анечка была настоящей артисткой и блистала на вечерах художественной самодеятельности. Зато в спорте побеждали мальчики. Но не всегда. Однажды мальчики просто опозорились вместе со своим вожаком Иваном Громовым. Шла игра на «выбывание» (точнее на «выбывание из круга»), когда два соперника, прыгая «на одной ножке» внутри круга, стремятся «вытолкнуть» один другого ща пределы круга. До финала дошли только Иван и Анечка. Никто не сомневался в победе сильного и стремительного Ивана Громова. Был уверен в своей победе и сам Громов. «Концовку» он хотел сделать эффектной и приготовился к мощному толчку, от которого миниатюрная Анечка должна была «пулей вылететь из круга».
Иван действительно был сильным и стремительным, а Анечка – хитренькой и ловкой. Она поняла намерение Ивана, и когда он сделал мощный скачок, Анечка ловко увернулась. В результате из круга «пулей» вылетел Иван под громкий смех окружающих, а Анечка осталась в круге. Победили девочки. Надо сказать, что и в дальнейшем умная Анечка с помощью хитрости и ловкости выходила победительницей даже из сложных жизненных ситуаций.
Иван Громов и Анечка Перевязкина (такая была её девичья фамилия) были необыкновенно умными от природы и обладали многими (но разными) талантами, дополняя друг друга.
Время шло. Детдомовцы взрослели. Громова уже никто давно не называл Ванькой. Мальчики и преподаватели звали его Иваном, а девочки – Ваней.
А Анна Перевязкина по-прежнему оставалась для всех Анечкой, хотя её не только любили, но и уважали за ум, доброту, жизнерадостность, кипучую энергию и неиссякаемую изобретательность. Иван и Анечка со временем стали комсомольцами и даже комсомольскими вожаками всего детдома. Иван стал секретарём комитета ВЛКСМ, а Анечка – его заместителем. В комсомол Анечку приняли, несмотря на аристократическое происхождение, о котором не принято было говорить (да и «сведений» по существу почти не было). К тому же Анечка с малых лет осталась сиротой и «не успела» проникнуться «дворянским духом». Поэтому происхождение Анечки в её будущей семье навсегда оставалось запретной темой, окутанной тайной.
Иван Громов был хорошим спортсменом, чемпионом детдома по борьбе, плаванию, гимнастике и городкам. Он одной битой выбивал полностью любую городошную фигуру, и этим вызывал восхищение и зависть всех мальчишек детского дома.
Достижения отличника Ивана Громова в учёбе свидетельствовали о его уме, способностях, отличной памяти и трудолюбии. У Ивана был каллиграфический почерк, образцы его письма посылали даже на конкурс каллиграфистов в Москву, где он стал победителем. Удивительно красивый почерк Ивана сохранился у него на всю жизнь. Но больше всего Громова ценили за честность, справедливость и верность дружбе.
Стройная и невысокая Анечка была почти не заметна рядом с рослым и мощным Иваном, отличаясь своей добротой, ласковостью и уважительным отношением к одноклассникам и преподавателям, но в их с Иваном дуэте, как замечали меж собой воспитатели, «неформальным лидером» была именно она. Шли годы, «друзья-соперники» Иван и Анечка полюбили друг друга на всю жизнь, и после выпуска из детского дома, став взрослыми, поженились.
Всеми любимые и уважаемые воспитанники детдома Иван Громов и Анечка Перевязкина не только не были (даже приблизительно) «копиями» друг друга, но, напротив, существенно отличались и чертами характера, и мировоззрением, и поведением, и талантами.
Главными чертами характера Ивана были патриотизм (настоящий, «от самого сердца»), принципиальность и прямолинейность. Он всю жизнь был искренне предан идеям социализма, и в юные годы, когда был комсомольским вожаком, и впоследствии, когда стал членом коммунистической партии большевиков. Иван не терпел фальши, а потому не стремился стать одним из партийных функционеров, среди которых было много двуличных и нечестных людей, стремящихся сделать карьеру и получить материальные блага, «примазавшись» к руководящей партии государства.
Иван всей душой принимал лозунги и учение партии, был убеждённым коммунистом (таких после Революции становилось всё меньше и меньше), но всегда избегал бюрократических партийных постов. Будучи прямолинейным человеком Иван (став Иваном Ивановичем) на партийных собраниях «разоблачал и громил» «партийцев-жуликов и карьеристов», чем вызывал их ненависть и желание «насолить» этому «коммунисту-фанату», что они и делали неоднократно. Но Иван Иванович, отличавшийся мужеством и храбростью, никогда не отступал от принципов и всю жизнь боролся с «нечистью» как истинный патриот своей страны и преданный партии коммунист.
У Ивана Ивановича всегда было много друзей среди честных людей, относящихся к нему с глубоким уважением, но немало было и врагов. Один из воинствующих врагов Громова даже написал на него «телегу» и послал в «органы». Это случилось в грозный 1937 год, в разгар массовых репрессий. Ивана Ивановича обвинили во вредительстве, приклеили ярлык «врага народа» и «приговорили» без суда и следствия к расстрелу (в то время суд был заменён «особым присутствием», когда вся полнота судебной власти перешла в руки специально назначаемых групп из трёх человек – «особых троек». К счастью для Громова (незадолго до «приведения в исполнение» смертного приговора) сам доносчик «попался» на воровстве и подлогах. Подонка расстреляли, а Ивана Ивановича «оправдали» и даже повысили в должности (редкий случай в те годы). Иван Иванович Громов всегда на первое место ставил интересы страны, а личная жизнь и даже семья были у него на втором плане.
Совсем иначе относилась к этим вопросам Анечка, которая всегда ставила интересы своей семьи выше общественных, хотя добросовестно выполняла общественную работу, пока это удавалось делать без ущерба для семьи. А семья Анечки и Ивана со временем стала большой и дружной.
Будучи активной комсомолкой в детдоме, а затем и в педагогическом техникуме, «круглая» отличница Анна Александровна Перевязкина сразу после педтехникума получила назначение на должность директора начальной школы (тогда идейных и образованных людей не хватало). Она в свои двадцать лет блестяще справилась с этой должностью и оставила свою работу только тогда, когда за ней приехал Иван Громов. Они поженились и уехали в Архангельск, где Громов заканчивал учёбу в Архангельской лесотехнической академии.
Анечка и Иван ещё в детдоме столкнулись с грубостью и жестокостью преподавателей-евреев. Евреи часто вызывают сострадание совей сверхскромностью (если не сказать «забитостью»). Но малокультурные выходцы из национальной глубинки, получив хотя бы и небольшую власть, часть обнаруживают черты надменных и жестоких людей по отношению к бесправным жертвам, находящимся в их полной власти (какими и были детдомовцы). Вот такой еврей был в детдоме завхозом. Говорили (едва ли справедливо, потому что все воспитанники его дружно ненавидели), что он наживается за счёт бедных сирот, присваивая львиную долю денег, предназначенных для питания воспитанников, которые жили «впроголодь». Не зря говорят психологи и педагоги о детских впечатлениях, которые часто формируют характер, с тех самых пор Анечка и Иван «невзлюбили» евреев, хотя и не стали антисемитами. При этом прямолинейный Иван не скрывал своего отношения, а хитренькая и гибкая Анечка, наоборот, всегда (и в последующие годы тоже) делала вид, что любит евреев, и дружила с девочками-еврейками, которые ей действительно нравились.
Антисемитизм в сороковых – начале пятидесятых годов властями не поощрялся, а наоборот. Через несколько лет Анна Александровна дала предметный урок по этому вопросу своему супругу Ивану Ивановичу и детям. Это случилось, когда Иван Иванович Громов работал Главным инженером огромного леспромхоза Вологодской области, а директором был Иван Иванович Иванов. По мнению Громова, Иванов не любил евреев и часто рассказывал о евреях нелицеприятные анекдоты. Иван Иванович даже тогда сказал жене, хорошо знавшей Иванова, что директора могут наказать за ярый антисемитизм. «Никто его не накажет, – ответила проницательная Анна Александровна, – потому что Иванов – сам еврей». Громов был поражён, но оказалось, что жена была права. Она утверждала, что, рассказывая анекдоты про евреев, Иванов выявлял (по реакции слушателей) антисемитов, чтобы потом «расправиться» с ними.
Так и произошло. Вскоре директор Иванов «очистил» весь аппарат леспромхоза от антисемитов.
Убеждённый и кристально честный коммунист Иван Иванович Громов отдал все свои силы и способности служению стране. Он был истинным патриотом России, отлично знал её историю и чтил великих людей своего отечества. Получив высшее образование (диплом с отличием Архангельской лесотехнической Академии), Громов по рекомендации Учёного Совета поступил в аспирантуру, но по состоянию здоровья вынужден был досрочно уехать в «Среднюю полосу» (г. Алатырь Чувашской АССР), где молодого квалифицированного специалиста сразу назначили Главным инженером леспромхоза. Специалист высшей квалификации Иван Иванович Громов в дальнейшем много лет использовался Минлеспромом как «скорая помощь» отстающим леспромхозам (такой с позволения сказать «человек-оркестр» или «группа прорыва» в лице одного человека).
Более десятка леспромхозов благодаря Громову за один-полтора года чудесным образом превращались из отстающих в передовые. После блестящего выполнения особо важного Правительственного задания во время Великой Отечественной войны, руководство страны назначило Громова Министром в одной из Республик Поволжья. Но ненавидящий бюрократическую работу Громов отказался принимать обязанности Министра. Может быть впервые возникла «кошмарная» ситуация в стане советских «номенклатурщиков»: есть распоряжение руководства страны, а республиканская власть выполнить его не может, потому как «назначенец» видите ли не хочет «кабинетной работы»! Тогда специально «под Громова» учредили должность Главного инженера Министерства (Первого заместителя Министра), на которой Громов проработал два года, наведя порядок в большом хозяйстве Минлеспрома Республики. Но его тянуло на «живое» производство, и Громов взялся «вытащить из глубокой ямы» один из самых больших леспромхозов страны, сделав его преуспевающим.
Успех, как всегда, сопутствовал Громову.
Следующим его «подвигом» было превращение гигантского комбината «Костромалес» из полностью деградировавшего в образцовые. Именно на этом комбинате Громов с сотрудниками разработал знаменитую «Новую технологию лесосечных работ с сохранением подроста». Работа была представлена к Ленинской премии. Громов отказался от Ленинской премии и степени доктора наук без защиты диссертации (невиданный случай!) заявив, что такие «почести» можно рассматривать после массового внедрения новой технологии во все регионы Советского Союза. Свою кандидатскую диссертацию Громов блестяще защитил в Московском лесотехническом институте.
Уже в пенсионном возрасте Громов решил продолжить свою славную деятельность на «ниве образования». Он создал в Костромском технологическом институте факультет и кафедру по своей специальности, став первым деканом и заведующим одной из кафедр этого факультета.
Указом губернатора для студентов вузов Костромской области были учреждены стипендии имени И. И. Громова для отличников учёбы. Лучшая из созданных Громовым лабораторий стала навсегда носить его имя.
Славные дела выдающегося специалиста и организатора производства Ивана Ивановича Громова, отмеченного многими Государственными наградами, стали главными ориентирами в жизни тысяч молодых людей, в том числе многочисленных детей и внуков Ивана Ивановича.
А детей в большой и дружной семье супругов Громовых было аж шестеро (четыре сына и две дочери). Громов, фанатично преданный славной истории России, и её знаток, вместе с супругой Анной Александровной (тоже отлично знавшей историю России и гордившейся ею) дали своим детям «исторические» имена.
Старшего сына сначала хотели назвать Борисом в честь царя Бориса Годунова – великого (по их мнению) правителя, много сделавшегося для страны, но не справедливо «обиженного историей». Такими же «обиженными» супруги Громовы считали царя Алексея «Тишайшего», сын которого – Пётр I – реализовал многие идеи своего скромного отца, а также императора Павла I, которого принято считать «недалёким солдафоном», в то время как он за своё короткое правление успел провести много преобразований, полезных для страны и армии.
Из руководителей Советского Союза супруги Громовы считали «без вины виноватым» Лаврентия Павловича Берия, на которого «списали все грехи» Сталинского периода, «забывая» (или не зная), что Берия (вместе с А. Н. Косыгиным) сохранил промышленность страны во время ВОВ, отстоял от фашистов Кавказ, будучи членом ГКО – Государственного комитета обороны (председателем являлся сам Сталин, а Берия был заместителем и Маршалом Советского Союза). Л. П. Берия успешно реализовал (вместе с академиком Курчатовым) проект создания атомной бомбы и добился (вместе с академиком Королёвым) выдающихся успехов в деле освоения космоса.
Во всех этих больших свершениях ответственным от Правительства и ЦК КПСС был Л. П. Берия. Но, в конечном счёте, своего первенца супруги Громовы назвали Александром в честь великого реформатора России, императора Александра II, которого по семейной легенде (абсолютная тайна!) считали предком Анны Александровны.
Второго сына назвали Владимиром в честь великого русского князя Владимира – «Красно Солнышко», крестившегося Русь.
Третий сын Громовых родился в самом начале 1938 года. Буквально за месяц до появления младенца Громов-отец не только избежал расстрела, восстановил своё доброе имя и положение, но и получил повышение. (как мы уже читали, Иван Иванович был приговорён к смертной казни по ложному доносу и только чудом избежал расстрела). Поэтому новорождённого сына назвали Виктором, что значит «Победитель».
Когда, наконец, родилась дочь, она получила имя великой русской княгини Ольги – жены трагически погибшего сына Рюрика, князя Игоря, и матери знаменитого воина-князя Святослава.
Ольга долго правила Русью и за мужа Игоря, и за сына Святослава, и за себя. Она первой на Руси приняла христианство, которое сделал новой религией Русского государства внук Ольги – великий князь Владимир (до этого на Руси было язычество и многобожие).
Самого младшего сына назвали Дмитрием, помня о великом подвиге Дмитрия Донского в борьбе с татарами. Но ещё в большей степени мальчика назвали Дмитрием в честь погибшего в Великую Отечественную войну единственного брата Анны Александровны – Дмитрия Александровича – генерала, командира танкового корпуса, смертельно раненного в битве на Курской дуге, когда он лично возглавил атаку своего гвардейского корпуса. Дмитрий появился на свет весной 1945 года – накануне Великой победы Советского народа над фашизмом.
Весной 1950 года в семье Громовых родился последний (шестой) ребёнок – девочка, которую единодушно решили назвать Людмилой. Хотели, чтобы доченька была мила всем людям, а значит счастлива.
Милая женщина, как известно, больше, чем красива. И Люда полностью оправдала своё имя. Её ум, доброта и способности целительницы покоряли людей. Люда была всеобщей любимицей. Её не только любили, но и уважали за помощь нуждающимся и за способность лечить людей с помощью гипноза. К сожалению, доверчивость и вера в людей сослужили Люде плохую службу. Она стала жертвой злоумышленников и безвременно ушла из жизни.
Воспитанием детей в семье занималась мама Анна Александровна. Она была замечательным педагогом и отдавала все силы и многочисленные таланты семье. Анна Александровна была высокообразованным и эрудированным человеком. Она обладала замечательным голосом и тонким музыкальным слухом. Была знатоком мировой истории, почитательницей истории России и литературоведом.
Анна Александровна знала и читала наизусть произведения многих писателей и поэтов. Читала «Евгения Онегина» А. С. Пушкина (полностью) и «Демона» М. Ю. Лермонтова. Прекрасно рисовала и талантливо играла на фортепьяно, хотя из-за крайней бедности в большой семье много лет не было музыкальных инструментов, пока не приобрели «по дешёвке» потрёпанное «видавшее виды» пианино. Анна Александровна давала детям спартанское воспитание и приучала к скромности в быту. В семье царила атмосфера дружбы и любви. Несмотря на материальные трудности все дети выросли добрыми, щедрыми и бескорыстными. Все вышли в «большие люди», особенно старшие братья.
Так сложилось, что самый старший из шестерых детей Александр после четвёртого класса школы жил отдельно от семьи, приезжая только «на побывки».
Поэтому многие годы за старшего был Владимир, авторитет которого среди детей (как и авторитет матери) был непререкаемым. Владимир был самым красивым и самым добрым среди младшего поколения Громовых, очень похожим на красавицу-мать. Он всегда и везде был отличником и всеобщим любимцем. До окончания десятого класса средней школы Володя жил в семье, а после успешного окончания средней школы (с золотой медалью) уехал учиться в Москву. Потом была аспирантура в Московском горном институте, защита кандидатской диссертации… Шли годы. Владимир Иванович Громов стал ведущим учёным-строителем, крупнейшим в мире специалистом по фундаментам при замерзающих грунтах. Труды доктора технических наук, профессора (а потом академика) В. И. Громова стали настольными книгами студентов, инженеров и учёных, занимающихся строительством в Северных странах (Скандинавия, Исландия, Канада и других).
Академик Владимир Иванович Громов воспитал многих талантливых учеников, в том числе трёх своих сыновей, пошедших «по стопам» отца. В. И. Громов, как и его отец И. И. Громов, отдавал все свои силы и способности стране, будучи при этом образцовым семьянином. Его труды отмечены многими Правительственными наградами. Ему было присвоено звание «Заслуженного строителя» страны.
Замечательными специалистами и всеми уважаемыми людьми стали младшие братья и сёстры большой семьи Громовых.
Виктор Иванович Громов продолжил дело своего отца Ивана Ивановича и после его ухода на пенсию возглавил факультет и кафедру, которые создал Иван Иванович в Костромском технологическом институте. Профессор В. И. Громов принял от отца и «научную эстафету».
Единственный сын Виктора Ивановича Сергей после окончания Костромского технологического института решил переквалифицироваться. Он обладал артистическим талантом и красотой (и то, и другое от бабушки). Сергей принял предложение Костромского телевидения и стал популярным телеведущим и журналистом. Он, следуя примеру деда, организовал и возглавил кафедру журналистики в Костромском университете. Профессор Сергей Викторович Громов (как и его отец и дед) стал очень известным и уважаемым человеком в Костроме.
Стали кандидатами технических наук самый младший из братьев Громовых Дмитрий и сестра Людмила, а старшая сестра Ольга достигла больших успехов в области цветоводства и озеленения (под её руководством, как главного инженера, проводились большие работы по озеленению городов Тюмень, Петрозаводск, Кострома).
Дмитрий Иванович работал (и работает) в ведомстве академика Королёва, а потому детали его деятельности не подлежат оглашению и обсуждению. Однако, не секрет, что Дмитрий обладает ярким поэтическим даром и в молодости писал замечательные стихи.
Но самых больших успехов достиг Александр Иванович Громов. Его славный жизненный и трудовой путь заслуживает отдельного повествования.
Глава 2. Детство и юность Саши Громова
Будущий большой учёный (доктор наук, профессор, академик) Александр Иванович Громов родился в городе Архангельске. Его могли бы назвать «Архангельским мужиком» как великого Ломоносова, если бы не одно обстоятельство. В Архангельске он «прожил» всего полгода, после чего ни разу там не был. Полугодовалого ребёнка увезли по месту работы отца в одну из Республик Поволжья.
Зато Александр Иванович Громов знал время (с точностью до часа) и место (с точностью до десяти метров) своего рождения. Родильный дом, в котором появился на свет будущий учёный, находился рядом с памятником Петру I (который, кстати сказать, через много лет был изображён на денежной купюре Российской Федерации достоинством 500 рублей).
Саша Громова родился в 3 часа пополудни 17 июня 1933 года. В этот воскресный летний день его мама, накормив мужа обедом (он пошёл играть во двор в городки, где был признанным чемпионом), вышла из комнаты Громовых в аспирантском общежитии (отец Саши был аспирантом Архангельской лесотехнической академии) и незаметно для играющих во дворе «городошников» перешла на другую сторону улицы в родильный дом (он был как раз напротив общежития аспирантов).
Через час после этого «без шума и пыли» появился на свет будущий академик Александр Иванович Громов. Но не обошлось без «курьёза». Саша родился (нет, не в «рубашке», а)… мёртвый! Младенца «откачали», и врач сказал, что он будет жить долго и станет большим человеком. Предсказание врача сбылось в точности.
Младенец был первенцем будущей большой семьи Громовых. Его назвали Александром (о чём уже известно читателям).
Саша с детства обладал исключительной памятью (он начал «помнить себя» с трёх лет). Но ещё более феноменальной памятью обладал появившийся через пять лет брат Саши – Виктор, который отлично «помнил» даже те времена, когда ещё не появился на свет. Это было предметом шуток в семье. Виктор не обижался, но сообщал такие детали о событиях прошлых лет, которые приводили в изумление родителей. Они считали, что Виктор отлично запомнил их разговоры, о которых они сами уже забыли.
А Саша помнил себя с тех времён, когда семья Громовых приехала в город Алатырь, где Иван Иванович Громов стал Главным инженером леспромхоза (брат Виктор «помнил» ещё более ранние времена). Правда, воспоминания об «алатырской» жизни были у Саши отрывочные (в виде отдельных «картинок»).
Одна из «картинок» связана с приездом в гости к сестре единственного родного брата мамы Дмитрия. Он запомнился Саше как огромного роста лысый человек с умным волевым лицом и доброй улыбкой, одетый в украинскую косоворотку с яркой вышивкой. Через несколько лет Саша увидел человека очень похожего на его дядю Митю. Это был народный артист СССР Николай Мордвинов в кинороли Григория Котовского.
На другой «картинке» в жаркий летний день трёхлетний Саша гордо шествует «в чём мать родила» вместе с таким же абсолютно голым полуторогодовалым братцем Володей. Их за ручки ведёт по городу Алатырю вконец смущённая красавица-мама (дети сбежали из дома, и мама с трудом их нашла).
На третьей «картинке» тоже абсолютно голый малыш Саша сладко спал на летнем солнце в обществе таких же голеньких и таких же розовеньких… поросят на соседском дворе (мама говорила, что Сашенька любил ходить голым и не хотел одеваться). Тучная мамаша очаровательных поросят человеческого детёныша не обижала, видимо, признавая за «своего».
Известно (правда, в основном, по литературным данным), что даже дикие звери не трогают человеческих детёнышей. Примеры тому – жизнь Маугли среди волков и «усыновление» волчицей основателей Рима – Ромула и Рема, которых волчица, якобы, вскормила своим молоком.
Гораздо более полные воспоминания остались у Саши о Шемурше Чувашской АССР, где его отец работал тоже Главным инженером леспромхоза, как и в Алатыре. Особенно запомнилось Саше начало его обучения в школе. Ему тогда шёл всего пятый год, но он был крупным ребёнком и на вид много старше своего возраста.
В посёлок Шемурша приехала новая молодая учительница. Из учеников 1 класса ей особенно нравился Саша Громов, который лучше всех в классе умел читать и был первым учеником по «чистописанию». Всё в порядке было у Саши и с арифметикой, но только первое время.
Он хорошо считал до трёх (и складывал и вычитал), но дальше дело «застопорилось». Всё, что было больше трёх Саша упорно называл «много». Дети уже считали до десяти, а Саша «застрял» на «трёх». Учительница ничего не могла понять, пока ей не объяснили, что Сашеньке Громову всего четыре с половиной года и ему вообще ещё рано ходить в школу. Так закончилась первая попытка Саши учиться в школе. Но была и вторя – через два года. На этот раз почти семилетний Саша учился отлично по всем предметам, хотя в школу тогда принимали только с восьми лет. Во второй четверти учебного года Саша заболел ангиной и перепуганный директор школы, нарушивший запрет о приёме раньше восьми лет, поспешил «отчислить» Сашу из школы. Саша был «разжалован», понижен в «звании» и возвращён в детский сад.
Самолюбивый мальчик почувствовал себя «униженным и оскорблённым» и решил всем отомстить. Из детского сада он ушёл в лес. Была зима. Стояли морозы. Ребёнка нашли только через три дня. Он был жив, но отморозил руки. С тех пор руки у Саши всегда мёрзли и были «холодными как лёд». Со временем Саша по этому поводу говорил: «Зато сердце горячее». И все отдавали должное этой удачной шутке.
В Шемурше Саша участвовал в проделках маленьких «мальчиков-хулиганов» во главе с братьями Седойкиными, старшему из которых уже «перевалило» за семь лет. Он часто напевал нелепую песенку:
«Рукава, карман, корзинки,
Руки, варежки, резинки»,
которая почему-то нравилась Саше Громову, как и сам «пацан» Петька Седойкин. Малолетние «преступники» «грабили» чувашек, направлявшихся на базар с урожаем яблок: разрезали лезвиями от безопасных бритв лежащие на телегах мешки. Чувашки бросались собирать рассыпавшиеся яблоки, а довольные «грабители», прихватив по яблочку, убегали с места «битвы».
Когда семья Громовых переехала в посёлок Милютинский на берегу Волги (очередное назначение отца), Саша считал себя уже почти взрослым человеком (ему исполнилось пять с половиной лет). Ему хотелось совершать самостоятельные поступки и делать «хорошие» дела. Одним из таких дел стал поход в Чебоксары на другой берег Волги, чтобы навести своего «друга» – гигантского пса (дога) Джульбарса. Хозяином собаки был сотрудник отца – бухгалтер леспромхоза Вдовин. Саша взял с собой «в поход» верного товарища – брата Володю, которому тогда исполнилось всего четыре года. Дело было зимой. Волгу надо было переходить по льду. Малыши успешно «форсировали» Волгу (ширина – около двух километров) и оказались в столице Чувашии Чебоксарах. Но дальше они не знали, куда идти. Адреса Вдовиных у них не было. Но Саша помнил номер телефона в квартире родителей, и это спасло «юных авантюристов».
Уже стемнело. Встретившая блуждающих малышей одна сердобольная женщина сдала детей в милицию. (Вот парадокс. Когда милицию все боялись, ей доверяли, строго-настрого наказывая и детям, мол, оказался в беде, ищи «дядю милиционера», он тебя спасёт от любой напасти. Сегодня милицию не уважают, но продолжают бояться примерно как дикого зверя: обходи его десятой дорогой, мало ли что у него на уме. По любому – дела с милиционером иметь нельзя, сторонись его – целее будешь). В милиции замёрзших малышей обогрели да налили горячего чая. Позвонили родителям (которые уже «подняли на ноги» весь посёлок в поисках пропавших детей), успокоили их и узнали адрес Вдовиных. Вдовины уже ждали мальчиков (им позвонили родители), обогрели и накормили их. Все были рады, включая Джульбарса, из-за которого и разгорелся весь «сыр-бор» (но огромный и добрый Джульбарс обо всём этом не знал, он просто радовался приходу знакомых малышей, которые тут же принялись его обнимать, а он благодарно лизал своим шершавым языком их холодные щёчки и носы).
Другим «взрослым» делом уже шестилетнего Саши было участие в тушении пожара. Горел жилой дом, и Саша, впервые увидевший такой жуткий и мощный огонь, бесстрашно «заливал» его из своего маленького игрушечного ведёрка. Но дом всё-таки сгорел дотла (пожарным не удалось его спасти). Саша очень расстроился, но не заплакал (взрослые-то не плачут, они – просто переживают).
Был и позорный поступок в жизни Саши, когда он ещё не считал себя «взрослым» (ему не было ещё и пяти лет), но об этом расскажем позже.
В начале Великой Отечественной войны отца назначили руководителем большого «полузакрытого» предприятия, и семья переехала в город Верхняя Тура Свердловской области. Отец «пропадал» на секретной работе, и мама фактически осталась одна с четырьмя малыми детьми. Саша и Володя, как старшие, имели свои обязанности. Володе было шесть лет, а Саше – семь с половиной. Жизнь на Урале была тяжёлой – голодной и холодной, но дружная семья всё перенесла. Все остались живы.
Через два года отца, выполнившего со своим коллективом очень важное Правительственное задание, назначили Министром лесной промышленности Чувашии, и семья переехала в Чебоксары, а потом (по желанию отца) – в Шумерлю и посёлок «Саланчики», где была «главная контора» гигантского леспромхоза, над которым отец взял «шефство» (как всегда удачное). О производственных делах И. И. Громова этих лет читатель уже знает из предыдущей главы нашего правдивого повествования.
Из-за «кочевой» жизни семьи Саша за четыре года сменил четыре школы, и родители решили, что старший сын будет жить и учиться в районном центре ЧАССР городе Шумерля, где жила с сыном младшая сестра мамы (её мужа убили на фронте). Она преподавала физику в знаменитой на всю Республику шумерлинской школе № 2, где Саше предстояло учиться целых пять лет. Так Саша перешёл на «осёдлый» образ жизни в Шумерле, приезжая по выходным к родителям, жившим с остальными детьми в посёлке «Саланчики».
Саша уже не был ребёнком, но ещё не стал юношей. Детство уже прошло, наступила пора «отрочества». Саша учился в шестом классе шумерлинской школы № 2, когда стало известно, что его как отличника учёбы и активного пионера (он был членом учебного комитета, или «учкома» школы) включили в группу выдающихся школьников Республики, которых в качестве поощрения направляют во Всесоюзный пионерский лагерь «Артек». «Артек» был Всесоюзной черноморской здравницей на южном берегу Крыма, где отдыхали «выдающиеся» дети из Советского Союза и дружественных стран.
В «Артек» ехали через Москву, но столицу посмотреть не удалось. Сразу же с Казанского вокзала группу перевезли на Курский вокзал, а оттуда поездом – в Симферополь, где ребят уже ждал артековский автобус.
Осень в Крыму начинается с середины октября, а в середине сентября, когда группа пионеров из Чувашии прибыла в Артек, стояло лето, и был в разгаре «купальный» сезон. Саша впервые увидел море и полюбил его навсегда. Впоследствии он на Чёрном море бывал очень часто (почти каждое лето), стал мастером спорта по плаванию и дважды (отрезками, в разное время) преодолел расстояние от Туапсе до Батуми и обратно (в ластах).
В «Артеке» было много корпусов – целый пионерский городок. Кормили досыта, хотя первые послевоенные годы были «голодными». Правда, пища была не очень разнообразной. Запомнилась красноватая и сладковатая (наверное, подмороженная) жареная картошка и обилие винограда, который всегда лежал на столах в столовой.
Было много экскурсий. Ездили в Гурзуф, Ялту, Ботанический сад, были прогулки по морю к скалам «Адаларам». Состоялся и традиционный поход на гору «Аю-Даг», что значит «Гора-медведь». Аю-Даг действительно напоминал гигантского медведя, «припавшего» к морской воде. Конечно, и медведь, и «как бы медведь» пить морскую воду не станут, ведь она изрядно солёная (справедливости ради надо отметить, что в других морях вода ещё солонее).
На Аю-Даге рос могучий «заветный» дуб, в дупло которого экскурсанты обычно опускали записки. Саша в своём «послании» написал четверостишье (он тогда пробовал писать стихи, но не очень успешно):
«Я на вершине Аю-Дага.
Заветный дуб передо мной.
Темнеет лес на дне оврага
И волны плещут под горой».
(Может быть не очень поэтично, но зато «складно»).
В «Артеке» после обеда по расписанию всегда был «мёртвый час». Но пионеры спать не хотели. Поэтому пионервожатая (очень красивая и белокурая) в этот час ежедневно читала вслух книгу Вениамина Каверина «Два капитана». Саше очень понравилась и книга, и пионервожатая.
Неожиданно Саша увлёкся составлением гербария, который потом хранился у него много лет (затерялся при переезде в Москву). На все время путёвки артековец прикреплялся к местной школе и проходил обучение, Саша стал отличником и в артековской школе. Этот месяц в «Артеке» запомнился Саше на всю жизнь. После «Артека» Саша окончательно стал считать себя взрослым. Объективно он действительно повзрослел, и назвать его ребёнком было уже нельзя. Он стал подростком, учеником шестого класса.
После «Артека», наслушавшись там замечательных песен и стихов, Саша Громов с увлечением занялся поэзией и музыкой. Он писал и лирические, и сатирические стихи, но скоро понял, что поэзия – не его «призвание».
Лучше у него получались рифмованные пародии на знаменитых певцов: Утёсова, Лемешева, Канделаки, Кикабидзе. Больше других ему нравилась пародия собственного сочинения на Владимира Канделаки – народного артиста РСФСР, воспевающего вино и любителя выпить. Вот сокращённый текст этой пародии.
«Злые критики считают,
что я сильно выпиваю.
Утверждают, что отлично
Я справляюсь со «Столичной».
Между тем, друзья, поверьте,
Я вина «боюсь до смерти»,
И клянусь вам, генацвале,
Меня пьяными не видали.
Я не пью перед обедом,
Ни зимой, ни даже летом.
Я весь божий день тружуся
И не выпив спать ложуся.
Домой утром возвращаясь,
я ни капли не качаюсь.
Знают даже все собаки,
что непьющий Канделаки!
Ещё до отъезда в «Артек» (в пятом классе) Саша поступил в музыкальную школу по классу аккордеона.
Он экстерном успешно закончил музыкальную школу, но настоящим профессиональным музыкантом не стал, хотя в последствии добился хорошей техники исполнения и даже сыграл на радио знаменитый «Чардаш Монти» и концертный вальс «Звуки аккордеона» собственного сочинения. Разочаровался Саша и в своём композиторском творчестве, хотя впоследствии написал несколько довольно удачных песен на хорошие стихи своего младшего брата, у которого был настоящий поэтический талант.
В общем, ни поэта, ни музыканта, ни композитора из Саши Громова не получилось, хотя поэзия и искусство стали его «хобби» на всю жизнь.
Александр Громов всегда считал, что у него было счастливое детство. И это было действительно так, хотя воспитывали его в строгости и никогда не баловали. Наказывали очень редко и всегда «по делу». Два раза даже били (один раз мама и один раз папа).
В первый раз Сашу выпорола мама отцовским ремнём (отец был в командировке) за «поджёг» сарая с зерном. Саше тогда было пять лет и он был «главным» в «стайке» малышей (три мальчика и две девочки). У них был «штаб» в сарае с зерном. Сарай был заперт снаружи висячим замком, но дети прорыли «ямку» под стенкой сарая и через неё проникали внутрь. Однажды они решили учинить в сарае казнь над «вредителями зерна» майскими жуками, которых было великое множество. «Вредителей» приговорили к сожжению на костре. Костёр развели прямо в сарае рядом с мешками зерна. Начался пожар, который, к счастью, удалось потушить без ущерба для зерна. Дети остались живы и здоровы, но были наказаны. Больше всех «досталось» «атаману» Саше.
А папа наказал Сашу за грехи, которые он совершил в восьмилетнем возрасте. В тот день Главный инженер леспромхоза Иван Иванович Громов встретил продавщицу местного магазина, которая сказала ему, что обнаружила под подушкой своей семилетней дочери письма от его сына Саши с вложенными в них деньгами, причём немалыми, например, с розовыми тридцатирублёвыми купюрами, на которых был изображён Ленин.
В доме Громовых деньги никто не прятал, они свободно лежали на подоконнике и каждый из родителей мог взять сколько надо. Брал, как выяснилось, и Саша, ничего не видя в этом плохого. Он считал, что чем больше денег вложено в письмо, тем сильнее любовь. «Дама» полностью разделяла это мнение. Получив такую информацию, Иван Иванович не на шутку рассердился и вернулся домой, чтобы наказать сына. А Саша в это время с младшим братом Володей (которому было шесть лет) сидели на печке (типичная деревенская русская печь, подобная той, на которой сиживал сказочный Иванушка-дурачок). Малолетние братья курили и «травили» похабные анекдоты, услышанные от «сорванцов» на улице.
Увидев эту «картину» Иван Иванович «вскипел», схватил за «шкирку» (как котёнка) старшего сына Сашу и бросил его об пол с возгласом: «Преступников растить не стану!» Саша остался жив и даже, к счастью, не стал инвалидом, хотя пролежал в больнице несколько месяцев с множественными переломами.
С тех пор Саша никогда в жизни не курил и не сквернословил, так что жестокий урок пошёл впрок. Вообще-то «рукоприкладством» родители Саши никогда не занимались и «расправы» над Сашей были исключениями. Эти наказания Саша, повзрослев, считал абсолютно справедливыми. Он всегда любил и почитал своих родителей, считая их недостижимым для себя идеалом.
От родителей Саша унаследовал много положительных качеств, в том числе храбрость. Он знал, что его мужественный отец никогда никого и ничего не боялся, даже диких зверей.
Саше рассказывали, как в раннем детстве его папа «победил» стаю волков и бесстрашно «общался» с медведем. Саше и самому довелось встречаться с дикими зверями. Однажды, когда Сашу (он тогда учился в пятом классе шумерлинской школы № 2), как обычно, на выходные отвозили из Шумерли, где он учился, в Саланчики, где жили родители (пятнадцать километров пути), за их «экипажем» погналась стая волков. Саша совершенно не испугался, а быстроногая лошадь развила такую скорость, что волки не смогли их догнать.
Об этом случае кучер, чувашин Тяпайкин, который вёз Сашу, в «красках» рассказал в посёлке. Ему не очень поверили, зная, что Тяпайкин любит преувеличивать, а один из сослуживцев даже напомнил по этому поводу известный чувашский анекдот. «Пошёл я как-то в лес. Вдруг навстречу мне три волка… и оба серые. Я как «распрокашлялся громким голосом…» он и убежал». Слушатели засмеялись, а Тяпайкин – громче всех. Он был добродушным человеком и не обиделся на шутника.
Второй случай произошёл на Урале. Саша пошёл с мамой за малиной (семья отдыхала в дачном посёлке «Бородинка»). Большой малинник находился в двух километрах от посёлка. Собирая малину, Саша буквально «столкнулся» с… медведем, пришедшим полакомиться сладкими ягодами. Саша не испугался, хотя мальчугану тогда было всего девять лет, и стал пятиться (как учила мама) пока не скрылся за соседними кустами. Если бы он испугался и побежал, медведь в два прыжка догнал бы его и расправился с ним (неуклюжие на вид медведи бегают быстрее лошадей).
А через несколько лет Саша в кустах орешника встретил лося, который неожиданно вышел из кустов орешника и оказался в метре от подростка. Саша и в этот раз не потерял самообладания, и они с лосём благополучно разошлись.
Саша не один раз проявлял храбрость не только при «встречах» с дикими зверями, но и при «схватках» с лихими людьми. Отец внушил Саше, что он должен уметь «постоять за себя в любых обстоятельствах». Сам Иван Иванович был в своё время чемпионом по борьбе в детском доме, где воспитывался. Он посоветовал Саше заняться боксом, а ещё лучше самбо (самозащита без оружия), что Саша и сделал. В результате Саша стал разрядником по боксу и мастером спорта СССР по самбо. Дважды это ему очень пригодилось.
Уже будучи взрослым, ранним летним утром Саша случайно встретил на окраине Кисловодска банду вооружённых грабителей. Их было трое и их намерение напасть на молодого человека было очевидным. Саша не струсил и упреждающим ударом нокаутировал ближайшего бандита. Двое других бросились на Сашу с ножами. Одного из бандитов Саша боковым ударом («хук» слева) «послал в нокдаун», а второго «уложил» апперкотом (удар снизу).
Падая, бандит поранил Сашу ножом в правую ногу. Рана была не опасной, но шрам на ноге остался на всю жизнь.
А через год уже в Москве, поздним вечером, провожая сотрудницу, Саша повстречал в безлюдном Измайловском парке двух вооружённых бандитов. На сей раз обошлось без кровопролития. Саша, как всегда, не потерял присутствия духа. Он спокойным тоном намеренно громко сказал своей спутнице, что ему не нравится парочка, притаившаяся за соседним деревом, и хотя он, как профессиональный самбист, не должен применять своё умение среди мирного населения, он хочет пойти и «разобраться» с этими двумя «молодчиками». «Молодчики» всё слышали и поспешно «смылись».
Храбростью отличалась и мама Саши Анна Александровна. Однажды в квартиру Громовых попытались проникнуть вооружённые грабители. Дело было в Костроме, Иван Иванович находился в командировке, старшие дети учились в Москве, а в маленьком одноэтажном доме на Полянской улице, где в ту пору жила семья Громовых, была только Анна Александровна с младшими тремя детьми.
Грабители, видимо, были хорошо осведомлены и без всяких опасений разбили окно в кухне и собирались влезть в квартиру. Анна Александровна не испугалась и даже не растерялась. Она громко, чтобы слышали грабители, сказала сыну-школьнику: «Димушка, возьми ружьё и застрели одного из бандитов, чтобы им не повадно было грабить чужие квартиры». Дима схватил висевшую на стене заряженную двустволку и выстрелил. Бандитов «как ветром сдуло».
А за несколько лет до этого произошёл ещё более страшный случай. Мама Саши с тремя сыновьями (один – Виктор – был ещё годовалым младенцем) гостила тогда у младшей сестры в Рыбинске (Саше было шесть лет, Володе – четыре года). Сестра жила с мужем и годовалым сыном в небольшом одноэтажном доме на окраине Рыбинска рядом со школой, где её муж был директором. Свекровь (мать мужа) через стекло в двери кухни увидела, как мимо по коридору «прокрался» в чулан огромный «детина с красной рожей», похожий на бандита.
Оказалось, что это был разыскиваемый милицией опасный преступник-рецидивист, сбежавший из местной тюрьмы (он отбывал двадцати пятилетний срок за грабежи и убийства).
Старушка рассказала о «визите» страшного «гостя» сёстрам. Младшая сестра очень испугалась, растерялась и не знала, что делать. А храбрая Анна Александровна сохранила полное хладнокровие и ясность мысли. Анна Александровна сказала, что бандит будет действовать, когда все уснут, а значит надо дать ему понять, что жильцы ещё не спят. Она завела патефон, поставив самую громкую пластинку, и послала старушку за сыном – директором школы. Сын пришёл буквально через несколько минут (школа была рядом) вместе с завхозом школы – мощным человеком атлетического сложения. Вдвоём они обезоружили бандита (он был с ножом) и связали его. Саша навсегда запомнил, как по коридору (видел через филёнчатую стеклянную вставку в двери комнаты) «волочили» упирающегося и матерящегося пьяного грабителя, которого успешно «сдали» в милицию.
Понятно, что Саше Громову было в кого стать храбрым человеком. Выдающийся ум и память у Саши тоже были от родителей. Родители воспитали в сыне честность и справедливость, а также доброжелательное отношение к людям. Саша вырос истинным патриотом своей страны, каким был его отец, но вместо прямолинейности отца, часто ему вредившей, Саша «перенял» от матери её «гибкость» и дипломатические способности. Саша, как и его отец, был спортивным и сильным. У сына, как и у Ивана Ивановича, было очень развито чувство долга и справедливости. Доброта, характерная для всех Громовых, была в полной мере свойственна и Александру. Было и «слабое звено» в характере Александра Громова. Это знаменитая «русская лень». К счастью, у Саши, как и у его родителей, была сильная воля, и он всегда мог заставить себя делать нужное дело, даже если очень не хотелось (так что ему не грозило превратиться во «второго Обломова»).
Заканчивалось «отрочество» Александра Громова. Впереди были юность и молодость.
Пора было определиться с целью жизни и областью деятельности. Перед Александром Громовым стоял почти гамлетовский вопрос: «Что выбрать?». Путь науки и техники, по которому шёл отец Александра (и достиг больших результатов), или гуманитарную деятельность, к которой «тяготела» мать? Саша чувствовал, что у него есть способности и к тому, и к другому. Но ближе ему казалась гуманитарная область творчества. И он решил продолжить образование в учебных заведениях, связанных с искусством и театром. Сначала Саша попробовал поступить в художественное училище. Получилось. Приняли. На вступительный экзамен и собеседование Саша представил шесть своих работ: копию с картины Тоидзе «Витязь в тигровой шкуре», портреты Сталина и Кутузова и три пейзажа. (Мама очень боялась, что старательное, но непрофессиональное изображение «вождя народов» Сталина могут посчитать неуважением к власти и нарушением закона. К счастью всё обошлось). Но вот приступить к учёбе Саша так и не смог.
Родители буквально «не пустили» его учиться в художественном училище. Он считали, что у сына нет задатков большого художника, а быть всю жизнь ремесленником-«маляром» – сплошное мучение для творческого человека. Порешили позднее вернуться к вопросу о художественном училище, если тяга Саши к рисованию станет непереносимой. Если в дальнейшей жизни сын не сможет обойтись без «художества», можно будет вернуться к этому вопросу. Но без живописи Александр благополучно обошёлся. Так что родители были правы, «не пустив» его учиться «на художника-оформителя».
Саша сказал о своём твёрдом решении закончить театральное училище. Здесь «отговорить» его было гораздо труднее. Саша уже успел проявить свои таланты как чтец-декламатор, актёр и даже режиссёр. Ещё в раннем детстве Саши мама «поставила» ему голос. С пением у него ничего не вышло, но он стал отлично декламировать стихи. Саша всегда был лучшим чтецом в конкурсах художественной самодеятельности. Поэтому мама неоднократно отправляла его на литературные конкурсы, где Саша неизменно был победителем. Первый большой конкурс сын выиграл ещё во втором классе.
Саша стал победителем конкурса «молодых талантов» Урала, который проводился в городе Кушва – районном центре Свердловской области. Семья тогда жила в городе Верхняя Тура Кушвинского района – по месту работы отца.
В школе № 2 города Шумерля Саша с пятого класса был членом драмкружка, а с седьмого класса стал его руководителем. В драмкружке участвовали не только ученики, но и некоторые преподаватели во главе с директором школы, который преподавал историю. Видя реальный талант сына, родители не стали отговаривать Сашу от поступления в театральное училище. В результате Саша успешно закончил экстерном театральное училище по классу режиссуры. На этом поприще раскрылся талант Саши. Он успешно занялся концертной деятельностью. Александр организовал концертный коллектив, который давал выездные концерты в разных городах Чувашской республики (ЧАССР) и за её пределами.
Успех был ошеломляющим. В девятом классе Александр Громов был уже популярным «артистом» местного значения. Он решил принять участие (мама не возражала) в Международном конкурсе мастеров художественного слова, который проводился в Москве. Это были так называемые «Пушкинские чтения». Александр уехал в Москву и успешно прошёл отборочный тур. Председателем комиссии был великий Василий Иванович Качалов – народный артист СССР. Он заметил талантливого юношу – шестнадцатилетнего Александра Громова и предсказал ему большое артистическое будущее. Это предсказание частично сбылось (Саша стал Лауреатом – победителем «Пушкинских чтений»). Сбылось бы в полной мере, если бы не роковое вмешательство родителей Саши.
Вначале они дружно восхищались артистическими успехами своего талантливого сына. Но потом стали тревожиться. Оказалось, что и мама, и папа видели в своём старшем талантливом сыне не артиста, а учёного, крупного инженера-«технаря», каким был его отец Иван Иванович Громов.
Когда семья переехала в Вологодскую область и Иван Иванович стал куратором огромного леспромхоза Союзного значения, Александра перевели из шумерлинской школы № 2 в десятый (тогда выпускной) класс средней школы районного центра Вологодской области. Семья родителей жила в пяти километрах – на станции Вохтога, где располагалась дирекция леспромхоза.
Александр жил в интернате при школе и появлялся (ходил пешком) в родительском доме только по выходным. Саша и здесь учился «на отлично», но все его устремления были связаны с концертной и театральной деятельностью. Он руководил (как и в Шумерле) театральным коллективом школы, в котором участвовали и школьники, и преподаватели, и сам директор школы. Выездная концертная бригада Александра Громова имела громкий успех в Вологодской и соседних областях. Были гастроли даже в Московской области.
В разгар «славы» Александра на «всем скаку» остановили родители, и это изменило всю его дальнейшую судьбу.
Глава 3. На распутье
Один из великих поэтов (кажется, Александр Блок) сказал (приблизительно) следующие слова:
«…Юноша бледный со взором горящим!
…Вот мой совет: «Не живи настоящим»
Только грядущее – область поэта…»
Юноше Саше Громову шёл восемнадцатый год. У него был тот самый «горящий взор» и томила жажда деятельности. Саша учился в выпускном десятом классе школы и стоял на пороге самостоятельной жизни. Впрочем, «почти на пороге» он стоял и раньше – начиная с пятого класса Шумерлинской школы № 2, когда жил в Шумерле и только на выходные дни ездил к родителям, жившим с младшими детьми в посёлке «Саланчики» (Саша очень рано повзрослел). Правда, в Шумерле Саша жил в семье родной тёти, а в десятом классе – в интернате школы. А это, как говорят в Одессе, две большие разницы.
Саше предстояло выбрать дальнейший путь в жизни: следовать по стопам отца и получить высшее инженерное образование или стать гуманитарием, как мама. Саша чувствовал в себе силы и способности заниматься и тем, и другим, но ближе его натуре (так ему казалось) было гуманитарная деятельность, тем более что он имел уже гуманитарное образование (музыкальная школа по классу аккордеона и театральное училище по классу режиссуры). Более того, Саша уже не один год успешно руководил театральным коллективом школы и вместе со своей выездной концертной бригадой уже «прославился» в Вологодской и соседних областях. Саша думал, что мама мечтает, чтобы Саша пошёл по её пути, а папа хочет, чтобы сын был «преемником» отца – стал квалифицированным инженером.
И вдруг оказалось, что родители единодушно захотели, чтобы Саша стал учёным и квалифицированным «технарём», как его отец. Для Саши этот категорический «совет» родителей был равносилен приказу. Он был очень удивлён, но, как послушный сын, стал настраиваться на новый путь в своей жизни.
С чем же отправлялся в большой путь юноша Саша Громов? С каким «багажом» знаний, опыта и чувств? Сформировался ли он как личность со своим характером и мировоззрением?
Думается, что на все эти вопросы можно ответить коротко: Саша к восемнадцати годам был уже готов к самостоятельной жизни. На его долю выпали тяжёлые испытания, которые закалили характер и сформировали его мировоззрение.
Молодой Александр Громов к восемнадцати годам стал убеждённым патриотом. При этом он не был ни «настоящим коммунистом», как его отец, ни истинно верующим православным христианином (как его мама в пожилом возрасте).
В те годы в СССР все человеческие судьбы зависели от отношения каждого отдельного человека к главной политической силе государства – коммунистической партии Советского Союза (КПСС), за которой признавалась руководящая и направляющая роль в СССР. Даже в Конституции было закреплено, что компартия Советского Союза является «ядром его политической системы, государственных и общественных организаций». Сделать «карьеру» не будучи членом КПСС было практически невозможно. Поэтому и хорошие, и плохие люди стремились стать членами партии. При этом в партию «проникало» много «проходимцев», карьеристов (в плохом смысле слова, если у этого слова вообще есть «хороший» смысл).
Саша рано это понял и никогда не стремился в партию. Он видел, как его отец – истинный коммунист, боролся за «чистоту рядов» партии, наживая себе врагов. Саша не был готов и не хотел заниматься такой «борьбой». При этом он всей душой поддерживал лозунги и «линию» партии, как и все честные люди.
Не был Саша и истинно верующим человеком, но верил в высшие силы, во Всемирный Разум, который можно было назвать Богом (Саша так и делал). Впоследствии Саша видел много плохих людей среди священнослужителей и считал, что они вообще не верят в Бога, а притворяются верующими, потому что это стало выгодным. Саша не воспринимал многих догматов церкви – Святую Троицу, Бога-сына в человеческом облике и другие постулаты церкви. Громову казалось странным, что оставалась неизвестной биография Иисуса Христа, непонятным, почему все храмы возведены в честь Бога-сына, а не Бога-отца. Он задавался вопросом, почему все молятся только сыну, а отца даже не упоминают? Многие утверждения, «откровения» и «чудеса» церкви казались Громову надуманными и обыденными.
«Самопожертвование» Спасителя казалось Громову странным, если учесть, что его (как известно) «приговорили к казни» еврейские «предводители», а наместник Рима (прокуратор) Понтий Пилат только весьма неохотно исполнил их волю. Непонятно от какого «греха» «спас» человечество Иисус Христос: ведь «первородный грех» Адама и Евы воспроизведён миллиарды раз и люди продолжают «грешить», так как без этого не было бы человечества на Земле. История с воскрешением Иисуса Христа кажется банальной (а не чудом), так как многие тысячи людей, находившиеся в коме или летаргическом сне, «воскресали, возвращаясь «с того света» в обычную Земную жизнь.
Но христианские заповеди воспринимались молодым Александром Громовым всей душой, тем более что они почти совпадали с социалистическими лозунгами КПСС и классиков Марксизма-Ленинизма.
Чувство патриотизма Громова выдержало в дальнейшей его жизни по крайней мере два тяжелейших испытания, но они не поколебали веры Александра в свою страну и свой народ. Речь идёт не о «глобальных» испытаниях, потрясающих всю страну, например, в годы массовых репрессий или в годы Великой Отечественной войны, а о превратностях личной судьбы Громова, связанных с несправедливым отношением к нему властей и непосредственных начальников.
Первое из упомянутых тяжёлых испытаний выпало на долю Александра Громова, когда он учился на пятом курсе Менделеевского института, куда поступал не без приключений. А «приключилось» вот что. На выпускных экзаменах в школе Громов «срезался» на сочинении и остался без медали. Все считали, что круглому отличнику Громову гарантирована золотая медаль. В сочинении Громова оказалось несколько лишних запятых, которые, как потом выяснилось, поставила литераторша в «отместку» за то, что Громов (а не она) руководил драмкружком в школе. Правда, вскоре Громов «реабилитировался», получив на вступительных экзаменах в «Менделеевку» тридцать пять баллов из тридцати пяти возможных (сдал все экзамены «на отлично»). После Громова никто на вступительных испытаниях не набирал такой суммы баллов.
Это было сенсацией и Громова похвалил лично Министр образования СССР Столетов.
А на пятом курсе отличника Громова с его талантливым другом (тоже отличником) Виктором Мозговым неожиданно отчислили из института, исключили из комсомола и выгнали из общежития. Друзья ничего не подозревали и уже после отчисления «на отлично» сдали по два экзамена зимней экзаменационной сессии. Институтские власти всё «обтяпали» тихо «без шума и пыли». Причиной отчисления фактически стал отказ от намеченного деканатом распределения Громова и Мозгового (после окончания института) в «закрытую спецзону» (на секретное предприятие по переработке урановых руд), где работали «зеки», большая часть которых считалась расстрелянными (собственно «отсрочка исполнения приговора» была непринципиальной: редко кому удавалось выжить «на рудниках» даже полгода). Друзьям «как активным комсомольцам и отличникам» предлагали «перевоспитывать» зеков, которые «распоясались» до того, что убивали «неугодных» им «начальников»-инженеров. Громов и Мозговой, конечно, отказались ехать в «зону».
За это на них «сочинили дело» и решили отчислить из института, чтобы другим неповадно было отказываться от распределений, которые им не понравятся. А в качестве «причины» наказания в приказе на отчисление из института написали: «За систематические пропуски занятий без уважительной причины». Пропуски занятий действительно были, но они не отражались на учёбе талантливых отличников. Для закрепления этой нехарактерной для вузов причины отчисления «состряпали» даже «донос» (названный «коллективным письмом») в ректорат и комитет ВЛКСМ института от группы «долбёжников» (так называли студенты «пожилых» людей, бывших фронтовиков, поступивших учиться после демобилизации). «Долбёжники» невзлюбили Громова и Мозгового за то, что тем легко давалась учёба, в то время как сами «ветераны» вынуждены были тяжело «пахать» за учебниками, чтобы в итоге им «натянули» слабенькую «троечку». Бывшие фронтовики имели большое влияние в ректорате и парткоме (а тем более в комитете ВЛКСМ).
Громов и Мозговой в буквальном смысле слова оказались «на улице» в морозную зиму без крыши над головой и без гроша в кармане (стипендию им не выдали). Но друзья были сильными и волевыми людьми и не погибли, не опустились, а устроились лаборантами в НИОПиК (Научно-исследовательский институт органических полупродуктов и красителей). Их пустили в качестве квартирантов (без оплаты!) бездетные супруги-пенсионеры (мир не без добрых людей!), отведя «несчастным студентам» угол в своей однокомнатной квартире (бедные люди добрее богатых).
Через год друзья восстановились в МХТИ имени Д. И. Менделеева и успешно защитили дипломные проекты (оба – «на отлично»).
Все описанные события не отразились на патриотизме Громова, не сделали его «оппозиционером». Громов всегда отличал «происки» злых людей от добрых дел трудового народа своей страны.
Второе испытание «на прочность» выдержал патриот Громов в связи с работой по производству отечественного напалма.
Тогда Громова начальники намеренно послали «внедрять» недоработанную технологию в качестве «козла отпущения» и «стрелочника». «Стрелочнику» в связи с неизбежным провалом грозила, как минимум, тюрьма (тогда были суровые годы и с «вредителями» не церемонились). Эта работа имела оборонное значение и выполнялась по Постановлению Правительства, поставившего крайне сжатые сроки. «Мудрые» начальники, ответственные за разработку технологии, изначально решили «не гнать» проект «любой ценой», рассудив, что выделенные мизерные сроки нереальны. А потому (когда подошло время) назначили «главным ответственным за внедрение» молодого Громова, который дело, конечно, «завалит», но выиграет разработчикам дополнительное время.
Снова подтвердилась пословица: «Мир не без добрых людей». Заводом, где решено было внедрить новую технологию, и производством в соответствующем цехе, на счастье, руководили хорошие и умные люди, которые всё поняли. В результате была «на месте» создана дружная творческая группа, и работу (что называется «потом и кровью») удалось успешно выполнить в срок. При раздаче «пряников» непосредственное начальство Громова его снова «надуло». Провалившие дело начальники из НИОПиКа присвоили главные награды себе (они получили «Ленинские премии»), а молодой Громов стал Лауреатом Премии Совета Министров СССР.
И опять Громов правильно оценил случившееся и даже «простил» своих начальников-карьеристов. По этому поводу Громов потом говорил: «Ничто не может нас в жизни вышибить из седла». Это были слова из нравившегося Громову стихотворения, которое начиналось словами: «Был у майора Деева товарищ – майор Петров. Дружили ещё с гражданской, ещё с двадцатых годов…» и дальше любимая фраза Деева: «Ничто нас в жизни не может вышибить из седла (такая уж поговорка у майора была)».
Суровые испытания не повлияли на патриотизм Громова, потому что Громов (по большому счёту) верил в свою страну, любил свою Родину и свой народ. Чувство долга у Александра Громова было таким же сильным, как и у его уважаемого отца.
Другим свойством характера Александра Громова, тоже унаследованном от отца и закреплённым воспитанием матери, была честность и справедливость. Он критически относился к делам и поступкам окружающих, включая власть имущих (и своим собственным, конечно, тоже), но всегда был против «критиканства» и «обливания грязью» невиновных людей, даже если это была официальная попытка властей. У Громова было своё (часто «нестандартное») мнение о политических и общественных деятелях.
Громов сознательно не вступал в партию, считая, что она «очень засорена» плохими людьми (подхалимами, лицемерами, карьеристами, бюрократами, коррупционерами и даже явными жуликами и преступниками). Но он считал своим долгом изучить труды классиков марксизма-ленинизма. Громов пришёл к выводу, что Маркс, Энгельс и Ленин ошибочно считали, что капитализм прошёл «пик» своего развития и находится на нисходящей ветви классической «параболы развития».
А на самом деле капитализм тогда находился на восходящей линии не «умирал», а наоборот, набирал силу. Громов полагал, что гениальный Ленин, сознательно допустивший НЭП, стал подозревать, что СССР зря «забежал вперёд» и лучше было бы «пойти другим путём», а не тем, который он избрал – через диктатуру пролетариата, точнее, диктатуру партии большевиков. Но Сталин решил ничего не менять и двигаться вперёд (при диктатуре партии и его. Сталина, личной диктатуре). Громов высокого оценивал преобразования, которые сделали в стране Ленин и Сталин, но, конечно, осуждал массовые репрессии. Громов считал огромной заслугой Сталина победу в Великой Отечественной войне. Можно даже сказать, что в какой-то степени Громов был сталинистом (с существенными оговорками).
А вот к «преемнику» Сталина Н. С. Хрущёву Громов относился очень критически, особенно к волюнтаристским реформам Хрущёва по «кукурузизации» страны, созданию Совнархозов, разделению райкомов и обкомов партии на сельскохозяйственные и промышленные и другим «закидонам».
Но в отличие от распространённого мнения, что Хрущёв был, якобы, клоуном партии, неумным и слабым руководителем, наделавшим кучу ошибок в международной политике, Громов считал Хрущёва хорошим организатором и волевым руководителем. Конечно (так считал и Громов) размещение ракет с «ядерной начинкой» на Кубе, перед носом США и президента Кеннеди (в ответ на ракеты США в Турции) не назовёшь удачным «политическим ходом». Ведь, если бы не посол СССР в США Громыко, могла бы разразиться Третья мировая война. Безусловно, не заслуживают одобрения и почти хулиганские выходки Хрущёва в ООН (чего стоят только знаменитые приписываемые ему «угрозы» показать «Кузькину мать» и ударами своим башмаком по столу сорвать заседание ООН (Организации объединённых наций).
Многие считают, что основная заслуга Хрущёва – разоблачение культа личности Сталина, но Громов думал иначе. Более того, он считал Хрущёва «подхалимом» Сталина, активным пропагандистом культа личности (при жизни Сталина) и одним из главных участников массовых сталинских репрессий, особенно на Украине, где тогда Хрущёв был Первым секретарём ЦК. Хрущёв так «усердствовал», что, казалось, принимал для себя повышенные обязательства по числу расстрелов и сам же их перевыполнял Кровавя вакханалия продолжалась до окрика из Кремля (телеграмма Сталина Хрущёву со словами: «Уймись, дурак!»)
Но в целом Громов всё-таки положительно оценивал правление Хрущёва, главным образом из-за его великого доброго дела – «вызволения» миллионов советских людей из подвалов и «коммуналок». Сегодня принято презрительно называть эти малогабаритные отдельные квартиры в пятиэтажках «хрущёвками», но тогда это было революцией в жилищном строительстве и «осчастливило» многие миллионы простых людей (в их числе был и сам Громов с супругой и маленьким сынишкой).
О близких помощниках Сталина Громов тоже имел своё «нестандартное» мнение. Он «осуждал» Жданова, Маленкова, Ворошилова, Калинина, главным образом, за их активное (и инициативное) участие в массовых репрессиях и был хорошего мнения о Кирове, Орджоникидзе, Молотове, Жукове и Берии. Громов считал, что Л. П. Берия был незаслуженно оклеветан. Известно, что все грехи массовых репрессий «свалили» на Сталина и Л. П. Берия (пользуясь тем, что о Берия мало что было известно) и представляли Л. П. Берия как «серого кардинала» И. В. Сталина. На самом деле «серым кардиналом» был А. А. Жданов (создатель «Гулага»), а Л. П. Берия занимался закрытыми проектами особой государственной важности. Враги Берия «спекулировали» на том, что во время массовых репрессий Л. П. Берия, якобы, возглавлял НКВД и, следовательно, был главным палачом.
Это была явная ложь, которая возмущала честного и справедливого Александра Громова. Наоборот, в те два коротких периода, когда Л. П. Берия назначали (против его желания) в МВД. Каждый раз это случалось при заключении в тюрьму очередного Министра (и мгновенным отрешением его от должности «по компрометирующим основаниям»). От Берия требовалось «выжечь скверну калёным железом»: очистить аппарат от явных и тайных поклонников опального Министра пока «в верхах» не подберут кандидатуру нового «хозяина» МВД. Документально подтверждено, что с приходом в МВД Берия репрессии резко снижались. В первый раз в 1938 году (после «ежовщины» 1937 года), а во второй раз (уже после смерти Сталина), когда Хрущёв с большим трудом (даже приезжал на дачу к Л. П. Берия) «уговорил» Л. П. Берия на некоторое время возглавить МВД.
Тогда была объявлена амнистия политическим заключённым. Это «потепление» несправедливо приписывали Н. С. Хрущёву, хотя инициатором был именно Л. П. Сторонники «демонизации» Л. П. Берия, специально замалчивают тот факт, что Берия предотвратил захват немцами Северного Кавказа, когда в начальный период Великой Отечественной войны, будучи членом Государственного Совета Обороны (высший орган страны в годы войны, состоящий всего из семи человек во главе с И. В. Сталиным), получил прямое указание Сталина «помочь товарищам военным и навести порядок» (реальное состояние дел на этом участке было настолько удручающим, что впору было говорить о саботаже). Берия в условиях прямой угрозы немцев пришлось действовать энергично и жёстко: военное командование (при сложившейся круговой поруке, кумовстве и негласном противодействии указаниям Ставки) на этом направление было массово и кардинально заменено. Казавшийся неотвратимым захват врагом Северного Кавказа не состоялся.
Л. П. Берия был руководителем проекта создания советских ракет дальнего действия и атомной бомбы. Помощниками Берия были освобождённые им из заключения Королёв и Туполев, а также назначенный Сталиным Курчатов.
Долгое время Л. П. Берия возглавлял нашу Советскую разведку (он фактически создал легендарное ГРУ), которая, как известно, стала лучшей в мире.
Велики заслуги Л. П. Берия и в космических делах, которые он курировал и возглавлял как представитель ЦК КПСС. Берия имел высшее воинское звание Маршала Советского Союза и был награждён пятью орденами Ленина.
Из других руководителей страны Громов оценивал положительно Брежнева и крайне отрицательно М. С. Горбачёва, который бездарно правил и довёл страну «до ручки», став виновником развала СССР. Но это случилось много позже, когда Александр Громов стал уже большим учёным.
Надо сказать, что оценка молодым Александром Громовым руководителей Советского Союза совпадала с оценкой его отца, хотя к своим выводам Александр пришёл совершенно самостоятельно.
Многие считают, что базовые ценности жизни можно охарактеризовать тремя словами: «Вера, надежда, любовь».
С верой и надеждой у Громова было всё в порядке. Он твёрдо верил в светлое будущее человечества, считая, что это будет социализм, надеялся на свои силы и на мощь (в том числе военную) своей страны. А вот с любовью всё было гораздо сложнее. Любовь к своей стране, к своей семье, к родным и близким была неотъемлемой частью всего существа Громова.
Когда заходит разговор о любви, то прежде всего имеется в виду любовь между мужчиной и женщиной. Взгляд Александра Громова на эту проблему был весьма своеобразным и далеко не бесспорным.
Дело в том, что Громов не только не верил в любовь с первого взгляда, а вообще не верил в любовь. Истоки такого странного отношения к любви следовало искать в раннем детстве Александра, хотя многое он «домыслил» в последующие годы.
Саше Громову не было ещё и шести лет, когда его друг Коля Зуев принёс украденные у своей матери (она был врачом-гинекологом) очень интересные и «сверхоткровенные» записки про женщин с множеством «картинок». Оба проказника уже отлично умели читать и с огромным интересом занялись «изучением» добытого «компромата» на женщин. Результаты этого «исследования» сказались на всей последующей жизни мальцов. Коля на всю жизнь стал женоненавистником, а Саша стал презирать женщин.
Для Саши перестало быть тайной рождение детей. Он изучил «устройство всех женских органов».
Саша узнал всё про «секс». Оказалось, что женщины любят секс гораздо больше, чем мужчины, хотя делают вид, что наоборот. Чтобы привлечь мужчин, женщины «оголяются» до допустимых пределов (а часто и сверх), раскрашивают лица (как дикари в пещерные времена), лицемерят, интригуют, ревнуют, мстят и даже идут на преступления, «сваливая» все грехи на мужчин.
Саша узнал, что с медицинской точки зрения мужчина один на один в принципе не может изнасиловать женщину (не принимая увечья), так как если женщина не хочет близости, срабатывает очень сильный блок мускулов, который предохраняет женщину от насилия и помогает ей при родах. В добытых Колей медицинских брошюрах были ссылки на случки собак, когда (в результате срабатывания аналогичного мускульного блока) собаки при случке «склещивались» и «никакой водой их невозможно разъединить». Саша не один раз видел эту картину своими глазами. Став взрослым, Саша понял, почему в уголовном кодексе есть статья об изнасиловании с огромными «сроками» наказания для преступников-мужчин.
Этот закон «протащили» (так считал Александр Громов) богатые «лоббисты»-мужчины, опасаясь за своих жён и дочерей. А медицина закрыла на это глаза. В связи с этим вспоминается пара анекдотов.
Муж всю ночь насиловал жену, утром встаёт, а дома чистота порядок, жена у плиты хлопочет, песни поёт. Муж недоумевает: – Что случилось?! – Ну как же: ты по-человечески, и я, стало быть, тоже!
В одном дворе кошка поведала подружкам, что когда она вышла погулять её изнасиловали коты с соседнего двора». – Какой ужас! И что же ты теперь будешь делать? – Завтра опять пойду.
Когда Саша прочитал про менструации и о средствах «предохранения», мальчику стало противно, и это чувство сохранилось на многие годы. Впоследствии он понял, почему женщин на Востоке (и не только) считают «нечистыми» и в элитных ресторанах женщинам не разрешают работать официантками (в дорогих ресторанах все официанты – молодые мужчины).
В добытом проказником Колей «компромате» на женщин отрицалась «неземная любовь» между мужчиной и женщиной.
Было написано, что чувственная любовь – это просто страсть и похотливость, вызванная вырабатываемым в организме женщин и мужчин гормоном. Влечение мужчин к женщинам вызвано гормоном «тестостероном», который интенсивно вырабатывается в молодом и зрелом возрасте. Известны химические реакции, вызывающие любовь. Об этом (скорее всего) хорошо знали «ворожеи», дававшие своим «клиентам» «привораживающие средства», содержащие тестостерон и другие (в том числе неизвестные нам сегодня) «лекарства». Узнав обо всём этом, Саша раз и навсегда решил, что возвышенной любви от Бога, о которой много говорят и пишут, вообще не существует. Есть страсть и влечение, вызванные вполне определёнными веществами. Саша (уже будучи взрослым) решил, что одним из таких «препаратов» является водка и оценил меткость поговорки: «Некрасивых женщин не бывает, бывает только мало водки». Действительно, под влиянием алкоголя все женщины «становятся» более красивыми и более желанными (а в случае наркотиков – тем более).
Вышеописанное во многом объясняет «скоротечность» (бывают и исключения) любви и бесчисленные разводы, когда разводящиеся часто не понимают, за что они в своё время полюбили друг друга и почему разлюбили.
Со временем в восприятии Александра Громова количество «негативных» качеств женщин резко возросло, а положительных добавилось очень мало.
Удивительно, но на близких ему женщин критическое отношение Громова не распространялось. Более того. «Своих» женщин Громов любил и уважал, но к «своим» он относил только родственниц (но не только кровных) и близких. Александр просто обожал свою маму, своих сестёр и особенно (впоследствии) свою ненаглядную дочь, которую он любил «больше жизни». Александр Громов, став взрослым женатым человеком, искренне любил свою единственную жену (он женился один раз в жизни и прожил с женой почти пятьдесят лет) и жён его братьев. Но ко всем остальным женщинам (кроме «своих») Громов в лучшем случае относился по-дружески. В дружбу Громов верил и ставил её выше любовной страсти.
Впрочем, Саша Громов «подковавшись» в женском вопросе женоненавистником не стал (в отличие от Коли Зуева). Он даже по-своему любил женщин, но как-то «потребительски». Некоторые женщины нравились ему как вкусная (правда, не всегда) и здоровая (тем более не всегда) пища, и он допускал, что можно «употреблять» женщин (как он считал) «по их прямому назначению». Иногда (и тоже допустимо), если это случается «из спортивного интереса». Конечно, применяй Громов на практике всё, сказанное выше, его бытовая характеристика была бы непоправимо испорчена. Его несколько извиняет то, что в любовных делах Громов был, скорее, «теоретиком» нежели «практиком».
Александр Громов был верен своим друзьям (и мужчинам, и женщинам), которых он «удостаивал» своей дружбой. К слову сказать друзей-женщин было меньше, чем мужчин. Со временем он стал открывать у знакомых женщин новые (увы, в основном отрицательные) качества. Даже у родной жены оказалось одно (только одно, но важное) отрицательное качество: она оказалась очень ревнивой и ревновала мужа по любому поводу и (ещё чаще) без всякого повода. От этого страдала вся семья.
Громову особенно не нравилось в женщинах стремление к иждивенчеству за счёт мужчин и желание «продать» себя как можно дороже. Обманывать и соблазнять мужчин, преследуя корыстные цели, является для многих женщин обычным делом. Особую неприязнь вызывали у Громова «спекуляции» беременностью. Оказалось, что не все женщины любят и хотят детей. Немало женщин бросает не только мужей, но и детей (и даже отказывается от своих младенцев в родильных домах). Противно, что многие женщины «выпрашивают» у мужчин дорогие подарки (например, машины и квартиры) и драгоценности. Поэтому Громов из принципа никогда не дарил женщинам (кроме «своих» женщин) подарков и цветов, хотя с детства был добрым человеком, готовым помочь каждому нуждающемуся. Получалось как в той песне о советском солдате-освободителе Алёше (памятник которому установлен в болгарском Пловдиве): «Цветы он не дарит девчатам, они ему дарят цветы».
Громов, к его удивлению, действительно часто получал цветы от женщин. Это казалось ему странным, потому что он всегда был самокритичен и имел весьма невысокое мнение о своей внешности, в то время как женщины (как он считал) ценили в мужчинах/, прежде всего, красоту. Свой успех у женщин (а он был) Громов объяснить не мог. В общении с женщинами он никогда не проявлял инициативы (скорее, избегал встреч, особенно с красивыми женщинами, которых Громов считал предрасположенными к интригам, шантажу и мести). Казалось бы, учитывая мнение Громова о женщинах, у него просто не могло случиться любви, однако любовь была (и не только одна, но и вторая, и третья).
Первая любовь (взаимная) была у Громова, когда Саша ещё учился в десятом классе. Правда, обошлось без «бурных африканских страстей» (их вообще никогда не было в жизни Александра). Первая «любовь» Громова (её звали Маша) была учительницей (преподавала в школе-семилетке русский и литературу в том числе и в классе Сашиного младшего брата Володи). Маша была на пять лет старше Александра (но внешне казалась совсем юной). У них, как полагается, были и «прогулки при луне» и «вздохи на скамейке». Маша внешне была очень привлекательной, но главное имела добрый и мягкий характер. Она приезжала к Громову в Москву, где он стал учиться после окончания школы, а потом и в Ленинград, где Саша проходил практику на Охтинском химкомбинате.
Громов разлюбил Машу (внезапно даже для него самого), увидев её сильно располневшую, когда она приехала к нему в Ленинград.
Как «честный человек», Громов не стал скрывать от Маши своё внезапное охлаждение (едва ли это было похвально) и они расстались навсегда.
Иначе обстояло дело со «второй любовью» Громова, которая «случилась», когда он учился на третьем курсе «Менделеевки» в Москве и жил в общежитии на Соколе (Всехсвятский студгородок в Головановском переулке). Саша «отбил» (из «спортивного интереса») Люду (так звали девушку) у своего друга Виктора Мозгового (не лучший из поступков Громова). Но Виктор не обиделся на Сашу и даже сказал, что Люда уже стала ему надоедать своими бесконечными разговорами и затеями. Люда действительно была разговорчивой (даже болтливой), но при этом эрудированной и умной. Красавицей её назвать было трудно, но она была «чертовски мила» (как сказала бы легендарная Фаина Раневская), очень деятельна и жизнерадостна.
Взаимная любовь Саши и Люды быстро «переросла» в дружбу. Зато дружба была очень прочной и продолжалась много лет. Люда родилась в Иркутске, приехала со своей подругой Галей в Москву учиться и сыграла (как и Галя) важную роль в судьбе Александра Громова.
Но самой значительной и продолжительной была третья любовь (настоящая). Ухаживаний, как всегда, не было (Александр считал это «позорной процедурой» – вот такой вот, с позволения сказать, оригинал). Саша почувствовал в ней родственную душу, и они поженились. Воспитали двоих замечательных детей (сына и дочь), которых любили всей душой.
В отношении своих родных и близких (включая женщин) Александр Громов вёл себя куда более традиционно: он всех любил, ценил и уважал. Родные и близкие (по восприятию Александра) не имели ни пола, ни возраста, ни национальности, ни недостатков. Они были частью его семьи. Среди них были люди разных национальностей.
Так, из трёх самых близких друзей Громова двое были украинцами. Среди «своих» были и евреи, и Громов любил их всей душой, хотя вообще-то к евреям относился не очень хорошо за их генетическую склонность к финансовым махинациям, показную скромность, скупость и другие не очень хорошие качества (но при всём том, антисемитом, конечно, не был). Как человек добрый и справедливый Громов резко осуждал антисемитизм, считая его недопустимым, хотя видел исторические причины его появления (ну кто же любит тех, кто умнее тебя?). Недолюбливал Громов и цыган, но восхищался их песнями и танцами (среди цыган у него тоже были друзья, то есть «свои», главным образом, из артистического мира). Громов очень любил песни, но не имел голоса. На первое место он ставил украинские песни, за ними – грузинские (особенно многоголосные), потом итальянские и цыганские. Русских и украинцев Громов считал одним народом, а «украиньску мову» – диалектом русского языка (понятно, на украинском он не говорил, но понимал почти всё).
Громов воспринимал украинский язык как пародию на русский (чего, например, стоит фраза: «Паду ли я дрючком пропёртый» вместо «паду ли я стрелой пронзённый»). Громов был убеждён, что русские и украинцы – один народ, и у них один язык.
Решение родителей о крутом повороте в судьбе Громова в сторону науки и техники застало Александра врасплох. Хотя он всегда считал, что получить высшее образование должен в московском вузе, но не решил в каком. Когда Сашу спрашивали, куда он будет поступать, он честно отвечал, что ещё не знает, ещё не решил. Такой ответ вызывал разочарование, так как все считали Громова целеустремлённым юношей, твёрдо определившим свой жизненный путь. Скоро Александру надоело признаваться в неопределённости своего положения, и он стал говорить, что намерен поступить в главный вуз страны – МГУ, на физико-математический факультет.
Все одобрял его «твёрдое решение». Но неожиданно один из приятелей Громова (московский студент) отреагировал так: «Ну и дурак, будешь всю жизнь «вкалывать» преподавателем в школе, вместо того, чтобы поступить в «Менделеевку» и заниматься атомной энергетикой!» (сам приятель как раз и учился на первом курсе физико-химического факультета МХТИ имени Д. И. Менделеева). И Саша Громов поступил на тот же факультет, что и приятель – престижный «Физхим Менделеевки». Но оказалось, что там занимаются не атомной энергетикой, а очисткой урановых руд для последующего использования урана в атомных реакторах. Саша был разочарован, но менять вуз не стал, тем более что главным в его жизни тех лет оставалась концертная деятельность, где он достиг впечатляющих для его возраста успехов. Поэтому учёба в институте была у молодого Саши Громова на втором месте, хотя он, благодаря своим блестящим способностям, учился «на отлично».
Когда Саша был свободен от концертов, он предпочитал поспать, а не ходить на лекции (как все лентяи). Его закадычный друг и одногруппник Виктор Мозговой, с которым Саша жил в одной комнате общежития институтов МХТИ и МИХМа на Соколе, полностью разделял жизненные интересы и намерения Саши Громова.
Два друга решали вопрос «быть или не быть?» (идти или не идти на занятия в МХТИ) с помощью жребия, и, если «выпадало» идти, считали жребий недействительным и продолжали «бросать», пока не выпадало: «не идти». Тогда приятели (способные лентяи) успокаивались и продолжали спать «на законных основаниях». Эти «проделки» друзьям потом дорого обошлись и были одним из поводов (но не главным) отчисления Саши Громова и Виктора Мозгового из МХТИ, когда он учились уже на пятом курсе. Поэтому Менделеевка в жизни Александра Громова не оставила хороших воспоминаний, хотя там преподавали весьма квалифицированные профессора и академики, входящие в элиту учёных Советского Союза.
Саша и его друг Виктор воспринимали своих менделеевских профессоров с иронией. Одного из преподавателей – довольно молодого членкора АН СССР (ему не было и пятидесяти лет) приятели (и не только они) прозвали «синей бородой» за то, что профессор-«модник» Анатолий Фёдорович Капустинский, регулярно подкрашивавший (чтобы убрать седину) свои усы и бороду, однажды в спешке покрасился в синий цвет. Человек он был уважаемый, а потому никто не намекнул ему (как Остап Бендер Кисе Воробьянинову), мол, аховый у тебя видок. Вот Капустинский и проходил весь день пугалом (на радость студентам-острословам)
Заведующего кафедрой «Процессов и аппаратов» профессора Андрея Георгиевича Касаткина, удостоенного за его учебник (ставший классическим) Сталинской премии, звали «ЗамЗам Сталина», потому что он был Замминистра Химпрома (химической промышленности) при Министре Первухине, который одновременно был Зампредседателя Совета Министров СССР (Председателем СМ СССР тогда был И. В. Сталин).
«Сопроматчик» (педагог по сопротивлению материалов) профессор Серапионов имел прозвище «Чавоита» за то, что, будучи человеком глуховатым, когда писал на доске спиной к студентам свои бесконечные формулы часто оборачивался и вопрошал у шумной студенческой аудитории: «Чавойта?» (вырос в деревне и нередко включал в свою речь простоватые слова). Серапионову-то казалось, что студенты его о чём-то спрашивают, хотя они просто «болтали» между собой).
Был и ещё один забавный «персонаж» – профессор математики Туркин, который, не обращая внимания на аудиторию, что-то «бубнил себе под нос» и попутно исписывал всю доску своими формулами. Впрочем, студенты на первом ряду утверждали, что иногда этот «бубнёж» был похож на оживлённый диалог, где за обе стороны спорщиков выступал один и тот же профессор Туркин.
Туркин был очень маленького роста, лысый, но усатый и с необыкновенно «румяными» щёчками (даже не розовыми, а красными). Саша (как и многие) не записывал лекции Туркина, а без конца рисовал в разных «ракурсах» его круглую как блюдце «рожицу», напоминавшую кота.
Совсем иначе Громов относился к концертной деятельности, которой в те годы они с Виктором Мозговым занимались профессионально. Мозговой был талантливым музыкантом, виртуозно играл на аккордеоне (он заменял целый эстрадный оркестр, искусно изображая разные инструменты с помощью регистров своего аккордеона). Мозговой был и незаурядным композитором. Он считался заместителем Громова по музыкальной части. Впоследствии Мозговой работал директором музыкального училища в Смоленске и одновременно «ухитрялся» быть главным инженером опытного завода в Щёлково Московской области, пока неожиданно не исчез навсегда из поля зрения Громова (попытки его «разыскать» были безуспешными).
Александр Громов в те годы был художественным руководителем объединённого театрального и концертного коллектива МХТИ и ГИТИСа (Государственного института театрального искусства). Он дважды участвовал в международных конкурсах мастеров художественного слова (Лермонтовские и Есенинские «чтения») и неизменно становился победителем. С учётом его победы на Пушкинских «чтениях» Громов стал уже трижды лауреатом Международных конкурсов мастеров художественного слова. Выездная концертная бригада МХТИ-ГИТИС во главе с Громовым имела «сумасшедший» успех. Публике особенно нравились в исполнении Громова басни Крылова и Сергея Михалкова. К пятому курсу МХТИ молодой Громов имел уже десятилетний «стаж работы» артистом и режиссёром. В конце концов «количество перешло в качество» и через несколько лет Александру Громову было присвоено почётное звание «Заслуженного артиста РСФСР».
На перепутье (между искусством и наукой) Александр Громов находился все студенческие годы. В этом возрасте великий А. С. Пушкин написал стихотворение «Пророк», где герой тоже находился на перепутье и тогда ему «явился» Шестикрылый Серафим и указал верный путь. Путь Громову указали его мудрые родители Иван Иванович и Анна Александровна.
Глава 4. Первые шаги в науке
Решение родителей направить сына по пути науки и техники было неожиданным для Саши Громова, но не испугало его. Наука и педагогическая деятельность ему тоже нравились, хотя и не так сильно, как артистическая, где он ещё в юном возрасте уже достиг значительных успехов. И Саша решил совершить крутой поворот в своей жизни. Но крутого поворота не получилось, хотя Саша и «взял курс» на науку и инженерию. Однако, искусство его «не отпускало», и Саша ещё много лет продолжал уделять время и театру, и эстраде. Поступление в московскую «Менделеевку» не изменило отношения Саши к искусству, хотя наука постепенно всё больше и больше его привлекала.
Ещё в школе, увлекаясь театром и эстрадой, Саша одновременно вёл научный кружок по астрономии и весьма успешно. Он с большим желанием изучал Солнечную систему, нашу Галактику («Млечный путь») и дальние галактики. Он с удовольствием рассказывал школьникам о звёздах и созвездиях (Сириусе, Полярной Звезде, созвездиях «Большого пса», «Большой и малой медведицы» и многих других), а также о суперзвёздах и чёрных дырах. Слушателей было много и слушали его с большим интересом. (Ну как не послушать серьёзного юношу, который хорошо поставленным голосом увлекательно рассказывает о таинственных глубинах галактики?) За эту «научно-популярную деятельность» Саша получил свою первую в жизни «научную награду» – Похвальную грамоту от дирекции школы. А в студенческие годы Саша написал две «научных брошюры» для общества «Знание», которые были опубликованы. Одна из брошюр появилась под впечатлением от небольшой, но очень интересной книги А. Лешковцева об атомной бомбе. Саша изучил не только эту книгу, но и все литературные источники, на которые ссылался автор книги.
История «создания» второй брошюры была необычной. Брошюра называлась «Переработка урановых руд» и соответствовала курсу, который читал заведующий спецкафедрой профессор Орест Евгеньевич Звягинцев. Этот курс назывался «Технология переработки урановых руд или гидрометаллургия урана». Профессор О. Е. Звягинцев был хорошим человеком, авторитетным учёным, но (мягко говоря) не очень хорошим лектором (в части ораторского искусства он сильно уступал гражданину Рима Горохову – известному в истории оратору Цицерону).
Внешне профессор О. Е. Звягинцев был малозаметным человеком: небольшого роста, щуплый, лысоватый, но усатый. Саша редко посещал не очень увлекательные лекции профессора Звягинцева, хотя при каждом посещении (как было положено) брал до лекции из секретного отдела свою тетрадь (под расписку), а после лекции сдавал её (снова под расписку) в спецотдел.
В конце тетради было записано число страниц с подписью: «Пронумеровано, прошнуровано и скреплено сургучной печатью». Курс профессора О. Е. Звягинцева был секретным, как и другие специальные курсы на физико-химическом факультете по специальности «Технология урана, радиоактивных редких и рассеянных элементов» МХТИ имени Д. И. Менделеева.
Саша Громов отлично сдал очередную экзаменационную сессию, а на экзамен О. Е. Звягинцева не явился (уезжал из Москвы с концертной бригадой). Сессия уже закончилась, и Саша с «хвостом» по спецпредмету рисковал остаться без стипендии. Симпатизирующая Саше Громову секретарь деканата посоветовала ему пойти сдавать экзамен на дом к Оресту Евгеньевичу, который был демократом и иногда принимал экзамен у «хвостистов» и «досрочников» дома. При этом секретарь предупредила, что в зачётку надо поставить дату прошедшего экзамена.
Так как Саша фактически не ходил на лекции Звягинцева, ему надо было «добыть» конспект его курса. Помог приятель Громова отличник Вадим Неверов, который имел конспект всех лекций. Но конспект был в спецотделе и мог быть получен только автором. Тогда Вадим и Саша сделали несколько заходов в спецотдел, забирали свои тетради (каждый под расписку), и Саша по конспекту Вадима изучил (в читальном зале спецотдела) спецкурс Звягинцева. Талантливый Саша не только отлично освоил материал курса, но и решил (курс ему понравился) написать по этому курсу популярную научную брошюру. Через неделю брошюра была готова. Саша успел изучить (в спецбиблиотеке) и все литературные источники, на которые ссылался О. Е. Звягинцев (пропуск в спецбиблиотеку выдавали всем студентам-«физхимикам»).
С зачёткой и брошюрой Саша направился на квартиру Ореста Евгеньевича, предварительно позвонив и получив согласие на визит.
Орест Евгеньевич был в домашнем халате и очень благодушном настроении.
Он познакомил Сашу со своей красивой дочерью и симпатичной супругой. Хозяйка пригласила гостя к столу, но Саша вежливо отказался. Орест Евгеньевич был приятно удивлён, увидев брошюру Саши Громова. На титульном листе брошюры (Саша отпечатал брошюру на машинке) значилось: О. Е. Звягинцев, А. И. Громов «Переработка урановых руд». Орест Евгеньевич внимательно перелистал брошюру и остался очень доволен. Он сказал, что Саша большой молодец и, конечно, заслуживает отличной оценки, но он почему-то не помнит, чтобы видел Сашу на своих лекциях. Саша скромно промолчал.
Орест Евгеньевич сказал, что спрашивать Сашу он не будет и поставил оценку «отлично» в зачётку, где уже значилась дата проведения экзамена в группе (Саша об этом позаботился). Орест Евгеньевич сказал, что брошюра будет опубликована где следует (и сдержал слово). На этом они расстались и больше не общались. Больше занятий у этого курса профессор Звягинцев не проводил, а на его вопросы, как дела у студента Громова секретарь кафедры неизменно отвечала (она тоже симпатизировала Громову), что у Громова всё в порядке, и он учится только «на отлично».
Не очень деятельный профессор Звягинцев удовлетворялся этой информацией. Он ничего не знал о «мытарствах» Громова и снова увидел его только на защите дипломной работы, которую Громов защитил, как нам известно, блестяще (конечно, «на отлично»).
В студенческие годы Громов кроме двух брошюр написал ещё научную статью «Получение гексафторида урана» (с грифом «Секретно»). У него был курсовой проект с заданием разработки аппаратурно-технологического оформления процесса получения гексафторида урана из «урановой смолки» (окислы урана). Урановая «смолка» (она же – уранинит) получалась в реакторах, которые назывались «пачуками» (это – бак до 3000 кубометров, где раствор (пульпа) смешивается с измельчённой урановой рудой и «вытягивает» (выщелачивает) уран из руды). Процесс переработки урановых руд называют «гидрометаллургией» (в отличие от «огневой» металлургии, где, как известно, используются доменные печи). Газообразный гексафторид урана (единственное газообразное соединение урана) является исходным веществом получения изотопа урана (U235) для атомных реакторов. Разделение изотопов урана (U235 и U238) осуществляется в суперцентрифугах. Все эти технологии нужны не только для войны. Гораздо важнее уран для мирного использования, ведь его энергетическая ценность в пять миллионов раз выше, чем у каменного угля (1 грамм урана заменяет 5 тонн высококачественного угля).
В институтские годы продолжалась и артистическая деятельность Александра Громова. Более того. Она всё это время ещё оставалась на первом месте. Громов в свободное от концертов время предпочитал учёбе в «Менделеевке» посещение многочисленных театров Москвы. Он знал репертуар всех столичных театров и лично всех ведущих артистов. Не пропускал ни одного спектакля в театре Оперетты, часто бывал в Малом театре, ещё чаще во МХАТе. «Не забывал» театры Сатиры, Вахтангова, Красной Армии, Современник и театр имени Моссовета.
После окончания МХТИ имени Д. И. Менделеева Громов продолжил работу в НИОПиКе (когда его вместе с В. Мозговым «выгнали» из «Менделеевки», Громов начал работу в этом институте, которую уже не прерывал даже после «восстановления» на учёбе в МХТИ). В НИОПиКе (по большому счёту) и началась «настоящая» научная работа Александра Громова с собственными научными исследованиями и разработками.
Громов работал в исследовательской группе Семёна Иосифовича Шапиро, который был хорошим человеком, квалицированным инженером, но не был учёным, хотя много лет занимался «исследованием» работы распылительных сушилок. Считалось, что это его кандидатская диссертация, которой он посвятил более десяти лет. Громов благодаря С. И. Шапиро приобрёл жизненный опыт, но в науке его «шеф» ничем помочь ему не мог. Наоборот, Громов помог ему завершить диссертационную работу и получить степень кандидата технических наук (а фактически сделал заново его диссертацию, после того как Громову прямым текстом сказали, что о диссертации самого Громова не может быть и речи пока начальник не «остепенится» с его помощью). «Посвящение» Громова в науку со стороны «шефа» было своеобразным. Оно ограничилось тем, что С. И. принёс и вручил (торжественно) Громову две книги «классиков» и сказал, что когда Громов внимательно прочтёт эти книги, он станет учёным человеком в области сушки, которой занималась группа С. И. Шапиро. (Сам-то Шапиро, видно, старательно проштудировал эти книги «от корки до корки». Правда, учёности это ему не прибавило).
Одна из книг называлась «Сушильное дело». Её написал профессор М. Ю. Лурье. А вторая книга под названием «Теория сушки» получила Сталинскую премию. Её автор – известный учёный Алексей Васильевич Лыков – был директором ИТМО АН БССР (Института тепло- и массообмена академии наук Белоруссии) (впоследствии этот институт стал носить его имя) и академиком Академии наук Белоруссии.
Александр Громов в те годы считал этих учёных «небожителями». Он даже не мечтал сотрудничать с ними. Но по «иронии судьбы» именно с этими учёными Александр Громов впоследствии очень много общался, а с профессором М. Ю. Лурье даже дружил много лет до самой смерти Михаила Юдимовича. Профессор М. Ю. Лурье через много лет был оппонентом на защите докторской диссертации Александра Громова и считал его своим близким другом, несмотря на большую разницу в возрасте (двадцать восемь лет). Громов даже был председателем на праздновании семидесятилетия М. Ю. Лурье (профессору А. И. Громову тогда было уже сорок два года).
Александр не только сам изучил книги, которые дал ему руководитель группы С. И. Шапиро, но и решил устроить «ликбез» молодым сотрудникам своей группы. Так в НИОПиКе появился кружок по изучению теории сушки. Слушателями были лаборанты (почти все – студенты вузов Москвы) и молодые специалисты (инженеры, «распределённые» в группу С. И. Шапиро после окончания МХТИ и МИХМа).
Заместителем С. И. Шапиро был красавец и толковый инженер Игорь Китаенко, но он в кружке не состоял и вообще занимался больше не работой, а любовью с красоткой из Опытного завода НИОПиКа. По вечерам на территории института часто звучали их песни (очень хорошие голоса) и все к этому уже привыкли (Опытный завод работал круглосуточно). Громов хотел «привязать» свои занятия к отрасли (анилинокрасочной промышленности), которой занимался НИОПиК.
«Выручила» серия книг известного специалиста кандидата технических наук И. И. Воронцова. И. И. Воронцов имел тесные контакты с НИОПиКом и, узнав о занятиях Александра Громова, пожелал в них участвовать в качестве слушателя. После завершения занятий доброжелательный Илья Ильич Воронцов сказал, что лекции Громова были для него очень познавательными (!), и что он искренне благодарен молодому, но уже опытному лектору за науку. Саша Громов был доволен и порядком удивлён: ведь его «лекции» во многом базировались именно на книгах к.т.н. И. И. Воронцова.
С. И. Шапиро хорошо относился к Громову и часто брал его с собой в командировки. Особенно запомнились Саше командировки в город Рубежное Луганской области. На Рубежанском химкомбинате в цехе сушки кубовых красителей работали огромные распылительные сушилки диаметром более десяти метров и высотой около пятнадцати метров. С. И. Шапиро много лет делал свою «кандидатскую диссертацию» как раз на одной из этих сушилок.
На комбинате к С. И. относились хорошо. Он был квалифицированным инженером и конструктором, получившим «закалку» в НИИХИММАШе, с которым С. И. Шапиро продолжал контактировать. Заводские работники считали С. И. Шапиро учёным. Фактически к науке он имел самое отдалённое отношение, хотя и проводил бесконечные и почти бесполезные (но дорогостоящие) эксперименты по изучению «факела распыла» в крупногабаритных промышленных распылительных сушилках.
С. И. Шапиро быстро понял, что у Громова талант исследователя и решил использовать его в своей экспериментальной работе. Это скоро дало блестящие результаты. Громов активно включился в работу С. И. Шапиро и уже через полгода сделал и написал «шефу» кандидатскую диссертацию, которую С. И. Шапиро защитил в Ленинграде.
Семён Иосифович Шапиро наконец-то стал кандидатом технических наук. Теперь Громову можно было готовить и свою диссертацию (он хорошо помнил категорическое запрещение заниматься своей диссертацией до тех пор, пока его «шеф» не станет кандидатом наук).
В Рубежном Громов проводил и свои исследования по сушке суспензий и растворов кубовых красителей и вспомогательных веществ в сушилках с кипящим слоем инертных твёрдых материалов (стеклянные шарики, пластмассовая крошка и другие). Аппараты такого типа диаметром один метр могли заменить (каждый) распылительные башни-сушилки диаметром в десять метров. В этой работе Громову помогали очень активные молодые инженеры Центральной лаборатории Рубежанского химкомбината Мария Ивановна Быкова и Виталий Лисай.
Красавица Мария Ивановна была «трудоголиком». Она считала Громова талантливым учёным и безгранично ему верила. Ей не было ещё и тридцати лет, но эту красавицу все уважали и звали по имени и отчеству за её серьёзность, честность, преданность делу, надёжность и доброжелательность.
Её верным помощником был талантливый и очень изобретательный молодой инженер Виталий Лисай, который был влюблён в неё и разрабатывал для неё оригинальные конструкции экспериментальных установок. Мария Ивановна Быкова сотрудничала с Громовым много лет, проделала огромную экспериментальную работу, но подобно С. И. Шапиро не имела таланта учёного. Однако в отличие от С. И. Шапиро она категорически не допускала даже мысли о том, чтобы кто-то сделал для неё диссертацию. Поэтому кандидатом наук она так и не стала, но на её материалах написал и успешно защитил кандидатскую диссертацию её талантливый помощник Виталий Лисай (один из первых официальных аспирантов Громова).
П
о этой проблеме у Громова впоследствии защитились пять аспирантов и был создан ряд оригинальных и миниатюрных конструкций аппаратов, заменивших громоздкие распылительные сушилки. Производительность по испарённой влаге с единицы рабочего объёма в сушилках конструкции Громова с сотрудниками была в сотни раз больше, чем у традиционных промышленных распылительных сушилок (особенно, дисковых).
С. И. Шапиро брал с собой Громова и в командировки на Тамбовский химкомбинат, где работали вальцеленточные сушилки на «кислотных» и «прямых» красителях. Став кандидатом наук, С. И. Шапиро резко сократил свои командировки, посылая Громова одного, будучи абсолютно уверенным в его компетентности.
Началась эпопея Громова с Березниковским и Кемеровским заводами и Новочебоксарским химкомбинатом. Особенно запомнились Громову командировки в город Березники Пермской области, где были производства сернистых красителей, предназначенных для обмундирования армии. Работы, естественно, имели оборонное значение. На Березниковском заводе были установлены комбинированные вальцеленточные сушилки, которые по неизвестной причине не давали кондиционного продукта. В работе Громову помогала исследовательская группа во главе с толковым инженером Олегом Кирсановым, который впоследствии стал аспирантом Громова и успешно защитил под его руководством кандидатскую диссертацию.
Олег Кирсанов был большим оригиналом. Он родился в Китае и владел китайским языком. Был остроумным, ироничным человеком и талантливым исследователем.
Громов быстро понял причину некондиционности продуктов, полученных на вальцеленточных сушилках. Оказалось, что, параллельно с удалением влаги, идёт окисление красителя, причём, для одних марок это – желательный процесс, а вот для других – наоборот разрушительный. В результате одни марки получались недоокисленными (их-то можно ещё было «доделать»), а другие – испорченными из-за окисления при повышенных температурах в процессе сушки. Так впервые появились понятия (введённые в науку именно Громовым): «окислительная сушка» и «антиокислительная сушка». Громов провёл большое исследование и за счёт регулирования параметров процесса разработал оптимальные режимы, обеспечивающие получение соответствующего ГОСТу кондиционного продукта и при окислительной и при антиокислительной сушке.
Серию научных статей по этой проблеме Громов опубликовал в академических журналах «ЖПХ» АН СССР и «ИФЖ» АН БССР (прикладной химии и инженерно-физическом). В НИОПиКе это вызвало недовольство «начальства»: «Почему соавтором статей не был С. И. Шапиро?» Начальство считало, что С. И. Шапиро должен быть первым автором во всех статьях, публикуемых членами его группы, хотя все отлично знали, что к этим работам С. И. Шапиро не имел никакого отношения. Говорили, что это тем более неприлично, потому что Александр Громов в то время даже ещё не защитил диплома инженера в МХТИ имени Менделеева (Громов в это время занимал должность лишь «исполняющего обязанности» – «и. о» инженера).
А Громов как раз и представил результаты своих исследований в качестве дипломной исследовательской работы в Государственную комиссию МХТИ. Комиссия в МХТИ была «сверхавторитетной» (четыре академика и шесть докторов наук-профессоров) и приняла редчайшее решение: автору работы А. И. Громову присвоить не только звание инженера, но и степень кандидата технических наук, учитывая, что по работе имеется более десяти публикаций в центральных академических журналах.
Однако, в конце заседания Государственной комиссии стало известно, что совсем недавно практика присуждения степени кандидата наук при защите выдающихся дипломных проектов и исследовательских работ была отменена. Громов в этот раз не стал кандидатом наук, но получил отличную оценку и звание «Инженер химик-технолог».
Многое связывало Громова в годы работы в НИОПиКе (и в последующие годы) с Кемеровским анилинокрасочных заводом, где были производства оборонного значения (именно на Кемеровском АКЗ было создано при участии Громова первое в стране производство напалма), а также производства антрахиноновых красителей и полупродуктов. На КемАКЗ Громов создал и внедрил свои аппараты аэрофонтанного и циклонного типов. Коллектив КемАКЗ был очень дружным, а руководители завода – умными и талантливыми людьми, что бывает довольно редко.
Многие ведущие работники завода стали впоследствии руководителями химической промышленности страны и ряда регионов. Там работали ставшие друзьями Громова на много лет главный инженер А. В. Скурский и начальник цеха Ф. А. Сиврук. Это они вместе с Громовым создали первое в стране отечественное производство напалма (соавтором был зав. отделом ЦНИВТИ СА, майор (а впоследствии – директор этого института, доктор технических наук, генерал-полковник) С. А. Мерекалов). Был выполнен и ряд других важных работ по Постановлениям Правительства СССР.
На Кемеровском заводе впервые были внедрены Громовские же аппараты со «свободным фонтанированием» и «проходящим кипящим слоем». Открытие этих режимов Громов считал самым большим своим научным достижением тех лет. По поводу этих режимов развернулась большая научная дискуссия на конференциях и совещаниях. Оппоненты Громова отрицали саму возможность существования таких режимов. Главным оппонентом считали член-корреспондента АН СССР профессора П. Г. Романкова – проректора по научной работе ЛТИ (Ленинградского технологического института) имени Ленсовета.
Именно поэтому бесстрашный Александр Громов решил защищать свою кандидатскую диссертацию, посвящённую новым режимам, на Учёном Совете (по защитам диссертаций) П. Г. Романкова. Это был храбрый, но очень рискованный (если не безрассудный) поступок Громова. И только благодаря исключительной справедливости и личному благородству Петра Григорьевича Романкова защита диссертации Громова прошла очень успешно и в доброжелательной обстановке. Выступивший на защите член-корреспондент Академии наук СССР и профессор П. Г. Романков сказал, что, хотя он и не согласен с трактовками диссертанта по этой проблеме, считает, что каждый настоящий учёный имеет право на своё мнение. «Я отдаю должное, – продолжил П. Г. Романков, – смелости и высокой научной квалификации диссертанта, а потому буду голосовать за присуждение ему учёной степени. Уверен, что Диссертационный Совет поддержит молодого талантливого учёного». Совет единогласно присудил Громову учёную степень кандидата технических наук (это происходило в начале шестидесятых годов прошлого столетия).
С тех пор П. Г. Романков и А. И. Громов стали друзьями, несмотря на большую разницу в возрасте (тридцать лет) и в положении (Громов тогда был младшим научным сотрудником НИОПиКа). Через много лет Пётр Григорьевич (воистину благородный человек!) признал, что в споре с Громовым о режимах «свободного фонтанирования» и «проходящего кипящего слоя» он был не прав (Громов в это время был уже академиком). Дружба двух учёных продолжалась до самой смерти выдающегося учёного с мировым именем и благороднейшего человека Петра Григорьевича Романкова, светлая память о котором навсегда сохранилась в душе Громова.
Говорят: «Какой поп, такой и приход». На кафедре профессора П. Г. Романкова работали такие же интеллигентные и доброжелательные учёные, как и их «шеф». Все они были высококвалифицированными профессионалами. Среди учеников научной школы П. Г. Романкова (аспирантов и докторантов) было много талантливых людей, с которыми Александр Громов имел дружеские отношения. Среди них выделялся своей эрудицией Владимир Фёдорович Фролов – ровесник Громова, которого Громов считал самым талантливым из поколения молодых учёных страны, занимающихся процессами и аппаратами химической технологии.
Под стать ему была и его супруга, изучавшая классические варианты режимов фонтанирования. Впоследствии оба супруга стали заслуженными профессорами. Школа профессора П. Г. Романкова была одной из ведущих в СССР по проблемам тепломассообмена и гидродинамики в жидкой и газовой фазах, а также в дисперсных средах.
А Александр Громов со своими помощниками (он стал старшим научным сотрудником и в его распоряжении уже было четыре человека) и аспирантами (у Громова появилось три аспиранта) добивался всё новых и новых успехов. Большой экономический эффект был получен от внедрения работ Громова по «активной» гидродинамике, а также по сушке с наложением ИК (инфракрасного) облучения. По этой проблеме защитились его первые аспиранты Олег Кирсанов и Мила Перикова. Защитам предшествовало пять публикаций в журнале «Прикладная химия» (ЖПХ) Академии наук СССР.
В НИОПиКе время от времени появлялись недовольные тем, что Громов в своих статьях, якобы, «обходит» своего начальника С. И. Шапиро и не включает его в число авторов. В действительности Громов очень щепетильно относился к вопросу авторства и включил в число соавторов всех, кто имел отношение к публикуемой работе. Чтобы «успокоить» недовольных, Громов специально «под Шапиро» написал несколько статей по технологическому расчёту вальцеленточных сушилок, поставив первым автором С. И. Шапиро, имевшего отношение к созданию этих аппаратов. Громов написал большую статью в журнал «Медицинская промышленность» (авторы С. И. Шапиро, А. И. Громов), учитывая, что Шапиро «интересовался» проводимыми Громовым исследованиями по технологии получения медпрепаратов. А в написанной Громовым статье в журнал «Химическая промышленность» С. И. Шапиро был единственным автором.
Появилось несколько статей С. И. Шапиро и в «Трудах НИИХИММАШа» (их тоже написал А. И. Громов). Эти «мероприятия» успокоили критиков, обвинявших Громова в эгоизме и непочитании своего начальника.
«Человеческие» отношения А. И. Громова с С. И. Шапиро всегда были хорошими. Громова даже «принимали» в семье Семёна Иосифовича. Он подружился с сыном С. И. Шапиро Мариком, который был на два года старше Громова.
Не следует думать, что, увлёкшись научной работой, Громов «забросил» искусство. Совсем нет. Он продолжал свою концертную и театральную деятельность. Больше того, именно в годы работы в НИОПиКе молодому Громову было присвоено звание «Заслуженный артист РСФСР». Громов принял от Народного артиста РСФСР Прокоповича руководство театральным коллективом НИОПиКа. Прокопович вскоре прославился, исполнив роль рейхсфюрера Гиммлера в знаменитом телесериале «Семнадцать мгновений весны», поставленном гениальной Татьяной Лиозновой.
Как известно, в этом фильме блистательно сыграли Леонид Броневой (в роли Мюллера), Олег Табаков (в роли генерала Абвера) и, конечно, Вячеслав Тихонов (в роли полковника Штирлица). Приняв от Прокоповича театральный коллектив НИОПиКа, Громов передал своё «детище» (объединённый театральный коллектив и концертную бригаду МХТИ – ГИТИС) своему заместителю Юрию Филимонову, который вскоре тоже стал Заслуженным артистом РСФСР, а впоследствии даже Народным артистом РСФСР.
Громов внимательно следил за новостями в театральном и эстрадном искусстве Москвы и страны. На его глазах возник молодёжный театр «Современник» во главе с Олегом Ефремовым. Все восхищались Ефремовым, но Громову он не очень нравился как артист. Впоследствии появился на телевидении и в кино сын Олега – Михаил. Он «застрял» на звании «Заслуженный артист РФ» (отец был Народным артистом СССР), но импонировал Громову больше, чем его отец.
При колоссальной загруженности Громов умудрялся посещать многие театры, особенно расположенные рядом с НИОПиКом на площади Маяковского. Эта площадь была одним из театральных центров Москвы. Здесь находились театр Оперетты (впоследствии в этом здании «поселился» театр Сатиры), театр имени Моссовета, театр «Современник», театр кукол С. В. Образцова (впоследствии «Современник» и «Центральный театр кукол имени С. В. Образцова» переехали из своих неказистых зданий, а старые здания «снесли»). Справа от памятника Маяковского у самого метро красовалось здание концертного зала имени П. И. Чайковского (оно там и сегодня). «Рукой подать» было и до Вахтанговского театра, тоже фактически расположенного на Садовом кольце. А за новыми кинофильмами Громов «следил», посещая в обеденный перерыв кинотеатр «Москва», который тоже был на площади Маяковского (он и сейчас там). Обеденный перерыв в НИОПиКе многие «растягивали» на два – два с половиной часа (в том числе Громов) и это не возбранялось.
За это время Громов успевал «заскочить» на дешёвый комплексный обед в ресторан «Пекин», а потом сходить на дневной сеанс в кинотеатр «Москвы» или на дневное представление в один из театров на площади Маяковского (гостиница Пекин, как известно, тоже находится в Сталинской «высотке» на площади Маяковского – слева «за спиной поэта», стоящего на высоченном постаменте). Вот в таком «хлебном месте» располагались на Большой Садовой главные корпуса НИОПиКа (до площади Маяковского было всего три минуты ходьбы).
Посещал Громов и другие театры, в том числе Малый театр и МХАТ. В Малом театре работало много больших мастеров искусства во главе с директором народным артистом СССР Михаилом Ивановичем Царёвым. Он обладал идеальной дикцией и чистым русским литературным произношением. Громову это особенно нравилось (ведь сам Громов был мастером художественного слова, а впоследствии трижды Лауреатом). Громов очень нравились великие артисты, в разное время работавшие в Малом театре: Жаров, Ильинский, Бабочкин, Крючков, Кенигсон, Яблочкина, Пашенная, Зуева, Гоголева.
Такое мощное «созвездие» великих актёров современности было ещё только во МХАТе. МХАТ, созданный К. С. Станиславским и В. И. Немировичем-Данченко, был самым Главным (наряду с Большим драматическим театром в Ленинграде, возглавляемым гениальным Товстоноговым) драматическим академическим театром страны. Великие мастера театрального искусства, работавшие в разное время во МХАТе, были для Громова недостижимыми идеалами. Их было много, назовём только некоторых: Массальский, Кторов, Грибов, Ливанов, Баталов, Тарасова, Степанова. Громов о них знал всё.
Почитал Громов и великих ленинградских артистов: Черкасова, Симонова, Меркурьева, Борисова, Фрейндлих (отца и дочь), Басилашвили, Лаврова.
На эстраде кумиром Громова был, конечно, Аркадий Райкин и великие чтецы-декламаторы Василий Иванович Качалов и Ираклий Луарсабович Андроников (автор и исполнитель удивительных рассказов о знаменитых людях).
Когда на театральном горизонте появился гениальный режиссёр Юрий Любимов (основатель «Театра на Таганке»), Громов пошёл на самое первое представление знаменитой постановки Любимова «Добрый человек из Сезуана».
Спектакль почему-то проходил в Театре Красной Армии – самом большом театральном здании Москвы. Спектакль Громову понравился. Но не меньшее восхищение вызвала премьера Театра Красной Армии «Учитель танцев», где в главной роли выступал тогда ещё молодой Владимир Зельдин, который, как известно, прожил долгую жизнь в театре, поставив мировой рекорд театрального долголетия – почти девяносто лет служения искусству.
О каждом из любимых артистов театра и кино (а их было больше, чем названо) Громов мог бы рассказать много интересного (тем более что с некоторыми из них ему посчастливилось общаться), но у него никогда не было времени для таких рассказов.
Удивительно, что в этой обстановке Громов «урывал» время для спорта (он был спортсменом высокого уровня и всегда находился в отличной спортивной форме).
И всё-таки в жизни Громова теперь главной стала наука. Он создавал свою школу, активно участвовал в научных совещаниях и конференциях и писал много научных статей, которые публиковались в центральных журналах. Работая в НИОПиКе, Громов познакомился и подружился с двумя выдающимися учёными, сыгравшими большую роль в его жизни. Это были Виктор Вячеславович Кафаров и Валентин Андреевич Реутский.
Виктора Вячеславовича Кафарова Громов впервые увидел в студенческом общежитии на Соколе, когда молодой доцент Кафаров приехал из Казани (со своим котом) на кафедру профессора А. Г. Касаткина. Вскоре Кафаров стал доктором наук и профессором. А через три года Громов встретился с В. В. Кафаровым в НИОПиКе, где тот работал по совместительству старшим научным сотрудником. По предложению дирекции НИОПиКа Кафаров стал (формально) руководителем дипломной работы Громова, а после блестящей защиты Громова предложил ему перейти на только что организованную Кафаровым в МХТИ новую кафедру «Химическая кибернетика».
Но Громов хотел совершенно самостоятельной работы и стать членом команды Кафарова вежливо, но твёрдо отказался раз и навсегда (Громов и в дальнейшем никогда не состоял ни в какой «команде»). Тем не менее, они с Кафаровым сотрудничали (как партнёры) и очень хорошо относились друг к другу в течение многих лет вплоть до самой смерти В. В. Кафарова (Кафаров стал академиком АН СССР и РАН, учёным с мировым именем).
Через много лет сын Громова закончил «Менделеевку» по кафедре Кафарова, подружился (на многие годы) с сыном Кафарова Вячеславом (они были одногруппниками в МХТИ) и некоторое время работал на этой кафедре. Прошли годы, и сын Кафарова (ему было тогда до тридцати пяти лет) защитил докторскую диссертацию в Германии (сын Громова стал доктором технических наук в сорок лет). В. В. Кафаров-старший обратился к А. И. Громову (тогда уже авторитетному руководителю в системе ВАК СССР) с просьбой помочь его сыну Вячеславу получить советский диплом доктора наук (требования к доктору в СССР были много выше, чем за рубежом).
Громов помог. В ответ В. В. Кафаров пригласил Громова в редакцию журнала АН СССР «Теоретические основы химической технологии» (ТОХТ), где академик В. В. Кафаров был главным редактором. На сей раз предложение было принято, и Кафаров с Громовым дружно сотрудничали в «ТОХТе» до самой смерти В. В. Кафарова. Таковая хронология отношений А. И. Громова с одним из самых выдающихся учёных современности академиком В. В. Кафаровым – основателем новой науки «Химическая кибернетика». А их сыновья Виктор и Вячеслав дружат и сотрудничают до сих пор (Вячеслав живёт и работает в одной из латиноамериканских стран).
Жизнь свела Громова с ещё одним «светилом» науки – учеником Кафарова В. А. Реутским. Они познакомились в НИОПиКе. Саша Громов был лаборантом, а Валентин Реутский – аспирантом той же лаборатории.
Валентин был много старше Саши Громова, но они быстро подружились. жизнь не баловала Валентина Реутского. С малых лет он остался сиротой. Будучи подростком, Валентин оказался на оккупированной немцами территории и был отправлен в международный концлагерь. В концлагере ему удалось выжить и даже обрести друзей. Имея необычайные способности к языкам, Валентин общался со всеми заключёнными на их родном языке (более десятка языков). На одном из «аукционов», которые регулярно проводились в концлагере, Реутский был продан фермеру в Западную Германию. В конце ВОВ его освободили союзники и передали в СССР. Реутский поступил учиться в техникум, потом в «Менделеевку», а затем в аспирантуру НИОПиКа (он был талантливым человеком), где его научным руководителем утвердили профессора В. В. Кафарова.
Когда Громов перешёл из НИОПиКа на работу в НИИХИММАШ, он сохранил дружбу с Реутским. Через несколько лет уже профессор А. И. Громов пригласил В. А. Реутского на свою кафедру. Реутский согласился и стал доцентом кафедры Громова.
В то время В. А. Реутский был уже известным учёным, хотя ещё (из-за своей феноменальной скромности) не имел степени доктора наук (его коллеги в СССР и за рубежом были уверены, что он давно доктор и профессор, так как его научные труды по математическому моделированию химико-технологических процессов были известны во всем мире).
Громов помог В. А. Реутскому стать доктором наук, профессором, а потом «Заслуженным деятелем науки». Они дружили и тесно сотрудничали много лет до самой смерти В. А. Реутского. А. И. Громовым и В. А. Реутским совместно была создана новая теория массопередачи на базе открытия (не зависимо друг от друга) новых закономерностей технологических процессов. Громов и Реутский были соавторами ряда книг, учебников и многих статей. Такова хронология взаимоотношений и дружбы Громова в области процессов и аппаратов химической технологии – Заслуженным деятелем науки, доктором технических наук, профессором Валентином Андреевичем Реутским.
Громов во время работы в НИОПиКе успел сделать многое в науке и технике, хотя это были лишь «первые шаги» будущего большого учёного, академика с мировым именем. Громову предстоял большой путь и много свершений.
Послесловие
В повести «Начало большого пути» описаны первые тридцать лет жизни и творчества известного учёного академика А. И. Громова. Возможно некоторых читателей удивит название повести – «Начало большого пути», потому что это «Начало» содержит столько больших дел и достижений, что их хватило бы на всю творческую жизнь нескольких успешных учёных. Ведь в свои тридцать лет А. И. Громов стал уже кандидатом наук, Лауреатом Премии СМ СССР, руководителем ряда аспирантов, успешно защитивших кандидатские диссертации и автором более ста научных публикаций в ряде академических и отраслевых научных журналах. А. И. Громовым с соавторами из НИОПиКа ЦНИВТИ СА и КемАКЗ было создано первое в нашей стране производство отечественного напалма, разработан и внедрён в производства ряд новых конструкций высокоэффективных аппаратов с активными гидродинамическими режимами, получен значительный экономический эффект, составивший в пятидесятых годах прошлого века свыше 15 миллионов советских рублей (в ценах двадцатых годов нынешнего века он эквивалентен 96 миллионам долларам США).
К этому следует добавить его весомые достижения в артистической деятельности (он стал «Заслуженным артистом РСФСР») и большие успехи в спорте (мастер спорта по самбо и плаванию).
Вместе взятые успехи и достижения молодого учёного А. И. Громова действительно не укладываются в обычные понятия «начало» и «Первые шаги». Если это только «начало» и «первые шаги», то что же будет дальше? (вправе спросить читатели). На этот естественный вопрос читатели найдут краткий ответ в этом послесловии.
Предлагаемая читателю повесть именно потому и появилась, что А. И. Громову в первые тридцать лет его жизни удалось достигнуть выдающихся успехов в науке, искусстве и спорте.
Но в сопоставлении со свершениями большого учёного академика Громова за его более чем полувековое научное творчество, большие достижения первых тридцать лет жизни справедливо можно охарактеризовать словами «начало» и «первые шаги в науке» (конечно, это были очень большие, даже гигантские шаги).
А что же было дальше? Следующие «шаги» и достижения Громова можно назвать «грандиозными», весьма успешными, несмотря на почти непреодолимые препятствия, постоянно возникающие на его тернистом пути. Поистине, Громов двигался с огромной скоростью «через тернии к звёздам».
Ещё работая в НИОПиКе, А. И. Громов тесно сотрудничал с НИИХИММАШем (Научно исследовательский и конструкторский институт химического машиностроения). НИИХИММАШ, как головной институт страны по химическому машиностроению, очень интересовали оригинальные конструкторские разработки молодого учёного А. И. Громова, успешно внедряемые на заводах анилинокрасочной промышленности. НИИХИММАШ хотел бы распространить эти достижения на другие отрасли химической промышленности. Поэтому НИИХИММАШ обратился к НИОПиКу с предложением перевести (в интересах всех отраслей химической промышленности) кандидата наук А. Громова в НИИХИММАШ с повышением в должности.
Тем более что НИИХИММАШ, имея мощные конструкторские бюро, испытывал нехватку в высококвалифицированных научных кадрах. НИОПиКу не хотелось лишаться талантливого молодого учёного. Вопрос решался на уровне Министерств, и в результате А. И. Громов был переведён в порядке укрепления научных кадров в НИИХИММАШ на должность начальника исследовательской лаборатории. Вскоре Александр Иванович Громов стал руководителем мощного подразделения НИИХИММАШа, в которое входили исследовательская лаборатория и конструкторское бюро. Через год А. И. Громову за большие научные достижения было присвоено Высшей аттестационной комиссией (ВАК) СССР (по представлению НИИХИММАШа) учёное звание «Старший научный сотрудник по машинам и аппаратам» соответствующее званию доцента (даже повыше) в вузах. Подразделение Громова проводило большие работы по Государственным программам СССР для всех отраслей химической промышленности, особенно по производству минеральных удобрений, полузакрытой хлорной промышленности и производствам пластмасс.
Тесное сотрудничество подразделения Громова с мощным закрытым специальным конструкторским комплексом (СОКБ) НИИХИММАШа, работающим на космос, вылилось в получение Премии СМ СССР. В результате А. И. Громов стал во второй раз Лауреатом Премии СМ СССР «За работы по жизнеобеспечению в космосе».
Новые конструкторские разработки подразделения Громова защищались советскими авторскими свидетельствами и иностранными патентами. Они неизменно получали медали «Выставки достижений народного хозяйства» (ВДНХ) СССР. За годы работы в НИИХИММАШе А. И. Громов с сотрудниками получили более ста авторских свидетельств и патентов и около тридцати медалей (в основном золотых) ВДНХ. Массовое внедрение новых конструкций аппаратов давало огромный экономический эффект. Только от внедрения новых разработок в производстве полиолефинов (полиэтилен и полипропилен), поливинилхлорида (ПВХ) и каучуков (в том числе морозоустойчивого каучука «Найрит») экономический эффект превысил тридцать миллионов рублей (в ценах шестидесятых и начала семидесятых годов).
В конструкторском институте НИИХИММАШе наука была не то чтобы в «загоне», но и не в «почёте». Поэтому научные разработки Громова не имели особой поддержки, а скорее даже наоборот. В этих условиях талантливому молодому учёному А. И. Громову было трудно развивать свою научную школу и работать над своей докторской диссертацией. Несмотря на это А. И. Громов в короткий срок сделал и защитил в МЭИ (Московском энергетическом институте) докторскую диссертацию. Так в тридцать девять лет он стал самым молодым доктором технических наук в СССР по своей специальности.
А. И. Громов создал целую сеть филиалов своего подразделения в отраслевых институтах химической промышленности, в каждом из которых были его аспиранты и докторанты.
Своего диссертационного Совета в НИИХИММАШе не было, и аспиранты Громова защищались в разных вузах и городах, где были такие Советы: в Москве (МИХМ), Ленинграде (ЛТИ имени Ленсовета), Калинине (Калининский политехнический институт), Иваново (Ивановский химико-технологический институт). Каждый год защищалось по восемь – десять (!) аспирантов и по два – три докторанта. Это был период «научного бума» школы Громова. Защитились и несколько сотрудников Громова, работающих в НИИХИММАШе. В результате половина кандидатов наук НИИХИММАШа были учениками Громова. Руководство НИИХИММАШа было явно недовольно таким размахом научной деятельности Громова и ворчало по этому поводу: «Развёл тут академию наук…» Но дальше этой критики дело не шло, так как подразделение Громова своей конструкторской деятельностью и внедрениями приносило НИИХИММАШу большую пользу. Установки, созданные Громовым с сотрудниками, успешно работали на многих предприятиях всех отраслей химической промышленности. Громов лично руководил внедрением (на месте) своих разработок на заводах и комбинатах в Дзержинске, Новомосковске, Северодонецке, Лисичанске, Ереване, Рубежном, Березниках, Перми, Невинномысске, Намангане и в других городах (на тридцати объектах).
За годы работы в НИИХИММАШе Громов подготовил более восьмидесяти кандидатов и двенадцать докторов наук. Это было «рекордом» для учёных химической промышленности и химического машиностроения.
К концу работы в НИИХИММАШе ещё молодой Громов был уже доктором наук, профессором, дважды Лауреатом Премии СМ СССР, руководителем мощной научной школы.
Во время работы в НИИХИММАШе Громов занимался педагогической деятельностью не только со своими аспирантами. Он разработал курс прикладной математики и читал его для инженеров, аспирантов и докторантов всего НИИХИММАШа. Среди слушателей были инженеры и аспиранты из других институтов, а также вузов Москвы. Со временем Громов стал думать о работе по совместительству в одном из вузов Москвы.
В то же самое время очень предприимчивый ректор одного из технологических вузов Москвы доцент Маркин искал среди видных молодых учёных химиков-технологов кандидата на должность завкафедрой «Процессов и аппаратов химической технологии» своего института.
Это была маленькая кафедра, где шла буквально «война» между двумя пожилыми (чтобы не сказать «старыми») профессорами: заведующим кафедрой и парторгом. У ректора Маркина были «наполеоновские» планы, которые он весьма успешно претворял в жизнь. Маркин хотел «заманить» в свой вуз самого выдающегося молодого учёного. Выбор пал на профессора А. И. Громова, который, в свою очередь, в это время подыскивал вуз, чтобы работать там по совместительству. Возникла ситуация, которую можно охарактеризовать словами «на ловца и зверь бежит». Ректор Маркин стал агитировать Громова перейти к нему на должность завкафедрой. Агитация продолжалась более полугода, и, наконец, согласие профессора Громова было получено.
Громову понравились грандиозные и амбициозные планы Маркина, и он согласился перейти в вуз Маркина даже на постоянную штатную работу, а в НИИХИММАШе остаться в качестве совместителя – консультанта. Надо сказать, что Громов не пожалел впоследствии о своём решении.
Со свойственными Громову энергией и талантом он развернул в вузе Маркина огромную работу, от которой Маркин был в полном восторге.
Маленькая кафедра «ПАХТ» превратилась в огромный высококвалифицированный коллектив с множеством аспирантов и докторантов. На кафедре сосредоточились все дисциплины инженерной химии (некоторые были взяты у других кафедр). Появились многомиллионные научно-исследовательские работы по важнейшей тематике, которых на кафедре никогда раньше не было. Кафедра Громова стала самой большой в вузе и образцовой.
У ректора Маркина в отношении профессора Громова были большие планы. Он сделал Громова сначала деканом самого элитного факультета, а потом проректором по научной работе вуза. Громов блестяще выполнял работу на этих высоких должностях, оставаясь всё это время заведующим своей уникальной кафедры.
Как проректор по науке Громов прославился на всю страну. Он создал новую весьма эффективную систему управления вузовской наукой, которая по рекомендации Минвуза СССР была принята многими вузами Москвы и страны.
Научно-исследовательский сектор (НИС) института был преобразован в Научно-исследовательскую часть (НИЧ) в связи с тем, что Громов в несколько раз увеличил объём научных исследований вуза.
Под руководством проректора Громова вуз выполнил ряд Правительственных заданий и стал пользоваться заслуженным авторитетом в Минвузе СССР.
Большой резонанс имела выполненная под руководством Громова работа по «спасению от закрытия» более трёх сотен хлопкоочистительных заводов в Республиках Средней Азии, особенно в Узбекистане. Население «задыхалось» от хлопковой пыли, которую не в состоянии были уловить даже самые совершенные пылеуловители (из известных тогда в СССР и в мире).
Громовым с сотрудниками были разработаны безуносные высокоэффективные аппараты со встречными закрученными потоками (типа ВЗП), которые позволили решить проблему. Работа выполнялась по Постановлению Правительства и была представлена к Госпремии Узбекской ССР.
Громову неоднократно предлагали перейти в Минвуз на должность начальника главного управления или замминистра по науке, но Громов, которому всегда чужда была чисто административная «бумажная» работа, каждый раз категорически отказывался.
Когда умер один из докторантов Громова – завкафедрой «Безопасности жизнедеятельности» (БЖД), эту кафедру присоединили к кафедре Громова, хотя она не соответствовала профилю основной кафедры (ПАХТ). Это было сделано специально, чтобы «сдержать» бурную деятельность Громова. такие «попытки» были и раньше, например, когда ректор Маркин планировал сделать Громова проректором по науке. Недоброжелатели и завистники тогда пошли на провокации и организовали несколько «доносов» на Громова, направив их в ректорат, партком и Минвуз (дошло даже до прокуратуры). Но все «атаки» врагов были отбиты, и Громов стал проректором по науке. На этот раз Громов не стал отказываться от кафедры «БЖД» и присоединил находящуюся в ужасном состоянии новую кафедру к своей образцовой. Через несколько лет объединённая кафедра «ПАХТ и БЖД» стала лучшей в университете и не только общеобразовательной, но и выпускающей по специальности «Безопасность технологических процессов и производств» (институт благодаря умелой и дальновидной политике ректора Маркина и помощи Громова превратился сначала в академию, а потом в университет; а сам Маркин стал профессором).
На кафедре «БЖД», ставшей сектором объединённой кафедры Громова, не было ни одного доктора наук. Громов подготовил трёх докторов наук для этого сектора объединённой кафедры. А всего на гигантской кафедре Громова (более ста человек) работало двенадцать подготовленных Громовым докторов наук и профессоров, что было беспрецедентным для вузов не только Москвы, но и всей страны. При этом часть подготовленных Громовым докторов наук стала заведующими кафедрами других московских вузов. За выдающиеся успехи Громову было присвоено высокое звание «Заслуженный деятель науки и техники» (он был одним из самых молодых учёных в стране, удостоенных этого звания). Своего ближайшего помощника Громов через несколько лет «сделал» «Заслуженным деятелем науки».
Комплекс выдающихся работ профессора Громова по интенсификации технологических процессов был удостоен Премии Правительства Российской Федерации. Профессор Громов стал трижды Лауреатом Премий Правительств СССР и РФ. Он не только не «успокоился», а даже расширил сферу своих действий – занялся в масштабах всей страны аттестацией научных работников в системе ВАК (Высшей аттестационной комиссии) СССР.
Громов начал работать экспертом, а вскоре стал одним из руководителей ВАК СССР. Научная школа Громова завоевала заслуженный авторитет во всём мире. Громова избрали академиком сразу несколько отраслевых и Международных академий. К концу второго тридцатилетия своей жизни (формально, к пенсионному возрасту) академик Громов был уже учёным с мировым именем, имеющим большие заслуги перед страной, отмеченные целым рядом государственных орденов и медалей, а также множеством наград Государственной думы РФ, отраслевых Министерств и ведомств, академий (в том числе Международных) и общественных организаций
Но Громов и не думал уходить на «заслуженный отдых». Более того, он в последующие двадцать лет развил беспрецедентную научную, государственную и общественную деятельность. Громов создал самую большую в стране общественную научную организацию – Ассоциацию «Основные процессы и техника промышленных технологий» и двенадцать лет был её президентом.
Громов стал академиком более десяти академий. Он создал теорию активных гидродинамических режимов, новую теорию тепломассообмена. За шестьдесят лет трудовой, научной и педагогической деятельности академик Громов получил более двухсот авторских свидетельств и патентов, подготовил сто восемьдесят шесть кандидатов и сорок пять докторов технических наук (рекорд «мира и его окрестностей»), написал с учениками более пятидесяти книг и опубликовал более тысячи статей.
Выдающаяся деятельность академика Александра Громова получила признание на Родине и за рубежом. Вот только некоторые из его наград: четырежды лауреат госпремий СССР и РФ, дважды лауреат премии Минвуза СССР, Почётная Грамота Госдумы РФ, «Почётный работник высшего профессионального образования», Почётный деятель образования, науки и культуры, кавалер золотого знака «Национальное достояние», «Почётный химик и нефтехимик», «Почётный изобретатель», «Заслуженный деятель науки и техники РСФСР, «Заслуженный инженер», «Заслуженный деятель науки в области экологии и безопасности жизнедеятельности«, «Заслуженный деятель науки высшей школы», почётный доктор и почётный профессор ряда организаций в России и европейских странах и так далее).
После всего сказанного понятно, что весомые достижения молодого Громова за первые тридцать лет его жизни в повести названы лишь «Началом большого пути» и «Первыми шагами в науке».
Полностью вся шестидесятилетняя научно-производственная деятельность академика А. И. Громова описана в двух томах производственного романа «Александр Громов», опубликованного в издательстве «Химия»: «Профессор Громов» (М., 2018, 800с.) и «Академик Громов» (М., 2018, 1152с.).
Александр Александров
Москва, Очаково. 2019 г.