Не знаю, как другие люди, а я лично очень люблю свой город. Кто-то залезает в машины и автобусы, а я же обычно хожу пешком. Земля под моими сапожками неровная: то пожухлая за зиму трава, то раскрошенный асфальт, то серые плитки. Деревья ещё не выпустили пёрышки молодой листвы, небо сыплет сверху дождём и мелким снегом. Но мне всё природное доставляет радость, так уж устроено моё сознание.
Я иду по кварталу Несчастных Трудяжек. Здесь много пластикового мусора, но попадаются и очищенные участки, засаженные колючим кустарником. Дома в квартале Несчастных Трудяжек быстро съедаются коррозией, потому что несчастье по своей природе разрушительно. Несчастные трудяжки занимаются одновременно и разрушением и созиданием, такая уж у них доля. Я не испытываю к ним никаких особых эмоций и не хочу красоваться перед ними. Ведь я сама живу в квартале Счастливых Бездельников.
В моём квартале всюду чистота и порядок. Ворота радуют глаз золотом и бронзой. Трудяжкам сюда вход воспрещён. Обычно счастливые бездельники из соображений безопасности не ходят по грязным кварталом. Мне же всё нипочём. Хотя, есть во мне определённый страх. Чтобы несчастные трудяжки не заразили меня своим несчастьем, я маскируюсь. Надеваю невнятную по форме и цвету одежду, накидываю что-нибудь серое и клетчатое сверху, превращаясь в обычное серое облако ходячего несчастного сознания. Только вот от ярко-красных сапожек не могу отказаться.
Глядя на окружающую меня серость и рабскую безысходность трудяжек, я ощущаю себя неприлично счастливой супербездельницей.
Обычно я стараюсь пересечь этот неприятный квартал на максимальной скорости.
Далее на моём пути вырастает квартал Усердных Подмастерьев.
Здесь практически нет домов. Вернее, они спрятаны за производственной базой и торговыми площадями.. Кругом заводы и фабрики. Подмастерья что-то пилят, строгают, строят новые микрорайоны, дома, школы, торговые центры и вечно заняты делом. В их глазах горят огоньки азарта и жажды денег. Этот квартал я пересекаю тоже на приличной скорости.
Мой путь лежит дальше в Город Мастеров. Он отгорожен от всего квартального пространства воображаемыми воротами. Я не всегда могу их пройти. Но сегодня у меня прекрасное настроение и ворота не могут чинить мне препятствий. Пропуск в Город Мастеров одновременно сложен и прост – это радость. Фальшивые улыбки тут не прокатят. Радость должна идти из сердца.
Этот город очень красив. Дома здесь спрятаны в хвойной вечнозелёности деревьев, улицы широки и вымощены мозаичной плиткой. Здесь нет ни машин, ни водопроводов, ни электрических сетей, вообще, никаких труб и проводов. Я не заходила в дома, меня туда никто не приглашал. Но я могу догадываться, что там нечто особенное. В каждом доме своё маленькое солнце и родник с водой, так мне видится…
Мастера всегда что-то мастерят, но я не вижу цехов, они словно спрятаны от меня.
Я иду по улице и вижу художника, который смотрит на меня с неподдельным интересом.
- Я хочу нарисовать Вас, - говорит он мне.
- Рисуйте.
- Мне нужна домашняя обстановка. У Вас есть дом?
- Конечно. Но не здесь, а за городом, в квартале счастливых бездельников.
- Мы сможем пройти к Вам?
- А у Вас нет дома?
- Есть. Но мне как мастеру интересны новые фоны.
Художник отчаянно красив. У него бархатистый голос, такой же бархатистый как и его пиджак винного цвета. Тёмные вьющиеся волосы, карие глаза, широкие плечи и высокий рост – ну, просто классика жанра.
Мы выходим с ним из Города Мастеров и идём с ним ко мне домой. Издали квартал Счастливых Бездельников похож на блестящую кучу геометрического хлама.
Художник с интересом рассматривает золотые и бронзовые ворота. Все эти заборные ограждения, машины, сверкающие лакированными боками, людей, на лице которых застыло выражение собственной значимости.
Ворота автоматически открываются. Мы проходим двор, закрытый высоким забором. Я гремлю многочисленными ключами, открывая тяжёлую железную дверь. В доме темно. Отдёргиваю шторы с окон, закрытых коваными решётками, включаю свет. Художник снимает ботинки, надевает фланелевые гостевые тапочки.
Я смахиваю вездесущую пыль со стола.
-Будешь чай?
- Буду.
Я разливаю чай, вытаскиваю из недр холодильника торт, украшенный взбитыми сливками и ягодами, он же раскладывает свой мольберт.
- Хотел бы ты жить здесь? – спрашиваю я его. – В моём доме пять спален.
- Зачем так много?
- Для гостей.
- А что так много бывает гостей?
- Бывает. Периодически их выгоняю.
Я съедаю вишенку с торта.
- Да, у тебя здесь прикольно. А если бы я писал портрет несколько дней, мог бы я пожить у тебя?
- Живи, - равнодушно отвечаю я.
- Я, пожалуй, начну работу.
- Как мне тебе позировать?
- Одень любой наряд, какой тебе нравится.
Я укутываюсь до середины бедра в синий шёлк и на ноги надеваю серебристые сапоги, уходящие ажуром выше колена.
Он расправляет свой холст и начинает работу в большой комнате. Я присаживаюсь в кресло, стараясь не сутулить спину. Через полчаса я понимаю, что мне наскучило сидеть.
- Ты можешь отдохнуть, а я тут сам закончу.
- Хорошо, - отвечаю я.
Синий шёлк приятно холодит кожу, серебристые сапоги идеально подчёркивают красоту моих ног. Но я с предсказуемой досадой замечаю на них маленькие потёртости с облупившейся краской.
Странно, что несчастные трудяжки называют нас счастливыми бездельниками. Не думаю, что я слишком счастлива. У меня много красивых вещей, но они частенько раздражают меня. Да и мой дом мог бы быть выше и лучше, как тот соседний за золотыми воротами. Пчему-то мне слышится оттуда стук метронома.
Я выхожу на улицу, за пределы своего огороженного двора и вижу, что ворота золотого дома открыты. Из них выезжает катафалк.
-Хозяин ушёл от нас, хозяина нет, - плачут чёрные тени людей.
Я подхожу поближе к золотым воротам, чтобы со злорадством насладиться зрелищем осыпавшейся позолоты. Трудно признаться самой себе, что я завидую тому, кто богаче меня. Гораздо легче увидеть чужую зависть, чем свою. А ведь мне очень завидуют. Несчастная трудяжка, к примеру, что приходит убирать мой дом, даже не может фальшиво улыбнуться. На её лице вечная гримаса ненависти ко мне.
Я возвращаюсь домой. Солнечные лучи проникают в комнату и освещают художника слишком уж беспристрастно. Я замечаю все неровности на его коже и понимаю, что теряю к нему всякую возможную будущую страсть.
- Ну как? Получилось.
- Нет. Что-то у меня здесь нет вдохновения. Я, пожалуй, пойду.
- Иди, - говорю я ему. – Дорогу найдёшь?
- Найду.
Он уходит. А я достаю упаковку мяса. Разогреваю, обильно посыпав специями. Пытаюсь насладиться привычным вкусом. Но вкус никак не приходит. Я роюсь в упаковках соусов и всяких других пищевых добавок. Ничто не радует ни глаз, ни вкус…Я не привыкла ныть. Когда скука серыми пальцами начинает душить меня за горло, я выхожу за пределы своего дома.
Мир мой устроен односторонне. Я снова иду за энергией в квартал Несчастных Трудяжек. Правда, в преддверии вечера я меняю свои красные сапожки на изумрудные, ну, а сверху как всегда закутываюсь в бесформенный кусок серой бязи.
Несчастные трудяжки возвращаются с работы домой. Все улицы закупорены пробками, местами с авариями. В сумраке пахнет дрожжевыми пирогами, всё тем же мясом, из машин гремит музыка.
Пройдя квартал Несчастных Трудяжек, я выхожу к кварталу Усердных Подмастерьев. Там уже почти все спят после праведных трудов. Окна заводов и фабрик не горят, лишь тихо мерцают внутренности торговых центров, жужжа эскалаторами и лифтами, перевозящими редких посетителей от одной витрины к другой.
Я иду дальше к Городу Мастеров. Ночь окутывает мир мраком, и окна некоторых домов горят свечами или крохотными солнцами. Я чувствую здесь себя чужой, хотя не совсем чужой. Город манит меня как магнит. И я всё пытаюсь, но так и не могу понять, чем таким особенным отличается мастер от подмастерья.
Крохотное солнце похоже на фонарь без столба, который словно бы привязан невидимой нитью к человеку. Человек копошится в круге света, выкладывая камнями углубление в земле. Он поворачивает лицо, чувствуя мой взгляд. Я не вижу деталей его внешности, только сияющие глаза.
- Здесь будет фонтан.
- Зачем?
- Это красиво, да и жару очень приятно.
- Фонтан даст тебе счастье?
- Ты неправильно говоришь. Счастье не может быть дадено, оно может быть только создано.
- Счастье? Я пытаюсь его создать, но оно всегда разрушается.
- Так счастье не в создании, а в создавании. Не в окончании, а в продолжении.
- Не понимаю.
- Не понимаешь? – Улыбается мастер.
Морщинки лучиками отходят от его глаз. Свет крошечного солнца падает на его широкие ладони. Они не идеальны, бугрятся в неровностях, в шероховатостях, в выпуклостях старых мозолей. Но они странным образом завораживают меня, я не могу отвести от них взгляда.
- Жизнь не кончается в творении, она создаётся непрерывно, в этом созидании и живёт счастье. Счастье как жизнь. Оно не может быть мёртвым, законченным, оно живое. И потому в нём всегда тайна нового открытия.
- Красиво говоришь. И ладони у тебя красивые.
Мастер снова улыбается, поднимает ладонь, на неё садится крошечное солнце.
- Хочешь, научу, как его создать?
- Хочу.
- Тогда пойдем встречать рассвет. Там, за деревьями, море.
- Не может быть! Мы живём в сердце континента.
- Мы живём в сердце, - эхом отзывается мастер.
Он делает несколько шагов вперёд, и почему-то мне кажется, что через секунду я потеряю его из вида.
- Подожди! – кричу я ему.
Ключи от своего дома я оставляю под камнем, пытаюсь побежать вслед за ним, спотыкаюсь, падаю, кажется, разбиваю коленки в кровь. Мои изумрудные сапоги в темноте кажутся болотно-зелёными. Скидываю их…
- Не пожалеешь? – Слышу я безмолвный вопрос.
- Остановись мгновенье… Ты – прекрасно!