Самовар кипел от злости. Чашки, оплёванные кипятком, дрожали от страха. Они ошпаривали блюдца. Блюдца с перепуга покрывались паром. Одно даже испустило дух – треснуло. Ушибленная куском сахара, ложка не ахнула, не возмутилась. Сахар в ней мгновенно растаял. Заполненная сахарным сиропом, ложка не в силах была ни чихнуть, ни кашлянуть.
Сахарница и молочник с испугом смотрели на происходящее. Объективно говоря, им ничего не грозило, но видеть, как тает на глазах квадратик дорогого городского печенья, было жутко. За него ведь деньги плачены.
В том же самом плачевном состоянии были и салфетки, и скатерть. С подмоченной репутацией оказался и раритетный жостовский поднос. Стоявший на нём заварочный чайник исчихивал из задранного носа капли заварки.
Всё это была грубая проза жизни. Да и глупая, пожалуй, в первую очередь.
С чего всё началось? Не с самого простого, честно скажем.
Распечатать конверт, в который была спрятана тайна личной сердечной привязанности, решила хозяйка дома, устроившая чаепитие. Не закусон, не выпивку, а именно чаепитие, как изредка это делается в интеллигентных городских домах. Так, во всяком случае, казалось хозяйке. Что же касается сердечной тайны, ни в каком конверте она не хранилась. Она давно уже была предметом обсуждения и осуждения всех жителей села и его окрестностей.
Выражения лиц собравшихся были противоречивы. Мой глаз от зависти слеза омрачила. Но кто-то, как самовар, кипел от злости: привадить парнишку на 30 лет себя моложе, с их позиций, имела право только Примадонна. А эта… А что эта? Она-то чем хуже?
Она была полна, переполнена даже, надеждой, страстью, желанием.
В той же мере полная её нога, нетерпеливая и страстная, прижималась под столом к молодой, тощей, холодной и равнодушной коленке соседа слева. Специально ведь слева его посадила, чтобы все знали кто на сердце лёг.
- Ну, пора уже, ну скажи, а то даже самовар вот-вот взорвётся от нетерпения.
- О чём сказать?
- О любви нашей. Приглашай на свадьбу…
- Ты идиотка?
- Вот-вот. И я о водке. Собрать гостей, а на столе ни бутылки, ни закуски. – Как услышала бабка Матрёна при всей своей столетней тугоухости слово парня? Как переиначила «идиотку» в «водку»? Впрочем, не зря гласит народная мудрость: «У кого что болит, тот о том и говорит». А у собравшихся за столом то самое и болело. Потому и самовар кипел от злости. Стол-то пустой!.. Только чайник плюётся да городское печенье на скатерти расплывается. Хоть бы пирогов напекла. Холодец бы сварила, картошечки почистила, пяток курей пожарила… Куда там?
…………………..
Что связывало их в минувшие полгода?
- Деловая дружба, - говорил Он друзьям. – Короче, общее дело.
Что связывало их в минувшие полгода?
- Сердечная страсть, - отвечала Она завистницам. А их была туча!
Он и Она дружили неравнозначно и неравноценно. Она со страстью, а Он, что называется, по долгу службы. И что поделать, если чем быстрее бежало время, тем чаще его душа готова была поднять флаг войны.
Что было до того? Чёрная дыра в богатом её жизненном опыте. Было многое, было, казалось бы, всё. Не было одного - Любви. И вдруг… Вдруг выяснилось, что саднящая, непроходимая тоска в душе поселилась. Что возраст отнюдь не затушевал в сердце надежду и мечты о романтике. Да какой там возраст?! Каждый встречный знает, что 45 – баба ягодка опять. Она была уверена, что и 55 не граница радости. А если мужику и до 30-ти далековато, если у него не кузявый нос и тощие холодные коленки… А вам какое дело, в конце концов? Она, а не вы любовью переполнена.
Она деловая, она энергичная, она готова кулаками дорогу к счастью пробивать. Для начала дело открыла – фирму по сбору и продаже куриного помёта. Очень актуально и перспективно. Раз фирма, должен и штат в ней быть. Сосед молоденький объявился. До работы не охоч, да уж оченно глаза у него голубые и чубчик, как в песне, кучерявый. Почему не взять? Своих-то курей у хозяйки маловато, а парень словно рождён был для того, чтобы в чужих садах яблоки воровать. Охотно или не очень, но переквалифицировался на помёт. К одной соседке заглянет: ля-ля, тру-ля-ля. «Давай, - мол, - помогу курятник почистить». Ещё и денежку кой-какую за помощь срубал. А соседок-то в селе больше сотни.
Копили помёт, как скупец золото копит. В кучку складывали, целлофановые пакеты дачникам продавали. Те брали с охотой: удобрение для нового урожая. Кто откажется? И вдруг, в самый ответственный и долгожданный момент, когда о любви говорить надобно, скандал разразился.
-Ты мой помёт продавала! Мои денежки под матрас прятала, - визжала негодующая Манька. А вместе с ней и Тонька, и Танька, и Глаша, и ещё десяток за столом сидевших. Хорошо хоть не сотня возмущённых приглашена была на чаепитие. Кулаками машут, слюной брызжут. Дуры. Кто нынче деньги под матрасом держит? Она – деловая – их в трубочку сворачивала, в лифчик аккуратно укладывала. Пока ехала в город, целенаправленно в банк, по дороге смущала мужиков объёмом бюста. На обратном пути, правда, объём этот резко падал, зато грела душу сберегательная книжка.
Деньги копила трепетно. Очень уж хотела своему избранному машину на свадьбу подарить. Хоть о свадьбе он не заговаривал, молчуном был, но она-то – она искренне верила, что таким подарком его любовь разбудит. И вдруг:
- Идиотка!? Идиотка есть, а водки нет. А у фельдшерицы Наташки, что в медпункте работает, в чью сторону бросает Он влюблённые взгляды, не то что водка, бутылочки со спиртом всегда в наличии.
И дед Матвей, как и тугоухая бабка Матрёна, был уверен: стояли бы во главе стола десяток вожделенных поллитровочек, и конфуза бы не случилось. Народ от горячительного добрее становится. И самовар зря от злости вскипал, и блюдце разбилось, и заварочный чайник расчихался. Всё зря. Любовь-то растаяла, как дым. А вместе с ней и мои чудачества закончились. Ку-ку! Когда нет ответа в любви и куриный помёт по соседским дворам собираешь, чужие чудачества не в помощь.