Первый Ярус. Безумный Мастер

Денис Синельников

              — Она прекрасна! — статный лысеющий дворянин с восхищением рассматривал закрепленную на треноге картину.
             На полотне была изображена полуобнажённая красавица с гривой тёмных волос, водопадом ниспадающих на хрупкие девичьи плечи.  Глаза её, бездонные озёра, где отразилось само небо, смотрели с картины, застенчиво и стыдливо. Тени бережно обнимали её, пряча сокровенное,  и возбуждая фантазию. 
            — Где вы находите таких прелестных дам для своих картин?— дворянин цокнул языком. — Я бы всё отдал, чтобы поближе познакомиться с этим чудесным созданием!
          Услышав эти слова, художник вздрогнул.  
        — О, нет, что вы! Это невозможно! Мои натурщицы слишком чисты и невинны. Я обещал сохранить их происхождение в тайне.
                Раньше, он был весьма посредственным мастером. Его полотна не чем не выделялись и были откровенной халтурой. Его картины никого не впечатлили, и он медленно, но неизбежно приближался к черте отчаянья и... безумия. Он верил и ждал. Но талант так и не просыпался. 
             И вот, однажды, он вышел из тени и поразил весь цвет общества, своими шедеврами. Картины вдруг ожили и наполнились гениальностью и непревзойденным мастерством. Он рисовал только девушек и никогда не брал работу на заказ. Его полотна уходили в частные коллекции за бешеные деньги.  Поговаривают, что одна его картина удостоилась чести занимать стену в спальне самого главы Совета.
          Они были словно живыми. Наполненные неуловимыми оттенками. Словно пришедшие из волшебного мира.
            Никто не знал, как неизвестный ранее художник, приобрёл свою гениальность. Талант, что спал в нём долгие годы, видимо, наконец, проснулся.
             — Оголи плечико. Так. И немного откинься в кресле,— обратился он к сидящей перед ним девушке.
           Он застыл с кистью в руке, задумчиво глядя на набросок на холсте.
           — Знаешь? Ты слишком зажата и напряжена. Так дело не пойдёт, — он шагнул к ней и принялся поправлять причёску.
           Она покорно выполняла все его указания. Позировать такому гениальному мастеру было приятно, да и прибыльно. Она, простая посудомойка, о таком и мечтать не смела.
             Он суетился возле нее, и его пальцы коснулись нежной шеи. Он перехватил кисть рукоятью вперёд, и та оказалась заточена словно спица. Резкий удар... и на голубом платье проступило алое пятно. Оно росло, а глаза девушки заблестели слезами и застыли.
           Он смешал кровь с красками и полностью отдался работе.
              Никто не знал, какой мерзкий и жестокий монстр поселился в мастерской на втором этаже. Он, в своём безумии, был убежден, что смешав кровь с красками, вдохнёт в картину жизнь. Чтобы картина ожила, нужна самая малость. Перенести жизнь из мира настоящего, в мир нарисованный.  
             И вот, настал тот миг, когда его шедевры заслужили признание всего Первого Яруса. О пропавших девушках никто не вспоминал. Они все были простолюдинками, а у благородных нет к ним интереса.
                — Ваша выставка откроется в начале месяца. Все картины доставлены и готовы занять свои места,— сказал маленький и пухленький смотритель музея искусств, елозя платком по потной лысине. — Но глава музея настоял на вашем автопортрете. Его приказано повесить у главного входа.
                — Я никогда прежде не рисовал себя! — раздражённо вспылил художник и как-то странно посмотрел на свой мольберт, где были яркими пятнами замешаны краски. — Я что-нибудь придумаю и постараюсь успеть в срок. Приходите через неделю.
             Неделя прошла, и   человек вернулся. Он долго стучал в дверь, но ему никто не открыл. Он покрутился перед домом художника, и ушёл, так и не узнав страшной правды. 
             Если бы ему хватило смелости толкнуть дверь, то он бы обнаружил, что та не заперта. Ему бы чуточку наглости, чтобы шагнуть за порог и подняться на второй этаж, где находилась мастерская.
              Ему повезло, что он не обладал не смелостью, не наглостью. А иначе он бы увидел жуткую картину.
              Мертвого художника, лежащего на полу в луже собственной крови. И незаконченный автопортрет.