На берег спустили коптилку, сваренную из листового железа и кое–какую снедь.
Мужики занялись дровами, костром и коптилкой, нам же было поручено чистить рыбу. Фактически извлекались только кишки. Что в уху, что на копчение с окуня чешую не снимают. Уху поручили варить нам с Юркой.
Его отец в это время укладывал на дно сухие ольховые щепки и подсоленных окуней, на решетки, устанавливал их в три ряда внутрь коптилки, а потом, закрыв крышку, водрузил на угли костра.
– А на Волге не так коптят, – с любопытством разглядывая действия друга, – заметил москвич.
– Ты–то откуда знаешь?
– К Фёдору Сыромятову ездил, помнишь такого? Он в Саратове теперь живёт. На пенсии уже.
– Как же я лучшего наводчика орудия забуду? Если бы не его работа под Курском, может, мы бы здесь сейчас и не сидели. И как же там у них рыбу коптят?
– Опилки у него были дубовые, а угли вовнутрь коптилки засыпают.
– У нас проще. А как вкуснее – у тебя будет возможность оценить.
Через полчаса коптилку с углей сняли. Накрыли стол на большем фанерном ящике и расселись вокруг.
Когда уху разлили по мискам и Палыч попробовал, то заметил:
– Мне говорили, что настоящая уха должна быть не такая…
– А какая? – хором спросили мы.
– В настоящую водку добавляют.
– Иван, не смеши меня, –улыбнулся наш капитан, – только не учи меня какой должна быть настоящая уха. Я понимаю, в Москве не просто из только что пойманной рыбы уху сварить, вот и придумывают всякую ерунду, чтобы улучшить своё варево. Я думаю, что кто–то в шутку сказал, настоящая уха должна быть «с водкой», в смысле стопку выпить, а ухой закусить. Потом эту шутку превратили в извращенный вариант добавления спиртного в уху. Попробуй. Потом сам скажешь. Впрочем, для любого варианта возможность есть.
Дугин достал из сумки бутылку «Московской». Выпив за встречу, мужики начали есть уху. Московский гость ел и качал головой от удовольствия.
– Да! Классная уха у нас получилась. Это же можно есть бесконечно.
Когда он налил себе третью миску, Иваныч, иронично посоветовал: « Ты в уху водку хотел добавить. Попробуй теперь. Иначе как можно сравнить?».
Его друг плеснул из стопки в миску с ухой и зачерпнул ложкой, попробовав –скривился.
– Что, не понравился тебе вариант «настоящей» ухи? – засмеялся капитан. – Я разных видов ухи с два десятка пробовал. Все они хороши, какой выбрать – дело вкуса, но уху с влитой водкой не терплю.
Мы разложили на куске доски коричнево–золотистых, пахнущих дымком, копченых окуней и каждый мог выбирать себе понравившихся.
– М–м–м, какая вкуснятина, – приговаривал москвич, – уписывая крупного окуня.
Рыба и правда удалась на славу.
Потом друзья сидели, глядя на солнце, спускавшееся все ближе к горизонту и ленивые волны спокойного озера. Вспоминали, обнявшись как воевали, как теряли фронтовых друзей.
Мы с другом глядели на них во все глаза, с интересом слушали их разговоры и воспоминания. Боясь помешать мы не задавали вопросов, хотя не все понимали до конца. А ветеранам подробности были не нужны. Они понимали друг друга с полуслова.
В июле в Карелии ночи белые, поэтому на судно спать пошли уже за полночь.
Утром, после чая, с Юркой мы обследовали остров. Хотелось ягод найти.
Черника уже поспела, и налакомились мы ею вдоволь. Вдруг наткнулись мы на странные сооружения. За висящей на столбах, оборванной местами колючей проволокой, были видны остатки каких–то зданий и две вышки по углам.
Вернувшись на бот, мы рассказали взрослым об увиденном.
– По описаниям похоже на лагерь для заключенных, – высказался Палыч.
– Почти так, – ответил ему товарищ. – После войны на известковых разработках пленные немцы на острове работали. Скорее всего, бараки от них остались.
– А что за разработки?
– Обогнем остров, сам увидишь.
Вскоре неспешно постукивая дизелем, бот шел по онежской водяной глади вдоль острова. Вскоре на его оконечности, за мысом, стала видна поляна и сложенные на ней штабеля из кусков желтовато–белого камня. За ними вглубь уходили пещерные входы в разработку высотой с человеческий рост.
– Далеко отсюда возить известняк. Его же еще обжигать надо, – высказал свое сомнение москвич.
– Смотря куда далеко. При царе половина Заонежья этой известью пользовалось. Кирпичные кладки на ней делали и печки белили. Позже выяснилось, что это не просто известняк, а особый вид – баритовый. После войны пленных немцев сюда и пригнали. Баритовая известь нужна была для атомной промышленности. Очень хорошо барит радиацию задерживает. Ведомство Лаврентия Павловича отвечало за оба эти направления, так что здесь пленные и отбывали свою повинность.
– А кто такой Лаврентий Павлович? – спросил я у капитана бота.
– Большой был человек, – усмехнулся он, – НКВД возглавлял. Слыхал, про такую организацию?
– Да, в прошлом году по истории СССР говорили, только я не помню такого Лаврентия.
– Берия, былая его фамилия. Расстреляли его.
– За что?
– Подрастешь – прочитаешь сам, – оборвал разговор Дугин.
Тем временем Южный Олений остров остался по правому борту, а МРБ изменил курс, и мы двинулись в сторону островов, поднимающихся из воды.
Когда проходили Северный Олений остров и бот начал лавировать в проходах между мелкими островами, которые были слева и справа, я заметил:
–Не знал, что у Оленьего острова такая интересная история. Капитан, который внимательно наблюдал за обстановкой и вращал рулевое колесо то влево. То вправо.
– У него история интереснейшая. На нем археологи нашли самые древние захоронения на всем Северо–Западе, включая Скандинавию и Кольский полуостров. Им более шести тысяч лет.
– Вот это да! Остров совсем небольшой, а сколько интересного.
–Согласен, карельская история интересна не менее, чем какая–либо другая. Просто не все её знают.
Вдруг из–за островка, который мы обогнули, вырос во всем своем великолепии остров Кижи с огромным собором. Он был необычайно красив в лучах солнца, которое поднялось уже высоко. Сложенный из брёвен, увенчанный куполом и деревянными маковками с крестами на них, он слегка серебрился от солнца и озерной синей воды.
– Может, остановимся, разглядим его как следует? – попросил Палыч.
– Нет. В другой раз. Тем более, что у меня с тобой поездка в Кижи запланирована через три дня. Поедем на «Метеоре», с ветерком, на подводных крыльях. Мы в этом году скоростную линию запустили в Заонежье.
До острова с деревянной часовней и видневшимися старыми домами, построенными как принято было в Карелии в начале двадцатого века, оставалось совсем немного.
– Деревня Насоновщина, – указал рукой капитан в сторону строений. – Мы к ней не пойдём, с другой стороны пристанем.