Полёты во сне и на яву!..

Юрий Чуповский
Уже давно задумываюсь, с удивлением, насколько непредсказуемо и сложно устроена психология человека. Думаю, даже выдающиеся мировые авторитеты – психологи не в состоянии определить, с гарантией, что происходит в сознании, в серых извилинах мозга у обычного индивидуума, в данный момент. Я не являюсь психологом – не смогу исследовать кого-либо по этому вопросу, но свои (собственные) мысли, чувства и результаты воздействия на моё сознание окружающего меня мира, могу изучить, честно  проанализировать и составить свой внутренний портрет (но при этом, сознаю, что этот портрет может получиться не совсем правдивым). Вот уже пролетело, как-то незаметно, тридцать лет, как я расстался со своей любимой, лётной профессией. Но мысли, воспоминания о полётах, о небе постоянно присутствуют в моей голове, даже во время сна. Особенно тяжело перестраивалось моё сознание в первые месяцы после выхода на пенсию. Сколько раз просыпался посреди ночи при выполнении полётов во сне. И тогда до утра уже не мог спать, мучили воспоминания о небе, обо всей, такой непростой, а часто и тяжкой, но любимой работе.

 Вот и сегодня – проснулся ночью из-за неприятного сна, и несколько минут понадобилось, чтобы осознать, что это только сон. Приснилось, что мы летим в экспедицию, в Краснодарский край, внизу под самолётом знакомая местность, топливо на исходе, осталось на несколько минут полёта и не вижу аэродрома посадки – кругом болота и лес, было так неприятно и страшно. Сон пропал, лежал и вспоминал. Вспоминал многочисленные ЧП, которые неизбежны в работе пилота и испытывал счастье, что всё в моей лётной жизни прошло без трагедий и несчастий. А сейчас, после такого неприятного сна лежал и вспоминал – когда же я впервые, и как часто, летал во сне. Не знаю, как у других, но я, довольно часто летаю во сне. Думаю, почти все в своей жизни, особенно в детстве, летали во сне. При этом взрослые убеждали деток, если они летают во сне – это означает, что они растут. Свой первый полёт во сне запомнился мне тем восторгом, ощущением счастья и реализмом происходящего. Мне было лет девять, когда я, во сне, слегка  оттолкнувшись от пола, плавно поднялся к потолку. Свободно плыл под потолком в воздухе, аккуратно облетев люстру, присел наверх шкафа, где обнаружил в пыли моего старого оловянного солдатика. При этом, всё время ощущал чувство страха – сейчас это закончится, и я рухну с двухметровой высоты на пол. Каково же было моё удивление, когда я утром, с помощью стола и стула нашёл на шкафу, в пыли, своего солдатика.

О втором своём полёте во сне я, вдруг, вспомнил уже, будучи курсантом лётного училища. Мой инструктор досрочно выпустил меня в первый  самостоятельный полёт по маршруту Кременчуг – Полтава – Кременчуг. Во время такого полёта курсант в самолёте сам, а на втором сидении пристёгнут привязными ремнями “Иван Иванович” – так у нас назывался мешок с песком (для правильной центровки самолёта). Естественно, когда делал разворот над Полтавой, не удержался и сделал несколько кругов над своим родным домом, увидел свой сад, улочки и переулки, знакомые с детства! И вот, пока летел по маршруту, всё время вспоминал – где-то я уже видел всё то, что увидел над родным домом. И таки вспомнил – это произошло летом, на каникулах, после окончания пятого класса. Мы с младшим братом, спали ночью в саду, под яблонями. Набегавшись за целый день вволю и изрядно устав, засыпали немедленно и беспробудно до утра. Однажды, во время такого сладкого сна, мне приснился удивительный сон – будто я, ярким, солнечным днём, стоя перед своим домом, сжавшись в комок, резко подпрыгнул и стал плавно подыматься вверх. А поднявшись высоко над домами и деревьями, медленно проплыл и осмотрел весь наш район – Юровку, свою родную школу, даже увидел пацанов, играющих в футбол на школьном стадионе, школьный сад.

Не могу сказать, сколько времени длился этот восхитительный сон и как я вернулся домой, но проснулся в саду, на своей койке от луча взошедшего солнца, который пробился через листву яблони. С каким интересом слушали мои друзья, тогда, рассказы о чудесном сне. А теперь, пока летел на свой аэродром, был в недоумении – откуда в моей памяти, восемь лет тому назад,  появилась картина всего того, что я увидел над родным домом, только несколько минут тому назад? Ведь я никогда до этого над родным домом не летал.

Ну да это всё мои воспоминания из области чересчур отвлечённого, заумного – метафизики, экстрасенсорики. Но сейчас очень хочется поделиться, (может это и прозвучит как-то необычно из уст лётчика проведшего двадцать пять лет за штурвалом самолёта) своим восхищением одним единственным полётом, который мне посчастливилось совершить во время нашей экспедиции в Литву. В тот год наш экипаж был направлен в Новые Окмяны (Науйойи – Акмяне) Шяуляйского уезда. Мы приземлились на аэродроме ДОСААФ, где выполнялись учебные и тренировочные полёты планеристов. Размеры аэродрома для полётов на планерах очень отличались от размеров аэродрома для выполнения авиахимработ на самолёте Ан-2. Данный аэродром еле вписывался в допустимые размеры для работы Ан-2.

Взлётная полоса, с курсом – “запад – восток”, располагалась параллельно железнодорожной дороги и в ста метрах южнее посёлка, который находился на возвышенности. И если с западной стороны аэродрома не было абсолютно никаких препятствий – ровное поле, засеянное пшеницей, то с восточной стороны, довольно близко, находился небольшой лес с деревьями, высотой до 10 – 15-ти метров. Но это ещё не все неприятности для работы сельхозавиации. При взлёте, с максимальной загрузкой самолёта приходилось слегка отворачивать вправо – на холме, слева от взлётного курса высился католический костёл и, взлетая, мы всегда наблюдали слева (в семидесяти метрах от самолёта) вход в костёл. И, что особенно неприятно, из-за постоянного ветра с востока нам пришлось летать, весь период работы в Новых Окмянах, с повышенным напряжением и чувством страха.

Так как Аэроклуб планеристов ДОСААФ работал только по выходным дням (это были рабочая молодёжь и студенты), то они нам не мешали при обработке сельхозполей. Но когда производились совместные полёты, руководство полётами, по радио, осуществлял руководитель Аэроклуба и тогда нужно было смотреть в оба. Между собственными взлётами и посадками с интересом наблюдал, как небольшой самолёт – польского производства – PZL-104 Wilga-35A (“Иволга “), с подцепленным на тросу планером, взлетает и тянет за собой до нужной высоты планер. Затем планерист, отсоединившись, в дальнейшем самостоятельно улетает в свою зону полётов и, используя восходящие потоки воздуха, выполняет все запланированные полётным заданием упражнения.

Меня, как лётчика, всё время интересовало – как планеристы отыскивают восходящие потоки воздуха, чтобы парить по многу часов и летать по маршрутам на сотни километров. Во время перерывов в своих полётах я подходил к планеристам и с интересом наблюдал, с какой любовью они ухаживают за своими “ласточками”. Познакомился с молодым парнем -   инструктором планерного спорта, неоднократным призёром международных соревнований (по профессии – он инженер на заводе, а  свободное время посвящает планерному спорту). Мы с ним быстро нашли общие темы для бесед, я услышал от него много интересного о планеризме, о международных соревнованиях.

Когда подошло время обеда, я, заметив, что новый друг достал скромненький бутербродик, настоятельно пригласил его пообедать с нами. Дело в том, что хозяйство, поля которого мы обрабатывали, кормили нас в соответствии с заключённым договором – на убой, иногда мы даже не могли управиться со всем предложенным меню. А на вечер я пригласил его в кафе,  отметить нашу дружбу и любовь к полётам, к небу. В тот вечер, ”за рюмкой чая”, я узнал много нового об авиационном спорте, о планеризме. Так захотелось самому полетать на планере, но, увы, заканчивался срок нашей экспедиции в Литве, к концу этой недели мы должны были вылетать домой. В это последнее воскресенье с раннего утра мы начали загружать всё своё имущество, заправились максимально маслом и бензином, чтобы в обед вылететь – через Вильнюс и Минск на Полтаву. И тут произошло ЧП, после которого я ещё раз убедился, что мечты материальны. Если очень чего-то пожелать – это обязательно сбудется. Мы благополучно загрузили самолёт, экипаж, во главе с командиром звена – Николаем Павловичем Пинчуком, занял свои рабочие места в кабине, один лишь авиатехник находился снаружи, чтобы контролировать нормальный запуск и работу двигателя. И только после полного цикла опробования двигателя он может занять своё место в самолёте. Но, вдруг, авиатехник подал условный сигнал о немедленной остановке работы двигателя. Когда мы с командиром звена покинули самолет, и подошли к технику, он указал на верхнее правое крыло – с него интенсивно капал авиабензин. Это была очень серьёзная неисправность, для её устранения необходимо было слить топливо из этого бака, снять его и найти то повреждение, из-за которого возникла течь бензина. Вот этим и занялись инженер эскадрильи и два техника, прибывшие на помощь из других экипажей. Было ясно, что вылет домой теперь переносится на следующий день. С удовольствием направился к планеристам, сегодня у них был день полётов и все планера были задействованы в графике полётов. Мой друг – инструктор в этот момент подготавливал планер – спарку. Вот я и пристал к нему, как банный лист, с просьбой, чтобы он взял меня с собой в полёт. Самостоятельно решить этот вопрос он не мог, поэтому повёл меня к начальнику Аэроклуба. В диспетчерской нас встретил бородатый, крупный мужчина. Он плохо говорил на русском языке (с сильным акцентом), но меня, когда я изложил свою просьбу – понял, заулыбался и разрешил лететь мне с инструктором, но выставил своё условие:
- Когда твой самолёт исправят – возьмёшь нашего инструктора и покажешь в полёте, как это – работать на тяжёлой технике.
- Думаю, я уговорю своего командира звена разрешить такой полёт, тем более, что после ремонта необходимо испытать самолёт в полёте. Ответил я.
Анализируя все свои воспоминания и мемуары, я понял, что пытаюсь изложить на бумагу все те события, которые чем-то потрясли меня, удивили, отложились в подвалах моих воспоминаний и сейчас просто просятся на свет божий. Вот таким потрясающим событием, для меня, оказался единственный полёт на планере и возможность управлять им и летать, не имея для этого двигателя. Когда я оказался на переднем сидении в кабине планера, меня восхитил свободный обзор на 360о и спокойный тихий голос инструктора за спиной:
- Вести связь буду я, ты, мягко держись за ручку управления и будешь управлять планером только по моей команде. Строго выполняй все мои указания.


Самолёт – буксировщик начал разбег и, пробежав всего половину взлётной полосы, оторвался от земли. Когда мы поравнялись с костёлом, то оказались метров на двадцать выше него. В этот момент я услышал щелчок – инструктор отсоединил трос, а затем, спокойно начал рассказывать, что я должен делать:
- Выполняй первый разворот.
Я, привыкший к Ан-2, с силой стал выполнять левый разворот, но сразу услышал:
-Тихо, тихо – возьми двумя пальчиками ручку и тихонько управляй планером.
Это было необыкновенное чувство – полная тишина, только тихий шелест набегающего ветра, восхитительная панорама пролетающей местности и невероятная послушность летательного аппарата. Казалось, планер способен выполнять даже мои мысленные приказы. Я так увлёкся этими, переполнившими меня чувствами, что даже подскочил на сидении, когда, вдруг, сзади раздался спокойный, тихий голос инструктора. Он заметил это, рассмеялся:
- Юра, выполняй второй разворот и следи за высотой, держи 100 метров, я не держу ручку управления – ты сам управляешь планером.
У меня и сердце ёкнуло, но управление действительно было очень лёгкое. Я, с молчаливого согласия инструктора, попробовал отвернуть курс полёта и вернулся на заданный курс. Вот только заход на посадочную прямую вызвал у меня растерянность, ведь у меня не было двигателя – боялся не дотянуть до посадочного ”Т”, но благодаря подсказкам посадил на отлично. Даже руководитель полётов выдал в эфир – ”МОЛОДЕЦ”! Оказывается, инструктор доложил РП по-литовски, что посадку будет выполнять ”курсант”. Вот уж, сколько лет прошло с того момента, но до сих пор, считаю тот полёт самым восхитительным полётом в своей лётной жизни. Жалею до сегодняшних седин, что в моей юности не было таких Аэроклубов, не было таких возможностей (я ведь проживал в маленьком городке, где не было Аэроклуба). А единственный планер лежал, несколько лет, в разобранном виде на территории городского тира, куда я ходил в секцию стрелков из пистолета Марголина возле стадиона “Колхозник” (нынешний стадион ”Ворскла”).

К вечеру самолёт исправили, устранили течь бензина, загрузились и всё подготовили для вылета домой. Я подошёл к командиру звена и попросил разрешения сделать облёт самолёта с инструктором – планеристом. Он, конечно, поворчал, но затем дал согласие. Усадив товарища на место второго пилота – проинструктировал, рассказал об особенностях управления самолётом, запустил двигатель и вырулил на взлёт. Так как самолёт был максимально загружен, взлетали с самого начала ВПП. Когда набрали нужную скорость, дал ему команду – тяни. Он стал красным от напряжения, это ведь пять тонн и без всяких усилителей рулей, и испуганные глаза, когда впереди, на взлёте, костёл, а рули еле-еле реагируют при отворачивании вправо. Ну, а далее по тому же сценарию – он пытался управлять, а я помогал ему. После посадки и заруливания на стоянку, он поблагодарил меня и КЗ за полученный урок и сказал:
- Ни за что не согласился б, выполнять такую тяжёлую работу.
Да, каждому своё! А на следующий день мы вылетели домой, и каждый нёс в своём сердце свои воспоминания, свои ожидания встреч с родными!