-Как тебе свадьба показалась?
-Происходило, словно не со мной, разум от тела отделился, устроился над всеми, наблюдал. Судьбу благодарю, не растерять бы дорогое. Талантливый народ, не на подмостках, а стихийно, веселье получилось ярче.
-К подмосткам надо привыкать, стихийно - это же свобода. Небо, не потолок и рамок нет, хозяин ты, твари на радость.
-Тихона Матвеевича по-разному зовут, дед Тихон, Голова, Сват, на днях услышала Тягач.
Елизавета Ивановна кивнула головой.
-Тягач. Уходя, мать благословила.
В восемь лет, отец впервые заразу белую налил. Соседки к дому побежали, Зина, Матвей твой Тишу напоил. Очнулся днем, трясучка в теле, на рвоту тянет, голова шумит. С лежанки не ногами на пол, а брякнулся плашмя всем телом и от испуга завопил.
Вместо объятий, ласковая мама, произнесла суровые слова.
-Нет сына у меня, не смей меня маманей звать, ступай в отцову половину!
Мать не шутила, он сунулся за стол, за ворот ухватила, в отцову комнату толкнула.
-Я дважды повторять не буду, стирайте и готовьте сами, под руку сунешься, побью!
Вечером отцова мать, кашу и хлеба принесла, окно на улицу открыла, заголосила.
-Где видано, чтоб гнать мальца, за сына принялась, зверюга!
Через неделю Тихон заканючил.
-Пусти в сыны, мне голодно, с отцом противно, я буду слушаться тебя.
Мать непреклонною осталась.
- Ты обещал не лазить в огороды, учебу сладить, помогать. Клянешься, слов своих не держишь. Ты, как отец, ешь с рук моих и грубостью кусаешь. Просись на жительство к родне, второго алкаша не надо.
-Просился, не пускают в дом, боятся, потянется за мной отец, перевернет все верх ногами.
-А мать твою калечить можно и в нищете детей держать. Бояться? И я боюсь, вложить в тебя труды и силу, на старость бойню получать. Дочурок надо подымать, дай Бог, чтоб лет на них хватило. Ступай, я не приму тебя.
Чужая бабка приютила. Год спустя, из школы возвращаясь, заметил мать, из хозяйкиного дома выходила и та, ей ласку подарила. Он, как отец, ногою стукнул в дверь, швырнул суму и закричал:
-Не смей пускать я не желаю, увижу раз, кулак получишь!
Что было дальше, страшно вспомнить. Всегда спокойная бабуля пошарила в углу у печки, в руки кочергу взяла и повалила его на пол. Он извивался и визжал:
-Мне больно, больно, не имеешь право!
-Вспомнил право, а матери не больно было, когда отец калечил тело? Мне угрожать, в моем дому! Дети поперек меня словами в жизни не бросались. Зачем в суде брехал на мать, что жить папаше не давала? Продался за кулек, Иуда. В роду отцовском только бесы, в нем нет нормальных мужиков!
В окно сума его летела, учебники, мешок с вещами. Два дня в сарае просидел, в понедельник, мешок на спину водрузил, поплелся в школу. Директор школы Татьяна Ивановна Колос с мужем агрономом в поселок по направлению попали, при школе жили. Летом затеяли ремонт и добровольцев приглашали. Тихон подошел, спросил, заплатишь сколько? Директор возмутилась, школа твоя, помочь ей надо. Он, как с девчонкой обошелся.
-Я школу не люблю, в неё хожу, когда хочу, она не кормит и не поит, нужна тебе, вот и паши.
Татьяна к мужу, реву было. Мать нашла, с соседями поговорила, ответ един, не вмешивайся, зуб сломаешь, мы сами справимся с бедой. Участковый с секретаршей учтиво приняли, терпения хватило слушать. На все претензии ответ.
-В интернат сдать не могу, в колонию отправить не с чем. Не бедокурит и не вор, что он с вами, как на равных и мнение на все свое, так то, в характере его. Отец отсиживает срок, а мать душевная трудяга, насчет детей, счет в её пользу, две дочки учатся отлично, и младшая, как ангелок. Сегодня, Тишка не тревожит, до армии угроз не будет, а после, отцовским нравом прорастет волнения и нам доставит. Мужиков в роду его, тюрьма и драки в гроб вгоняют.
Накаркали! Председателю Пос совета с утра известие пришло, Матвей бурдою отравился, тыкву травою начинил, прокисло, пил, чтоб голову дурило. Людей пришлите и машину.
Уборочная, машины на счету и руки каждые в учете. Самим в тюрьму за телом ехать или послать жену и Тишку? Триста верст в один конец, в страду с горючим напряженка. Второй звонок в милицию пришел, жара, держать покойника не можем, в обратный путь заполним бак, консервы за помин души.
Мать с Тишей выехали ночью, к утру поспели, сразу на кладбище свезли. Народ собрался, всё больше старики и дети, дружки, что раньше пили с ним. Рядом с ямой простынка белая, на ней еда, стаканы и посуда. Родня Матвея причитает, хороший, славный был мужик, жена свела его в могилу и дочки старшие во всем поддерживали мать.
Бутыль с первичным самогоном в руках у Тиши, поднял её над головой, с силой швырнул в крышку гроба. Затихли все, а он кричал.
-Зачем так жить и помирать? Не смейте мать мою позорить, домой иди, пусть сами воют, несправедливые они. И нечего меня жалеть, я малый был, не приютили, набрался сил, зовут к себе, не просто так, работник нужен.
Замолк, за мамкой в след пошел, остановился, грозя кому-то кулаками, ругнулся.
-Б…дь буду, если раз напьюсь! Я у учительницы был, у неё белы половицы, на стенах коврик, из казана чаи не пьют. Я отказался спать в постели, проснулся утром, на белой простыне лежу. Не хуже мы, совсем не хуже.
Мать приняла его, не на своей, в отцовой половине. Порядок наводил он сам. Серой и керосином травил мокриц и тараканов. Сам угорел от этой дряни, шатаясь вышел на крыльцо, успел сказать, не пьяный я и грохнулся с крыльца на землю.
Сбегал с уроков, не для гулек, в дома стучался, руки предлагал, что подадите то и ладно. Случались деньги, он покупал конфет, медовый пряник, сестренку младшую учил.
-Держи в руках и походи, чтоб видели, не хуже их.
С лета до стойких холодов работал на чужих участках и подрабатывал на ферме. Заботу матери не принял, жил обособлено в отцовской половине. На трояки закончил восемь классов и подался по свету шастать. За год до армии приехал, в руках два веских чемодана богатого добра, две пары брюк и два костюма, рубахи, галстуки, белье. Сестренке Дашеньке в подарок платья, форму к школе, рубашки, трусики, отрезы. Матери и старшим сестрам даже конфетку не поднес.
Морфлот. Два года не было известий. На третий год короткое письмо. Просил продать все его вещи, деньги на Дашеньку потратить. Мать упрекнул за то, что не любила, из дома выгнала, сестер, что в спайке были с ней.
Ответ от матери, Тихон Матвеевич хранит в шкатулке. Каждый год в рождение и в день ухода, он достает письмо, слезу пускает, вслух читает.
"Упреки сыновы напрасны, своих детей родишь, поймешь. Любила и очень даже сильно. Женщину, которая держала, я упросила мне помочь. От крох своих ей отдавала долю, одежду покупала, кто станет просто так кормить. Другого способа не знала, как от хворобы излечить. Разлуку тяжко одолела, ночами выла от печали и умывалась, да не солеными, кровавыми слезами. Когда носила вас в утробе, твердила каждый день, с моих детей начнется правка рода. Во снах, мы рядышком всегда. Твоя заботливая мама".
Перед уходом, собралась силами, итог всей жизни подвела.
-Чем наградить, какие поднести слова, чтоб вас до смерти согревали. В глубинке нашей, где росла, непьющих называли Тягачами, покуда есть они, неистребим народ и вера, и злоба держится в узде. Я тоже Тягачом была и вытянула вас из нищеты и обучила, уберегла от пьяной грязи. Одной без мужа тяжко было, а с ним страшнее в сотню раз. Родня корила и соседи, за то, что мужа посадила, а то, что кости перебиты и детство срамное у вас, их почему-то не смущало. Я защищала, как могла, свое достоинство и ваше, уберегла, уберегла, не сомневаюсь, ты - Тягач и дочки тоже Тягачи. Что попрошу, не вздумай нарушать, с отцом твоим я не хочу лежать, разум простил, а тело болью вспоминает. В соседнем поселении пустырь расширили, три улицы по новой начинают. Устройтесь там, за место старое руками не держитесь. Отцовский холмик в чистоте держите, вы продолжатели его.Меня в края родимые свезите к отцу и маменьке любимым, меж ними есть свободная земелька. Истосковалась я по ним.