Часть 2
Глава 1 Муж, сосед и жена – одна сатана.
Ну, что ты бедолага зеньки-то вылупил и рот раззявил. Почитай не в музее, а у скромного российского предпринимателя, в его скромной квартире, своими пролетарскими костями, буржуйское кресло мнёшь. Ладно! Тебе, что налить-то – виски, джин, мартини? А лучше хлопни-ка, парень, водки, может, челюсть смажется, рот-то и закроется. Тьфу ты! Что ж ты его, дуралей, так быстро захлопнул. Сунул бы туда хоть дольку ананаса, или в Сибири уж нынче и не закусывают? Ну, вот и славно! Вижу по твоим глупеньким и наивным глазёнкам, что малость ты уже оклемался и хоть ананасов у меня и избыток, рот лучше не открывай, так как сам знаю, что тебя интересует. А посему, не утруждай меня своими дурацкими вопросами, соси-ка вон лучше это заграничное пойло, да слушай. Я всегда знал, что в отличие от птицы-говорун, ты никогда не страдал от избытка ума и сообразительности, вот поэтому-то ты не поверил, тогда моему рассказу, и укатил в свою Сибирь. Чудак! Да пусть меня лучше оставят без сладкого при сахарном диабете, если я когда-нибудь, кому-нибудь, что-нибудь соврал. Молчи несчастный – нос откушу! Так вот! Как ты уже, наверное, догадался, сошлись мы с Катюшей, как два, потрёпанных штормом корабля. Подлатали паруса, подправили мачты и поплыли по океану жизни опять вдвоём. Живём мы, значит, не тужим, дочку растим, сами взрослеем. Старые раздоры по боку, да вот беда – новые на горизонте маячат, и подгребаем мы, значит, к ним всё ближе и ближе. Ведь, что не говори, а вёл я себя, по отношению к Кате, как самая последняя свинья. Да! Да! Не спорь, друг мой. Как свинья! Видел ли ты, когда-нибудь осла, козла, барана, дебила, кретина, балбеса и тупицу в одном лице. Нет! Тогда посмотри в зеркало. Ведь у меня тогда была такая же наглая и слащавая рожа, а поступки и того горше. Подумать только, дурман-травой девку опоил, а теперь взаимности какой-то от неё жду. Быстрее, смекаю, лягушка француза полюбит, чем Катя меня. Короче, система стерпится-слюбится дала осечку. Пошли опять у нас трения – то не то сказал, то не так посмотрел, то не тот костюм одел. Господи! Да на моё тощее тело, какой хочешь костюм одевай, всё едино, как на вешалке болтаться будет. А если ещё и галстук подцепить, то и вовсе, висельником смотреться буду. Короче, смотрю, входит наша жизнь в старое русло – ссоры, раздоры, взаимные упрёки, мелочные пока и небольшие, но, смекаю, большая лавина с маленького камушка начинается. Догадываюсь, чем бы всё это дело кончилось, да сосед от старых безобразий уберёг. После нашего с ним эксперимента стал он в нашей квартире частым гостем. Кате постоянно, об искусстве, об истории, о политике толдычет. Супруга моя, вижу, этому, только рада. Чуть ли не в рот ему смотрит. А он, прощелыга, глазки свои наглые закатит и лопочет: «Вы, Катюша, просто прелесть!» и губищами своими слюнявыми ей в руку – чмок, чмок. Я рядом стою. Кулаки тру. Хоть, думаю, ты и интеллигент, но как-никак, а мужик. Начнёшь, кобелина, с руки и неведомо, чем ещё и закончишь. Тут, смекаю, глаз да глаз нужен. Вот, как-то приходит он к нам, а у нас обстановка, ну чисто, прифронтовая. Катя разведку боем ведёт – меня придирками допекает. Я нехотя молчу, но чувствую, финиш – сейчас шандарахну из крупного калибра, потому как терпения осталось, чуть меньше нуля. Слушаю её, а у самого от злости, аж мозги кипят и до того они у меня упарились, что жизнь без Кати, конфеткой сладкой казаться стала. И, что, думаю, ей надо – и в достатке живём, и хозяйство на мне, и дочка с рук моих не слазит, и люблю их обеих больше жизни. Так, вот, нет! Всё ей мало, как старухе у разбитого корыта. Пришёл, значит, сосед к нам и туда же: - « Здрасьте!» - сказать не успел, как заохал-запричитал: - «Скучно вы живёте! – говорит – По-мещански. Стирает семейная жизнь в вас романтику, авантюризм, тягу к приключениям. Вы, как улитка, тянете на себе свой дом, не смея оставить его ни на секунду!» Во! – думаю – Авантюрист новоявленный. Небось, после того, как Духа вызывали, неделю зубами клацал. Не одну пачку памперсов извёл, пока в себя пришёл. А тепереча, тяга к приключениям проклюнулась! На романтику потянуло! Катя, разумеется, соглашаться сразу с ним стала. Ну и соответственно, я как всегда крайним оказался. Загубленная молодость, скука, закоренелый домострой – вот, небольшой перечень моих скромных заслуг. Когда маленький ручеёк упрёков стал превращаться в мощный поток обвинений, плюнул я на всё это, и от греха подальше, ушмыгал на кухню. Там у меня курица варилась. Почитай, полдня, горемычная, в кастрюле булькала, а ни нож, ни вилка, проткнуть её, ну ни как не хотели, да и не мудрено, ведь покупала её Катя, а ей могли вполне и ворону ощипанную подсунуть. Выудил я пернатую из воды. Положил на тарелку. Эх, думаю, съем, авось полегчает. Куснул раз – одна только радость, что зубы уцелели. Смекаю! Досталось, видно, бедной птице, пожалуй, ещё при сталинских репрессиях, хотя, мыслю, судя по её жёсткости и поджарости, хлебнула бедолага горюшка и при татаро-монгольском иге. А не угостить ли, думаю, соседа, а то больно уж он разговорился с моей женой. Как подумал об этом, так мои уши, как и у тебя, сейчас, сразу кверху задрались. Что, такое! Слышу, в соседней комнате Катя слезами разливается, а сосед, что-то мурлыкает ей в ответ, не то что-то просит, не то успокаивает. Ах ты, прохвост! Обидел! Ну, думаю, сейчас я тебе косметический макияж быстро наведу – глазки подправлю, носик подрумяню, да интеллигентские косточки промассажирую. Сжал я кулачки свои худосочные и чуть ли не с криком « драку заказывали? » в комнату подался. Вижу, стоят « голубки » в обнимочку. Краля моя, соседу об плечо нос вытирает, а он Дон Жуан очкастый, кобелина близорукая, по отечески, так спину ей гладит, и: - « Успокойтесь Катюша! Успокойтесь! » приговаривает. Ну, думаю, сейчас я вас обоих успокою. А тут, как на грех, только что я две книжки домучил – « Гамлет » и « Отелло » называются. Повысил, так сказать, свой культурный уровень. Ну и от увиденного и прочитанного головушка моя бестолковая и совсем набок съехала. Чувствую, развязка близка. Дело за малым. Стою, рассуждаю – в морду, что ли кому-нибудь вцепиться, или на кухню податься, за ножичком. Ух, ты, как глазки-то у тебя засверкали, как лампочки электрические. Сиди, лучше, спокойно « мокрушник » и не отвлекай меня своей иллюминацией. На чём это я ….? Ах да! Так вот! Чтобы тебя вместо сауны на электрическом стуле парили, а не получился из меня ни Гамлет, ни Отелло. С детства душегубства не переношу – пробел в воспитании, видимо. Зато в красноречии ни бог, ни родители меня не обидели, потому что после первых же моих слов у Кати слёзы на глазах в пар превратились, а у соседа лицо сделалось такое, как будто его обещали наградить, а вместо медальки прищепку на нос прицепили. Ты знаешь, конечно, что когда я волнуюсь, голос у меня становиться, чем-то средним, между свистом, визгом и писком. Ну, я и заголосил, аж у самого в ушах зазвенело: - «Ой, люди добрые! Вы, только посмотрите, что здеся твориться! На минуту отлучился, а в доме уже разврат чинят. Сосед-прощелыга жену облапил, дыхнуть, маньяк сексуальный, женщине не даёт. А она, лапушка моя, аж слезами вся изошлась. Ой, держите меня кто-нибудь, сейчас я его жизни лишать начну! » Я бы, конечно, мог в таком стиле всю ночь напролёт соседей в доме развлекать, но сразу смекнул, что не в них дело, а во мне. Соседа, вдруг, будто молнией шандарахнуло. Отскочил он от Кати, да так прытко, что я уж подумал, что он ещё и по стенке, и по потолку пробежится, да и в окошко выпрыгнет. Моих надежд он, правда, не оправдал, но опасения подтвердил сполна. Очки у него от возбуждения запотели, а зубы заклацали так, что я еле-еле вник, о чём он говорит. « Да, как ты об этом, только мог подумать! – забухтел он. - Катюша расплакалась, вдруг, ни с того, ни с чего, а я её успокаивать начал » Я, соответственно, сразу воспрянул духом. Правда, не надолго, потому что женщины и радость и горе измеряют количеством пролитых слёз, а их у Кати оказался изрядный запасец. Она вновь заплакала, да так тихо и жалостливо, что у меня аж сердце защемило. « И, что же это – смекаю – я за гад такой ползучий, змеюка подколодная. И сам не живу, и людям не даю. Ну, нет! – мыслю – Не знаю, как у других, у которых совесть совсем захирела за ненадобностью, а моя, думаю, хоть и на последнем издохе, но жить мне спокойно, всё едино, не даст. Надо с этим делом кончать! » Правду говорят, что у дураков мысли сходятся. Не успел подумать, как сосед, друг сердечный, соли мне на раны подсыпал. « Слава! – заскрипел он – Я, думаю, что будет честно и справедливо, если ты Катюше обо всём, что с нами произошло, расскажешь. Дело это, конечно, личное и решать тебе, но моё мнение, что правду ложью никогда не заменить, и платить по счёту, когда-нибудь, а всё равно придётся! » У меня от его слов, как будто занозу из зада вытащили. Даже дышать легче стало. « А и то! – думаю – Расскажу-ка всё, повинюсь, смою грязь с совести, а там видно будет! » Стою, значит, рассуждаю, с чего начать. Чтобы не в лоб сразу, а огородами, так сказать, в обход - и Кате, чтоб не обидно, и мне не накладно. Сосед, тем временем, туману словесного, такого напустил, что не продохнуть. Катя и плакать, даже, перестала. Сидит зареванная, а по лицу видно, что не въезжает, о чём это он речь ведёт. Слов и намёков много, а за суть, ну никак не уцепиться. Всё-таки приятно учёного человека послушать. Взять, к примеру, меня. Лапоть необразованный, скажу, как отрублю, всем скучно, понятно, не интересно. Ну, никакого намёка на полёт мысли. А этот! Ну, просто, любо дорого послушать. Четверть часа о чём-то толдычет, а о чём, кроме его самого никто и понять-то не может, хоть «репу» свою, чесавши, до плеши отполируй. Ладно! Пора! - думаю. Воздуха в себя побольше набрал, и как в омут холодный плюхнулся. Стал рубить по-простому, по рабоче-крестьянски. Под дурочка косить. Мол, по серости своей, да по незнанию, в дело бесовское встрял, да Катюшу, лапушку мою ненаглядную, и соседа-злодея в него втянул. Что, мол, виноват – прошу понять и простить. Что, только из любопытства и любви, безответной и страстной, пришлось покласть кости свои худосочные на алтарь науки и прогресса. И, что благодарное человечество воздаст нам по заслугам, за жертвы, принесённые ради истины. Короче, навёл тень на плетень. Ты, ведь, знаешь, что мыло мне без надобности, чтобы куда-либо пролезть, да и в роли жертвы я, ну, ни с какого бока, никогда, не смотрелся. Рожей меня, и природа, и родители, наделили наглой, натурой предприимчивой, вот и стал я, как паук, сети свои коварные плести. Сосед – простая душа, как муха навозная, в них, соответственно, и попался. Да и не мудрено. Расчёт простой. Честолюбие дело обыденное - тем паче у учёных. Отдать лавры научного открытия, для них, так же тяжело, как для тебя пивка с похмелья не попить – и тело страдает, и душа скорбит. Вот я на этом-то и сыграл. Поначалу, бодро рассказал, как нашёл свиток и склянку, как влюбился в Катю, как томился и сох по ней. Потом стал мямлить об эксперименте и мямлил до тех пор, пока инициативу не взял в свои руки сосед. Он бодро перевёл локомотив на свой путь и, взвалив непосильный груз с моих хрупких и нежных плеч на свои, повёл уже рассказ так, что выходило, что инициатором всего был якобы он. Ну, а я был, вроде бы, как на подхвате. Это меня вполне устраивало. Не надо мне журавль в небе - мне бы синицу в руки, или на худой конец воробья. Мы академий не кончали. Учёные звания нам без надобности, нам бы, что попроще, что руками потрогать можно. Ладно, смекаю, свисти себе на здоровье, орёл ты наш инкубаторский. В случае чего, чем тебя породил, тем тебя и пришибу. Пёрышки не долго повыщипать. Что ты говоришь? Нет! Это не яйца зелёные. Это фрукт такой тропический – киви называется. Бери. Ешь. Ну, как? Вкусно? Будем, надеется, что, как и у других, хвост у тебя не вырастет! Куда на ковёр плюёшь верблюд безмозглый! Я же пошутил! Но всё равно, приятного аппетита. По-моему смертную казнь легче стерпеть, чем твоё присутствие! Сиди спокойно и слушай! Глянул я на Катю, а она, меня да соседа слушая, и рот от изумления открыла. Господи! Без вины виноватая! Наивная душа! Да и много ли женщине надо – побольше вранья, поменьше правды и будет она тебя слушать, забыв обо всём и про всё. Чем меньше правды в словах, тем больше веры в них. Сидим мы, значит, мило беседуем. Сосед, как дятел о наших похождениях долбит. Катя, рот открывши, то на него, то на меня, изумлённо смотрит – и не поймёшь, верит - не верит. Я, как прилежный ученик, головёнкой своей киваю. Мол, да, я всего лишь несчастная жертва науки. Хоть медальку на грудь цепляй, да учёную степень посмертно присваивай. Долго мне так пришлось бесталковкой качать. Даже шея устала. Наконец сосед закончил свой рассказ. Воцарилась тишина. Сидим мы, значит, молчим. Каждый, что-то своё в мозгах переваривает. И тут прорвало. Хлынули волны недоверия, изумления, охов, ахов, намёков на наши умственные способности, влечению к алкоголю, наркотикам, токсомании, короче, к полной шизофрении. Одно радовало, что теперь и соседу досталось на орехи. Ну, я, как фигура, по Катиному мнению, и так умственно не полноценная, выступал в роли бациллоносителя, от которого маленько и прихворнул наш учёный самородок. Так сказать, подцепил бедолага, по неопытности, от меня, умственный вирус и сбрендил на этой почве. Как тебе это нравится? Ах ты, прощелыга! И ты, туда же. Ну, губошлёп небитый! И как, только крамольные слова у тебя в глотке не застревают? Твой змеиный язык не доведёт тебя до добра. Впрочем, ты повторяешься! Всё это я слышал от Кати и даже в более красочных выражениях. Короче, нам был поставлен ультиматум. Моя милая жёнушка сказала, как отрубила – что сама должна во всём убедиться. Меня будто в склеп холодный положили и свечку в руки вставили. Никогда я ещё так слово «нет» не визжал. Чуть челюсть в крике не вывихнул. Не помогло! Наоборот. К Кате и сосед присоединился. Он, зверюга, уже давно донимал меня этим вопросом. Но я и слушать об этом не хотел. Хватит с меня и тех страстей, какие пережить довелось. До сих пор, как вспомню, так, такое ощущение, как будто дюжина жаб, об спину мою, животики себе греют. Особливо ночью. Как приснится кладбище с котом Мурзиком в портфеле, так просыпаешься мокрым, как головастик. И ещё вопрос, каким путём вымок – пот ли холодный прошиб или детство счастливое вспомнил? А тут, навалились вдвоём, как будто дел других у них больше нет. Чуть ли не башмаком на горло наступают. Мол, давай парень, не дрейфь, поможем. Да, думаю, нужна мне ваша помощь, как пудовая гиря утопающему. Одна только надежда на себя самого, да и то, если только Господь на рожу мою убогую посмотрев – смилостивится, благословит, да поможет. Долго я, как зуб здоровый упирался, но где угрозами, где лаской, вынудили они меня согласиться, опять, заняться бесовской алхимией. Короче, расстроился я в тот день – не передать. Раскис, как студень на солнышке. Душа к богу запросилась. Тело на кладбище. Одно хорошо – Катю, как подменили. Повеселела сразу, ласковой стала, приветливой. Мне это радостно. Давно она мне таких знаков внимания не оказывала. Да и много ли мужику надо – чуть похвалить, чуть приласкать, и готов – запрягай, да поехали. Ладно, думаю, что раньше времени труса праздновать. Может и не выгорит ничего. А, коль, ко мне хорошо, то и я к людям с добром. Ты ведь знаешь, что быстрее рыба заматерится или заяц с волка шкуру сдерёт, чем я кого-либо обижу. Ведь характер у меня, можно сказать, ангельский и нрав мягкий и покладистый. Ну, если конечно меня не трогать. А так как и дня такого не было, чтобы мне на нервы кто-нибудь не наступал, то и не моя в этом вина. При таком обращении и из попа террориста можно сделать.
Глава 2 Туши свет – в стране перестройка.
Короче, стал я подумывать о третьем эксперименте. А, тут, как ты знаешь, прокатилась по нашей стране волна перемен – началась славная перестройка, с нескончаемым переходным периодом. Принялись на земле нашей российской загнивающий капитализм сооружать. Только загнивающий он, только там, на Западе – чуть подгниёт зараза, и здравствуйте вам, вновь распускаться начинает. Да ещё как! Во славу стране и на радость людям. А у нас! Чуть росточек маленький, капиталистический появился, и приехали, враз загнил. Да, так славно загнил, прямо на корню. А на его месте такой чертополох ядрёный вырос, что у всего человечества и челюсти от изумления отвисли. Беспредел пошёл. Криминал. Чинуши наши ненасытные, сразу в народное добро уцепились и ну его растакскивать, да продавать направо и налево. Промышленность встала. Сельское хозяйство и так еле ногами дрыгало, а тут и вообще лапти в стороны откинуло. Народ обнищал. Армия захирела. Кругом развал, да уныние. По дорогам бандюганы рыщут, желающим спец. услуги оказывают – кому раскаленный утюг на спину поставят, кому включённый паяльник чуть пониже воткнут. Ужас! Заводы стоят. Фабрики тоже. Заграница, не будь дура, Русь великую, кредитами, да залежалым товаром заваливать стала. Мол, берите православные, потом сочтёмся. А чего брать-то? Кредиты уж по чиновничьим карманам распиханы, а за товары деньги платить надо, а их то у народа и нет. Да и чем долги-то потом отдавать – шишками, что ли еловыми или грибами? В общем, буду краток. Остались мы втроём без работы. Ну, я то ладно, потому как всегда был романтиком-первопроходцем и всегда шёл в первых рядах таких же, как и я, придурков, будь то аврал или сокращение штатов. Короче, в день получки уматерил начальника так, что у того уши в трубочку свернулись, и левый глаз правому подмигивать начал. А, вот, Кате с соседом и душу-то отвести не дали. Утром, на доске объявлений, вычитали они свои фамилии, и, работая в разных институтах, оказались на улице, почитай, в один день. Времени свободного у всех стало – вагон, да тележечка. Помнишь, я тебе говорил, что фортуна благосклонна к дьявольским делам. Фору, что ли даёт за будущие неудобства – ад, огонь и вечные муки. Та же история опять стала повторяться. Как по заказу приехали тёща с тестем и забрали дочку на дачу. Как специально времечко подошло кота Мурзика на костре жарить, да травку рвать. А самое главное, за Державу стало обидно, и за себя чуть-чуть. Дай-ка, думаю, у Духа спрошу, когда же этот бордель в стране нашей окончится. За такое дело, мыслю, и душу загубить не в грех – зачтётся. Но одно дело решить, другое дело сделать. Вроде, самое время, за травкой ехать, а пересилить себя не могу – ноженьки не несут. Страх одолевает! Как будто Дух этому сопротивляется. В теле дрожь, во рту сухость, в голове ни бум-бум, только сердце где-то в нутрях бухтит, да звоном в ушах отдаётся. Тебя с похмелья напоминаю, правда, рожей краше, да осанкой благородней, но тоже, больше на козла в джинсах смахиваю. Да и не мудрено! В отличие от тебя, натура у меня тонкая и впечатлительная и если уж я чего-нибудь испугался, то бояться буду долго и основательно. И ничего, здесь, поделать я с собой не могу. Ведь, обладая такой чувствительной натурой, мне легче тобой амбразуру закрыть, чем с нечистой силой общаться. Кате с соседом, правда, страхи свои не высказываю – праздную труса помалу, да потею и бледнею втихаря. А они уже и терпение терять стали: - « Когда? » да « Когда? » А я-то, откуда знаю, когда? Страх явление малоизученное. К нему деликатный подход нужен. Как, говорят – время лечит! Тут, переждать нужно. Успокоиться. Поинтересовались бы, думаю, лучше, когда я копыта от страха отброшу – к обеду, или ближе к ужину. Но всё равно молчу, больным прикидываюсь. Наконец, терпение у них закончилось. Решили они сами этим делом заняться. Сосед, как настоящий джентльмен, решил податься, по свалкам, да по помойкам, дохлого кота Мурзика добывать. Катя же изъявила желание травку дьявольскую по полям, да по лугам поискать. Мне же, по их мнению, оставалась самая незначительная работа – кремация бедного животного и ночное собирание гербария на кладбище. Ушлындали они, значит, на свои спец. задания, а я дома остался зубами клацать, да на жизнь свою горемычную сетовать. И стали меня, тут, сомнения терзать, так как знал я, и супругу свою, и соседа, да и их отношение к физическому труду. Надежда, правда, умирает последней, и она враз окочурилась, как только, ближе к вечеру, в квартиру ввалилась Катя – весёлая, загорелая, отдохнувшая, с огромным букетом цветов, в котором и намёка не было на дьявольскую травку. Из её рассказа я узнал, что она купалась в озере, загорала, собирала цветы, и что видела она в гробу, и меня, и мою травку, потому что нигде её найти не смогла. Правда, оставалась ещё маленькая, полудохлая надежда на соседа, но надежда не на то, что он доставит нам околевшего Мурзика, а надежда на то, что он где-нибудь увязнет по уши в помоях. Тот не заставил себя долго ждать. Явился налегке – без куртки, без кроссовок, с разбитыми очками и «фонарём» под глазом. Радость моя была безгранична. Всегда чувствуешь себя орлом, когда ближний твой, в грязной луже, пузыри носом пускает. Ты, ведь, знаешь – ничто человеческое мне не чуждо, и чтобы как- то вырасти в Катиных глазах, решил я, что пускай лучше мне придётся по три раза в день менять штаны, но компоненты к дьявольскому вареву я раздобуду. Ну, что ты мычишь, как корова не доенная? А-а-а! Интересуешься похождениями моего соседа? Ну, тут, ничего интересного! Весьма банальная история, потому что легче мне у прыгающей блохи ноги сосчитать, чем понять, где находятся мозги у некоторых субъектов! Короче, побрезговал наш учёный чистоплюй, свалки, да помойки своей персоной осчастливить. Решил, живодёр необразованный, дельце на халяву сладить. Обратился к местным алкашам. Те, видать, ещё не опохмелённые были. Дали ему разочек в торец, а за труды, сняли с него кроссовки и куртку. Так, что пришлось мне прикупить пару пузырьков дешёвенького спирта, да самому на поклон к алкашам податься. Ты меня знаешь! С моим языком я вхож в любую компанию – хоть к аристократам, хоть к дегенератам. Поэтому-то, через пару часов я уже дохлого Мурзика соседу из рук в руки передавал, со строгим наказом предать бедное животное огню, и со скромной надеждой, что вместе с котом сгорит и он сам. Что!!! Сам ты фашист недобитый! Я же тебе уже говорил, что в тот период, труса я праздновал, и каждая отсрочка, была для меня, как соломинка для утопающего. Понял, штурмбанфюрер несчастный! Ладно! Пересилил, наконец-то, я себя. Принял, для храбрости, сто граммчиков водочки, захрумкал солёненьким огурчиком, и, славя Господа и проклиная интеллигенцию, потащил свою загубленную душу собирать дьявольский гербарий. Приехал. Нашёл старое место. Смотрю, что за напасть. Нету счастья юному натуралисту. Как раз там, где я траву свою собирал, стоит огромный шатёр, а около него, какие-то прощелыги, жарят на костре целую баранью тушу. Тьфу ты! Ну, что ты будешь делать. Только я собрался сменить дислокацию, как, вижу, выскакивает из шатра орава голых баб. Ну, что встрепенулся, Казанова сибирская! Ах, с этого места поподробнее. Это можно! Изволь! Чтоб тебе евнухом в женской бане работать, а такого стриптиза видеть мне ещё не доводилось! Девки, как на подбор – ноги от ушей, а из гардероба – десяток блестящих ниток, и что прикрывали, до сих пор не пойму? Ну, что, кобелина, слюну пустил! А ну, сглотни! Вот, так-то лучше. Ладно. Стою, значит, рассуждаю. Вот, думаю, портной, прощелыга, погрел таки руки на сэкономленной материи. Ну, да бог с ним. Я на него не в обиде, потому как, дома, при ребёнке и телевизор-то включить боязно. То и дело нарываешься на какую-нибудь цацу, которая, ноги задравши, телеса свои демонстрирует. А тут, другое дело. Ну, конечно, как честный семьянин, плюнул я для приличия, разочек, на землю, но глаз не отвёл. И вдруг, заслоняет мне сексуальный пейзаж, какой-то придурок. По шнобелю и огромной кепке определяю – стоит передо мною, гость российский. С другой стороны, размышляю, в наше повёрнутое набекрень время, сразу и не определишь – кто есть кто? Может ты гость, а он, наоборот, хозяин, что всего вернее, потому как стоит рядом с ним амбалистый детина. Рожа – железобетонный квадрат с глазами. Такой, в «один момент», любого акушера убедит, что детей в капусте находят, а главное, веский аргумент у него под мышкой торчит, в виде рукоятки пистолета. У меня и подошвы на кроссовках чесаться начали, и как-то сразу домой потянуло. Да-а-а! – мыслю – Этот положительный персонаж, минимум, уши к земле притянет, и зад пинком отобьёт. А главное, «тяги» не дать. На перегонки с пулей не побегаешь – догонит, проткнёт и обгонит. Задачка? Тут, носатый, рот раззявил, у меня аж глаза слепнуть стали – чуть не окривел. Не зубы, а сплошное золото. Почитай, больше, чем в российской казне. Слышу, закаркал: - Зачем, дорогой, людям отдыхать мешаешь? Сашёк! Разберись! « Всё!! – думаю – Приехали! » Смотрю, мордоворот «репу» зачесал. Видать, призадумался - вбить ли меня по уши в землю, или наоборот, ударом кулака, перечеркнуть крылатую фразу – «рожденный ползать, летать не может». Но, видать, погодка была не лётная. Только и сказал: - « Ну-у-у!!! » но так ласково и приветливо, что мои ноги сами по себе задвигались. Я, и до десяти сосчитать не успел, как и шатра уже видно не стало. Тут я приободрился. Голос прорезался – мат пошёл. Чувствую, из труса в орла превращаюсь. Это, только дураки после драки кулаками не машут. Конкретные пацаны на словах горы сворачивают. Ладно! Ближе к телу! Сделал я, то, за чем приехал – травку нарвал – неприятности сразу по боку стали. Пускай, думаю, носатый подавиться своими деньгами и барашком, тем более что орава бесшабашных девок дружно спихнёт его в могилу. Чёрт с ним! У меня не такой мелкий масштаб. На святое дело иду – страну из беды вызволять! Не надо мне ни чинов, ни наград – друг-жена, счастливые дети, свободная Родина, да кусок хлеба на старости, что ещё нужно настоящему мужику! Ведь ещё мой батюшка, покойный, говаривал: - « Не пристало, сынок, мужчине, а тем более славянину, цепляться за жизнь и благополучие, попирая Честь и Совесть свою. Лучше, сгинуть с голоду, под забором, но умереть Человеком, и придти к предкам своим, Человеком, а не Иудой продажной » Ну, а эти! Уцепились в чужое добро, как хапуги ненасытные, и от жадности своей, рук разжать не могут. « А-а-а! – думаю – Чего, тут, душу травить – разборки ещё впереди грядут. А сейчас, дело делать надо! » И ты знаешь, после таких мыслей, как будто второе дыхание появилось. Хоть десяток мордоворотов с пистолетами подавай, кошкой тощей и драной, всех кусал бы и царапал. Всё-таки патриотизм чувство великое! Ведь даже и ты, в своём развитии, недалеко ушедший от неандертальца, и то, хоть и с большим натягом, но понимаешь, что хорошо тебе будет, только на земле твоих предков, и что твоя, вызывающая сожаление, физиономия не нужна никому, кроме, как только твоим соотечественникам. Ну, да ладно. Прикинул я нос к солнцу, смотрю, как раз времечко подоспело моим многострадальным ноженькам ближе к кладбищу пылить. Смекаю, своим скудненьким умишком - пока настроение боевое, надо и с этим дельцем заодно сладить. Сказано – считай на четверть сделано. Доехал до кладбища. Нашёл нужную мне могилку с травкой дьявольской, да со скамеечкой. Сижу, значит, жду полуночи. Темнеть начало. Комарики появились – делом занялись. И начал я с ними новые рыночные отношения осваивать. Кто – кого. Успел – поел. Не успел, извини брат, дело обыденное, рыночное – дави ближнего. Вдруг, слышу, лопаты где-то поблизости заклацали - не то закапывают кого-то, не то откапывают? У меня и уши с волосами вверху потянулись, сердце об скамейку стучаться начало, а выпитый незадолго до этого лимонад в кроссовках оказался. Сижу – не дышу. Вроде бы надо и узнать, что к чему, да боязно, не то, что шаг шагнуть, а друганов-комаров с носа согнать. Смекаю копчиком, потому как мозги от страха поплавились и вниз перетекли, что тут и «мама» сказать не успеешь, как враз определят на новое местожительство, без прописки и квартплаты. Что делать? Глянул на часы – ничего не видать. Да ладно, думаю, минутой раньше, минутой позже! Сорвал траву и тут же последнего разума лишился – рванул прямо на звук! Смутно помню, как бежал, как наступил на спину копающему яму мужику, как тот дико заорал, и тут же, дико заверещали ещё двое, и их душераздирающее трио сопровождало меня через всё кладбище. Чтоб тебе охрипнуть, спрашивая в очереди: - « Кто последний? » но твой идиотский хохот, мало, чем отличался от их истеричных воплей. Я до сих пор удивляюсь, как мне, в полной темноте, ни на секунду не снижая скорости, удалось не врезаться в надгробный памятник и не отбить ноги. Я, как Смерть, костлявой тенью, без косы и простыни, в джинсовом костюме, прошмыгнул меж могилок, не порвав даже одежды. Не знаю, отбил ли я мужикам охоту копать землю по ночам на кладбище, но это удивительный факт, что я, сейчас, сижу с тобой в этой комнате, а не хожу в одной простыне, меж кроватями, в психушке! Как! Ты тоже этому удивлён? Хам! Чтоб тебе кончить жизнь в усмирительной рубашке, но домой я, тогда, добрался, если и не в своём душевном равновесии, то зато без каких-либо происшествий. Катя уже спала и я, не раздеваясь, рухнул на диван, и, как во тьму провалился. Утром, ни свет, ни заря будит меня звонок в квартиру. « Кого это чёрт несёт? » - думаю. Встал, открыл дверь и чуть в обморок не грохнулся. Смотрю, стоит на лестничной площадке какой-то чёрт закопчённый, и полиэтиленовую сумку мне протягивает. У меня, после вчерашних страхов, умишко, и вообще, набок съехал. Ну, думаю, и врут же люди, что душа тело, только на девятый день покидает. Всё намного проще. Сейчас, соображаю, этот рогатый, упакует душу мою грешную в сумку, и небритого, и немытого, прямо к сковородке раскаленной и доставит. А не шугануть ли, мыслю, эту чертяку, старым испытанным способом, может Господь и не обделит меня в своей милости. И возложив на себя крестное знамение, кричу на весь дом: - « Изыди сатана! Со мной крестная сила! » Чёрт от страха даже сумку потерял и на корточки присел. « Ага! – думаю – Подействовало! Ишь, как его чумазого к земле-то прижало » « Боже милостивый! – ору опять на весь дом: - Спаси душу мою многрешную, ибо грешил я против Воли твоей, и на деле и в помыслах своих! » Смотрю, соседи, по лестничной площадке, из квартир своих повыскакивали. Сзади Катя в одной ночной рубашке о здоровье моём допытывается, а тварь закопчённая, и исчезать не собирается. Глазищами своими чёрными уставилась на меня, и блеет что-то по-своему. « Нет! – думаю – Тут, что-то не так! » И сразу у меня, как будто прозрение в мозгах произошло. А не сосед ли, смекаю, это мой непутёвый, кочергой ему в дышло? Ну, явно, интеграл очкастый, бедного Мурзика коптил, да заодно и себя поджарил. Глянул в сумку – так оно и есть. Зловонит бедное животное, не продохнуть. Слышу, соседи уже и перешептываться начали. Наши умственные способности под сомнение ставят. Ну, как мог, успокоил их. Наплел, что-то, про спор, пари, розыгрыш. Поверили. Разошлись. А на меня, такая вдруг злость нашла, что и в словах не передать. Взял я вежливо соседа за шиворот, и так же вежливо, пинком ноги, к себе в комнату направил. Там на понятном всем языке, доходчиво и просто, объяснил ему, всё, что о нём думаю. Ты не поверишь! Огрызаться, кочегар задрипанный, начал. Мол, он человек интеллектуального труда и нуждается в помощи. Я ему пояснил, что единственно, в чём могу ему помочь, так это, только верёвку на шее поправить, когда вешаться соберётся. Потому как, говорю, такой доходяга, как он, только мучается на этом свете и другим спокойно жить не даёт. И что легче, говорю, к голодным людоедам в гости, на обед, придти, чем иметь дело с ним. Он открыл, было, рот, но Катя нас прервала. Чисто по-женски, она потушила пожар страстей, отослав соседа мыться, а мне категорично заявила, что грешно обижать убогих. И что настоящий мужчина мало говорит, но много делает. И что всякая там мелочь, типа Чака Норриса, Сталонне и Шварцнегера, ничто, по сравнению с тем, что представляю собой я. Не одно тысячелетие рыба ловилась на крючок, а мужчина на льстивое и ласковое слово. Я не исключение. Чмокнув жену в губы, я полетел дожаривать многострадального Мурзика и справился с этим делом легко и быстро, потому что, когда чувствуешь себя орлом, а не курицей, так и дело летит на крыльях, а не топчется в навозе. Короче, окрылённый похвалой, так я разлетался в тот день, что к вечеру подготовил всё к эксперименту по первому классу. Днём, за хлопотами, в головёнке моей непутёвой, спасательный вакуум преобладал, а как дело к развязке подходить стало, начали вновь мою бесталковку мысли всякие-разные терзать. Состояние сделалось такое, как будто два пальца в розетку сунул – трясёт всего, знобит, душа наружу рвётся, тело, наоборот, покоя требует. Ну, что, думаю, за жизнь такая пошла – из крайности в крайность кидает, как задрипанного морячка, который поплыл в море на лодке, задумался, а когда очнулся, оказалось, что пылит он уже в пустыне Сахаре, вёслами песок загребая. Судьба! То спокойно живёшь, хлеб жуёшь, одна забота – коркой не подавиться. А то вдруг такое навалится, что не продохнуть. Как катком придавит. Расплющит, как камбалу – из асфальта одни только глаза торчат, да уши. Что ты зудишь, как комар под ухом. Горчичник тебе на язык. Глаза! Уши! Это я иносказательно – для красоты слога. Ты, чем занимаешься – меня слушаешь или перхоть с плеч ушами стряхиваешь? Не отвлекай по мелочам. Так вот! Я всегда знал, что крылатая фраза: - « Котелок не варит! » - это про тебя. А, что в твоей голове не мозги, а макароны недоваренные, для меня неоспоримый факт. Правда случаются и моей жизни моменты, когда и мой титанический ум даёт сбой, и тогда и я, начинаю, и мыслить, и действовать, как такие придурки, как ты. Вот и тогда. Вроде бы всё и готово. Вроде бы самое времечко и колдовское варево кашеварить. А состояние такое, как будто трусы на брюки одел и в гости пришёл – одно желание одолевает – спрятаться где-нибудь в укромном местечке, пусть даже в морге или на кладбище. И тут, вдруг, посетила меня одна гениальная мысль. Точно помню, что зародилась она у меня не в голове, а намного ниже…. Ну, да не в этом дело! И чего это, думаю, я так убиваюсь, потею и аппетит теряю. Ведь три раза Духа вызывал, и ничего – жив. Глядишь, и в четвёртый раз пронесёт. Только бы, думаю, Дух знак бы, какой подал – хочет он со мной контачить или нет. Не успел об этом подумать, как за стенкой грохот раздался. Как выяснилось, сосед в люстре лампочку менял и вместе с нею на пол свалился. « Что ж! – мыслю – Добрый знак! » У меня сразу и сомнения все отпали. Не откладывая дел в долгий ящик, забодяжил я в чашу, всё, что нужно, и на плиту, на медленном огне поставил. Катя с пришедшим соседом молчат, не вмешиваются. Сели в уголочке, как два прилежных ученика и даже руки на коленки сложили. Хоть фотографируй и на доску – « На них равняется школа! » вывешивай. Нет уж, думаю, дудки! Мне ещё соседа и жену токсикоманов не хватает. Выгнал их из кухни и дверь поплотнее прикрыл. Утром с Катей еле проснулись, да и то, от какого-то звона и грохота. Как оказалось, сосед-прощелыга три часа в дверь звонил да барабанил, а мы даже и не шевельнулись. И не мудрено! Запах по квартире такой расползся, аж дыхалу перехватывает. Вдохнёшь, и выдыхать не хочется. И цветами пахнет, и травой, и лесом, ну точь в точь, как и в первый раз. Катя сразу ахать и охать начала. Не знаю, говорит, что из всего этого выйдет, но то, что, ты, Славик, прославишься в создании бесподобного одеколона, это точно. Что ж! – думаю – Начало неплохое – финиш бы не подкачал. По мне, мыслю, и дивидендов от одеколона хватило бы. Это вам, неймётся! Ищите на моё тощее седалище приключения. А ведь всем невдомёк, как всё это мне даётся – и тощее тело страдает, и душа скорбит. Жизнь и так не сахар, так ещё и ближние шибко зажиреть не дают. А!!! Ладно! Будь, что будет! Взял чашу и на балкон отстаиваться поставил. Всё, думаю, шабаш! Две недели отдыха. Каникулы для души и тела. Размечтался! Две недели прошли, как перед смертной казнью – и не спится, и кусок в рот не лезет, и настроение такое, как будто из самолёта без парашюта выпрыгнул. Сосед с Катей тоже себя извели. Он – в предвкушении великих открытий. Она – от неослабевающего любопытства. Наконец неумолимое время отмерило час испытаний. Перед тем, как души свои многогрешные окончательно загубить, решили мы провести небольшое совещание, дабы в процессе эксперимента не было б никаких недоразумений. Сосед, как наседка, сразу закудахтал о Великой миссии, о долге перед человечеством, и о великих открытиях, которые бы свели это человечество в могилу. Он начал пудрить нам мозги высокими материями, и долбил так долго и основательно, что окончательно убедил меня в мысли, что если я его задушу, то не я буду в долгу у человечества, а человечество у меня. Я начал, было, возражать, что, мол, высокие материи это прекрасно, но своя рубашка ближе к телу – страна и народ гибнет, и не чья-нибудь, а наша с ним. Сосед высокомерно заявил, что тут научный подход к делу нужен, а не индивидуальный, и что такие субъекты, как я, лучше бы в эту область не совались, и что, мол, это не по кладбищу лазить, и не женщин любовным зельем охмурять. Ах, ты, думаю, кикимора необразованная! Это ты про кого? Про меня? Глянул я на соседа, вижу, рожа у того, как у мальчиша-Плохиша, довольная, как будто только что бочку варенья и ящик печенья за предательство получил. Ладно, мыслю, не ты первый, не ты и последний. Сейчас я тебя с небес на землю-то быстро спущу. Ну, ты! – говорю – Гнойник на теле науки. Родина на краю пропасти, со связанными руками и с завязанными глазами стоит! Один неверный шаг и рухнет в пропасть. И тогда уж, и правые и неправые, бедные и богатые, честные и кровососы местные, все, в один кровавый винегрет обратятся. А он, о каком-то индивидуальном подходе толдычет! Это тебе, говорю, не липовые диссертации строчить. Тут даже любому упившемуся забулдону понятно, о чём с Духом речь вести надо. Тем более, подкалываю, видел уже я, как пытался тут один, плагиат, выведать у Духа о строении космического звездолёта. Ну, и как? Налетался уже космонавт? Сколько парсеков отмотал? Молчишь! Всё! – говорю – Коль вы так, то и я не дятел – цену себе знаю. Тем более что у меня 41-е чувство прорезалось. Какое это? - спрашивают сосед с Катей. « 41 – ем один! - отвечаю. Пока свои дела с Духом не утрясу – лучше не суйтесь. Перекусаю! И хоть зубы, говорю, я «Блендаметом» не чищу, и «Дирол» их не охраняет с утра до вечера, но они у меня ещё довольно таки крепкие и испытывать их прочность, я не рекомендую». Короче, на том и порешили. Компаньоны мои, то ли зубов моих испугались, то ли доводы мои их убедили, но, по крайней мере, резко поджали хвосты и согласились наперёд батьки в пекло не соваться. Делай, говорят, что хочешь, только не томи – начинай скорее. Да! Легко им со стороны рассуждать. А мне каково! При одной, только мысли об эксперименте мои худосочные маслы начинало трясти, как на электрическом стуле. Только ближе к вечеру, почувствовав себя Железным Дровосеком, в заржавелом виде, понял я, что теперь, еле гнущимися руками и ногами способен на какие-то действия и пусть тебя заставят лом проглотить, а потом согнуться, если у меня не было точно такого же состояния. Помнишь, при школе ДОСААФ прыгали мы на парашютах с самолёта? Кто первый прыгнул? Чего грудь выпячиваешь! Я прыгнул! Тебя уж после меня, в бессознательном состоянии, за ненадобностью, выбросили. Ну, и благоухал ты после посадки – любой скунс позавидовал бы. Неправда твоя! Никто меня в зад с самолёта не пихал. Я сам вывалился. Тьфу ты! Запутал! Ладно! А пожар на работе не забыл? Бытовое помещение, помнишь, как полыхало. Любо дорого было посмотреть. Кто первым в огонь полез? Ну-у-у! Какой ты мелочный! Не спорю, лежали там, в пиджаке у меня, все мои денежки. Что с того! Главное, факт героизма налицо. А тут! Героя, в моём лице, как подменили. Мало того, что обезручил и обезножил, так чувствую, что ещё и сердце бьётся где-то снаружи, и не понять, не то оно само тело покинуло, не то душа от страха в сторону отскочила, дабы никаких контактов с телом не иметь. И холод, вдруг, такой пронял, как будто в космос, без скафандра, в одних трусах, выскочил. Короче, полнейшая аллергия на нечистую силу. Так вот! Пусть простят меня зайцы за трусость, но я очень смутно помню, как свечи зажигал, как чашу с чародейской арабской водой устанавливал, но, правда, когда открыл склянку с остатками жидкости, просветление на меня нашло, будто нашатыря понюхал. Глянул я безумными глазами на Катю с соседом, они как по команде в сторону отскочили. Пора!!! Сказал заклинание! Уже твёрдой рукой опрокинул склянку над чашей, и запылало, тут, пламенем, зачадило зелёным дымом – пошёл процесс чародейской алхимии. Ладно! Сел я на стульчик, чтобы на пол, значит, не свалиться – сижу, потею, как карась на сковородке. Где-то в районе тазобедренной кости мысль промелькнула: - « А получится ли? » Вдруг кто-то вздохнул! И я ощутил, как все молекулы в моём теле тоже дружно вздохнули. И внутренний Голос заговорил! Да так заговорил, что атомы в моей головёнке, от возбуждения, чуть ли не расщепляться начали, а каждая сказанная им фраза запечатлелась в моей памяти, как гвоздями прибилась. « Достоин уважения и почёта человек любящий землю свою и людей живущих на ней: - заговорил Дух – Это древнее и святое чувство и если оно не несёт в себе зла по отношению к другим народам, то на Земле воцарился бы рай, обладай этим чувством каждый. Вас интересует вопрос, когда кончится в вашей стране зло и хаос царящий сейчас. Что ж! Вопрос не из лёгких, хотя и не из сложных. Мириады человеческих судеб, человеческих жизней и создаваемых ими цивилизаций хранит в себе моя память, и эти знания дают мне возможность почти с точностью предугадать будущее. Хотя должен признать, что иногда могущественные Силы, мои создатели, влияют на ход истории, но это случается крайне редко, и происходит, только по приказу Свыше, и никто не в силах это изменить. Не спорю, выдав определённую информацию какому-нибудь человеку, или дав определённую рекомендацию, я могу повлиять на ход событий, что и случалось не раз, но и для меня существуют ограничения, через которые я не могу переступить. Ваш вопрос под запретом!!! Слишком далеко зашло ваше человечество в своём порочном развитии и сейчас оно стоит на грани жизни или смерти. Уже разбужены Силы готовые прекратить его существование. Это приказ Свыше!!! Выбор только за вами! Мне жаль, что я не могу утолить вашего любопытства. Но как была бы скучна и неинтересна жизнь, знай, человек, наперёд, что его ожидает. Много раз наблюдал я за этим, и мне было жаль этих людей. Единственно, что я могу для вас сделать, так это помочь разобраться в сути вещей. Да и то, лишь только поведав рассказ одного человека, чья жизнь прошла много тысяч лет назад, на вашей земле, в давно погубившей себя цивилизации. Я чувствую ваш интерес! Что ж! Слушайте! И да поможет это вам в дальнейшем! »
Глава 3 Рассказ старика.
Да, дети мои! Вы молоды и красивы, тела ваши полны сил, сердца ваши отважны, а мысли чисты и благородны. И вы не думаете, что когда-нибудь к вам придёт старость. Что когда-нибудь вам захочется покоя и тишины. И вы поймёте тогда, что жизненная чаша вами испита почти до конца, и перед лицом Неизбежного пора поведать людям то, о чём при жизни своей не решались рассказать никому.
Давно это было! И люди были другие, и жили они по другим правилам и законам, и творили они поступки, которые сейчас вызывают лишь недоумение и гнев. А тогда! Тогда обильно лилась невинная кровь. Стоны и плачь, вместе с чёрными клубами дыма, стлались по земле, и жизнь человека была коротка и несчастна. Шла война! Уже было сожжено немало прекрасных городов, оборвано немало бесценных жизней, и ничто этому не предвещало скорого конца. Тогда я был молод. Мои ноги не знали усталости, руки мои крепко сжимали меч, а сердце не знало ни любви, ни жалости. Шёл пятый месяц похода. Командир наш, доблестный Антол, вёл нас на восток через горы и долины, через степи и леса, туда, где кончалась земля, и начиналось Великое море. Неудержимой лавиной катились мы по незнакомой земле и проклятия неслись нам навстречу, а сзади нас бушевало пламя и всё то, что ещё так недавно жило, мечтало и цвело, было истерзано, изрублено и втоптано в грязь. Ибо так повелел нам великий Вождь и по воле его, так делали мы.
Да, дети мои! Прекрасна наша земля. Прекрасны её леса и долины, её реки и луга, прекрасно голубое небо, под которым мы живём, прекрасно солнце, которое согревает нас своими лучами, но прекраснее всего жизнь человеческая, которая дарована каждому, только один раз. Мы не щадили никого – ни женщин, ни мужчин, ни детей. Меч, копьё и стрела вершили свой неумолимый суд и реки крови не могли утолить нашей жажды, а мольбы и стоны смягчить наши сердца. Дрогнет ли рука перед невинным младенцем, зальёт ли краска стыда лицо твоё при виде женского тела, отведёшь ли взгляд от истерзанной старухи, напоминающей тебе мать и наказание неминуемо. Ведь жалость – преступление. Сострадание – порок. Любовь и добродетель – трата времени и сил. Так учил нас великий Вождь, и с детства, с молоком матери, впитали мы его волю, и его слова. Только так и никак иначе! Ведь мы великие воины, великой миссии, слепые исполнители великой идеи, покорные лишь воле великого Вождя, твёрдой рукой и безжалостным сердцем, безропотно и покорно обязаны творить то, что предначертано нам судьбой. Мы единственные и неповторимые. Мы единственно- избранные в этом мире. Ведь всё здесь наше – и земля, и воздух, и вода, и золото солнца, и серебро луны, и мерцающий свет далёких звёзд. Наше! Всё наше! И прохлада зелёных рощ, и зной песчаных пустынь, и холод горных ледников. И над всем этим, одни, только мы. Мы, наш великий Вождь и его великая Идея.
Не содрогайтесь! О, дети мои! Боль и страдания, горе и унижение несли мы тем, кто встречался на нашем пути. Великая миссия, великая Идея – жечь, разрушать, терзать, убивать. И вновь руки наши обагрялись кровью, вновь тысячи глаз застывали в немом укоре, вновь холодели тела, а дикие звери и птицы, в какой уже раз затевали свой кровавый пир. Но не было в этом нам радости, как и не было покоя в наших сердцах.
Много прошло с тех пор времени. Ярким ковром цветов, зеленью трав, щебетом птиц, пятьдесят раз расцветала и вновь угасала природа, но горечь тех далёких и кошмарных времён, все эти долгие годы, ни на миг, ни на мгновение не покидали меня. Ни разу не забылся я в радостном сне, ни разу не сомкнул я глаз своих, ибо образы тех, кто жил и любил, радовался и мечтал, теперь уже обращены в прах, и сделал это я, и руки мои в крови. Многим! О!!! Неизмеримо многим несли мы боль и гибель, и не было конца нашей жестокости, как и не было конца нашему пути. И вот, в один из ясных солнечных дней скрестили мы мечи свои с неведомым досель нам противником. Отвага и мужество, ненависть и презрение обрушились на нас неудержимой волной, и застонала земля, и перекрасился цвет травы из зелёного в красный, и огласился воздух, чистый и прозрачный, воплями и стоном. Как разъярённые львы бросились на нас эти плохо вооружённые люди, и были прекрасны они в своей ярости, и ненавистью горели их глаза, а отвага и доблесть их, поражали и смущали наши сердца. Но битва была предрешена. Ибо владели мы тайной боя и тайной оружия, и руки наши и наши мечи были почти, что единым целым, и бросок копья или полёт стрелы не достигал цели, только лишь у мёртвых. И кончился бой. И бездыханные тела окружали нас. И страх закрался в наши души. И повелел тогда, командир наш, доблестный Антол, найти и вырвать корень жизни этого племени, ибо так велел нам великий Вождь, и так всегда делали мы. И нашли мы в груде безжизненных тел раненого воина, и дали ему испить чашу безумия, и воля его угасла, и разум его потух, и поведал он нам на понятном нам языке, что не осталось в его племени более мужчин, и что далеко в горах прячутся лишь женщины, старики и дети. И сказав это, дикий хохот его, эхом, потряс округу, и жизнь в нём угасла. Тогда во главе сотни воинов двинулся я по указанному пути. И шли мы легко и быстро. И предвкушали лёгкую победу. И только лишь горечь о павших товарищах и изумление о мужестве павших врагов печалили и будоражили наши умы. И длился наш путь три дня. И по исходе его увидели мы вдалеке дымы пылающих костров и поняли, что подходим к намеченной цели.
О, дети мои! Все мы живём по законам природы. Над всеми над нами властвует и помогает нам жить великий Закон Жизни, и только лишь безумный разум человеческий нарушает, а порой и разрушает её гармонию.
Мы были у цели. Уже видны пылающие костры. Видны мечущиеся между ними люди. И крики отчаяния женщин и детей уж будоражили слух наш. И кровь забурлила в наших жилах. И руки мёртвой хваткой сжали копья и мечи. Но вдруг всё стихло. И пред нами явился старик. И вид его был страшен, ибо огнём, живым неземным огнём, горели его глаза, но был он спокоен и строг. И при виде его мы остановились, ибо какая-то, неведомая нам, Сила сковала наши тела. И страх охватил нас. И ужас перед Неизвестным смутил наш разум. И пали мы ниц. И молча ждали своей участи. И, тут, зазвучал его голос и каждое слово его, безжалостной стрелой, мучительно вонзалось в наше сознание. И застонали наши души. И кровь отхлынула от нас. И сделались мы белее снега. И смерть показалась нам избавлением. И молвил он: - « Остановитесь бешеные псы безумия! Оглянитесь на свой кровавый путь и ужаснитесь, ибо смерть смотрит вашими глазами, и ненависть и злобу источают ваши сердца. И пустеют ваши души, и ослеплён ваш разум, и отвернулось от вас всё прекрасное и живое, ибо сила безумной идеи мёртвой хваткой держит вас во власти своей. Всмотритесь! Всмотритесь в то, что окружает вас. Прозрейте и увидьте чарующий всех мир. Нет! Слепы ваши глаза! Холодны ваши сердца! Отравлен ваш разум! Сила страха сковала волю вашу. Слушайте же и услышьте, и да примет разум ваш, услышанное! »
Да, дети мои! Так было. Сила великой Идеи, мощь великого Вождя, вмиг померкла и испарилась пред силой неизвестного старика и мы, сто закалённых в боях воинов, почти теряя от ужаса сознание, не могли шевельнуть ни рукой, ни ногой и стоя на коленях, впитывали в себя каждое слово, каждый жест, каждый взгляд незнакомца. А слова его, вонзаясь в наше сознание, рвали наш разум. И были мы на краю безумия. И вновь желали лишь смерти, ибо жгучая боль раскаленной иглой пронзала наши виски, и не было более ничего, только лишь страх, боль и слова, удивительные слова, наполненные живой, непонятной нам силой.
« На что замахнулся безумный ваш разум? – молвил старик: - Что мечитесь вы по жизни! Что ищете вы? Пустота настигнет и покроет блуждающего во тьме путника! Горе и проклятие навлечете вы не только на себя, но и на потомство своё. Откройте глаза! Откройте сердца! Наполните души свои теплом и добротой. Опомнитесь и отогрейтесь у очага Жизни. Не гасите, то пламя, которое согревает и кормит вас, ибо это пламя Жизни, и, погасив его, вы угаснете сами. Вот трепещите вы предо мной на коленях. Вот не можете вы шевельнуть ни рукой, ни ногой и чувствуете и силу, и власть мою над вами. Но, что есть сила и власть, и что есть я в сравнении с тем, что властвует и движет этим миром, ибо то, что создаёт и разрушает неисчислимые миры, то, что диктует нам свои законы и порядки – всесильно, мудро и гармонично. И над всем над этим господствует иная Сила, более могущественная, и более великая, суперразумная, непонятная и недосягаемая.
Прекрасен созданный для нас мир. Мудры и справедливы законы Жизни господствующие над нами. И каждый из нас одарён либо силой, либо умом, либо талантом. И все мы едины, и все мы зависим, друг от друга, и, уничтожив одних, мы уничтожим себя, ибо Сила Жизни хрупка и недолговечна. Но предначертано нам свыше великое наследие, и дан нам разум, и губим мы его, и топим его в крови и пороках, и нет нам прощения, как и нет нам пути назад, ибо гибель или величие ожидает нас впереди. Что выберем мы? Что!?
Жизнь и смерть витают над нами. Жизнь и смерть диктуют нам свои законы. И разум здесь господствует с безумием, а жизнь переплетается со смертью. И вот рождаемся мы, и живём, и умираем, и отдаём частицу себя другим, и уходим в бессмертие, ибо смерть уже не властвует над нами, а факел Жизни несут другие. И горит он чисто и ярко в сердцах одних, и чадит и зловонит в сердцах других. Сбросьте же пелену пороков с глаз своих. Увидьте прекрасный мир. Окунитесь в него своими телами, ибо создан он для всех и для каждого, ибо мы порождение и часть его, и рвать и терзать его – безумие к себе.
Мы приходим в этот мир свободными и счастливыми, и надлежит каждому пройти жизненный путь Человеком, познав радость и очарование, гармонию и любовь этого мира. И тогда возвысимся мы, и поднимемся на другую ступень совершенства, ибо предначертано нам идти только вперёд, и нет нам пути назад, потому что сзади нас бездна. Но неведома нам Дорога Счастья, по которой надлежит пройти всем. И должны мы сплотиться, ибо слабость нуждается в силе, сила в уме, ум в таланте. Ибо больной и слабый, так же имеет право на счастье и жизнь, так как несёт в себе частицу Разума, Разума, который освещает нам путь. И это замкнутый круг Жизни, который огнём и мечом, в безумстве своём, стараемся разорвать мы, и, разорвав, скатится в бездну. И не ведомо нам, что жизнь наша является ключом дарованным нам Свыше. Ключом к заветной двери, ведущей нас к совершенству, бессмертию и всемогуществу.
Но наивен и глуп ещё человек, и не хочет понять он истин, как и не хочет познать совершенства, ибо тщеславие и жадность терзают душу его. И покидает его Совесть, и возвеличивает он себя, и крадёт счастье, свободу и честь у других, и гордиться этим, и тешит себя надеждой, что познал жизнь и радость в скотских удовольствиях, и страшится лишь возмездия, ибо знает, что пятится назад – в бездну. И заражает он других. И проповедует Силу и Власть. И жизнь останавливается. И зло господствует над добром, удовольствие над любовью, жестокость над милосердием. И воцаряется Хаос. И творятся безумия. И люди вычеркивают из жизни тех, в ком нуждаются. И пятятся назад. И видят бездну. И холодеют их сердца в предчувствии гибели, гибели не только тел, но и душ их.
Воины Зла! Оглянитесь на свой кровавый путь! Увидьте грядущее! Вот, огнём и мечом терзаете вы Жизнь, Гармонию и Разум. И гибнет Добро, и сожжена Совесть и нет уже Чести и Свободы, и остался от них один только прах. И, вот, удобряете вы им Землю. И сеете Зло. И всходят ростки пороков. И, вот, растут они и крепнут, и оплетают собой всех и всё, ибо на благодатной почве – благодатный урожай. И собирают его люди. И живут, уже днём сегодняшним, не оборачиваясь назад и не смотря вперёд. И пусты их души, и порочны дела, и губят они себя и землю свою. И тогда уже Смерть ставит свою последнюю точку над Человеком, ибо кончился его Разум, а вместе с ним и его Жизнь.
Вдумайтесь в смысл жизни своей. Соберите волю. Призовите на помощь разум свой, ибо решаете вы не только за себя, но и за детей своих, так как в ваших руках их жизнь и их будущее. И жизнь ваша заключена в их жизни. И надлежит вам сделать её радостной, и путь их светлым. И пойдут они по жизни счастливыми и свободными, и обнимут они своими могучими руками Вселенную, и согреют её горячими сердцами, и расцветут на льду цветы, и тогда Жизнь восторжествует над Смертью.
Но немощен и несовершенен ещё человек. И убог он телом, и слаб душой, и мечется он по жизни, и ищет в ней себя, и не находит, ибо одинок он в своём поиске. И смотрит он на мир невидящими глазами, и не видит он Света указывающего ему Путь. И блуждает человек во тьме. И не понятен ему смысл жизни сей, данной ему свыше. Но наделён он разумом и Силой Жизни и не находит им применения. И обращает он разум свой и Силу Жизни свою во Зло. И служат люди Злу. И становятся рабами – рабами страха, рабами пороков, рабами страстей. И бросают тогда матери детей своих, и не стыдятся уж женщины позора своего, а мужчины бесчестия. И гибнет в людях душа – нежная, живая душа Человека. И живут они уже в цепях, и нет в них воли, нет бессмертной души. И жизнь их пуста, и страшатся они за никчемную жизнь свою, ибо ценят её превыше всего. И творят они подлости, и терпят унижения, и ползают на коленях в грязи, ибо не могут уйти от рабского страха. И страдают их души, и бедствуют тела, и клянут они жизнь свою, и жаждут тогда смерти, но всё равно служат Злу. И возвеличивает Зло лучших из худших. И даёт им власть. И вот пьют уже те кровь, пот и страдания других, не давая взамен ничего. И слепнут от алчи их глаза, а жажда корысти и власти всё сильнее и сильнее мучает их, и пьют они уже взахлёб, невзирая на стоны и мольбы окружающих. И нет в них жалости, нет любви, и бьётся в груди их холодное сердце, и смотрят на мир жадные глаза, и не слышат они стонов, и не видят страданий, и цель их одна – власть. Да! Жестока, но сладка власть одних над другими, и познав её, трудно уж сбросить человеку цепи её, ибо сильны её объятия и бесчеловечны законы, и воздвигнут трон её на искалеченных и загубленных жизнях людских. И лицо власти мерзко, и речи её лживы, ибо обращает она добро во зло – угнетая, унижая и притесняя слабых, и даже склоняясь пред силой и умом, всё равно заставляя всех служить себе.
О, порочные люди маленькой, но прекрасной Земли! Нет границ вашей глупости, как и нет границ безумию вашему, ибо дышите вы одним воздухом, и лучи одного солнца согревают тела ваши. И одинаково вы рождаетесь на свет, радуетесь, страдаете и умираете, но нет вам покоя, как и нет счастья в жизни вашей, ибо терзаете вы себя и других, и гонитесь за призраком, и видите мираж. И цель ваша неосуществима, ибо мир ваш создан вам для великих дел и принадлежит он всем, но делите вы его, и каждый хочет урвать больше.
Глупые, ничтожные и никчёмные людишки! Вы вычеркнули себя не только из жизни этой, но и из жизни более совершенной, более радостной, и более счастливой. Обладая могущественным Разумом, данным вам Свыше, вы не увидели Свет, не нашли заветной двери ведущей вас к совершенству и выбрали страшный путь в Небытиё – в места страданий, холода и пустоты. Вы подчинились Злу, не нашли в себе воли и сил противится ему и обрекли себя и потомков своих на участь жалкую и позорную для Человека. По глупому легкомыслию вы открыли двери Зла, посеяли зёрна пороков, дали силу ненависти и злобе, и нет в этом вам прощения, как и нет вам права на жизнь.
И простёр старик к нам руки. И сверкнул ослепительный свет. И пали мои воины замертво, а я ослеплённый и парализованный, окунулся в холод и пустоту. И застонала моя душа. Тьма, страх и одиночество обволокли меня целиком, и понял я, что самое ужасное для человека дело свершилось со мной и с моими людьми. И осознал я бесконечность пространства, и понял я простёртую предо мною пустоту, и оцепенел я от невероятно леденящего холода, и ужаснулся от участи постигшую меня. И узрел я своё ничтожество. И пожалел я о своём рождении, ибо пространство вокруг меня наполнилось стонами и мольбами убитых мною людей, и осознал я всю низость и мерзость своих поступков. И понял я, что сам я виновник случившегося, и безропотно смирился со своей участью, и покорно склонился пред тем, что со мною случилось. И понял я, что вина моя безгранична. И понял я, что нет мне прощения, ни пред убитыми мною людьми, ни пред моими воинами – ибо на мне вся вина. И воззвала душа моя в бескрайность пространства: - « О! Великие Силы великой Вселенной! Нет терпения моим страданиям, но молю вас, О! Могущественные! отдайте страдания моих воинов мне, ибо я повинен в их участи, и на мне их грех. » И от этих слов сделалось мне легче, и ослепительный Свет согрел и очистил душу мою, и вновь я очутился пред стариком. Бездыханные тела моих воинов лежали вокруг меня, а лицо старика было спокойно и сурово. « Возрадуйся презренный и зловредный клоп, питающийся человеческой кровью! – молвил он – Великие Силы вселенной дали тебе жизнь и шанс стать Человеком. Жертвуй собой ради других, проповедуй силу Добра, замаливай свои грехи и пороки, и возможно найдёшь себя и правильный путь, который выведет тебя к Истине». И исчез старик! И не удивился я этому, ибо побывал там, где не был никто из живых, и куда, не желал бы я отправиться никому. И собственноручно похоронил я своих воинов. И собрал женщин, стариков и детей, и отдал им свой меч, и попросил их, чтобы они, либо убили меня, либо простили, взяв к себе, а я, если они даруют мне жизнь, сделаю всё от меня зависящее, чтобы хоть немного сгладить свою вину. И жизнь мне была дарована. И я сдержал своё слово, сдержал слово, данное Великим Силам, и сейчас, уходя в свой последний путь, молю и заклинаю вас, о, дети мои, не свершать моих чудовищных ошибок. Не губите свои души, чтите стариков, помогайте слабым, любите, жалейте и понимайте других, и тогда, сообща, все вместе, вы найдёте заветную дверь Истины, и обретёте могущество. И я надеюсь, что будет так, и умираю, дети мои, с этой надеждой.
Глава 4. Пожалуй, наш удел – упираться до конца.
Ну, что ты, чудик, так глазёнками и ушами захлопал! Сидел же вроде бы спокойно, и нате вам, вдруг возбудился и засуетился. Ах, дальше! Сожалею, дружбан, дальше практически всё! Как только Дух кончил свой рассказ, заволокло наше сознание туманом. Проснулся я уже утром. Лежу рядом с Катей в кровати, как будто ничего и не случилось. Не то приснилось всё это, не то на самом деле, было – никак не врублюсь. Начал своими природными окулярами окрестность обозревать – вроде бы никаких изменений. Всё на месте. Ничего не пропало, даже лишнее появилось – сосед, как собака, на коврике, у двери похрапывает. Так, мыслю, значит, это был не сон! Осторожно разбудил Катю. Соседа, как пса шелудивого, не побрезговал ногой пхнуть. Когда все встали, начали мы впечатлениями делиться – у всех одни и те же воспоминания, а главное рассказ Духа запомнился всем, слово в слово. Осознав это, сосед с Катей сразу за валерианой полезли, а я за коньяком – кому, что помогает, по мере испорченности. Оклемавшись, возник у нас, соответственно, стихийный диспут. Сам понимаешь, у умных людей без этого, ну никак нельзя. Господи! Вразуми убогого! Кому я объясняю? Тьма беспросветная. Запомни! Умный человек он и в Африке умный и любому докажет, что тот лапоть необразованный и в жизни ничегошеньки не понимает. Вник? Тем хуже для тебя. Короче, Катя с соседом заговорили одновременно. Друг друга они не слушали. Каждый гнул свою заумную тему, каждый обращался, почему-то ко мне и я сразу же ощутил свою значимость и авторитет. Что бы, как-то закрепить за собой это сладостное чувство, заговорил и я. Сколько мы говорили, не слушая друг друга – не помню. Знаю одно. Со стороны наше трио напоминало трёх дятлов долбящих железобетонный столб…. А ты, дятел №4, помолчи, а то долбану сейчас поварёшкой по темечку, враз желание встревать пропадёт. Ладно! Чтобы тебе до светлой победы мирового коммунизма головой об железобетонный столб колотиться, но эти безобразия у нас скоро закончились, потому что умный человек, чем от других и отличается, что если у него в мозгах чего и заклинит, то бывают редкие случаи, что порой и расклинит. Мы замолчали! Воцарилась долгожданная тишина. Правда, ненадолго, потому что женская половина нашего человечества молчит только под пытками, а если пыток не применять, оно и так, что нужно и что не нужно расскажет, да и не один раз. Первой заговорила Катя, и мы сразу же осознали, что относимся не только к пернатой группе фауны, а именно дятлам, но и к козлам, ослам, баранам, волкам позорным и даже давно вымершим безжалостным саблезубым тиграм. И что мы, и только мы, мужчины, повинны в гибели древних цивилизаций и ржавый топор палача истории, это минимум, что светит нам в будущем. Меня это не унизило, а наоборот возвысило, потому что не каждый день выпадало мне такое счастье быть наравне с остальным мужским населением человечества. Как правило, по Катиным понятиям, я стоял на самых низких ступенях мужских достоинств, и быть наравне с всякими разными знаменитостями тешило моё тщеславие. Возлегать на лаврах чужой славы, к сожалению, мне пришлось недолго, потому что эстафету заумных рассуждений принял наш сосед. Будучи дятлом №2 он начал усердно долбить гранит своих познаний и наплёл нам такого, что ни я, ни Катя, да пожалуй, и никто из людей на нашей грешной земле, (разве, что группа товарищей из дурдома №9) так ничего и не поняли. Наконец настала моя очередь смешать словесный коктейль. Не любитель я толочь воду в ступке, а поэтому был краток и решителен, как костлявая с косой - рубанул под самый корешок. Сделав умное лицо, я выдавил из себя следующее: - « Дамы и господа! Уже ни одно тысячелетие посланники Высших Сил, священнослужители разных религий, мудрецы и просто талантливые и умные люди предрекают конец нашей цивилизации, предлагают одуматься и свернуть с дороги ведущей в пропасть Небытия. Всё напрасно! Наше грешное человечество взяло такой разгон, что остановит его инерцию лишь, только чудо. Не надо быть слишком умным, чтобы понять, что нам втроём свершить это чудо совершенно не светит. А поэтому, как бы мы не напрягались и не тужились – результат будет один. В лучшем случае лопнут глаза и из нас сделают великомучеников. И вот, что, леди и джентльмены, подсказывает мне убогий мой умишко – опишем всё, что с нами случилось, на бумаге. Опишем правдиво, доходчиво и поучительно. Ну, а люди, пускай уж сами решают, что делать». И ты знаешь, на том мы и порешили. Что ж ты, дружок, опять, так возбудился и засуетился? Даже, смотрю, и глаза из орбит повылазили, как будто лягушка холодная за шиворот залезла. Ах, у тебя хорошая идея проклюнулась! Действительно, для тебя это мучительный процесс! Ладно! Глаголь! Так! Так! Говоришь, записывал мой рассказ на магнитофоне и есть приятель, который может это напечатать! Что ж! Похвальное рвение. Попробуй! Внеси и ты свою лепту в дело спасения человечества – это дело всех и каждого, и да поможет нам в этом Господь!
Этот рассказ был переписан с магнитофонной плёнки. Названия не было, и немного подумав, мы решили назвать его: - « Дорога в пропасть ».
(продолжение следует)