В детстве мы всегда выбирали то, что повкуснее. Если стоит выбор между первым и вторым блюдом, любой здравомыслящий ребёнок выберет второе. Если выбрать необходимо между вторым и третьим, выберет третье - это истина. Мама прекрасно знала эту схему и всегда наливала сперва суп. Делалось это из тех соображений, что когда в обед мы съедим второе, то суп на ужин уж точно никто не станет есть и маме придётся готовить ещё и вечером.
Иногда, придя со школы, и не застав маму в летней кухне, которая была и зимней тоже, мы быстренько наяривали котлеты с пюрешкой, а от кастрюли с супом шарахались, как от прокажённой.
Папа знал нашу нелюбовь к супам и мамину нелюбовь стоять у плиты днями и ночами тоже, поэтому тактика у родителей была одинаковая - скормить больше супа, а второе с третьим дать в качестве поощрения к съеденному первому.
План их срабатывал только по выходным, когда они оба были дома. В тот день как раз был выходной. Только вот где была мама не помню. Кормил нас папа. По заведённой традиции он разогрел нам суп и налил каждому по тарелке. Было нам тогда по лет 7 и до газовой плиты нас ещё не допускали, поэтому папа справлялся сам.
Запах супа дурманил нас в самом негативном смысле слова. Один только вид жидкого кушанья улетучивал наш аппетит. Ну как есть суп, если с плиты на нас одиноко смотрит чугунная сковорода и до невозможности вкусно пахнет в ней жареная на сале картошка.
С папой не поспоришь. Сказано есть - ешь, а то и картохи не получишь. Он подал нам ужин, а сам по обыкновению присел на корточки у печки, открыл поддувало и закурил.
Молча мы смотрели в глубины рисового супа, картофельные квадратики хорошо разварились - это мы любили, правда лук плавал сверху - это не любили. Первая ложка отправилась в рот и тут мы поняли, что с супом что-то не то. Вкус у него ну совсем какой-то не "супный". Нет, пахнет то супом вроде бы, но вот кисловатый бульон уж совсем какой-то несъедобный.
Папу мы, не сказать, что боялись. Уважали. Прислушивались. Считались с его мнением, если сказал, что вкусно, значит оно так и есть. Попасть под его недовольство не хотели. Так и сидели полчаса за столом с полными тарелками супа и ложками в руках. Он у печки разгадывал сканворд и время для него летело быстро, не то что для нас. А картошки хотелось со страшной силой.
Через полчаса папа с недовольным видом заглянул в наши тарелки, потом в наши бездонные, полные безысходности глаза:
- Чего не едим-то? - шёпотом разрубил он завесу тишины.
- Не вкусно... - тоже шёпотом кто-то ответил из нас.
- Да ну вас! Ложки в руки и вперёд! - громче произнёс он и продолжил смотреть на нас в ожидании исполнения команды.
Лениво мы опустили ложки в остывший суп и, набрав их, отправили в свои рты. Видимо, на наших лицах было написано всё. И только когда проглотили, папа взял ложку у брата и из его тарелки зачерпнул суп и попробовал сам.
- Ааааа, так суп прокииииис! - как-то радостно произнёс он и как ни в чём не бывало ловко подхватил наши тарелки и убрал со стола.
Такого в семье за все 7 лет нашего детского существования ещё не случалось. Да мы даже и не знали, что супу свойственно прокисать, особенно вчерашнему, особенно забытому на плите и не убранному в холодильник на ночь, особенно простоявшему ещё весь день в тёплой кухне, натопленной с утра. Только вот сказать, что не вкусно, мы не имели права, не заведено было так говорить о еде до сегодняшнего дня.
Через секунду перед нами упала на стол досточка, на которую папа с восторгом поставил сковороду.
- Прокис! Надо же! Что не сказали?! - папа мотнул головой и засмеялся.
Вручил нам по вилке, потрепал наши головы и, вытащив из сковороды кусочек жареного сала, довольный, отправил его себе в рот.