В зеркале отражалась светлая прихожая, тёмно-коричневый шкаф и столик с губами, глазами и носами. И Настя. Она собиралась на свидание уже два часа, и всё было готово. Кроме лица. Она взяла пухлые одноразмерные губы, покрутила в руках и решила, что их пора выкинуть. «Никто такие уже не носит», – подумала она. Настя глянула в зеркало, вздохнула и облизнула дёсны, которые засыхали без губ.
«Может, эти», – произнесла она и взяла губы с приподнятой спайкой. Она прикрыла ими зубы, придавила и нажала зелёную кнопку на лицевой станции, чтобы те бесшовно примагнитились.
Однажды она забыла врастить губы и отправилась на свидание. Это случилось два года назад с предыдущим парнем. Во время жаркого поцелуя тот случайно откусил у неё верхнюю губу. Он вынул её изо рта и ошарашено посмотрел на девушку. Они посмеялись, а Настя приклеила губу обратно.
Она оглядела себя, повернула голову влево, вправо, не отводя глаз, и решила, что эти губы не подходят для свидания. «Больше для вечеринки какой-нибудь или для прогулок», – подумала Настя и сменила их. Следующие были ровными, не тонкими, но и не толстыми, даже не пухлыми, но в самый раз, спайки максимально утончались. «Опять одно и то же надеваю», – пробурчала она и услышала, как по телевизору запела её любимая исполнительница Алисия.
Настя вышла в гостиную и встала перед телевизором. Качаясь в такт музыки, она отметила блистательный внешний вид Алисии. «Были бы у меня деньги на губы от «Скарлет» и нос от «БьютиНоуз», и ещё личный мастер по фэйсмэйкингу, была бы такой же красоткой», – подумала Настя и посмотрела на часы. Она ахнула, накинула на себя весеннюю курточку, нацепила красивые босоножки, которые ещё ни разу не надевала, и выбежала на улицу.
Она шла по ровной дороге вдоль своего дома, щурясь от яркого солнца. Навстречу катился мальчик на скейте. На вид ему было лет семь-восемь. В паре метрах от Насти он слетел со скейта, но удержался и не упал.
– Ну что такое-то, блин! – завозмущался он, беря скейт в руку. – В одном и том же месте! Как будто бы там вот такая яма, – сказал он другу и расставил руки в разные стороны.
– Да ты просто кататься не умеешь, – ответил друг, который явно был старше.
– Всё я умею. Ты разве не видел, как я вчера в парке катался? Или у тебя глаза бракованные?
– Мозги у тебя бракованные. И ноги кривые. На ровном месте падаешь.
– Да ну тебя.
До ресторана было всего пару остановок, и Настя решила пройтись пешком. На транспорте, скорее всего, было бы дольше, посчитала она. И оказалась права.
Перед ней шли мама и дочка, которая, судя по росту, ходила в третий или четвёртый класс. Настя случайно подслушала их разговор.
– Мам, ну когда ты мне новые глазки купишь? Вон, Ире уже третью пару купили, а я всё в стандартных хожу.
– Юль, у родителей Иры денег больше, поэтому они и покупают ей всё подряд. И вырастет она избалованной несамостоятельной дурочкой. Ты же не хочешь такой стать?
– Нет.
– То-то же. Вот вырастешь, выучишься, получишь хорошую работу и купишь себе столько глазок, сколько тебе позволит твоя зарплата.
– Но я сейчас хочу.
– Я тоже много чего хочу. Но у нас пока не хватает денег на баловства.
– А президент вчера по телевизору сказал, что у нас в стране почти каждый зарабатывает столько, сколько нужно для нормальной жизни.
– Вот видишь, почти все. Мы небольшое исключение. Такое всегда бывает.
Мама с дочкой свернули.
Настя шла по идеально ровной пешеходной тропинке с выделенной дорожкой для велосипедистов, вдоль которой росли аккуратные деревца. В воздухе не было ни пылинки. Здания, пусть то жилые многоквартирки, отели или офисы, выглядели стильно и современно. Иногда даже попадались архитектурные шедевры. Хотя с шедеврами из столицы они бы не сравнились.
Проходящие мимо люди замечали довольное лицо Насти. Её мысли прыгали от «как прекрасен этот мир» до «когда же Олег сделает предложение? Хоть какое-нибудь». Она волновалась так, словно шла на свидание в первый раз.
В дивном новом мире без грязи, нищеты и войн каждый человек мог менять части тела и лица, не выходя из дома. Достаточно провести модификацию, отрезать родную часть и поставить искусственную, и можно пересобирать лицо хоть каждый сезон. Да хоть каждый день, если на это хватало средств. Цена на такую процедуру была относительно невысока, но вот за сами части приходилось раскошеливаться. Заменялись практически все нежизненно важные органы: брови, носы, губы, глаза, уши, щёки, скулы, подбородки, пальцы, руки, ноги. При желании можно заменить даже то, чему не хватало длины или объёма.
Магазины частей стали такими же популярными, как и магазины одежды, если не больше. Естественной красотой довольствовались либо члены движения «БезМодов», либо действительно красотки от природы, либо те, у которых просто не хватало денег на части. Некоторые девушки и парни не состояли в движении «БезМодов», но всё равно не любили модификации. Или относились к ним нейтрально, но сами их не делали. Обычно те, кому больше нравилась естественность, были красивыми либо просто приятными на внешность людьми.
Настя прошла мимо электронного билборда с рекламой новых бюджетных носов от «БьютиНоуз» и подумала: «Ваши бюджетные носы по карману только олигархам».
Как и пластические операции, которые исчезли больше века назад, модификации были необязательными, и их делали по желанию. Но это не относилось к глазам, которые в два года в обязательном порядке вращивали каждому человеку. Они выполняли не только зрительную, но и функцию общего документа. В них загружали свидетельство о рождении, паспорт, права, диплом, аттестат и всё остальное. Если гражданин хотел взять кредит, оформить страховку, купить квартиру, устроиться на работу или отправиться на отдых в другую страну, его сетчатку сканировали и получали все нужные для этого данные.
Обязательные глаза называли стандартными. Они всегда были коричневого цвета и росли вместе с носителем до четырнадцати лет. В этом возрасте их приходилось менять. Гражданину, который не менял глаза вовремя, их отключали, и он оставался без документов и с ослабленным зрением. Купить в магазине новые и заменить их на отключённые было невозможно без действующих стандартных, ведь всю информацию, которую хранили стандартные глаза, нужно было синхронизировать с новыми. Такой был закон. Да и без синхронизации новые глаза просто не работали.
Все глаза лицензировал ГКС (Государственный Контроль Стандартов), а программную начинку производил исключительно ГЗБЧ (Государственный Завод Биоэлектронных Частей). Если кто-то использовал нелицензионный продукт, то его наказывали со всей строгостью закона: гражданину давали либо пожизненный срок, либо приговаривали к смертной казни. На все остальные части лицензия ГКС не требовалась.
Настя добралась до ресторана, глянула на наручные часы и успокоилась: не опоздала. Ну, или самую малость. Она зашла внутрь, сняла курточку, повесив её на руку, поправила платье у зеркала, причёску и направилась в зал.
Интерьер был выдержан в тёмных древесных тонах. У стен располагались столы с кожаными диванчиками, а по центру в два ряда растянулись столики с мягкими стульями. Эти ряды разделяли квадратные колонны, которые с середины до пола отделали под камень. На каждой висели красивые светильники, а на некоторых рамки с изображениями ночных городов мира. Людей было немного. А света ровно столько, сколько нужно для создания романтической атмосферы. Наверно, поэтому её парень выбрал именно это место.
Настя двинулась вперёд, водя глазами по залу в поисках своего молодого человека. Наконец нашла и улыбнулась. Её глаза сверкнули, и она ускорила шаг. Он её заметил ещё раньше, но не подал виду, просто сидел и наблюдал с довольной ухмылкой.
Она подошла к столу с диванчиками, и они поздоровались. Он поцеловал её в щёчку.
– Извини, я немного опоздала.
– Ты не опоздала. Присаживайся.
Настя села, уложила курточку к стене и устремила взгляд на парня.
– Ну что, – начал он, – как дела? Как прошёл день?
– Да... хорошо, ничего необычного. Утром сходила на маникюр, потом встретилась с подружкой, посидели в кафешке, поболтали, она отдала мне книжку, которую я давала ей месяц назад. Потом готовилась к свиданию.
Пока она говорила, парень пододвинул к себе книжку-меню и раскрыл.
– А у тебя? – спросила она.
– Я... я много размышлял. Что ты будешь? – спросил он и передал ей меню.
Она взяла книжку с кожаной обложкой и закрыла ею глаза.
– Пока не знаю, – ответила она, перелистнув страничку с супами. – А о чём ты размышлял?
– О многом. О настоящем, о будущем. В основном о настоящем, о том, что происходит.
– Между нами? – спросила она, кокетливо выглянув из-за коричневой книжки.
– И между нами, и в целом, в мире.
– Я, наверно, определилась, – сказала Настя, положив меню на стол. – Сегодня в отзывах на этот ресторан прочитала, что у них просто обалденная паста с кусочками курицы под грибным соусом. Пожалуй, её и буду.
– Хорошо.
Парень нажал на кнопку вызова официанта, под которой обнадёживала на быстрое обслуживание надпись: «Если официант не подойдёт в течение трёх минут, скидка 10% на всё меню».
Настя подумала, что Олег сегодня ведёт себя странно. «Волнуется, наверно, – проговорила она в мыслях. – Хотя чего волноваться? Уже ведь не первое наше свидание. Может... не-е-ет. А что, если да? Господи, я буду самой счастливой на свете, если он сделает мне предложение! А не рановато ли? Скорее всего, он хочет предложить съехаться, пожить вместе, чтобы потом сделать предложение. Да! Скажу сначала так: ну, не знаю, нужно подумать. А потом соглашусь. Ах, какая я счастливая!»
Официант подошёл через полторы минуты, лишив их скидки в десять процентов.
– Слушаю, – он достал блокнот и приготовил ручку.
Настя заказала пасту с курицей под грибным соусом. Олег заказал то же самое и бутылку вина. Официант всё записал и ушёл.
– Уверен, паста у них просто обалденная, – сказал Олег Насте, и они улыбнулись.
Свидание проходило хорошо, как и всегда. Они общались на обыденные темы, улыбались, смеялись. Настя рассказала про то, что подружка заразила её идеей записаться на курсы вокала. Олег её поддержал и выразил желание послушать результаты этих курсов. Потом они обсуждали кино, и договорились пойти на новый фильм с Джонни Джексоном в главной роли, который выйдет через неделю.
Когда принесли заказ, они стали поедать пасту, которая действительно оказалась обалденной.
Олег налил в бокалы вино и отставил бутылку.
– Я не люблю пить за что-то, потому что каждый раз это выглядит как оправдание алкоголика: я пью не просто так, а за любовь или за родителей, или за здоровье, что самое смешное. Но в этот раз хочу сделать исключение, – проговорил он и поднял бокал, Настя сделала то же самое и с интересом стала слушать дальше. – Давай выпьем за правду. За правду в наших отношениях, за правду во всём мире. Нет ничего могущественнее правды.
Они стукнули бокалами и немного отпили.
– А как же любовь? – спросила Настя. – Разве она не могущественнее правды?
– То есть, по-твоему, любовь может стать выше правды? Можно лгать во имя любви? Какая же это тогда любовь? Одна неловкая правда в раз уничтожит такую любовь.
– Нет, я не это имела в виду... Хотя... да, именно это я и имела в виду. Ты прав, ничего нет могущественнее правды, – согласилась она и улыбнулась.
Настя подумала о преступнике и его жене, которая так любит своего мужа, что не выдаёт его властям. Скрывает ото всех правду, лжёт. Даже когда его ловят и сажают в тюрьму, она продолжает его любить. Разве в таком случае правда не проигрывает любви? Пусть странной, возможно, неправильной, но всё же любви. «Но с другой стороны, друг другу-то они не врали. Похоже, над этим можно очень долго размышлять», – подумала Настя и спросила Олега:
– А почему такой тост? Особенно, если не любишь пить за что-то.
– Ну... – он вздохнул, отвёл взгляд и снова посмотрел на Настю. – Я в своей жизни довольно редко сталкивался с ложью. У нас в семье было не принято врать, друзья всегда были со мной искренними. Во всяком случае, я не помню, чтобы они врали. Я думал, что в моей жизни практически нет лжи. Что всё, что я вижу, слышу, знаю, так и есть на самом деле. Но, знаешь... оказалось всё наоборот. Она повсюду. Ложь окружает меня, тебя, того парня. Каждого из нас.
Настя нахмурилась.
– Ты никогда не задумывалась, что всё, что мы видим, может оказаться совершенно другим? Что всё, что нас окружает – это иллюзия. Обман.
– Я не очень понимаю, что ты имеешь в виду.
– Знаешь случай, когда у женщины в глазах произошёл сбой, и она стала видеть демонов? История старше нас, но знаменитая.
– Да, знаю.
– Этот случай говорит о том, что картинку в наших глазах можно как-то подкорректировать. Если произошёл сбой случайно, то его можно сделать нарочно.
– Наверное... я об этом никогда не задумывалась. Но кому это может быть нужно?
– Например, властям. Верхушке, которая хочет скрыть от нас действительность.
– Не знаю, мою картинку никто не корректировал. Я вижу то, что вижу.
– Ты видишь то, что видишь с двух лет. А что было до этого, ты не помнишь. Никто не помнит. Что, если нам меняют глаза для того, чтобы мы видели то, что нужно им, а не то, что есть на самом деле?
– Похоже на какую-то теорию заговора с конспирологического сайта.
– Может быть. Но давай представим, что так оно и есть, что нам корректируют картинку. Представим, что глаза без лицензии показывают настоящий мир. И что у меня, например, есть такие глаза. Без лицензии, без правок, без лжи.
– Олег, я не трусиха, но ты меня пугаешь.
– Мой друг занимается бракованными частями. И ему однажды попались глаза с браком, которые показывали не такой мир, какой он привык видеть. Он покопался в начинке и обнаружил, что у них нет лицензии ГКС, а в системе отсутствовала скрытая программа, которая есть во всех глазах. После долгих попыток, по его словам, ему удалось отключить её в своих глазах, и они стали показывать то же самое, что и бракованные. Он быстро всё вернул назад. После этого он задокументировал «какой-то сбой» и обратился в сервисный центр. Это нужно было для того, чтобы никто не решил, что он специально делает какие-то махинации.
Грудь Насти стала вздыматься чаще.
– Когда ему сказали, что с его глазами теперь всё нормально, он принялся за бракованные. Он хакер со стажем, и сделал невероятное. Он скопировал ту программу из своих глаз и вставил её в бракованные, а потом вшил пиратскую лицензию. Станция частей не видит подмены. Он проверял неоднократно. Но при этом глаза показывают реальный мир.
– Ты мне сюжет какого-то фильма рассказываешь? Или книги? Если бы это было так просто, то почему раньше до этого никто не додумался?
– Это было нелегко. Он сказал, что потратил на это больше двух лет. К тому же произошла ошибка. Возможно, единственная, которую совершало государство. Ему помогла случайность.
– Олег, ты мне лапшу на уши вешаешь? Ради забавы пугаешь?
– Нет, Настя, это правда. Я надевал эти глаза и... это нельзя объяснить, нужно увидеть.
Олег достал из кармана чёрный пакетик, размером с четыре спичечных коробка.
Настю пробрал страх. Она вспомнила о преступнике и его любящей жене.
– Держи, – сказал он и протянул ей пакетик, – в туалете есть станция. Только хочу предупредить, увиденное тебя может шокировать.
Настя с выпученными и слезящимися глазами мотала головой. В мыслях звенело: «Его казнят, а меня посадят на всю жизнь как соучастницу».
– Возьми, прошу. Я хочу, чтобы ты увидела реальный мир.
– Это незаконно.
– Что незаконно? Правда? Верно, правда вне закона. Но как можно подчиняться закону, который запрещает правду? Я же не зову тебя на революцию. Пока что.
– Нет, нет, – шёпотом произносила Настя и мотала головой, – нет, нельзя носить нелицензионные глаза.
– Я не прошу тебя носить их постоянно. Я прошу надеть их всего раз, глянуть в окно, увидеть то, что от нас скрывают, и сразу же снять. А потом мы поговорим об этом.
Настя долго ничего не отвечала. По её щеке, которую она купила по скидке прошлым летом, прокатилась слеза. Она вытерла её тыльной стороной кисти и спросила:
– Что я увижу?
– Правду.
Настя взяла пакетик, положила руку с ним на стол, а другой прикрыла. Она долго разглядывала стол, покусывая нижнюю губу, после чего встала и ушла в дамскую комнату.
Настя зашла в просторное светлое помещение. По правую сторону над раковинами из белого искусственного камня висели зеркала. Перед одним стояла шатенка в чёрном платье и мыла руки. Слева расположились туалетные кабинки. А чуть дальше стояли две кабинки, в которых можно было менять части лица.
Настя зашла в такую и закрылась. Она оглядела тёмно-серые стенки и глубоко вздохнула. Её сердце колотилось. Она уставилась на станцию и почувствовала, как подрагивают холодные мокрые пальцы.
Настя простояла так с минуту, после чего подошла к станции. Она хотела нажать на кнопку активации, но в первый раз промахнулась из-за трясущейся руки. Со второго раза попала по кнопке, и станция включилась. Она выбрала на сенсорном табло «глаза», и из прибора вида равнобедренной трапеции выехал сканер. Настя нагнулась и почувствовала лёгкую тошноту. Зелёный лазер просканировал её глаза и уехал обратно. Через пару секунд на табло появилась надпись: «Синхронизация произведена». Теперь можно было отключать глаза. Настя нажала на красную кнопку и после плавной расфокусировки ослепла. Она сняла глаза, достала из пакетика нелицензионные глаза и вставила их в глазницы. А свои убрала в пакетик. На ощупь она нашла прибор и нажала на сенсорное табло. Глаза включились, но долго не могли сфокусироваться. Она видела всё так, как люди раньше видели со зрением минус четыре.
Картинка стала чёткой только через две минуты. Настя огляделась. Её окружали всё те же серые стенки, только теперь на них красовались пятна, разводы и надписи. Белые канавки между кафелем на полу почернели, а в одном месте поросли плесенью. «Что за бред?» – подумала Настя и вышла из кабинки.
Белый свет превратился в жёлтый, на когда-то чистых стенах появилась грязь, а у потолка сидел таракан. Девушка в джинсах и кожаной курточке мыла руки желтоватой водой из-под крана, который покрыла ржавчина.
Настя стояла посреди дамской комнаты и с недоумением разглядывала каждый угол.
– С вами всё в порядке? – спросила девушка.
Настя не услышала вопроса.
– Эй, девушка, всё хорошо?
– А? – опомнилась Настя. – Да-да, всё нормально. Просто глаза новые купила. С синим оттенком. Немного непривычно. Ну, ничего, скоро привыкну.
Девушка улыбнулась и понимающе кивнула. Она оторвала салфетку, протёрла руки и вышла.
Настя подумала, что привыкнет к этому не скоро. Если вообще посчитает, что к этому нужно привыкать.
Она вышла в зал, который на первый взгляд никак не изменился. Только подойдя к столику, она обнаружила, что кожаные диваны были с дырками, тарелки им принесли со сколами, а официанты ходили в помятой форме.
Она упала на диван и уставилась на Олега.
– Как тебе реальный мир? Чувствуешь себя Алисой? Или, может, Нео?
– Эти глаза бракованные, – без эмоций ответила Настя.
– Они бракованы тем, что работают исправно. То есть, правильно. Так, как и должны работать все остальные глаза.
– Нет, – прошептала Настя, – нет, этого не может быть, просто не может.
– Я понимаю. Это было ожидаемо. Трудно поверить в правду, когда растёшь во лжи. А именно во лжи нас и вырастили. Я тоже сначала не поверил. Подумал, что это за хрень? Что мне подсунули? Этого не может быть. Осознание пришло позже. Через несколько дней. – Он остановился, вздохнул и продолжил: – Они ложь сделали правдой, Настя. Поэтому так сложно поверить в действительность. Поэтому у тебя сейчас шок.
Настя тихонько мотала головой из стороны в сторону.
– Оставь эти глаза себе. Пройдись по улицам, посмотри на мир, который от нас скрывают. Я хочу, чтобы ты знала правду.
– Я не могу. Это незаконно, – бормотала Настя, не смотря на Олега.
– Да, это незаконно, но такова цена правды. Всё, Настя, давай расходиться. Встретимся завтра у фонтана в сквере. Который рядом с твоим домом. Хорошо? – он поднялся и взял Настю за локоть. – Всё, давай, поднимайся.
Настя встала, посмотрела в глаза Олегу.
– Осознание скоро придёт, – сказал он.
Олег помог надеть Насте курточку, и они вышли на улицу. Яркое солнце скрылось, оставив романтический шлейф сумерек. Они попрощались. Олег сказал, что всё будет хорошо, и они двинулись в разные стороны.
Всю дорогу Настя смотрела в ноги и вряд ли что-то могла разглядеть. Перед глазами стояли грязные стены туалета и ржавые краны. Она чувствовала себя преступницей. Она не сводила глаз с асфальтированной тропинки и видела, что с ней было что-то не так, но что именно понять не могла. Тысячи бессвязных мыслей копошились в её голове, как рой мошек. Её ноги подкашивались. Если бы она наткнулась на полицейских, те бы её остановили, не раздумывая. Но ей повезло.
Не чувствуя времени и находясь в какой-то прострации, Настя добралась до дома. Она даже не заметила, как зашла в квартиру, сняла одежду и рухнула в постель, тут же уснув.
Ей приснилось, как она зашла в грязный туалет. Там стояли полицейские. Трое мужчин в форме подошли к девушке и начали её допрашивать, а она говорила, что не при чём, что не хотела, что её подставили. Полицейские стали надевать на неё наручники, и она заплакала. Когда её уводили из туалета, она заметила Олега, стоявшего в углу и наблюдавшего за процессом. «Всё будет хорошо. Такова цена правды», – проговорил он.
Настя проснулась позднее обычного: в девять тридцать две. Она повернулась на бок и оглядела комнату, которая никак не изменилась. «Я преступница», – проговорила она в голове и почувствовала, как досада перемешалась со страхом. Отвратительная смесь, словно кислое молоко смешалось с соком жгучего перца. Ей захотелось плакать, но она сдержалась.
Настя встала, заправила кровать и посмотрела в окно. Ещё вчера за ним стоял аккуратный ухоженный жилой дом. Теперь она видела поблёкшую многоквартирную хибару с отваливающейся краской и ржавыми подтёками на канавке, по которой должна стекать вода во время дождя.
Настя отвернулась, нахмурившись, помотала головой и пошла в душ. Вся её сантехника тоже покрылась ржавчиной. Не такой сильной как в туалете ресторана, но всё же. «Фу, откуда?» – удивилась она, но потом решила, что этой ржавчины нет. На ней бракованные глаза, которые искажали реальность.
Стоя под водой, она много размышляла и пыталась поймать то осознание, о котором вчера говорил Олег. Но ничего не получалось.
Настя вышла из душа и включила телевизор. Она не собиралась его смотреть, просто хотела фон, под который было бы не скучно заниматься делами, но её внимание привлёк мужчина, сидящий за столом с государственным гербом. На табличке перед этим мужчиной было написано имя президента, но он совсем не походил на президента. У того было красивое лицо с ровным носом и нормальными губами. Президент всегда обладал хорошей фигурой, открытым взглядом и русыми волосами с проседью на висках. Сейчас же с экрана телевизора на неё смотрел располневший, изрядно полысевший мужчина с маленькими хитрыми глазёнками, грушевидным носом и противными тонкими, как два червя, губами.
«Несусветная чушь», – прокомментировала Настя.
Она не хотела выходить на улицу. Боялась того, что могла увидеть. Боялась, что поверит в искажённый мир бракованных глаз.
Но всё же решилась. Настя оделась, вышла, и уже в подъезде её ждали неприятные изменения: как и у соседнего дома, который она разглядывала спросонья, здесь поблёкла краска, а местами стала отваливаться, к периллам отпало всякое желание прикасаться, а пол не мыли уже очень давно. Она закрыла дверь и стала спускаться вниз. По пути замечала, что в лампах, которые включались по вечерам, образовались кладбища насекомых.
Настя вышла на улицу. Улицу, которую отбросило на несколько веков назад: аккуратные магазинчики превратились в забегаловки, за внешним видом которых не следили с момента открытия; вместо стильных серебристых мусорных баков из земли торчали грязные железные ёмкости, которые давно следовало сдать на металлолом; ухоженные кустарники, которые подстригал специальный человек, вдруг стали бесформенными; в ямах на дорогах, которых отродясь не было, образовались лужи; бордюры покосились, некоторые вообще легли набок; тропинки, да и вообще все дороги катастрофически требовали дворника.
«Этого не может быть, – подумала Настя. – Это какой-то бред. Не может всё настолько отличаться. Это просто невозможно».
Она пошла по тропинке вдоль дома, по которой снова катались мальчики на скейтах. Мальчишка, который вчера чуть не упал, снова слетел со скейта в том же месте. Он налетел на дыру в асфальте, которой вчера не было.
– Да это издевательство какое-то! – говорил он. – Каждый раз! В одном и том же месте! Чего ты ржёшь? Нормально я катаюсь. Это там невидимая яма, ясно?
Настя, остановившись в ступоре, смотрела на мальчишек.
– Здравствуйте, – поздоровался старший, – Вам чего?
– Нет-нет, ничего. Катайтесь мальчики, – ответила Настя и пошла дальше. Она свернула за угол. Тротуар (хотя его трудно было называть тротуаром, скорее так: место, по которому ходят люди) с обеих сторон окружала грязь, как природная: из земли, пыли и влаги, так и человеческая: пачки сигарет, пакетики от чипсов, жестяные банки из-под пива.
Настя вышла к дороге. На месте деревьев, которые отделяли автомобили от пешеходов, осталась только земля, словно за ночь выкорчевали все деревья. По левую сторону раньше можно было любоваться замечательным газоном. Настя думала, что газонокосильщики, которые поддерживают его в безупречном виде, работали по ночам, так как сама их никогда не видела. Также она думала и про дворников. Но если верить бракованным глазам, то никакие газонокосильщики не нужны, потому что самого газона просто не существовало. На месте ярко-зелёного покрывала лежала только земля, из которой торчали редкие травинки, выросшие случайно. Здания, которыми восхищалась Настя, которые напоминали ей, в какое прекрасное время она живёт, стали обычными домами, обделённые уходом. Остановки, на которых всегда было приятно стоять и ждать нужный транспорт, превратились в куски железа с облупившейся краской и оплёванными киосками.
Насте, которой впервые было неуютно ходить по улице в солнечный день, находилась в ужасе. Её шокировало увиденное, но верить в это она отказывалась. Она считала, что если бракованные глаза могут показать демонов, то почему бы им не сломаться ещё сильнее и не представить сам ад? Однако капля сомнений у неё всё же оставалась.
Капля превратилась в море, когда она увидела бомжа, лежащего на грязном одеяле около продуктового магазина. Президент всегда, когда его спрашивали, говорил, что бездомных на улице страны просто нет, а бедностью даже не пахнет.
Настя подошла к заросшему мужчине, одетому в грязное тряпьё. Она почувствовала неприятный запах. «Что, ещё и нос бракованный?» – подумала она, и у неё внутри всё сжалось.
– Здравствуйте, – поздоровалась Настя с бомжом и огляделась.
Мужчина кивнул и привстал. Он смотрел на неё, но ничего не говорил.
– А... как вы здесь оказались?
– Я бездомный, деточка. Всю жизнь, что... что себя помню, на улице. У тебя не будет немного денег? Сколько есть. Я не алкоголик, мне не на водку. Можем вместе сходить, только продукты.
Настя сморщила лоб.
– Когда вы сюда пришли?
– Я же сказал, всю жизнь. Всю жизнь.
– Я раньше вас здесь не видела.
– Никто не видит. Спотыкаются, но не видят, – пробурчал он и опустил голову, поправил одеяло. – Мусор в меня кидают, не видят. Все так считают, что меня нет. Что не существую, – снова поднял глаза на Настю. – Но я существую. Я есть. Деточка? Не будет денег? Сколько не жалко. Так если боишься, можешь купить что-нибудь поесть. Очень буду благодарен.
Настя достала кошелёк, ссыпала в руку несколько монеток и протянула их мужчине. Она была уверена, что он всего лишь дефект бракованных глаз, что она внушила себе его неприятный запах и голос, что всё это время разговаривала с пустотой. Она была уверена, этого мужчины никогда не существовало, а монеты упадут на землю.
Бомж сделал ковшик правой ладонью. Настя сбросила туда мелочь и коснулась грубых от грязи пальцев, и, вскрикнув, отскочила. Она закрыла левой рукой рот и уставилась на мужчину огромными глазами.
– Ты что? – спросил он, убрав в карман деньги. – Что такое? Всё хорошо. Спасибо. Спасибо тебе большое. Храни тебя Бог.
Настя убежала домой.
Она поменяла нелицензионные глаза на стандартные и стала бродить по квартире. «Нет, этого не может быть. Просто не может, – она не находила себе места, то облокачивалась на подоконник и смотрела на чистую теперь улицу и красивые современные дома, то садилась на кровать, то в кресло, то нарезала круги по квартире. – Это всё ложь, брак. Дефектные глаза. Это всё было ненастоящим. Не может быть настоящим. Не может... – она села в кресло, локти поставила на колени, а лоб уложила на ладони. – А если даже и может, даже если всё это правда, то что я могу сделать? Что мы можем? Не в наших силах что-то изменить. Мы только откроем рот, нас тут же поймают и убьют. Лучше жить в прекрасном мире, чем умереть в настоящем. Лучше помалкивать. Да. Лучше забыть всё это, как страшный сон. Забыть и продолжать жить. Другого выхода нет».
Настя больше двух часов размышляла о том, что хотела сделать, и всё же решилась. Она взяла телефон и позвонила в полицию.
– Алло. Хочу сообщить о нелицензионных глазах...
Настя пришла к фонтану в назначенное время. Сквер тонул в сумерках, и фонтан красиво переливался подсветкой, которой, вероятно, не было на самом деле. Олег уже стоял там и ждал её. Она подошла к нему. Он поздоровался и хотел поцеловать её, но та не далась. Она кивнула головой куда-то в лес, и оттуда выбежала толпа полицейских. Они скрутили Олега.
– Что ты наделала? Мы же доверяли друг другу! Зачем ты им сказала? Зачем ты это сделала? Я же показал тебе правду!
Настя не сдержала слёз.
После долгого и мучительного допроса в участке, где её расспрашивали об Олеге, о бракованных глазах и о том, что она видела, её отпустили домой. Им незачем было её держать, так как она считала глаза дефектными и не верила в настоящий мир. Так она отвечала.
Настя вернулась домой и пропитала подушку слезами.
Забыть всё это, словно страшный сон, она не смогла. Но и никому об этом не рассказывала. На вопрос подружки, куда делся Олег, она отвечала: он оказался преступником, и его поймала полиция.
Раз в неделю или чуть чаще Настя подходила к продуктовому магазину и протягивала в пустоту некрупную купюру. Она чувствовала прикосновение грубых от грязи пальцев и слышала:
– Храни тебя Бог.
Мой паблик ВКонтакте – https://vk.com/intstories