— Минни, добавьте-ка гостям ещё шампанского!
Голос Брайана с трудом перекрывает музыку, гремящую из динамиков, так искус-но спрятанных в пальмовых зарослях, окружающих битком набитое гостями патио вокруг бассейна, что кажется, что она льётся прямо с неба. «I'm gonna swing from the chandelier, from the chandelier, I'm gonna live like tomorrow doesn't exist, like it doesn't exist…» надрывает-ся в высоковатом для нее «фа» третьей октавы фальцет белобрысой исполнительницы с чёлкой на пол-лица. В такт её призыву десятки разновозрастных загорелых тел, с армейским единообразием облачённых исключительно в купальные принадлежности, ритмично двига-ются в едином свинге. У всех в руках — недопитые бокалы, во всех взглядах застыла эта безуминка из песни: «Я буду веселиться до упаду, словно грохнулась с люстры. Я буду жить так, словно завтра не наступит вовсе…»
Чернокожая Минни, скорее угадав, чем услышав, со счастливой улыбкой кивает боссу и, раскачиваясь всей своей с точностью до наоборот соответствующей её имени ком-плекцией, исчезает в направлении хозяйственного флигеля. Через минуту руководимые ею двое помощников-официантов выкатывают к бассейну огромную конструкцию в виде ди-ковинной пальмы. Темно-зелёные листья пальмы — это бутылки шампанского в несколько ярусов, причём листья нижнего яруса — это дюжина огромных трёхлитровых «жеробо-амов», второго — вдвое большее количество полуторалитровых «магнумов», а последний, на высоте больше двух метров от пола, частит несметным количеством простых «ордина-ров». Листья-бутылки нависают над стволом, представляющим собой пирамиду хрусталь-ных бокалов, запотевших, словно всю конструкцию только что вынули из гигантского лед-ника. И как только отзвучала последняя нота песни, все бутылки враз, словно по волшеб-ству, с грохотом, достойным оружейного залпа доброго взвода, выплёвывают пробки, и дымящаяся золотая влага течёт в пирамиду из бокалов. Все в ставшей после «11/09» при-вычной тревоге поворачивают головы, но, быстро поняв, что угрозы нет, с гиканьем и улю-люканием, оставляя кто где недопитое, бросаются за новой порцией.
— Пейте, друзья! — провозглашает со сцены певица. — Но не разбредайтесь, скоро продолжим! Кстати, билеты на мой последний концерт стоили по сто пятьдесят бак-сов, а здесь благодаря нашему хозяину вы слушаете мои хиты на халяву!
Патио взрывается аплодисментами, пьяный женский голос кричит: «Ты супер! Хо-зяин супер!» Все ищут взглядами хозяина, но не находят, и поиски быстро сменяются пере-звоном бокалов у пальмы.
— Да уж, брат! — с улыбкой произнёс Дэвид, так неожиданно появляясь из тем-ной глубины дома за спиной Брайана, что тот вздрогнул. — Вот это вечеринка у тебя! Я думал, будет что-то камерное, для узкого круга, а тут у тебя полста человек гостей!
— Гость здесь только ты, — ответил Брайан, не совсем твёрдо вставая навстречу Дэвиду из кресла, из которого он последние полчаса наблюдал за людской массой у бассей-на, — остальные тусуются здесь так часто, что их, скорее, нужно причислять к хозяевам. Здравствуй, брат! Наконец-то!
Братья порывисто и крепко обнялись. Всякий, кто видел бы их сейчас рядом, пора-зился бы тому, насколько они похожи, — выражение «одно лицо» в их случае не было ме-тафорой ни на йоту. Исключение составляла лишь своеобразная овальная отметина разме-ром с гусиное яйцо, похожая на застарелый ожог, прямо по центру лба одного из братьев. Но в полумраке интерьера она была не слишком заметна, а во всем прочем они отличались друг от друга не более, чем две крупицы соли в солонке — поди различи! Не стала исклю-чением и Минни, вошедшая с улицы.
— Ой, мистер Брайан! — схватилась за сердце она, глядя на Дэвида. — Или… Я, вроде, не прикладывалась сегодня…
Братья добродушно рассмеялись — им не впервой было поражать людей своим сходством.
— Познакомьтесь, Минни: это мой брат Дэвид, — сказал Брайан. — Говорят, он старше меня на целых девять минут. Дэвид, это — Минни. Без Минни я не смог бы про-жить этот год здесь. Только она знает, откуда в доме берётся еда и выпивка, и каким вол-шебным образом наутро после каждой вечеринки патио отмыто от кетчупа, а в бассейне не плавают пустые бутылки и чьи-то лифчики!
— Ой, вы скажете, мистер Брайан! — отмахнулась Минни, но по её белозубой улыбке было видно, что она довольна, очень довольна. — Счастлива познакомится с ва-шим братом. Но я пришла спросить, когда гостям начинать подавать коктейли?
— По достижении первого из двух событий, — для виду задумавшись, но испод-тишка пьяненько подмигивая брату, отозвался тот. — Или когда солнце зайдёт за крышу дома Клинта Иствуда, или когда в бассейн кинут первую девчонку.
Минни наморщила лоб, пытаясь разобраться с запредельной для неё логикой отве-та, — Дэвид отвернулся, чтобы скрыть улыбку. В этот момент со стороны патио донёсся счастливый женский визг, и сразу за ним — упругий шлепок чего-то тяжёлого, плюхнувше-гося в воду.
— О, похоже, кинули сразу двоих, — поднял вверх палец Брайан, — можно пода-вать!
Круглое и тёмное, как обратная сторона Луны, лицо Минни снова превратилось в смайл, означающий «счастье», и она умчалась выполнять распоряжение босса с необычай-ной для своей комплекции проворностью.
— Вылитая Диззи из нашего старого дома в Кентукки, — мечтательно протянул Брайан, глядя ей вслед, — не находишь? Я взял её на работу сразу, как только увидел. Та-кая, знаешь, охватила ностальгия! Диззи-то хоть жива?
— Жива, — отчего-то хмуро ответил Дэвид, разглядывая в дверной проем толпу людей в залитом закатным солнцем патио, откуда снова гремел голос певицы со странной чёлкой. — А что, Клинт Иствуд — реально твой сосед?
— Ага, — небрежно кивнул Брайан, — жаль, сегодня его, похоже, нету. Должно быть, снова кино снимает. Здесь вообще много селебритиз, всех и не упомнишь. Давай-ка лучше выпьем!
Он подвёл брата к занимавшему полстены зеркальному бару, достал диковинный приплюснутый к низу графин, разлил по тяжёлым низким бокалам тёмную жидкость — по комнате поплыл густой аромат.
— Это 64-х летний «Макалан», — подмигнул брату Брайан, — самый старый и са-мый дорогой виски в мире. Как думаешь, сколько стоит?
Дэвид оценивающе посмотрел сначала на графин матового стекла, потом на крышу дома Клинта Иствуда, возвышавшуюся над обсаженным тропическими зарослями патио.
— Тысячу долларов? — почему-то шёпотом спросил он.
Брайан залился весёлым смехом.
— Штука баксов? — переспросил он. — Ты шутишь! Штуку баксов стоит пробка от этого графина. Нет, вот этот скол на пробке столько стоит, потому что его Бритни Спирс сделала — уронила, коза, на пол, когда этот вискарь привезли с аукциона. Я купил его за четыреста шестьдесят тысяч долларов.
Дэвид поперхнулся глотком, Брайан забарабанил ему ладонью по спине.
— Не может быть! — выпалил, откашлявшись, Дэвид, выпучив на брата налитые кровью глаза. — Ты с ума сошёл!
— Почему? — оттопырил нижнюю губу Брайан. — Напиток того стоит!
Дэвид, не допив, аккуратно поставил бокал на стол и, отступил на полшага, шутов-ски поклонился ему.
— Извините, сэр, — обратился он к бокалу, — ваши стенки соприкасались с таким благородным напитком! Ничего, что обслюнявил вас губами и запачкал своими отпечатка-ми?
— Зачем ты так? — растерянно поднял на брата масляные глаза Брайан. — Я же не виноват, что мне деньги девать некуда!
— Вот об этом, собственно, я и хотел с тобой поговорить, — уже серьёзно произ-нёс Дэвид. — Ты же не думал, что я приехал, просто, наконец, приняв приглашение на оче-редную твою вечеринку?
Тяжёлый взгляд Дэвида упёрся в зрачки Брайану, и тот отвёл взгляд.
— Снова ты… давишь, — пробормотал он, отворачиваясь.
— Я? Давлю? Чем? — удивился старший брат.
— Вот этим взглядом своим, — насупился Брайан. — Мне кажется, что я помню его с самого рождения. Как ты смотришь, не мигая, мне в глаза, а я даже не могу отвести взгляд.
— Что за выдумки? — досадливо поморщился Дэвид. — Давай серьёзно. Ты же знаешь, я — бухгалтер, я привык все считать. Слушай, во сколько обойдётся тебе эта вече-ринка? У тебя эта певичка голосит в живую, а она — суперзвезда! Сколько ты ей заплатил?
— Пустяки, — пожал плечами Брайан, — четверть миллиона. Хотя, пожалуй, ты прав — дороговато. Вот во вторник зажигала Мадонна, та взяла всего сто штук. Правда, она тоже соседка, поэтому и сделала скидку. Но артисты не делают картины, пальма из шампанского стоит дороже.
Он снова хлебнул из бокала.
— Иди ты! — не поверил Дэвид.
— Точно тебе говорю, — пьяненько кивнул Брайан. — Это же «Крюг» двадцать восьмого года. Сорок косарей за бутылку. «Магнумы» и «жеробоамы» ещё дороже. Прав-да, счёт ещё не выставляли, там дисконт должен быть приличный…
У Дэвида глаза на лоб полезли.
— Ты хочешь сказать, что за одно шампанское сегодня ты заплатишь больше мил-лиона долларов? — прошипел он. — А, судя по тому, что мисс Мадонна Чикконе пела у тебя три дня назад, ты такие вечеринки закатываешь несколько чаще, чем ежегодно?
— Пару раз в неделю, — пожал плечами Брайан. — Скучно, знаешь ли.
На минуту, казалось, Дэвид лишился дара речи.
— Это ненормально, — наконец, помотал головой он. — Это выходит десять-двенадцать миллионов в месяц только на вечеринки…
— Скорее, пятнадцать, — поправил его Брайан, икая.
— … у тебя в гараже ни одной нормальной машины, одни «ламборгини», «ферра-ри» и что-то ещё космическое с какой-то лохматой буквой «В» на капоте…
— «Бугатти», — вставил Брайан.
— …твоё бунгало стоит тридцать миллионов, я смотрел в дайджесте!
— М-да? — переспросил Брайан. — Долбаный «Лемон Бразерс»! Год назад я за-платил за него сорок пять.
Дэвид тихо опустился на стул. Брайан присел рядом с ним на корточки.
— Ты хочешь напомнить мне, что я свинья, что не помогаю вам с Клэр и девоч-кам? — с несчастным видом спросил он у брата.
— Что ты? — возразил Дэвид, с любовью обнимая брата за шею. — Из того мил-лиона, что ты прислал нам год назад, мы выкупили из залога дом и ферму, все отремонти-ровали, купили новый трак мне и седан для Клэр. Тратить больше не на что, и осталось ещё порядком — всё лежит в банке под хороший процент. Мы ни в чём не нуждаемся и очень благодарны тебе, Брайан!
— Какие пустяки, брат! — расцвёл тот. — Но я правильно понял тебя, что если бы я прямо сейчас перечислил тебе, скажем, пару-тройку лимонов, ты бы просто не знал, что с ними делать, ха-ха! Какой же ты после этого бухгалтер?!
Брайан захохотал так, что не удержал равновесия на корточках и грохнулся на пя-тую точку. Но на Дэвида шутка брата произвела прямо противоположное впечатление.
— Откуда деньги, Брайан? — совершенно серьёзно спросил он. — Год назад ты был без гроша — я помню твою телеграмму «Ради бога, пришлите хотя бы сто пятьдесят долларов»! Откуда все взялось? Я твой старший брат, и я, мягко скажем, обеспокоен. И Клэр считает, что такие деньжищи честными не бывают. Я ей поддакиваю — ведь она не знает, чем ты последние десять лет зарабатываешь на жизнь. Но даже в карты столько вы-играть невозможно! Во что ты ввязался? Наркотики? Оружие? Детская проституция? Ты должен все мне рассказать, я за этим приехал. Считай, что меня послала семья. И покойные мама с папой тоже.
Брайан беспомощно посмотрел на Дэвида, и вдруг его пьяные глаза наполнились слезами.
— Всё ещё хуже, брат! — зашептал он, обеими руками хватаясь за голову. — Всё гораздо, неизмеримо хуже!
— Расскажи мне, — повторил Дэвид. — Эти деньги…
— Да причём здесь деньги?! — вспылил Брайан. — Насрать на деньги! Мне жить осталось меньше суток!
***
Брайан посмотрел бутылку «Джонни Уокера» на просвет, вздохнув, перелил остат-ки в грязный стакан. Взял со стола листок телеграммы, упёрся в неё невидящим взглядом. Он и так наизусть знал, что в ней написано: «Мама умерла, третий инфаркт. Папа скоропо-стижно скончался на следующий день. Похороны 19-го. Дэвид». Брайан перевёл глаза на календарь на стене. Соображения по поводу того, какое сегодня число, ему не понравились, и для верности он сверился с валявшейся на крыльце свежей газетой. Ошибки нет — сего-дня было именно 19-е. Он пил три дня и даже не помнил, как принесли телеграмму. Брайан взял стакан и, морщась от отвращения, медленно выцедил все до капли.
— Последний, — прошептал он и с размаху грохнул стакан об пол. — За тебя, ма-ма, за тебя, папа.
Он проковылял на кухню, взял тяжёлый, устойчивый табурет и вернулся в комна-ту. Поднял взгляд на потолок, где из штукатурки торчал мощный крюк. Ещё неделю назад на нем висела люстра, но она приглянулась одному из кубинских парней, завалившихся к нему, чтобы передать послание Рамиреса, что, если Брайан до двадцатого не рассчитается, ему отрежут все выступающие части на лице. Визиты парней Рамиреса, как правило, не об-ходились без дюжины чрезвычайно болезненных зуботычин и, чтобы умаслить эмиссаров, Брайан готов был отдать что угодно, просто ничего ценного, кроме люстры, в доме уже давно не было. «Сам бог велел», — подумал Брайан, безнадёжно глядя на голый крюк. Он поставил табурет — под ножками противно заскрипели, превращаясь в стеклянную пудру, останки стакана. Кусок капроновой верёвки, достаточно толстой для того, чтобы выдержать вес человеческого тела, лежал в кармане шорт, ощутимо, физически жёг ляжку. Брайан до-стал его, быстро скрутил на одном конце глухую петлю, на другом — затягивающуюся. Такие петли он умел делать с закрытыми глазами — отец сызмальства брал их с Дэвидом на охоту на зайца и всякую прочую лесную мелочь, и доводил умение сыновей вязать силки до автоматизма. Эх, отец, отец! Знал бы ты, в какой ситуации пригодится это умение твоему никчёмному сыну!
В детстве Дэвид и Брайан были, как и положено близнецам, похожи во всем, но лет с двенадцати в младшего словно бес вселился. Он связался с местной шпаной, прогуливал уроки. Начал курить, в тринадцать попробовал алкоголь и уже не слезал с него. Родители бились, но ничего не смогли поделать и отстали, находя утешение в старшем сыне Дэвиде, более чем оправдывающем все родительские чаяния. В пятнадцать Брайан первый раз попал в полицию, в шестнадцать — отсидел месяц «по малолетке» за угон автомобиля — захоте-лось покатать понравившуюся девчонку. Школьный аттестат ему выдали только из уваже-ния к родителям. В семнадцать он исчез из дома, доведя мать до первого инфаркта. Вер-нулся он только через год, ничего дома толком не объяснив. Но и к лучшему, — если бы родители узнали, что весь этот год Брайан с шайкой таких же оторв, как он сам, пробавлял-ся по всему штату нечестной карточной игрой, инфарктом дело не ограничилось бы.
От пристрастия к картам и прожиганию жизни вообще родители пытались лечить сына «проработками», но от бурных домашних сцен Брайан просто сбегал. Особенно прети-ло ему, что с определённых пор в актах группового домашнего порицания кроме родителей принимал участие и благополучный Дэвид. К тому времени он выучился на бухгалтера, же-нился на первой местной красавице Клэр Тоуфорд, и у них родилась пара очаровательных близняшек Кэтрин и Дороти. Брайан души в них не чаял, но непутёвого дядю в качестве ме-ры воздействия от общения с племянницами отлучили.
Карточная игра, в которой Брайан все больше и больше совершенствовался, полно-стью поглощала его. Два года назад старые дружки, с которыми он некогда «бомбил» дере-венских кентуккийских «лохов», позвали его в Майами. Там — жизнь, там — большая игра, там — бабло! Брайан снялся с места, в свойственной ему манере никого не ставя в известность и прихватив из домашнего тайника последние пять тысяч долларов родитель-ских сбережений. В Майами ему сначала везло. Он поднял сто «косарей» — немыслимые по меркам округа Бреситт и всего штата Кентукки деньжищщи. Он внёс взнос за дом, купил «Шелби» 1969-го — раритетный «мускул-кар», о котором мечтал с детства, обзавёлся за-чётной гёрл-френд. Но деньги быстро кончились, ведь фортуна — дама переменчивая. Ве-зение отвернулось от него. В короткое время Брайан проиграл все, что у него ещё остава-лось, и влез в долги к стрёмным людям — кубинцам. Ещё с полгода ему удавалось лави-ровать между требованиями банка внести очередной платёж за дом, приставами, забравши-ми-таки в результате машину, и парнями Рамиреса, при каждой встрече кроме напоминания о долге «подрихтовывающими» ему физиономию.
Наконец, удача совсем отвернулась от Брайана. После недвусмысленного обещания всегда держащего своё слово Рамиреса он понял, что единственный выход — бежать, и ве-чером три дня назад сел поразмышлять над планом действий. Посоветоваться, кроме как с «Джонни Уокером», было не с кем, а поскольку затарился он с учётом длинной дороги, ему хватило почти на трое суток. Придя, наконец, в себя, он увидел телеграмму на столе и вдруг твёрдо понял, что решать вопрос надо не бегством, а по-другому. «Эх, папа, мама! Ваш никчёмный сын умудрился даже похороны ваши просрать!» — прошептал Брайан, из его глаз потекли слезы. Завтра кубинцы отрежут ему нос и уши — и все. Ах, да — бежать! Хо-тя куда он без денег? Да и от себя, от своей никчёмности и невезучести не убежишь. Ах, ес-ли бы можно было вернуть все назад! Он стал бы другим, совсем другим! Вот только, к сожалению, это невозможно – река времени вспять не течёт.
Брайан встал на табурет, накинул глухую петлю на крюк, продел голову в удавку. Глубоко вздохнул, долго выпускал из лёгких воздух. Левой рукой взялся за верёвку, пра-вой неловко перекрестился. Подумал: «Мама, папа, простите меня!» Добавил: «И ты, Дэ-вид!» и пнул ногой табурет. Табурет не отскочил, но наклонился достаточно, чтобы ноги Брайана повисли в воздухе. Короткая верёвка натянулась, остро впилась в шею. Грудь Брайана начала расширяться, требуя воздуха, но горло уже было пережато. В смертельной панике Брайан напрасно колотил ногами — опереться было не на что. Но тяжёлый табурет словно передумал падать и, несколько секунд балансируя на двух ножках в положении не-устойчивого равновесия, с грохотом вернулся на прежнее место. Уже теряющий сознание Брайан кончиками пальцев ног поймал опору. Без нагрузки капроновая петля мгновенно разжалась, и Брайан застыл, выпрямившись, выструнив тело, жадно глотая воздух распах-нутым ртом. В этот момент в дверь постучали.
«Не судьба!» — мелькнуло в голове у Брайана. Он вынул голову из удавки, сдёр-нул верёвку с крюка, отшвырнул в сторону, испытывая к ней физическое отвращение и страх, словно к змее, уже, вроде, неопасной, но которая в любой момент ещё может ужа-лить. Спрыгнул с табурета, массируя саднящее горло, поплёлся открывать. Интересно, кто там — снова дуболомы Рамиреса? Тогда лучше было завершить начатое. Хотя срок, вроде, завтра? Даже не посмотрев в глазок, Брайан распахнул дверь.
— Здравствуйте, мистер Энглвуд! — с улыбкой произнёс стоящий на крыльце не-высокий щуплый человек в возрасте существенно за пятьдесят, в приветственном жесте по-военному прикладывающий пальцы к виску. — Вы ведь Брайан Бэрроуз Энглвуд, родом из штата Кентукки, округ Бреситт, верно? Я войду? Кстати, не находите, что сегодня назва-ние вашей малой родины звучит особенно символично?
«Ну да, округ пишется «Breathitt», почти «breath it» — дыши этим, вдыхай это!» — сообразил Брайан, невольно отступая. Незнакомец вошёл в дом.
— Я, кажется, успел в последнюю минуту? — спросил он, обводя взглядом ком-нату.
— Что вы имеете в виду? — спросил Брайан и, поморщившись, сглотнул. — Кто вы вообще такой, черт побери?
— Отвечаю на вопросы в порядке их генерации вашим мыслительным аппаратом, — усмехнувшись, ответил незнакомец. — Я имею в виду, что я вовремя, потому что ровно три минуты назад здесь разыгралась неудачная попытка суицида. Ничего подобного? Ну, как же? Извольте видеть — вот крюк, вот табурет. Кожа вон у вас под кадыком содрана. Верёвочки не хватает. А, вон она, за шкафом валяется. Могли бы спасибо сказать, вместо того, чтобы отнекиваться от очевидного. Думаете, просто было вернуть этот тяжеленный табуретище вам под ноги?
Брайан попятился.
— А по поводу того, кто я такой вообще, — продолжил незнакомец, — думаю, что ответ вы, как сугубо рациональный человек, уже сами знаете. Ведь не зря вам так нравится высказывание мистера Конан-Дойла, что когда исчерпаны все невозможные объяснения, верным будет оставшееся, даже если оно совершенно невероятно. Откуда я могу знать, что вы тут только что пытались учинить? Как я мог постучать в дверь ровно в ту самую се-кунду? Ответ очевиден же, верно? Да ваши уста уже сами его произнесли — это я насчёт «черт побери», если непонятно. Просто меня уже давно… как бы это сказать?.. побрали.
— Вы…?!! — захлебнулся ужасом из снов Брайан.
— В некотором роде, — словно прочитав мысли, добродушно улыбнулся гость. — Ну, не сам он, конечно, я только работаю на него. Сами посудите: с чего бы это самому ве-ликому и ужасному, князю тьмы, повелителю преисподней, верховному отрицательному и прочая, и прочая на семи листах, являться собственной персоной к такому никчёмному ни-чтожеству, как вы, Брайан?
Обида резанула Брайана поперёк груди.
— Между прочим, я вас не звал, — угрюмо отозвался он, — так что нечего тут…
— Звали, звали! — воскликнул незнакомец. — Когда верёвочка уже врезалась вам в горлышко, а ножки дёргались, не находя опоры, ваше сознание отдельно от тела по-слало в эфир стандартный сигнал SAA. Это примерно то же самое, что SOS у моряков, только переводится как «спасите, на все согласен». Далеко не у всех этот защитный меха-низм, этот последний, так сказать, спасательный круг встроен от природы в сознание, толь-ко у тех, кто очень, очень хочет жить. Впрочем, если вы утверждаете, что ничего такого не было, мне не составит труда откатить ситуацию назад.
В то же мгновение петля снова сдавила горло Брайана, его ноги беспомощно зако-лотили по воздуху. Последнее, на что упал его меркнущий взгляд, был валяющийся на полу табурет.
— Нет! — закричал он, рукой заслоняясь от натуральных, как действительность, ощущений. — Не надо!
— Хорошо, — пожал плечами незнакомец. — Так мы продолжим, или обиды бу-дете строить?
— Продолжим, — угрюмо буркнул Брайан.
— Вот и отлично! — всплеснул руками незнакомец. — Да, кстати, я не предста-вился: меня зовут SAW 1258967543093. SAW — это «Satana’s Army Warrior» — «воин ар-мии сатаны», а номер — ну, это просто порядковый номер.
— Нехилый номерок! — прикинув разряды, усмехнулся Брайан. — Это же боль-ше триллиона?. Не слишком высоко вы поднялись в вашей сатанячьей иерархической лест-нице!
— Сатанинской, — спокойно поправил его собеседник. — И это же номер по все-ленскому реестру. Представляете, сколько нас, сатанинских воинов, во всём Универсуме? Здесь, на Земле, я занимаю вполне себе немаленький пост. Скажем так, полковник, по-вашему.
— Понятно, — кивнул Брайан. — Так как мне вас называть? Полным номером, или сократим хотя бы до четырёх цифр? 1258 пойдёт?
— Особой разницы нет, — усмехнулся визави, — хотя на вашем месте меня бы меньше всего заботило, как звать собеседника. Вообще-то, общаясь со смертными, я пред-почитаю имя Торнтон. Так меня звали, гм, когда-то.
– Что ж, Торнтон так Торнтон, — кивнул Брайан. — Польщён, что ко мне прислали целого полковника. Похоже, что несмотря на всю мою никчёмность, я вам небезынтересен.
— Да ладно, полно обижаться! — расцвёл в улыбке Торнтон. — Вы правы: вы нам интересны — собственно, как все потенциальные самоубийцы. Человека в нормальном состоянии довольно сложно склонить к сотрудничеству с нами, тотальная пропаганда кон-курирующей организации сказывается. А чтобы человек в определённый момент пришёл к нужному решению — это нужно сто потов пролить! Людей с соответствующими чертами характера мы отбираем, отслеживаем, пестуем. Вот вы думаете, вы просто так в двенадцать лет вдруг сошли на кривую дорожку?
— Так это — вы меня?.. – выпучил на него глаза Брайан. — Это я… из-за вас?
— Ну, ну, ну! — словно защищаясь, выставил вперёд ладонь Торнтон. — Не надо с больной головы на здоровую переваливать! Мы просто заметили соответствующие склон-ности в вашей ментальной карте и разъяснили вашему эго некоторые моменты. Открыли, так сказать, перспективы иного пути. Раньше это называлось — подвергнуть соблазну. Кстати, в истории известны многие случаи попыток соблазнения интересующих нас лично-стей, но далеко не все поддавались. Вы — да. А ведь воздействию подверглись вы оба, ваш брат Дэвид тоже. Но он, что называется, только почесался, а вы целеустремлённо встали на новый курс, и с него уже, к нашей радости, не сходили. Так что нас ни винить, ни благода-рить не надо — исключительно себя.
Брайан понуро повесил голову.
— Да ну, старина, не печальтесь! — задорно хлопнул его по плечу Торнтон. — Что выросло, то выросло, чего уж теперь! Да и я не совесть в вас пробуждать явился, это дело малоперспективное. Я вообще здесь не за своей выгодой, мы одеяло на себя не тянем! В первую очередь я здесь по делу, которое должно заинтересовать вас. Так как оно, на наш взгляд, открывает перед вами некоторые перспективы. Зажигает, так сказать, свет в конце тоннеля, в который вы умудрились себя загнать. Если вы мне позволите его изложить, то завтра вы не потеряете некоторые части вашего тела, а ваши финансовые дела резко пойдут на поправку. Может, присядем?
Не дожидаясь ответа, по-хозяйски принёс из кухни второй табурет, поставил его перед Брайаном, сам примостившись на том, что полчаса назад исполнял роль эшафота.
— Я правильно понимаю, что за открытие вами передо мной как вы выразились, перспектив, я должен буду отдать вам свою душу? — деловито спросил Брайан.
— Как обычно! — расцвёл Торнтон. — Всю суть нашего интереса к людям была описана одним великим немцем ещё четверть тысячелетия назад. Обычная сделка — одна стандартная человеческая душа после смерти в обмен на материальные и прочие блага по договорённости при жизни.
— Да, да, — кивнул Брайан, — «Фауст», я читал в сокращении. Только что-то я не совсем понимаю своей выгоды. Я, как самоубийца, все равно попаду в ад, верно? То есть, в полное ваше и вашего шефа распоряжение. Так в чем разница?
— О, разница колоссальная! — вскинул руки Торнтон. — Обычным путём в ад вас направит загробный суд, и там вы будете просто одним из вечно поджаривающихся грешников без каких-либо перспектив. А, подписав договор, вы после смерти попадёте в SA — войско Сатаны. Для начала, ясно, простым рекрутом с номером на пару порядков длин-нее моего, но карьерный рост обеспечен! Так что разница очевидна — как между на зоне париться и в армии служить, даром, что и то, и другое длится вечность. Но у бессмертного совсем другого восприятия времени и, соответственно, вечности, поверьте! К тому же, что особенно немаловажно…
Торнтон замолчал, выдерживая эффектную паузу.
— Господи, да не тяните вы так! — в нетерпении воскликнул Брайан.
— М-м-м, — поморщился, как от зубной боли, Торнтон. — Если можно, не упо-минайте всуе имени… вот этого. У нас на это реакция встроена, что-то вроде изжоги. Пу-стяк, но неприятно.
Торнтон икнул и, прикрыв рот рукой, выпустил в сторону отрыжку. Явственно за-пахло серой.
— К тому же, что особенно немаловажно, — продолжил он, — что в роли само-убийцы вы умрёте прямо сейчас, а через договор — в возрасте восьмидесяти семи земных лет. Именно столько вам отмеряно в… в общем, там, где надо. И все эти оставшиеся шесть с лишком десятилетий вы, мягко скажем, ни в чём не будете нуждаться. Так как? Ещё над чем-то будете размышлять?
Брайан взглянул на Торнтона, всеми силами пытаясь всем видом показать полное равнодушие — игроцким нутром он безошибочно чувствовал, что есть возможность потор-говаться.
— И сколько же конкретно вы мне за мою душу предложите? — надменно спро-сил он.
Вместо ответа Торнтон встал с табурета, обошёл Брайана, встал сзади и осторожно положил руки ему на плечи. Брайан хотел было возмутиться подобным панибратством, дёрнуться, скинуть руки, но почувствовал вдруг идущее от ладоней незнакомца странное, умиротворяющее тепло.
— Видите ли, Брайан, — вкрадчиво сказал Торнтон, — поскольку человеческая душа изначально создана…ну, понимаете, кем, то у неё нет цены, она бесценна. Поэтому в договоре мы точную сумму указать не можем, такой документ будет недействительным. Деньги у вас просто никогда не будут кончаться, какие бы суммы вы ни тратили.
Какие-то видения поплыли перед взором Брайана — пачки долларов, золотые слитки, бриллиантовые россыпи, яхты, виллы, тачки, женщины.
– Вы ведь любите деньги, Брайан? — вползал ему в ухо голос гостя. — Вот док-тору Фаусту нужна была Маргарита, а вы в детстве ещё поняли, что главное в мире — день-ги, за деньги можно купить все, что хочется, верно? И ещё вы поняли, что если будете жить так, как ваши родители и ваш братец, то денег у вас не будет никогда, так?
«Не трогай моих родителей и брата, ублюдок!» — хотел выкрикнуть Брайан, но вместо этого лишь безвольно кивнул.
— И вы всё это получите! — ободряюще звучал ему в уши голос гостя. — Без каких-либо задержек и ограничений, сразу же после того, как подпишете договор.
— Кровью, небось? — вяло поинтересовался Брайан.
— Ну, не без этого, такова многовековая традиция! — добро засмеялся Торнтон. — Хотя сегодня в этом есть гораздо более рациональный смысл. Прямо в бланк договора встроен сенсор, который на лету проверяет ДНК подписанта. Удостоверяет, так сказать, личность. На всякий случай. Если по любой причине договор подпишет не сторона, а другое лицо, и бумага примет эту подпись, то…
И Торнтон сделал замысловатый жест, долженствующий, вероятно, показать, сколь велики у такого случая будут последствия.
— То что? — не удовлетворился объяснением Брайан. — Жутко любопытно!
— Если бы произошла такая невозможная вещь, — серьёзно глядя на него, сказал Торнотон, — то подписант освобождался бы от любых своих обязательств, так как дал их, по сути, не он, а вот свои мы были бы обязаны исполнить до конца. С весьма неприятными последствиями для того, кто такое допустил.
— Оч-чень интересно, — задумчиво протянул Брайан.
— Но только это, скорее, умозрительное преимущество подписанта, — с тонкой улыбкой продолжил Торнтон, — потому что сенсор никогда не ошибается. Даже в случае с однояйцевыми близнецами. Даже если близнецы похожи, как две капли воды, их ДНК име-ют вполне определённый различия. Вы ведь это имели в виду, Брайан?
— Я? Что? Н-нет! — подскочил на табурете тот. — Я просто…
Торнтон добродушно рассмеялся.
— Да не смущайтесь вы! Отсутствие моральных преград в стремлении обвести другого вокруг пальца — это естественное состояние представителей вида Номо Sapiens. Причём от создания в вашем, так сказать, наборе инструкций этой опции, выражаемой по латыни фразой «Ut pseudolo non prohibetur est», не было, она была благопривнесена в геном Евы из небезызвестного яблока, и уже от неё передалась потомкам.
— То есть, проверкой ДНК подписанта вы страхуетесь от проявления нами того качества, которое сами же в нас заложили? — воскликнул Брайан, от удовольствия потирая еле заменую яйцеобразную отметину у себя на лбу.
— Ну да, — со вздохом подтвердил Торнтон. — За что, как говорится, боролись… Так что, будем подписывать договор?
Бумага, даже, скорее, не бумага, а старомодный пергамент, скрученный в свиток, возникли перед Брайаном прямо из воздуха. Написанное на ней самым невероятным обра-зом начало словно само вползать Брайану в мозги. Он, Брайан Берроуз Энглвуд, от своего имени, и SAW 1258967543093 от имени Сатаны, подписали настоящий договор… Дальше шли условия перехода власти над душой Брайана, материальные условия и прочее. Внизу слева уже красовалась размашистая подпись Торнтона, а справа, рядом с полным именем Брайана, как на экране, мигала пустая клеточка с подсказкой «blood drop» — «капля крови». «Чем же я проколю палец?» — хотел было спросить Брайан, но тут же заметил, что в самом углу через пергамент продета тонкая игла, по виду золотая. Брайан взял её — оставалось лишь сделать укол.
«Что ты делаешь, сынок?! — внезапно явственно услышал Брайан голос отца. — Опомнись! Все, что угодно, только не это!» Он обернулся на голос и вздрогнул: прямо на него со вселенским укором смотрели строгие глаза родителей.
— Г-м, г-м! — громко прокашлялся Торнтон, и видение исчезло. — Что-то не так?
— Да, пожалуй, — тихо сказал Брайан, втыкая иглу на место. — Пожалуй, я все-таки не готов. Ещё не готов.
По невозмутимому лицу Торнтон промелькнула мгновенная молния раздражения.
— То есть, я откатываю всё назад? — жёстко спросил он.
Мир закачался вокруг Брайана. Неведомая сила поняла его и водрузила на табурет; верёвка из-за шкафа змеёй поползла по полу, взлетела и сама наделась на крюк. Ужас обуял его. Господи, как час назад он мог так легко решиться на это? Не иначе с жуткого трёхднев-ного похмелья, атрофировавшего, заморозившего чувства, мысли, инстинкт самосохране-ния. Сейчас Брайану было страшно, непередаваемо страшно. И тут ему вспомнились слова пастора из приходской церкви, которые так любил повторять отец: «Любой грех может быть прощён, кроме предательства!» Грех самоубийства против греха отступничества, ве-роломства. Какой-то переключатель чётко щёлкнул где-то глубоко внутри, в душе. Послед-ним глотком Брайан набрал в грудь воздуха и закрыл глаза.
— Ну что ж мы так разволновались-то? — раздался непринуждённый голос Торнтона. — Нет вопросов, которые нельзя решить полюбовно!
Брайан открыл глаза. Он все так же сидел на табурете, а напротив его изучал иро-ничным взглядом давешний собеседник.
— Экий вы неуступчивый, право! — всплеснул руками Торнтон. — Я таких ещё, пожалуй, не встречал. Я уж было чуть не отправил вас… Куда, может, и следовало бы, но руководство не устаёт учить нас, что нужно биться до конца за каждую душу. Так что по заслугам и награда, Брайан! Пожалуй, я могу предложить вам год пробной, так сказать, эксплуатации. Эдакий тест-драйв. То есть, сейчас вы ничего не подписываете, однако ровно год пользуетесь всеми своими правами по договору, не неся по нему никаких обязательств. Ровно через год я вернусь, и мы продолжим наш разговор. Вам нужно сейчас лишь отчёт-ливо сказать: «Я согласен».
Брайан поднял на Торнтона глаза — в них ещё плескался ужас.
— А это не… как вы там говорили? «Ut pseudolo non prohibetur est»? Я так понял, это значит что-то вроде: «Обвести вокруг пальца не возбраняется»? В чем уловка?
— Никаких уловок, — энергично разрезал воздух перед собой отрицательным же-стом Торнтон. — Все чисто, гарантирую от имени руководства.
— Тогда… я согласен, — сдался Брайан.
Что-то неуловимо изменилось. Всё было, вроде, на своих местах, разве что Торнтон куда-то делся. Из ступора Брайана вывел стук в дверь. На пороге стоя курьер. В объёмном письме банк благодарил Брайана за погашение задолженности и предлагал разно-образные финансовые продукты, направленные на то, чтобы сделать жизнь человека с со-стоянием ещё приятнее. Когда курьер повернулся, чтобы уйти, Брайан увидел, что его «Шелби», как раньше, стоит у въезда в гараж — все это время его загораживала фигура курьера. Брайан обернулся, уже зная, что увидит — люстра висела на своём месте, как ей и положено.
***
— Да уж, этот ваш дом побогаче, того, в котором вы принимали меня год назад! — хохотнул Торнтон, с порога оглядывая интерьер. — Надо же — Челлини! Оригинал? Моне, Ван-Гог! Если это прихожая, то какова гостиная! А, понимаю — у вас их несколько. Чув-ствуется, времени вы зря не теряли!
— Глупо не тратить деньги, если они все равно не кончаются, — хмуро ответил Брайан, не потрудившись даже поприветствовать гостя. — Проходите, садитесь. Извините за вид — башка трещит с похмелья, перебрал вчера.
— Ничего, ничего, мне не привыкать, — пожал плечами Торнтон. — Помнится, год назад вы тоже пребывали в аналогичном полуразобранном состоянии.
Брайан криво усмехнулся.
— Да уж, было дело. Выпьете?
— С удовольствием, — кивнул Торнтон. — Надеюсь, что-нибудь получше «Джонни Уокера» с красной этикеткой?
— Да уж, — снова усмехнулся Брайан, поняв намёк на события годичной давности, — немного.
Он вылил остатки из вчерашнего графина в два бокала, кинул лёд. Подошёл к ди-вану, на котором вальяжно развалился Торнтон, протянул ему. Тот осторожно понюхал напиток, потом отхлебнул. С видом знатока минуту посидел, смакуя.
— Да, есть в этом мире вещи, на которые никаких денег не жалко, — сказал он, — особенно, если они есть. Знаете, сколько вы потратили за этот год?
— Нет, — пожал плечами Брайан, — мне зачем? А вы знаете?
— Триста семьдесят девять миллионов пятьсот шестнадцать тысяч сто пять долла-ров и семьдесят три цента, — ответил Торнтон. — Больше миллиона долларов в день — не всякому дано! Вечеринки, яхты, знаменитости, бриллианты девочкам после одной ночи. Поздравляю: исключительно на развлечения столько не тратил никто в мире!
— Меня это должно впечатлить? — равнодушно переспросил Брайан. — Мне ка-залось, что я действую исключительно в рамках наших договорённостей.
— Вне всякого сомнения, — согласился Торнтон. — Кстати, не пора ли скрепить эти договорённости нашим подписями под договором? Или, может быть, вы так и не наду-мали?
Брайан поднял на собеседника красные похмельные глаза.
— Какая же ты сволочь, Торнтон, — устало произнёс он. — Не было дня в течение этого года, когда бы я не разрывался пополам над тем, какое принять решение. Продаться тебе или поступить так, как должен. И никакие деньги не перевесят того яда, которыми эти раздумья отравили мою жизнь. Ты с самого начала знал, что от такой жизни мне отказаться будет во сто, тысячу, миллион крат труднее, чем от той, что была у меня тогда. Что ж, ты оказался прав, дав мне это год на раздумья. Надо было посылать тебя тогда. Ненавижу те-бя, ненавижу себя. Давай свой договор.
Торнтон удовлетворённо улыбнулся, и давешний свиток возник перед Брайаном. Он бегло посмотрел текст. Все то же: он, Брайан Бэрроуз Энглвуд, от своего имени, и… Брайан взял иглу и решительно ткнул острием в подушечку пальца. Капелька крови тотчас выступила сквозь папиллярный узор.
— Подписываю? — спросил он у Торнтона, наморщив лоб с яйцеобразной отмети-ной посредине.
— Конечно! — с энтузиазмом закивал тот. — Что нам может помешать?
Брайан прижал палец к клеточке на договоре. Несколько секунд ничего не происхо-дило, потом рядом сама собой вспыхнула яркая зелёная галочка.
— Ну вот, все! — радостно воскликнул Торнтон, сворачивая свиток. — Личность подписанта подтверждена, договор вступил в законную силу. Приятного времяпрепровож-дения.
— Конечно, конечно, — закивал Брайан, — не смею задерживать. Только вот… Один вопрос, если можно?
— Да, слушаю, — остановился на полдороге к двери Торнтон. — Хотя у меня очень плотный график…
— Я быстро, — усмехнулся Брайан. — Только хотел спросить: вот когда и если выясняется, что бумага ваша по ошибке все-таки неверно определила соответствие ДНК подписавшего персоне стороны договора… Вы ведь не порвёте договор, словно его и не было вовсе? Или не грохнете… э-э… вторую сторону? Из чувства мести, так сказать? Из-за обиды, что вас — как это?.. «Ut pseudolo non prohibetur est»? Позволите хитрецу доживать свой век, ни в чём не нуждаясь? Радуясь жизни и свободе от обязательств?
— Конечно! — надменно воскликнул Торнтон. — Мы не занимаемся мелочной местью за такого рода досадные поражения. А вы с какой целью интересуетесь? С умозри-тельной? Вы — Брайан Энглвуд, ваша ДНК подтверждена, а ваш брат-близнец Дэвид мир-но спит наверху. Вы даже внешне отличаетесь — у вас есть вот этот шрам на лбу, а у него — нет. Так что не отнимайте у меня время ненужными теоретизированиями!
— Как скажете! — воскликнул Брайан, поднимая вверх ладони. — Только… как это там говорится? «Блажен, кто верует»?
Торнтон, уже выходящий на улицу, остановился в дверях
— Вы хотите сказать, что вы — Дэвид? — обернувшись, с каменной миной на ли-це спросил он.
— Прошу любить и жаловать, — отвесил ему шутовской поклон собеседник. — Наверху спит Брайан, он вчера со страху на самом деле сильно перебрал. А шрам, который вы запомнили у него год назад, он свёл у лучшего косметолога Майами за бешеные деньги. Вы бы знали, ели бы внимательно изучили все его траты за год, а не только общий баланс расходов. Бухгалтерское дело тонкое, требует скурпулёзности! Кстати, когда я ему расска-зал, отчего у него этот шрам, он ответил, что ни за что бы его не свёл, если б знал.
У Торнтона отвалилась челюсть.
— Вы — сиамские близнецы? — завопил он. — Поэтому у вас идентичная ДНК?!!
— Ну да, — кивнул Дэвид. — Мы родились, сросшиеся головами, прямо посере-дине лба. Родители не хотели огласки, поэтому нас без помпы прооперировали, когда нам ещё месяца от роду не было. Двадцать шесть лет назад шансов разделить мозговую ткань, не убив нас, было немного, но нам повезло. Родители решили, что расскажут нам об этом на совершеннолетие. Но Брайан к тому времени уже был совершенно асоциален, и наш секрет узнал только я. Хорошо, иначе бы вы, безусловно, прочитали бы эту информацию в его го-лове. Ещё хорошо, что я все-таки приехал к нему вчера, хотя он слал мне приглашения на свои вечеринки чуть не каждый день. Просто я был сильно зол на него — это его фокусы, безусловно, довели родителей до кладбища. Когда Брайан прислал нам миллион долларов, Клэр буквально сожрала меня — поезжай, разберись откуда у брата такие деньги, как бы он не попал во что-нибудь нехорошее, ты же старший. Святая женщина! В конце концов просто вытолкала. Надо же — ещё сутки, и было бы поздно.
Торнтон стоял, беспомощно глядя на Дэвида.
— Что ж, разрешите откланяться, — наконец, совершенно индифферентно сказал он, по-военному поднося руку к виску. — Рад за вас с братом. За последнюю тысячу лет не припомню ни одного подобного случая. Что ж — и на старуху, как говорится, бывает про-руха. Жаль только, что для кого-то последствия очередного фокуса — на сей раз вашего с братом совместного — снова будут фатальными. Руководство таких проколов не прощает.
Он вздохнул, повернулся к Дэвиду спиной и перешагнул через порог. Дэвид закрыл за ним дверь, поэтому лёгкого хлопка, в результате которого от SAW 1258967543093 оста-лась лишь невесомая пыль, он уже не услышал.
Конец