Негерой
- Вячеслав Иванович, вы посмотрите бабулю из приемника или нам сразу можно ее переодевать? – спросила дежурная медсестра по телефону
- А с чем она, Марина?
- Психиатр пишет органическое бредовое, «потеряшка». Из полиции привезли, квартиру требовала. Терапевт гипертонический криз поставил.
- Переодевайте, я подойду через десять минут.
Третья «потеряшка» за сегодняшнее дежурство. В обиходе так называют тех, кто заблудился на улице, кого не нашли родственники или тех, у кого их попросту нет и они не могут найти дорогу домой.
- На что жалуетесь, Клавдия Петровна? – спросил я у миловидной сухопарой старушки, испещренной морщинами, ничком лежащей на кровати с закрытыми глазами. Не открывая глаз, она ответила:
- Ни на что, доктор.
Осмотрев ее, как терапевт, предложил подписать согласие на лечение.
- Не вижу, я милок, ничего.
- А где зрение потеряли?
- На войне.
- А сколько вам было лет, когда она началась?
- Семь… - ненадолго задумавшись, все также с закрытыми глазами, ответила она, - В школу должна была пойти. Не довелось. Мой папа подпольщиком был. В Красную Армию его не взяли. Ногу потерял, когда матросом служил. А потом и руку парализовало, когда мамка богу душу отдала. Он меня морзянке и научил. Ночами под лучиной все донесения строчила. А днем относила их партизанам, что за деревней прятались. Я его в подкладку от пальто зашивала, а в руках бидончик с молоком. Иду, от страха трясусь, что меня поймают и пытать начнут. Я ведь боль не могу терпеть. Остановит меня, бывало, немец, и улыбаясь, говорит: «Русиш фройлян, молоко…гут-гут!» Молоко выльет себе и опустит. Тогда в деревне все молоко или мясо сдавали им… Как то раз у деревни бой был. Я радовалась, скакала и плакала от счастья. Партизаны засаду устроили. Побили тогда немцев хорошо. Я знала, что это моё донесение помогло… И так все три года прошли, пока нас не освободили…
- А потом?
- После войны стали сведения собирать. Кто, что делал в деревне. К отцу пришли, дескать, надо документы подписать, чтобы награды получить, а он отказался. Сказал, мне, что не ради славы сражался. После войны он еще пять лет протянул и умер, как и мамка от чахотки. Я коров пасла, потом доила, потом замуж вышла, в город переехала, двоих родила. Муж спился, умер. Сын в армии погиб. Работала, где придется. Полы мыла, посуду, нянечкой в саду, лет семь назад к дочери в Москву переехала.
- А в полицию-то зачем пошли?
- Так хотела к Путину попасть. Он ведь всем ветеранам квартиры раздает, а про меня вроде как забыл. Вы же понимаете, доктор, страшно, - до сих пор снится, как я стою перед фашистами, дрожу, как осиновый лист, сердце выпрыгивает из груди, и поджилки трясутся.
- Всё у вас хорошо, Клавдия Петровна. Сейчас дадут вам таблетку от давления. Вам надо пить хорошенько, а то организм обезвоженный совсем.
- Боюсь, я доктор. Как попью, так ночью просыпаюсь по два-три раза. Дочери не нравится, сердится.
- Не бойтесь, пейте. У нас можно.
- Вы не представляете, как страшно. Иду, в подкладке донесение…
- Не представляю… Спокойной ночи вам, добрых снов.