В том давнем 1973 году зима пришла рано - в нашем ракетном дивизионе уже в начале декабря стояли двадцатиградусные морозы. Всему личному составу было приказано завязать уши шапок под подбородками, поднять воротники шинелей и надеть трёхпалые рукавицы. Утренняя зарядка на плацу была отменена, вместо неё солдаты повзводно маршировали туда-сюда на тесном пятачке, выдыхая клубы пара. Добрался холод и до часового: в длиннополом тулупе с высоким мохнатым воротником, с автоматом на плече, он ходил вокруг продсклада, приплясывая и притоптывая огромными валенками. Тугой, промёрзший воздух настолько приближал звуки, что реактивный самолёт, пролетая над нами, издавал такой рёв, что, казалось, всё небо трещало по швам, а железная дорога, пролегающая в пяти километрах от дивизиона, грохотала так, будто составы ходили прямо по нашему плацу.
Как раз возле плаца и находился тот злополучный солдатский туалет, заставивший прапорщика Савчука пережить самые волнующие минуты в своей жизни. В морозное время в сортире стали происходить обычные для севера и непривычные для юга, странные вещи... Нужно пояснить, что армейский клозет был устроен почти так же гениально-просто, как автомат Калашникова или танк Т-34. Он представлял собой обширную комнату с оштукатуренными стенами, бетонным полом и небольшими окнами под потолком, ввиду тёплого украинского климата, не имеющими стёкол. Разумеется, помещение не отапливалось. Возле одной из стен располагалась приподнятая площадка, типа сцены или подиума. Вместо неудобных, громоздких унитазов, применяемых на гражданке, армейский "подиум" имел в своём полу ровный ряд круглых отверстий, ("очков"), без капризных систем водяного слива, могущих в любое время засориться и дать осечку. Никаких гражданско-мещанских перегородок, а тем более кабинок не предусматривалось - это было большим плюсом, так как ракетчики, свободно расположившись над отверстиями, могли легко общаться с соседями, а также вести коллективную беседу, вплоть до комсомольского собрания. Жестяной жолоб вдоль другой стены играл роль писсуара, а в неглубокой нише возле двери можно было увидеть умывальник без раковины, с одним ржавым краном, который за ненадобностью не работал никогда. Никаких других излишеств в туалете не было. Ещё скажу, что наш нужник был рассчитан на пять сидячих мест и шесть-семь стоячих...
С наступлением сильных холодов солдаты заметили, что со дна бункера, под каждым очком стали намерзать и подниматься вверх вертикальные столбы... Они росли как грибы и за неделю их макушки высунулись из очков как ракеты из шахт и стали доставлять серьёзные неудобства военнослужащим. Солдаты тут же прозвали их "памятниками", а старослужащие, посмеиваясь, говорили салагам, что скоро кого-нибудь "бросят на амбразуры"... Молодой прапорщик Савчук, увидав памятники впервые, запаниковал и доложил замполиту, капитану Васенде. Опытный Васенда понял в чём дело, но, хоть, и был он острослов и весельчак, всё же, слово "памятник" не употреблял. Памятник в уме капитана стойко ассоциировался с образом вождя, а представить Ленинскую голову в кепке, торчащую из очка в сортире, замполит, как коммунист, не имел никакого права. Поэтому он нашёл туалетным башням нейтральное и красивое название "сталактиты".
Самыми везучими в дивизионе оказались недавно призванные рядовые Толик Маслов и Саня Карташов: когда, наевшись пряников и напившись яблочного соку, они довольные выходили из чайной, то первыми попались на глаза Савчуку. Солдатам были выданы лом, лопата и приказ "рубить сталактиты ломом, а лопатой равномерно распределять отколовшиеся фрагменты по всему объёму бункера". В общем-то, без особого энтузиазма друзья проделали хоть и недальний, но безрадостный путь из тёплой чайной в ледяной нужник. Войдя внутрь, солдатики достали сигареты, закурили.
- Это не сталактиты, а сталагмиты - равнодушно, но со знанием дела определил Маслов, - сталактиты сверху растут.
- Где?.. - Карташов посмотрел на потолок.
- В пещерах. Сталактиты сверху, сталагмиты снизу - красиво!
Карташов промолчал: особой красоты в сталагмитах он не находил.
Маслов подошёл к центральному очку, внимательно осмотрел со всех сторон верхушку памятника, сделал последнюю затяжку, бросил окурок в очко, выдохнув дым , сказал:
- Я сам его возьму... Лом!
Саня Карташов, охотно принявший на себя роль ассистента, подал Маслову тяжёлый железный инструмент. Ракетчик туже натянул трёхпалые перчатки, взял лом, прицелился и и осторожно долбанул по сталагмиту сбоку, пониже верхушки. Памятник даже не дрогнул... Только удар гулко отразился в пустом помещении... Солдат удивлённо хмыкнул, крепче сжал лом руками, изготовился и, широко размахнувшись, изо всей силы шарахнул по твёрдолобому сталагмиту. Сортир загудел как орган, из-под металла во все стороны искрами брызнули золотистые льдинки, градом обсыпали шапки и шинели слдат, дробинками пробежались по лицам.
- Ну, ты даёшь, блин, предупреждать надо! - Проскрипел зубами Саня, растирая кулаком глаза.
- Чё-то, я не понял, железобетон какой-то, - оправдывался Маслов, - у нас в деревне мягче...
- Последующие удары, во время которых Карташов прятался в углу, закрывая рукавом лицо, а Толик, увлечённый работой, не замечал разлетающейся веером ледяной шрапнели, а только щурил глаза, также не дали серьёзного результата: от монолита удалось отбить лишь небольшой фрагмент, размером с эскимо.
Когда Маслов прекратил долбить и немного отдышался, Саня спросил:
- А если кипятком обдать?
Напарник на секунду задумался.
- Можно попробовать. Оно оттает и само осядет вниз. Молодец, Саня!
- Дык... Солдатская смекалка! А кипяток в столовой возьмём!
Через пятнадцать минут находчивые друзья принесли в гальюн четыре ведра крутого кипятка и стали медленно лить его на центральный памятник. На третьем ведре видимость в сортире стала нулевой... Чтобы немного развеять туман, Саня раскрыл дверь и подпёр её кирпичом. Внутри бункера шипело и клокотало, из очков били гейзеры, и , казалось, что под нужником проснулся вулкан и сейчас выплеснет из всех пяти кратеров свою лаву... Но, как можно догадаться, самым ошеломляющим эффектом от применения кипятка был не пар... Дикая вонь мгновенно заполнила помещение. Она залезала в нос, ела глаза, не давала дышать, она неслась за солдатами, когда они, кашляя и задыхаясь, наперегонки ломанулись из сортира. Сквозь открытые окна и дверь вонь вырвалась наружу и хлынула на ракетный дивизион...
В это время наш командир подполковник Крутиков сидел в офицерской столовой и ел борщ со сметаной. Неожиданно, ноздри его затрепетали: к запаху борща стал примешиваться другой, своеобразный, знакомый запах, становясь всё сильнее и сильнее. "Гептил..." - мгновенно пронеслась тревожная догадка в голове командира: "Утечка топлива... Чепе!!!" А надо сказать, что ракетное топливо тоже имеет очень резкий запах. Поэтому подполковник, не одеваясь, выбежал на крыльцо столовой, втянул всем носом воздух, поперхнулся, сморщился... Он понял, что это не топливо, хотя по своей мощи запах не уступал гептилу.
От сердца отлегло, но о продолжении обеда не могло быть и речи - Крутиков оделся и быстро направился к эпицентру вони, лицо он прикрывал носовым платком. Навстречу офицеру попалось отделение связистов, воины шли в столовую в противогазах. "Как же они есть будут?" - подумал командир вытирая слезящиеся глаза платком.
Когда он вошёл в нужник, там, уже, едва различимые в тумане, стояли две фигуры: капитан и прапорщик, тоже в противогазах.
- Это что такое?!! - Сходу, не взирая ни на какие ядовитые испарения и не разбирая кто перед ним, подполковник набросился на Васенду и Савчука, - это были они, так как первыми, в прямом смысле, почуяли неладное. А наш командир, хоть и был невысок ростом и не широк в плечах, но, как часто при этом бывает, обладал сильным голосом.
- По гарнизону не пройти!!! В столовой дышать нечем!!! Люди пищу принимать могут, на боевое дежурство голодными пойдут?!! - гневный бас Крутикова в гулком сортире, среди облаков пара был подобен раскатам грома. - Это диверсия!!! Вы подрываете боеготовность воинской части!!! Под арест!!! В трибунал!!!
Замполит и прапорщик стояли навытяжку и невнятно бубнили в противогазы...
Подполковник хотел ещё что-то крикнуть, но, вдруг, махнул рукой, согнулся и ракетой вылетел из сортира.
Савчук и Васенда тоже вышли. Командир быстро удалялся в сторону штаба. Они видели, как нуждающиеся солдаты протоптали в снегу дорожку и в противогазах гуськом продвигались к дальней уборной. Она находилась за стадионом. Но там было только одно очко -- собралась толпа, возникла давка. Солдаты стали разбредаться по кустам... Васенда оттянул противогаз и спокойно сказал прапорщику:
- Ты всё понял? К вечеру не устранишь чепе - снимешь погоны.
Вот здесь, возле солдатского клозета, прапорщик Савчук, в будущем прекрасный командир, почувствовал сквозь ледяной противогаз, что запахло нелепым окончанием его только что начавшейся военной карьеры...
Мозг его заработал в аварийном режиме. И выдал несколько правильных решений: сначала Савчук приказал разыскать и привести двух идиотов Маслова и Карташова. Потом, грозя гауптвахтой, заставил их взять брошенные в туалете вёдра и снова принести воды, только холодной. Затем, они облили сталактиты этой водой, которые тут же в силу ещё более окрепшего к вечеру мороза, покрылись ледяной коркой. Молекулы, разгорячённые, было, паром, теперь замёрзли, потеряли свою активность и перестали летать по дивизиону. Страшная вонь ослабла и скоро совсем прекратилась. Совчук повеселел, на следующий день под его руководством Саня и Толик при помощи бревна всё же повалили памятники... Об устранении чепе было доложено Крутикову - тот успокоился. Потом пришла бурная украинская весна, из ворот части пару раз выехала автоцистерна с кишкой, гальюн был до блеска вымыт дневальными и обработан хлоркой. Наступило прекрасное южное лето с совсем другими запахами. Но и летом случались необычайные истории... А как же без них - это же армия.