Фрагмент из романа Аксиома бессмертия, гл. Лен-Тим

ЛЕН-ТИМФ.

1.

Я ехал на автобусе, автобсе, или а-псе. Чуть не ап-чхи! Вдебрясь в Ленинградскую область России. На мой взгляд ни Москва, ни Ленинград места не обжитые. Но многим может показаться наоборот. К России этот эпитет, или глагол, пусть меня правят, я никогда не бываю прав, не может быть и применим. Разве гулаг. Мы все тут на выселках. До вспышк. Как я иногда говорю мрак сгущается до вспышки. Или самый мрачный мрак в сердце всегда нёс звезду. А чаще нёс-колько звёзд. Он и сгущается чтоб выжать свет. Мрак тоже-же живое существо как и всё в мире божьем. Сан-кот-Птирбург!
Хотя любую область-угрюмость России следует звать страною!
Сон-страною … и не пуп-Страною и не поп-Страною …

Только сон утешит иногда
Не на области и города
Не на волости и сёла
Вся Россия делится на сны
Что бессчётным странникам даны
На чужбине ночью долгой …

Так что не я это придумал и гулаг не глагол! И ещё до В.В. Набокова!
Но «никогда не вернуться в Россию» не применить к русским мозгам …   

В проходе и толкнуть некуда. ЛаЗ-раз-Тарантас набрал в Гатчине под крышу. Набит битком большой консервенный банк! ЛАЗ. Но через вёрст сорок, наверно меньше, мне так хреново стоять, хоть и стоять-то не надо, половина сидений засияла дерматиновым гостеприимством. Для «не знаю чем заняться» задниц. В ЛАЗе пыльно, но молодость, пыль ужив-чив-вы, прекрасно уживаются. Только кажется что он на трёх костях. ЛАЗ. Дорога узкая и горбатая. Асфальт разбит. И кажется что все плоскости авто не паралелограммно и паралелепипедно держатся за скелет дредноуда а 2-мя-тремя точками и трепещут подобно спицам птиц. Лишь движок-водитель ухватившись друг за дружку не тикают с места. Водитель вообще как флаг российский на мачте рулевого управления. Ну нам пассажирам ничего не остаётся как только брать пример с геройского вод-дядьки …
Я слегка под шафе. Я ещё с посадки при месте. В Гатчине на вокзале обилечивают с местами. А!? Вот в чём дело! Я стояль-та пока пробился к своему забитому местечку. И вышиб наглую с веснушками рожу только минут через десять как автобус раскачиваясь подобно каравелле стал-руль выруливать из вокзальной смуты.
И хоть я непростительно юн, не с авоськами набитыми до ушей, но больше места не уступил.
Я еду до конца. И у меня в кармане бумажка о том что я пенсионер с двадцати четырёх лет. С дважды плохим позвоночником.

С тех пор как автобус пообсыпался пассажирами на бякую дорогу я заметил высокую блондинку. Она не села и когда совсем стало свободно в авто. Отбеливала своими надушенными кудрями в такт мотанью ЛАЗа несколько скучный, из незнакомств, «коллектив». Она как прицепила два значка зелени, мои зрачки, к свому белому плащику. И не оторваться! Так что я смотрел да смотрел. Трезвля от водки я ещё не заметил что постоянн не только смотрю на неё, а надо для этого разворачивать, тоЙсь озирайсь. И вдруг стало смешно. Как-то сплыли трусливые мысли о её несвободе. И стало не жалко если у неё есть пара. Да у такой! Ну пусть она в сказку в свист скажет: «А пошёл бы ты на фиг!» да у такой не то что парень! У неё целый Северо-Зап и французский легион! Впридачу.
И я встал со своего сидева и пошёл за ней на заднюю площадку.

Иногда мне кажется что через секунду мы целовались и я гладил её шёлковые непослушные локоны чтоб лучше разглядвать раскрасневшееся лицо с  почти не заметными бровями. И крашеными до напудренности чёрными ресницами по самый нос.
Ю — Ах Саш! Санечка! Зачем ты лихо целуешься-обнимаешься. И рожа свирепая а целуешь как девочка! Ну-к! Упаду ведь сейчас!— Я знаю что она девственна и слышать такое, эти её слова высшее наслаждение, чуть не равное поцелуям.

Ю — Девушка! Можно я вас провожу!?
Она стояла возле ступенек к заднему выходу из автобуса и совсем рядом, на ЛАЗовской галёрке сидели парни, такие же как и я. И перестали смеяться а Ленка сказала.
Ю — Нет конечно. А вы куда едете?
Ю — Я? А разве вы не знаете? В Калитино! — Она расхохоталась и ещё смеясь спросила:
Ю — Вы что! Сумасшедший? — Я уже каким-то ЛАЗовским образом стоял рядом и чувствовал что мой нос в её кудрях. И врят-ли мне казалось, потому что нос не слышал внутриутробной автобусной пыли а только её локоны, пахнущие лавандовой юностью с молочно-коньячной смесью.
Я знал что сказать но трусил; что она вдруг потеряет интерес и её вдруг возникшее очаровательное любопытство испарится, улетучится.
Да я не мог ей не понравиться!
Б — Может быть я не вовремя? Может быть завтра?
Ю — Завтра тем более! Меня ещё никто не осмеливался провожать такую даль! Я живу в Глумицах! — И Леночка снова захохотала. И вдруг остановилась.
Ю — Если это не под Варшавой …
Ю — Что? Неужели? Нет! Сегодня всё равно лучше нет! Я завтра всё равно приду в ваше Калитино и … , часа в четыре! Устр.ит?
Ю — Но я вас завтра всё равно провожу!
Наверное с моего лица исчезла перво-гримаса и мы уже смеялись вместе. Я всегда знал кучу баек, анекдотов, афоризмов. Из них больше без не дамских эмоций.
Между сих лёгких тем она посыпалась девичьим любопытством:
ю — А сколько вам лет? А где вы учитесь? А где родились? А жена? Кто?
Ю — ю ??
Ю — Да я никогда не поверю чтоб у такого конца-коника не было бы кому скакать!?
К — Как в той песенке: «Купила мама коника! А коник без ноги!»
В — Во-Во! «Купила мама мэни коня А заглавной ноги у нёго нема!»
Я долго сдерживался но ещё не совсем отрезвев взял да и ляпнул:
Ю — Можно я всё расскажу (на все твои вопросы) в постели?!

2.

На следующий день мы сошлись на площади села. И к моему стыду, мне не пришлось ждать, она ждала меня.
Б — Я думал ты не придёшь!? Я не очень опоздал?
Ю — Ну как же я могла не придти!? Да! Я ужасно не хотела идти! Уж больно ты хорош! От красоты добра не не жди!
Ю — А ты? Разве ты не крас … не крась не красива?
Ю — Вот то-то-и-оно! Ещё и от моей! От красоты не жди доброты! От дважды! Но меня знаешь что поразило! Все бабы дуры! И восхитило и поразило! Короче; чем ты меня купил! Ты был вчера такой смешной! И смешной как малый мальчик! Всю дорогу так хотелось тебя затормошить! Затискать! Прижать к себе! Если б не был такой дядя! Огром-ный.
Ю — Эти хахали, четверо, что сидели в автобусе на заднем сидении, все мои воздыхатели. Ну в деревне так не говорят, обожатели что-ли! А двое одноклассники. Но все в меня втюрившись по уши! Так они сами говорят. А ты, Саш, не испугался. Не трудно ведь догадаться!
Ю — Да такой смешной как маль-мальчик!? Догадался-испугался …
Ю — Вот на сим поворотьи ты меня и очаровал! Да по тебе не скаж … кроме того один из них Витя, мой троюродный брат. Он ваще комару не даст пролететь. А ты: «Разре-шуть-те вас проводить по самы Глумицы!»
Ю — Это же могло мне стоить стольких хлопот! Хорошо все трезвы! В автобусе не затеять …
Ю — У меня ж и так четыре телохранителя до конца дней моих. Они б тебя по дороге или на карьере прибили!
— Лен! Я не мог ничего с собой поделать. Видел всё это и не дурак.
Ю — Вот я и подумала; сумасшедший! Дура-да! И буду если упущу! Такого-то парня я разве упущу! Да в чужие руки-оглобли! — И она снова весело засмеялась.
Ю — А они, смотри! Пообещались тебя приловить! Вчера я их застращала так не полезли. А я-то сама ещё в автобусе чуть не описалась когда ты подошёл. И смех и страх!
Ю — Да нет! Не от того! Я и поняла что станешь приставать. Но я не могла же сказать «Да!» при четырёх-то ухажёрах! Они ещё в авто в драку! А ты отвернёшься и уйдёшь. И удёшь, если уйдёшь! и я остануся с носом! Что сказать-то?! Нет что-ли!?
Ю — А ты что-ли правда в Калитине, тут работаешь?
Ю — Правда!
Ю — И что! Точно в МИС? Так тут же вся техника новая! И машины и трактора! Здесь так просто не влезть! Ты уж извини! Ты такой зелёный!
Ю — Леночк, милая! Я наверно ещё от того осмелел до такой ступы, да попёр-бобёр-в-горку! Что ненадолго. Я на практике. Всего пять недель и две уже минуло, шло-прошло!
Ю — Ладно, куда мы?
Ю — Куда хочешь туда и пойдём!
Ю — Может у тебя ещё и деньги есть, студент?!
Э — Эт смотря на какие запросы. Но поскольку вблизи кабака нет …
Ю — Послушай! У нас тут в магазине есть хорошее сладкое винцо! Но дорогое. Кажется армянское а может узбекское мар… марл… марин. Фу забыла! Ну не малиро-ванное ж!
Ю — Марочное?
Ю — Вот-вот! Марочное, точно! Я чего-то так хочу сладкого! Может правда, вина!?
Ю — Ъ !!!
б — Правда? Можн! Ничего что такая-страз-такая? А! Быка за рога! Но оно стоит рубля наверно четыре … почти как коньяк. Но коньяк я не люблю! Шпильки и коньяк это слишком экстравагантно!
Я посмотрел вниз и обалдел; точно! На шпильках! В Калитино три с половиной квадратных метра; и весь тротуар-асфальт!
Ь — Саш, я ведь тож учусь! А вчера сдала кучу Экс, Зач, и так далее. Буду главным буДгалтером! Знаешь, такие, в будках сидят! Правда заочно. Ну конечно заочно, конечно! Я ведь старая! Работать надо! И пойдём к моей приятельнице, я ей уже всё раззвонила! Да! А? А если б не оказалось у милого денюжки? Вы ведь тож вчерась были выпимши?! Я б угостила и сама! А что, по твоей физии разве не видать что студент!
Ю — Ты ж герой! Жаль чужой! Хорош Сашенька-Сашок-Саш — да не наш! Сашь, ты сердишься что я такая бойкая? Всё молчи да молчишь, мальчиш-кибальчиш!
Ю — А ты попробуй на моём местечке вставить словечико!
П — Погоди-погоди! Я тебя ещё не так по прижму! Я тебя не только от жены! Я с тебя всех лягушек об царапаю! Ну посердись-посердись! Вам Александр Иванч строгость к лицу!
Н — Ну если пойдём в гости так возьмём парочку, конфект каких-нибудь …
С — Саш, ничего больше не надо! У неё всё есть! Она в Волосове в ОРСе работает! Да!? Ты сразу догадался!? Ну! Главным бухгалтером тож. Только вина дома не держит. Ну по разным там кончинам-причинам.
На всякий случай я прихватил с пол-кило «Белочки». Хотел «Кара-Кум» как будто по престижней, но «дамский сторона» отвергла, указав на «Б». Я тоже люблю больше «Б» из-за дроблёных фундучек. В Ленинграде этот сорт шоколада лили с какой-то страстью и мне даже казалось что конфеты пахнут пьяным молоком, точно так же как моя новая знакомая «старушка»-красотка.

3.

Я шёл сзади и всё удивлялся, как она преодолевает это! «трассу». Потому что идя по дороге тьфу! на тротуаре (песь!), по провинциальной «тр-р-рыр-трасе» ножки её попадали то в асфальт, то в щебень и я всякий раз морщился ожидая что моя милая вывихнет ножку. Не фига!
Ю — А что ты всё смотришь! Я сильная! Я в школе на хореографию порхала, знаешь как отплясывала! Да ещё первый разряд по лыжам!
Ю — Мне бы счастья выше крыши если б ты пришла в бабушкиных домашних тапочках! В следующий раз одень, пожалуйста, что-нидь менее небоскрёбное!
Ю — А может быть я хочу чтоб ты меня на ручках износил! А я бы шпильки сняла и махала ими всем остальным … носильщикам! — Я всё время соображал о том же, но не осмеливался и чтоб успокоиться вздумал что покатаю её на ручках сегодня же после рюмки-другой.
Мы подошли к двухэтажке и по глазам Еленки я почти угадал окна квартиры куда идём. По крайней мере этаж.
В — Вон она, милочка, из окна торчит! Муж в море ушёл! Ушиб. Ей хоть бы прыщик оставил! Марина! Мариночка! Ой! Её же Маргарита! Вот Саш! До чего ты меня вдохновляешь! Подряд Подруг перепута! Хорошо окна заперты! Она бы мне сейчас за эту марину все очи вы-дрр! Марго! Они же в вечных контрах! Эт её мореман-мулерман-мудак то к ней с морей вернётся, то к Марине!
Ю — И всё на «Мэ»!?
Ю — Вот именно что все на «Ме», медяки-мудаки! Пошли скорей в подъезд пока нас никто не видит-не-слышит! Передадут ведь базар! Люди то все! Добрые! Добренные, хоть ты плачь! Палач.
В мореманской квартире как и положено всё если не лучше, сплошь неожид. Обязательно какая-нибудь небывальщина-невидальщина! И хоть я научен не удивляться, но отпустил вожжи и радостно приветствовал уют, богатство, все-вкусицу.
Н — Ну вот и мы с Саш! Долга ждала, Мэг? — И этому я почти рукоплескал! На самом деле ничего не видя и едва улавливая звуки вокруг причёски.
Голова кружилась; я ещё не привык к мысли что меня воспринимают всерьёз. Приди на свиданье раньш, нашептать сладостей и вот даж ввели в шикарную квартиру. А знакомство-то шапошное! Шоссей-швейн. Я не вор конечно, не вор! Но мы ж купили алкоголь …
ь — Да не столько ждала сколько свинство заело! Кого это моя Елена Прекрасная а ещё больше Премудрая ведёт? А вдруг не, а к кому-другому! не приведёт? Ты ведь такая! Ещё не известно что у тебя лучше получается; очаровать или застращать!
С — Очкаровать-овчаровать! Марго Сок-ратовна!
Х — Хорош-хорош! Нарисовала! хер сотрёшь! Ну-ка зубы покаж! Ой-ой-ой! Ё! Аслепну!
Я ещё и не понял, не сдался крепкой не дамской шутке но засмеялся тому как она, Мэг, обошла меня кругом, трогала белыми ручками, обдавая шлейфом из-за моря  духов.
Ю — Ю! Даж лучше чем расхваливала! Я таких и не видывала! А где же-ж ты-жаш сапоги с золотыми подковками сховал, а? Таварищ прищ! То есть прынц! А! Саш!
Т — Тяни-тяни носиком! Саш! Корсикански жасмин. Москвич шишь купишь. И за доллар! Просто нет, да-с! Такие мы тут-то-вот-на букву Хо! Хозяюшки.
Конечно Марго еврейка. Тот лучший русско-воровской «халерный» и непреодолимо-прекрасный вариант опытной обворожительной девушки. И такую Ею оставляют совсем одну! Я вспомнил анекдот и понесло.
Д — Дамы, сидят два парня на скамейке. Один говорит: «Коля, Коля! Смотри какая пошла! За ней хоть в прорубь!» А Коля в ответ! «Да брось-ты! И она кому-нибудь надоела.»
Я — А вот оно! Золотце-то! — Я подал милой Хо Еленину авоську с вином печеньем и конфетами. — Что найдёть, всё ваше! Лен, куда ити-то! Кругом один сплошной стекломат …
И я снова смеялся стараясь лишь не опередить-тить саму хозяйку на смелость и глу-пупсть.
Из пригожей-прихожей три одинаковые стеклянные двери. Не считая прохода в кухню и в санузел. Стекло «морозко». Страшенный дефицит. С тремя «С» и одним «Р». СССР. Даже в самом Ленинграде.
О — Ой, милые мои! Я глупая загляделась и забыла что и ты-то, Лён-Ленка, в нашей квартире новой была и не была! Раза в три! А раскрывайте наугад! Не ошибётесь! Сразу все! А все зараз! Не бойтеся, капканов нет. Вчерась сняла; зря ставила … Ой! Тут моё любимое марочное винцо! Ну Ленка! Да две бутылки! Обопьёмся! Мы ведь с тобой-то ещё те алкашки! Саш, а ты чего себе не взял покрепчее? Кинд,  Кинз … Кинг?! Что эт, Лен, не прочитать никак!
В — Вот и я ему говорила, что тут не пивши мозги свернёшь! Сначал глаза сломаешь, потом язык, потом мозги! Он говорит что нам повезло, что это любимый винцР вождя всех народов!
Т — Тьфу! Так и сказала б Киндзмариули, Змари-рули! Толь Санечка учти, у нас нет любителей Иосифа Виссарионча!
Я — Я ему вообще пить не разрешаю! А ты не мигай! Ему в ночь на работу, во вторую смену.
Т — Так ты ж говорила он трукинистом! В поле-то кто ево? Медведь разе поймает! Поймает-поймает!? Нам что по бутылке на брата? «Агдам» марочное. Женское вино Ах Дам! и мужские сигареты Опал. Поддержит нас хоть маленько! Что мне его квасить? Ты припомнишь зайти опять чез пол-годика, деловая деушка! Я же не пью! Ты же знаешь. Саш, ты куришь? Правильно! Не кури! Кто не курит и не пьёт! Кто девчонок не е…трясёт (крадёт!)! Тот здоровеньким помрёт!
Д — Девочки! Давайте так: я вас обоих буду слушать и выслушивать, но постараюсь сделать удовольствие всем. Всем-всЯм!
У — Ух-ты! Он у тебя ещё и юморист! Послушайте, Саш! Или лучше вас по имени отчеству? Александр Иванович! Да-да-Да! Мы тут уже все справки-шпаргалочки на вас под-сняли-навели! У нас везде свои людишки торчать! Саш, я оч люблю анекдоты!
Н — Ну тут ты попала! Он мне как-то рассказывал, то есть вчера, Саш, или позавчера? что может их долбить хоть всю ночь. Правда беда с авторами! Авторов-гав-торов не знает! Библиофил Хренов!
Н — Нну тогда вперёд и ура! Ой, Ленка! Зачем вы столько канфет и печенья нанесли! Я же тебе говорила что всё есть! У меня и так ж... шире маминой! Я ж завтра в туалет не попаду!
Э — Это он! Ему всё стыдно! Рад карман вывернуть перво-встречно!
В прихожей уже виден заграничный лоск. Настоящие шерстяные ковры, глянцевые обои и «пол-сотня» маленьких светильников по стенам. Мебель конечно совка, однако новейшь и «с придурью». Так говаривал один мой дружок о запахе советско-мебель клея. Квартира трёхкомнатная и мы с Леной пошли на обзор экскурс а хозяйка на кухню. Предварительно указав нам на стол в самой большо-комнате (зал) где план горел в явь до ре реализац пиршественного мИроприятия «на троих».
О — Ой, ребята! Я так хочу зиму! Вы не представляете! Снег, санки, валенцы! Щёки хошь-не-хошь! Красные. Я наверно какая-т ненормальная! Или всю жисть в декрете! Летом только в мае зимы не охота, вспомню и не вспомню! А уж в июле, особенно после Петрова дня башка по чернобурке так и чешется! Саш, Александр Иванч, это ничего что я так по просту, по деревенски? Мы ведь чухонцы ведь!б — тут уже надо остановиться на портрете сей «чухны».
Она старше Еленки. Настоящая секс бомба! Когда и масква-масква и парус-парус! Но качественный объём парусов яволь! скрадывает скорость каравелл, сексуальность, соразмерность идеальная. Фигура вся горит, прёт расплёскивает, но не выпирает. Волосы русь и непрямые. Голос контральт с необыкновенно женственными тонами и угрозой всякий миг скатиться в визг. Вспыхивающий и вспыхивающий и никак не взрывающийся визг. На каком-то таинственном вдохновении. Словно хозяйка заняла для рождения нот чуть больше ветерка. Серые, благодаря скорости прелестной головки всеобъемлющие глаза, кажутся всегда расширенными. Она скорей птица чем лань! Когда несёт её индийски халатик оголяя передок и вскак-в-сверк белые ноги как у девочки, а высь после тонкости розовых коленок гладко-налита. Пи прелесть и соблазн. А ручки-то вот они! вечно заняты.
Л — Лен! А Лен! А что это он всё заглядывается?
А — А ты успокой свой шлафрок! А то он машет крыльями что вот-вот унесёт тебя в форточку. Или Саша мой от твоих голых ляшек свалится в штопор так и не выпивши!
О — Ой какой комплимент Мэг! Я да в форточку!
Н — Ну-ну! Синичечное колибри! Непроходимого калибра.
Остался носик.
Внушителен. Дам-мы даже через чур самостоятельной и основа-вав-тельной. Не портящий фэйс-фей поскольку с закрытыми крылами ноздрей. И всё-таки не нарушающий сиюминутность гармоний Мэг. Верхняя губка короткая и всё остальное в губах припухлое, чуть больше чем у принцесс. Я почему-то ужасно люблю когда у женщин очень подвижная поющая часть головки с тончайшей кожею и видны все проказы мимических мышц вокруг губ. Тогда бликующая и сияющая часть лица словно ко-олеблется ветром порывов. А каждое её движение порыв! Губы и без помад розовы удивительно. Так и кажется что Маргарит-та только что пробовала арбуз а потом помидоры Бычье сердце. Скучая и наоборот.
Н — Ну что ж мы А! Господа! Всё! Моя хата не верниссаж, хоть едва больш средней цивилной кухни, но жить можно. Что-то я ещё забыла на стол! А-шь! Шпроты! Саш, ты когда-нибудь открывал шпроты? Да нет, не морщся! Шаш-проты! Милый паренёк моей лучшей подружки! Датские шпроты! Или поддатские, чёрт бы их побрал! Я г-никак не научусь с эти чёртовым «ихЬ нимЬ» замком! Фашисты проклятые! До сих пор против нас штурмуют! Ну тогда я тебе покажу что и как а ты управишься. Я вечно бьюсь-воюю пока всё масло не вылетит в скатерть. А у тебя ручки что над, не всякий Мишка косолапый посмеет к тебе приблизиться. Как дашь под нимб! Лен, пошли все на кухню. Что ещё прихватим, я такая забытуха!

4.

Я — Я не пойду. Я дождусь вас в кресле. Мэг можно я в твоё кресло кожаное? Саш, иди помоги человеку! Что стоишь как залп Катюши!
Н — Ну и зря! Мой из последнего рейса новый холодильник припёр! Хотела похвастать … ну раз тебе, задница! Кресло дороже, пошли Саш.
На кухне, обычной не кремлёвской кухне, в ужасной тесно-маете лен «бедняков» прелести Марго понеслись в смерч. Я на секунду жмурился. А когда задела меня своей москвой я пожа-пожа-алел что не напялил плавки (забыл!) Штука в цивильи брюк усугубила границкость пространственных кухонных перспектив, теснотюгу то есть.
С — Сколь мы откроем, две? Три?ь — я едва отыскал во рту язык.
Б — Ско-ско-льзко воткроем хтолько и съе-здим!м — Марго что-то вставила в высь-часть своей фигуры и её алые без помады губы-губки так сексуально засверкали, а язычок, занявшийся куском вкуснятины звук не завивал в окончательный словесный обелиск.
П — Понятно! Хороший аппетит хэто хохвально! А что это ты стал заикаться? Саш, ты тут или нету? Вот банки, видал такие? Вижу что не открывал. Я пойду к Ленке, она не знает как включить цветной телевизьг. А то ещё приревнует. Мы уж вдвоём 35 секунд. Можно два раза кончить! Ещё с такой принцесс-сучкой! Вот; тяни за петельку и главное другой рук рукой хорошо-крепко держи-прижимай ко столу! Тут сноровка нужна не меньше чем с открывашкой простой.
Она ускользнула, но прежде наградила таким наспех испепеляющим и восхитительным взглядом что я чуть не пожалел что связался с своей девочкою. Вернулась одной шевелюрою и!
б — Смотри! Мы вон с Ленкой напьёмся танцы устроим! А мы ещё те танцевальщицы! мы ещё тяпнем (му!)! Враз затопчем кого хочем!
Морячка! Мало того что с деньгами и никакой ответственности, так красавица! Редкий брильянт! Но я тут же пожалел о своей ужалистой мысли. Если Мэг бриллиант, то Еленка розовый бриллиант.
Не заблиставший ещё во все свои грани.


И точно! После третьей рюмки из зелёного какого-то хрюсталя Еленка присела к проигрывателю и запустила.
С — Саш, вот пока есть возможность послушай самый лучший звук-Пфук!б — И поставила Таниту Тикарам. Эту раскосую ведьму, губки бантиком с чёрными глазами. Хорошо я её никогда не видел … сзади!

L – Loоk my ayes are jast holograms
      Look your love has drawn red from my hands …

Самая пьяная песня. Из «Пьянасоника». Я только почувствовал себя что называется в своей тарелке, то есть завладел столом как и положено единственному мужчине …
В — Всё-всё! Саш! Хватит лопать! Мы хотим танцевать!
Н — Ну тогда давайте что-нибудь повеселей! Я же медленный танец не могу сразу с двумя барышнями! Или я как-то не умею!
А — А ты попробуй! Прыгни пару-раз и потом повтори! И снова пов-тор-ряй!
Я — Я уже когда-то пробовал. И у меня ничего не получилося! А на меня обиделись! Обозвали … и побили
А — «Ах ты извращенец! Тебе ещё двух на танец мало?!» Так они тебе сказали?
Я — Я уже не помню, но что-то в этом роде. Кролик. И потом мне пришлось совсем сбежать …
Н — Ну с нами у тебя насчёт зад-дуть не получится! Так и скажи, что не хочешь танцульки!
Л — Лен! Он есть-же хочет. Давай его сначала накормим а потом уж скакать! Чтобы не говорил что-нибудь потом вроде; вечьр не удалсь по причине не взаимопонимания, ног-ногов, штанов, глазов и платьЁв.
С — Саш-Сашь! Как мы тебе, собутыльники? Знаешь что такое собутыльник? Можешь не махши перьем! Вижу что знаешь! Собутыльник это высшая форма вечной дружбы! Да-да! Что ты смеёшься! Это ж самое в библии сказано! Во всю библию!

5.

Когда пришлось собираться, я совсем расхрабрился и меня потянуло на откровенность. Времени хватало и Элен сказала что идём пешком. С пешком всё и началось.
С — Саш, а в каком ты институте учишься?
Я так и облез! Я не знал полного названия института от коего я очутился на практике в Калитино.
А — А я щас посмотрю, какой ты студент! Что-то не очень похоже!
И надо ж мне было догадаться сходу а не попозже что я ей показался неженкой. Вот и пошли. Первый и последний раз.
Ю — Лен, я сдаю экстерном и как-то так получилось что я именно сегодня я забыл точное название ВУЗа.
Н — Но сдаёшь экстерном?ь — И меня понесло.
Я был ещё не совсем здоров после психушки, после стирания мозгов. Меня та напичкали «тэйблом» что я сбежал практически потеряв дар речи. Фразу из трёх слов приходилось выговаривать с передышкой. Когда Фёдор Григорьевич Студенец вдруг решил меня обеспечить высшим гражданс-об образованием он сам не верил в успех. Я похож на ребёнка едва научивше говорить. Соответственно и психика жглась-находилась в диком состо-я.
Наверное и на «практику» меня отправили лечить мозги на свежем воздухе.
И вот Леночке Тимофеевой вдруг я начал рассказывать всё. Всё что не знала даже та женщина с которой я прожил несколько лет. То есть она знала меня ещё курсантом.
Б — … И ты ходишь по преподавателям и они тебе проставляют зачёты и экзамены … без прохождения курса? Без знаний?
Н — Н-ну мы беседуем, кое что я узнаю …
И — И ты им что-то рассказываешь?
Д — Да! Я рассказываю им про свою службу. Они всегда остаются очень довольны. У меня почти нет троек в зачётке.
А — А мне расскажешь?
Тут меня что-то дёрнуло, но посмотрев на светящееся чудо шагавшее рядом и чуть впереди я стал рассказывать. Тут-трут!
Она, услышав первые раскаты моей войны забрала у меня шпильки и несла их теперь в руках и рисовала ими в воздухе фигуры какие способна рисовать очаровательная барышня под шафе. Фигуры эти рисо-ваяли мне что она ничему не верит. Но то что она вооружилась шпильками твердит обратное. Хотя я ничего не понимал и сообразил что всё действительно так только на обратном-ногом пути.
Начало соображения относится к моменту отправки … Она почти насильно впихнула (действительно! На самом деле необычайно сильная для молоденькой женщины девушка) в попутную легковушку
А — А на каком ты теперь курсе?
Н — Ну я же сдаю экстерном, значит на пятом.
А — А почему тогда тебя спровадили на практику?
Н — Ну как разведчик скажу тебе что я не могу сдавать зачёты от того что преподаватели разъехались. Кто в отпуска, кто в командировки  там научные. Лето. Да вот деньжонок несколько заработать. Мне так посоветовали добрые профи …
Н — Но в такую глушь!?
А — Именно в глушь! Я ведь родился в деревне! Здесь бесподобно! Меня особенно восхищают сосны и каштаны. У нас сосны почти нет …
Н — Ну ты врун профессиональный!
З — Зачем тогда просишь всё рассказать?
Д — Дорога длинная! А о любви ты не хочешь говорить! Все обычно лезут стразу целоваться. И за задницу!
Д — Да сколько угодно! Я могу даже стихи читать …
Н — Ну Есениным и Вознесенским меня давно уже удавили! Так что можешь не стараться! Вот если бы ты сам написал, да расстарался!
Н — Ну о том что ты мне внушила есть только одна строчка …
Ч — Что ты правда написал обо мне?
В — Вот! Да! Слушай!

Лёгкая белая женщина
С ветреною головой!
Кем тебе это завещано
Пахнуть огнём и травой?!

Н — Не правда! Это ты скомуниздил! А выдаёшь за свои. Разве ты можешь так? Хотя врать ты мастак! Какая же я лёгкая!?
А — Вот какая!ь — Я взял её на руки и сам удивился что так легко.
Лена на пол-сантиметра ниже меня ростом. Точнее на шпильки. Москва у неё никак не поместится даже в две ладони! А ещё груди, пупок, губы и огромные голубые глаза! Белые развевающиеся локоны не в счёт, разумеется.
С — Саш, ты меня уронишь! Я ведь такая большая! Лошадь бельгийская!
А — А чтоб ты поверила в несостоявшегося разведчика!ь — Сама же Леночка устраивалась поудобнее в моих объятиях и прицеливалась губами в сонную артерию.
Л — Ладно-ладн! Так и быть! чуть-чуть пронесёшь. Вижу что силён. Что защитишь что-нибудь когда-нибудь! Саш, просто не хочу выслушивать эти ваши мужские штучки! Вот пока я на руках, пока моё ушко близко к твоим губам, почитай мне стихи. Раз ты разведчик должён много знать. Может даже Поля Верлена или Гёте. Может даже я поверю что это твои! Саша тебе правда не тяжело? Мне так не хочется слезать!
Я — Я бы тебе похвастал! Да ты меня убьёшь потом! Ну с учётом того что ты говоришь что большая … уже! То с полверсты. Думаю на пол-версты нас хватит!
А — А потом что? Бросишь меня?
У — У меня давно губы чешутся! И нести такой апельсин …
В — Вот за что я наверно в тебя влюбилась! Ты хоть слово из сотни не соврёшь! Ну сначала стихи а целованья потом!
Т — Ты правда хочешь французов послушать?

Там где сумрак словно дым
Под навесом из ветвей
Мы молчаньем упоим
Глубину любви своей.

Наши души и сердца
И волненье наших снов
Мы наполним до конца
Миром сосен и кустов …

Э — Это тоже твоё? Ну! Что ты молчишь?
Н — Нет! Это настоящий Поль Верлен. Только не подлинный! Я бы не так перевёл!
Д — Да что ты опять всё врёшь! Откуда тебе знать французов!?
Я — Я бы и не знал, если б не профессия! Но в этом случае я ей безмерно благодарен!
А — Дальше! Дальше! Что там стало с ними!?

… и этой маленькой рукою
Где и колибри негде лечь
Умеет сердце взять без бою
И в безнадежный плен увлечь …

6.

В — Вот опять врёшь! Откуда в том стихотворении это? Ладно! Видно ты неисправим. По крайней мере сразу не удастся. Как я угадала а! что это разные стихи? Сашуля-Сашулечка! Я ведь ходила руко-нака-калабродила в художественной самодеятельности! И знаю очень хорошо что такое ритм или размер. Ну читай ещё что-нибудь. Только не из этой задюймученной Франции! Эти Дюймы завалили её и не только её, всю Европопию до Урала! своей белле-триста по самые уши! Только не сорвись на подлинники! Я французский понимаю плохо. И вообще ихние рифмы это совсем не рифмы! 

Я напишу тебе! Я напишу!
Вот только дайте мне остановиться!
Из миллиона Свеевских амбиций
Вы самый ненаглядный шум! …

Х — Хватит-хватит! Я хочу знать кто это так здоро-ов! Ой, Саш-Саш, можно я вот так подвернусь! Тут как-то глуховато! Я слышу но не весь твой хамский голос. А? Дурачок! А ты думал мне стихи твои нужны?! Я от твоего голса просто умираю. Ну кто эито, правда? Это Асадов? Он-он! Эдуард Асадов! Такая динамика и простота, смерч чувства!
М — Мне как-то даже неловко! Так опускать автора! Асадов это конечно здорово! Я скажу потом кто это. Какой-нибудь потом.
Т — Тогда давай дальше.
Н — Ну давай дальше! Может сначала?
Д — Давай сначала. Хотя начало такое запоминающееся: «Я напишу тебе! Так напишу!!» А кто это такое Свей? Пей-не-совей!
Э — Это один мой старый друг!
О — Опять врёшь? Ну мели Емеля! Твоя неделя! Всё равно, дай я тебя поцелую! Ты столько стихов знаешь что я стольоко и не видала!

Я напишу тебе! Я напишу!
…………………………….

Вы для того чтоб я дышал, звенел!
Читал стихи, кастрюли мыл
И кашлял
В двенадцать лет я был слегка вчерашним
Увидел вас и офигел!

В том смысле что я понял:
Вы есть жизнь!
Ваш каждый вздох так знаменит!
Как Солнце
Всё в этом мире празднует! Смеётся!
Когда вы говорите: «Брысь!» …

Н — Ну-ну! Что ты замолчал!? На самом интересном. Давай дальше. Любишь потянуть резинку … стихи это же не трусики! Саш!
Д — Дальше ты мне пробьёшь башку шпилькой!
В — Вот дурачок! Зачем же я стану портить собственное имущество! Шпильке-то ничо не будет! А? Там маты пойдут?! Ничо! Я тож в деревне родилась. Ничего, читай! Это же не ты нафиговертил!
Она подсказала что я забыл в пылу чтения. Это ж не моё стихотворе! Что мне бояться? Или я так вошёл в образ? Образ-кобраз! Дикобраз!
Н — Ну смотри! Чтоб только мы не поругались!
А — А отчего не поругаться-то? Можно и подраться! Это ж не я тебя несу а ты меня! Как раз как только запыхаешься я тебя и ухайдакаю!
Н — Ну тогда держися! Комсомолка!

А почему на «Вы»?
Да потому что мы!
Всю эту жизнь испортили-избили!
Ты замуж за другого вышла
Или …
Я на другой женился, тьмы затмив!

И я ещё женюсь полсотни раз!
Все женщины прекрасны!
Как сон белых лилий!
Но я тебя люблю!
А помнишь мы любили
Над Кромысловом рассвета
Страз!




7.

А — А где это такая деревня Коромыслово? Саш, ты на меня не рассердишься? Нет? Поклянись! Я дура-любопытная в прихожке у … ну у этой моей подружки залезла в твой пиджак. Короче я знаю кто такой Свей! Я нашла там кажется какой-то тво черновик, он подписан твоим почерком и что ты Свей. Ты меня убьёшь за это? Я, Сашинька! Ей богу ничего не просчитала! Я так испугалась своей смелости-дурости! Может ты сейчас прочитаешь то что там написал! Я просто сгорю счас с любопытств и тебе станет нечего тащить в Глумицы!
Т — Там и есть черновик этого стихотворения! Господи! Я-то какой дурень! Вот идиот! Сажайте пирог в печь!
Моя прекрасная вселенная Елена выпрямилась и скользнула с рук. Как она сказала с-руко-с-калабродила, обнажив розовые полутрусики.
Т — Тогда всё наоборот! То есть я тебя убью! Прямо с этим твоим письмом и убью, Хрен-Минь-гуей-Казановий-Ловелазвич!
Н — Н-на! Куда положила там и найдёшь Клеопатра Египтовна! Вивьен-Ли Кэтрин Денёвна!
Т — Ты точно хочешь сегодня меня убить! Сначала всё любезничал с моей подругой! А теперь ещё с-читаешь про в-свои вс-похождения! Безумец! Счас я тебе зубы пересчитаю.
Я несколько искушённый в дамской ревности уже ликовал! Я ей не безразличен. Хоть какой-то дья-видент от соавторства (с Богом) дьивиди-дент. Точно она! Да точно! «мож заз-бес-покоить мии зуби!» И как это я не выбросил черновик! «Фиг с ней! Пусть читает!» Подумал я и достал бумажку. Я ещё надеялся что Элен, моя всЕленНая, не разберёт почерка, но жестоко ошибался.
Она подняла глаза полные слёз и спросила упавшим голосом: «Это ты ей написал? Своей первой девочке? Это я которая в списке из 50-сяти сук!»
З — Знаешь Саш! Сашенька-Сашок-Саш! Что ты разжёг!? Вот и я незнаю! Незнаю слитно! Всё! Дальше меня не провожай! Я не буду одной из двух! Не то что из пятидеся … пся! ь — И Лена заплакала.
Я сначала несколько отстал, но слёзы! (Слитно)
Н — Не подходи, убью!ь — Я легко увернулся от удара шпилькой.ь — Ступай домой! Ты мне не нужен! Шлёпай в свой гарем! Мне тут осталось с горы да в гору! А с тобой не спасёшь! Наоборот пропадёшь!
До самых Глумиц я шёл за нею в отдалении. Шагов тридцать. Она не оглянулась ни разу. Когда пришли к крайней большой избе, она снова не оглядываясь поклонилась открытому крыльцу и проговорила севшим голосом:
С — Спасибо, милый Саша! Донёс до самого дому! Я даже ножки в пыли не испачкалась! — И помахала назад рукой с туфлями.
Потом всё-таки обернулась, смахнула со щёк остатки своего мокрого горюшка и смеясь всё же заговорила со мною.
А — А ты думал что я не слышу как ты крадёшься сзади?! Я ещё та лиса! Ко мне всё лисьевое поголовье с округи ходит на курс … слушать! Ой, Саш! Какой же ты гад! У тебя что их строчек нет? Или ты спицально? Вреднюшка! Так хорошо-славно мы путешествовали! Слуш! Если оно так на меня подействовало, это же значит что ты настоящий! Ты настоящий поэт! И плут! Ещё больший плут!
С — Саш-Саш! Смотри машина идёт! Давай я тебя посажу! А то ведь ты на работу опоздаешь! Уже пол-восьмого. Ты если даже бегом не успеть!
Б — Боже-мой! Неужели пол-восьмого!? У нас же было форы почти час! А теперь я опаздываю!
В — Болтливые часов не наблюдают! Это всё твои вирши! А если бы я ещё не сбежала ты бы точно меня в кусты потащил! Тогда уж прошай МИС! Одна попа мокрая! Вон-вон! Беги! Смотри, останавливает! Завтра как выспишься придёшь! И будешь мне стихи читать до ночи! Потом мы сделаем с тобой книжку и назовьём её «Прекрасная Елена!»
С — Саш, милый! У тебя поди и денюжек нет! Ты беги к нему и пусть пододждёт. Я счас одену туфли и приду! Беги-беги! Уедет! Пока я найду. Эй! Эй! Подожди нас! Саш, какой ты упрямый! Я из-за тебя должна трепыхаться как шереспёр на льду! Ну что ты меня держишь!? Никуда я не денусь и не упаду! Иди к машинке! Вот банный лист! Вот тебе трёшка, дашь ему рубль! А на остальное купишь себе поесть! Саша! Не упрямься! У меня самая мелкая трёшка! Я же видела в магазине что ты доставал из всех карманов. Значит??! что это значит! Это значит что у тебя нет больше денег! Вот именно что я права! Права-плотва!
Глупая моя краля, так стратегически легко балансирующая между счастьем и отчаяньем долго махала нам белой рученькою а я тоже, чуть не плача, хоть сроду и не знал как это такое? делают! сожалел о том что не чмокнул на прощание в её заплаканную щёчку. Она ещё мне и заплатила за ту дурость что я вытворил. Вытварь-ил … шерес-перес-дерез-пёр!

8.

Этот водитель остановился прямо под окнами Мэг. Я, заяц во хмелю, так к ней и пошёл. Тем более что Мэг когда провожала сначала раз или два подмигнула а потом шепот на ухо: «Санечка, она ж сасем-сасем девочка! И не обидится если ты когда ко мне заглянь … ».
Как у меня хватило силы воли не свалиться с нею в койку? Не знаю. Не знаю-не-знаю!
С — Саш, ты наверно попить вернулся? Заходи-заходи! Довёл до дому мою лучшую подругу! Садись, отчитывайся. Пива хочешь?
М — Мне на работу Маргарита!
Р — Работа не хрен, постоит! Кто у тебя сменщик? Скажешь Марго зазвала! Подумаешь опоздал на пол-часа! Ладно, тогда лимонаду, или вон у меня «Байкал» в холодильнике. Может чаю? Да, правильно, не успеем!
Наверное от сексуальных бросков меня спасла трогательная сцена с Еленой Прекрасной. В этих нескольких её фразах высказалось столько мудрости чисто житейской, женской, почти материнской. И я смотрел на пируэты «задней красоты» Маргариты, на почти голую её грудь как сквозь пальцы и никак не мог понять; какого чёрта я тут делаю!
А — А я тебя, милок, давно приметила! Вот не подошла, не взяла за ручку, или за что посерьёзнее, поближе к центру. Был бы мой! Виж-вижу! Ленка тебя околдовала. Да и ты не совсем пропащий кобелино! Ключчо-кобелюччо! Может что поесть на ночь собрать? У меня тут гости какие-то сегодня были не солощие! Всё на столе осталось.
А — А ты и в другой раз не стесняйся, заходи! Я хоть и богатая тётка а не совсем счастливая. Особенно когда Ленка тебя отшьёт …
Когда я стоял возле входной двери Рита вдруг близко прислонилась ко мне. Да так! В нос ударил аромат духов, женственности и совсем лёг но ужасающий по соблазнительности запах из-под мышек красотки. Я не удержался, обнял её и стал целовать и тискать. Руки сами собой опустились ниже талии, собрали горстями платье и поползли задыхающимися от страсти пальцами под трусики. Но как только резинка трусиков поползла по костяшкам кистей вниз, руки соблазнительницы присоединились к моим.
С удивительной для женщины силою она стиснула мои культи и свела их в то место где почти соприкасались наши ноздри.
П — Потом, Саша, потом! Я не могу сейчас переступить … к тому же я ведь замужем. Елена Прекрасная должна была доложить. Настроения нет, всё в кучу! Ты совсем не те чувства во мне вызвал!
П — Прости меня, пожалуйста. Я как-то не удержался. И спасибо.
Н — Ничего, всё здорово! Именно на этой снежной вершине и мне приятно сегодня кончить. Я хочу остаться Ленкиной подружкою. Ведь ты её не бросишь на этой неделе. По крайней мере у неё нет планов до конца лета с тобою расстаться … тоже. Не целуй меня больше, пожалуйста! Я же не каменная! Да и острых углов маловато …














9.

Я вернулся с проводов едва успев к своей ночной смене.
О — Обижаешь, студент! Опаздывашь! С тебя пол-литра!
Мой визави, дядька чуть за тридцать, основа и до ослепительности надёжный и уступающий мне только в росте давно заслужил презент от меня и давно уже наотрез отказывался. И такой разговор ради прихват.
Я — Я, милый мой! Зашился так что лучше смотри за дисциплинкой и не вздумай мне ещё чо навязывать! У самого старшая дочь в Гатчине, в техникуме околачивается, и вылетает нам с мамкою в копеечку! Чтобы я родного братца-студентца стал на презенты обдирать! Это так только, к слову сказано. Чтоб за штанами следил-дил, не наследил! Понял! Герой!
Ч — Что-то уж больно ты довольный сегодня! А? Не скажешь? Ну и не надо! Техника в ажуре. Тебе на ночную с часок нагнал. Так что смотри в путёвке моточасы ставь не с двигателя а с моего листка. Ладно-ладно! Поспишь ночью чуть-чуть. Только не глуши, на малых оборотах пусть чавкает.
Т — Так; теперь следующее: я в нову смен не выхожу! Отпуск добы-добил! Третьёва дни подписан, нонче ознакомили! Так что не знаю, кого в пару тебе дадут. А мож без меня и один промаешься! Я просить не стал чтоб никого не ставили, но на вопрос ответил; что справится и один. Цени, разбойник! Чо молчишь! Али стыдно за девками на тра-та-та грёбаное?!
С — Сейчас на деревне страда. В соседний совхоз от нас отправили целую бригаду! Ну смотри, если кого дадут в пару, рот лай-раскрывай да поменьше. Тут каждый второй агент-регент Лавренть Палча, царство ему небесное вверх тормашками! Лучше вообще не трепись чо зря!
З — Знаю-знаю! Любишь поговорить. Я и то как заведёшь шарманку словно в рай попал. Слушал бы всю жизнь не спавши. Это я, уж не юноша, не моло-динь-кой и вижу как девки на тебя смотрят а поставишь пластинку так у них поди резинки выскакивают из пись трусиков и лифчик соски (втрёп).
Б — Бежишь запыхавшись! Видать угодил к какой-нидь наше паве на крючок! Давно пора! Ходишь-шатун! Бабс-народ в упор не вишь! Дам-с-мадам-с! Женщины! Бабин-народ! Не знаешь что-ли! Глаза-эво! Выпучил. Тебя уж побить собрались-то! Наш красотки. Смотри! Они боевы! Второй месяц шьёшь павлин! не улыбнулся хоть одной! Смотри! Изнасилуют! А то со мной треплешься как хамериканский флаг а с ними не гу-гу! Хоть ущипни котору! Раз не нравятся! На танцы …
Рыжий мой Владимир Александрович так заразительно хохочет и всё равно видно-не-видно зависть к моей молодецкой свободе. Да иногда и сам заглядится и два-три раза в день оторвёт себя вместе с клеточками рубашки от «женский безнадёжный взгляд».
Однако у Владимира Александровича жена красавица и характер ангельский, если не врёт (врут!). Не бывает, не может быть огромной взаимной любви без сканд … ! не бы-ва-еть! И факел любви до небес в каковой легонечко подливают масло три ангела, три доченьки. И я их видел всех вместе и не мог угадать жену. Встречаясь с ним я всегда думаю одно и то же: вот такие В. А. выиграли прошлую войну! Он по годам мог быть сыном 43 полка. Но никогда про войну не рассказывал и даже ни звука о своей срочной службе. Или я не успел его спросить, или он служил в особых войсках. Может как и я в войске Осипа Сталина (Осназ).
Хотя о жене Светлане, о дочерях, о всей своей семье потчевал меня в меру хвастливостью изрядно. И как беспросветно деловой человек вечно занят находками и деловыми ходами по украшению дома и расширению хозяйства. Он трудится в МИС лет пятнадцать и даже имеет орден «Знак Почёта». Но не идёт в совхоз ни за какие посулы! Хотя зарабатывал бы там втрое! И давно бы повесил свой фэйс на ВДНХ.
П — Панимашь студент! Алексаш Иванч! Света моя, Светулечка! До чего кроликов да коров любит! Что и про дочек своих забывает! Я б ни дня тут в МИС не околотил! Так меня ж тогда на два колхоза не хватит! Время! Времячко! Где ж его взять? Ты представляешь что эт тко! двесть кроликов! Две коровы да свиньи, не считая индюков и кур! У всех дочек по кошке …
А — Тут у меня время - вагон! Косилочку двубруску подцепил тр-р-рык! За смену на всю зиму. Сенцо! Не беда что смена разделена на три-счетыре прихвата. Главное погодку ущучить! Культиватор КОНик-2,8 нахлобучил картошку окучил. Свеколку, турнепс объехал. А осенью картофелекопалка, прицепчик. Всё без очереди. Не как в совхозе. У МИСа станции землицы кот наплакал, чуть больше моего клина, а техник новых, самоновейшь, завались! На каждый картофельн-свекольн куст по мотору!
Д — Да я бы и в колхозе не пропал, так Светка разе пустит! Давно бы на Двадцать Четыре разъезжала царэвна моя! (ГАЗ-24 «Волга»)
Так я, мол, тебя Володинька! Беречь обязана! В колхозе-то изотрут тебя в пыль-песок-озон-пор-поршок! На погост! На пахоту-сенокос-жатве! За двенадцать, да-где! на две пятилетки не хвать! Одни бельмы останутся! А с кем же я внучков-то нянчить стать?! Вот то-то! Что со слезами!
Я — Я уж лет пять и не заикаюся!
А — А на машине — говорит!т — я-то одна только в Глумицкий карьер и могу зарулить! када тебе ездить-то на собственной машине! Авто всегда! А куд-куд-куд куда?
Н — Ну что, студент! Гони бабаки! За опоздание. Не делай такие глаза, хоть анекдот расскажи! А? Нет!? Тогда слушай я тебе расскажу!
К — Кэптэн третьего ранга (кап-три) марширует по палубе корабля и командует сам себе «Кап-два! Кап-два! Кап-два!!» чё не смеёшься? А? Кап-три себе командует!! кап-кап-кап! Устал! Не понял что-ли! Кап-Три хочет стать кап-Два! Ну садись в трактор отдохни! Смотри за турбиной! Мне что-то ремни не нравятся. Или подшипник на генераторе на погост смотрит. Прощавай, солдат! Всё прекрасно! Главное что войны нет и не предвидится. Остальное перевоем-переваруем-переворчим! Ты умеешь варувать, А! Сашк!?
Меня наконец пробрал смех от анекдота и вдруг от его оклика Сашк! я вспомнил отца. Батя наверное дома в одиночку пьёт «Зверобой» … и тож смеётся своему горю. Я вспомнил ни к селу ни к городу его фразу: «Октябрьский переворот в России и всё до сегодняшнего дня стало возможным благодаря тому что именно в России христианство ни в какие сани! И как зайцу стоп-сигнал! Русский народ всегда хоть на пол-подковы впереди планеты всей! Иногда и в вопросе вещизма. И вообще жутко и поразительно как могла сказка не самого грамотного народа на Земле так укорениться! Жиды вообще две тысячи лет назад были самым тёмным народцем. У них даже названия не быДло, просто семитские племена. Они  и письменность узнали всех позже, (с приходом битых Карфагенян-фини-кийцев) только тогда стали её использовать, поняв мощ слова не устного. И тут же слепили ветхий и новый заветы. Набили их сказочными героями, залили кровью для убедительности и вот-те-на-те! Хари-стократе! Как нас.ать - божья благодать!
Настолько тёмным что «консерватизм» слово не удовлетворяющее вовсе меру невежественности иудея! И кстаи; слово жид первоначально вовсе не ругательно. Оно происходит от слова иудей. Эта странная наци скопом превратила слово жид в ругань мерзостью, подлостью, разбоем, человеконенавистничеством. К этому же пределу стремится сегодня и слово «еврей». И со временем станет ещё позорней чем жид. Ведь и первая мировая и вторая мировая спровоциравана жидами и их религией! Эта жидовская ложь не ответила и никогда не ответит хоть на один глав-вопрос жизни: «Зачем человек живёт?» Судя по библ-тезе «Бойся смерти!» для того чтоб издохнуть, выдав на гора больше всех! (но только не для себя, а для ближнего, то есть, жида). По их вранью ещё; чтоб маяться и для каких-то там потреб ихнего бога-извращенца. Но человек живёт чтоб радоваться! Что праздновать! Праздновать в том числе трудом творчества и любовью! Жизнь есть вечный праздник! Где каждый человек бог! Но гиблия бубнит; ты раб, мразь и тля! трудись в поте лица и знай что труд твой горе и жизнь твоя горе и сам ты мразь. Что не смеешь и глаз на жида поднять! А комуноиды ещё хлеще! При царе была тьма помещиков. При сталине один сталин-помещик. Зато самый кровавый и без жалости.

10.

Человек сотворён из праха. Адам, жидовское имя, означает красный человек, то есть чучело из глины. Жиды правы! Они и сляпаны из одной-единой самой гнусной болотной глины. Человек в первую очередь создан из Солнца, из воздуха, и хрустальной воды и невидимой, но ощущаемой божественной материи и только самая человеко-малость из земных элеме. А Солнце, Воздух, Вода, Земля! это и есть Бог. Так из Кого сотворён чел? Для человечества человек всегда был есть и будет бог! Кстати, заметь, сынок-синеок! Я не антисемит! А если и так то эта сионистская шваль жидовской национальности против всех! Вообще против всех сами жиды! И ещё стравливают народы между собою. И вроде надо бы им за такую отъявленную храбротищу медаль во всю жо! Но они пр всех изподтишка. Только не в открытую, а вот посредством такой рвани как христианство! Они вообще никогда никого не побеждали! А с божьей помошью. Так вот; когда с божьей помощью тут их и били! И пи.дили! Точно так же как при мне их мочил лучший друг Сталина Гитлер, взяв, разумеется пример с друга. У них и государства-то никогда не было! Так раз в сто лет сбегутся в кучу лет на пять-десять. А потом, если их другие не разгонят, снова сами в разгон. Ты, сынок, можешь себе представить арми, фронт из жидов? Я нет! Скажешь что в теперешнем Израиле есть армия! Я скажу да! Но кто даёт им оружие, особенно сложное и тяжёлое вооружение? Кто платит Израильскому солдату самую высокую в мире зарплату? Кто вообще как капризную проститутку содержит нынешний Израиль? США. Евреи США содержат, которые сосут кровь вперемежку с деньгами со всего мира! И бог тут ни причём. Пототьму что ихний бог  у них же на языке и никогда с жидовского языка не сползал!»
















т — Ты слушаешь меня, студент, али нет! Я вот всё хочу задать тебе вопросец; что-то ты для студента староват! А хитёр так дальше некуда! А? Ну-да ладно, не сердись! Ты правда какой-то странный. Выпил что-ли сегодня? Выпил так на шоссе не суйся! В поле за тобой никто не поскачет.
В — Владимир Александр, мы ж с тобой заболтались вон уж и лес, я на работу приехал.
Н — Ну приехал так приехал! А ты ещё и рот не открывал, правда? Эх ты, Сашко-Сашко! Я тебе про косилочку-двубруску а ты все извилины в мозгу сбил в бородку! Всё думка про родинку на груди у своей зазнобы! Я так и не услышал; ты поможешь мне-нет! Сенца коснуть? Сенца-травки. Вон она, ещё и надпись на раме не выцвела; вишь как красиво КС-2.1, что значит захват челых четыре метра! что это я? Саня, а Саня! Совсем ты мне заморочил башку! Что я однобруски от двубруски не отличу. Так бы ты тут и искал КС-2.1, когда надо КДП-4, хорошо тут написано, да я проводил до места, сенкосы-то мои и так знаешь! Только смотри! Не завяжи мне её в два узла! Это ведь косишь-косишь, с травы не видать а хватает за раз четыре метра как целый комбайн. Много не коси, с часок. Знаешь нашу погодку. На пару прицепов навалишь и спи-себе! Береги её, «косю»!
А — А не больно она большая для нашего красавчика?
Т — Та этому красавчику Т 40 АМ лучше бы вообще с завода не выезжать. Разве с МТЗ сравнишь! Бывает конечно, потащит в сторону. Ничего, подцепишь, включишь передок на постоянку, хорошо идёт. Только не забывай выключить как выедешь на асфальт. Оно-то ничего, на всяк-случ! Там на сенокосе везде место ровное. Как роса выпадет и бросишь так. Косаварить.
Я — Я знаю, ты паря не болтун. Но всё равно, никому не говори лишнева. А с начальством я всё согласовал. Ездил, мол, масла в левый редуктор долить и всё. Ну ты сам на фантазии горазд! Придумь. Не хочу чтоб коллеги треплись, мол, Володя себе батраков набрал. Да и лишний базар ни к чему. Может ещё приедешь работать к нам, как пошабашишь свой ликбез. А не нам так по соседству. Пусть лучше хитрецом считают чем простофиля.
В — Во! Вот и прицепили! А ты и косить научишься, я с тобою туда-сюда кружочка наверчу. И отпрезе-ентуешь меня, ка-пк спасённая грелка Бобика! Вот! И наши мёд и чужи с голоду не плачут. У тебя ж пехота-без-учёта! Верно? Кто твои камни считат? Ты и так всех нас каменщицкий класс без работы оставил, в охотку-то! Вон в перелесках скоро крепости каменные вырастут! А мне! Ну да чо тебе боевому парняге уши вялить! У рабочего человека каждый час-письк на счету! Так я говорю?
В — Во! Давай вали её, тимофеевку! Как девок валишь! А я пошёл. Прогуляюсь до села, проветрию-юсь.
Такие дуже хозяйственные Владим Александрович в прошлую войну разведкой командовали. Его и теперь безо всяки-курсо на дивизию ставь! Через пол-года, максимум год, он в красном уголке переходящее Красное знамя поставит. Первый будет на весь военный округ! В красном уголке на вечную стоянку переходящее красное знамя. Точно поставит!

11.

Итак мой смен-Щик драпал в отпуск. Может дадут замену, мож один останусь. Мне выразили такое доверие что я остался один. Наверное это случилось не бенз участия Владимира Александровича. Да лето ещё, пора
отпусков.
Солнечным вечером, до росы, я покрутился на пятигектарном пятаке его. И как только «кося» стала путаться, перецепился на своё орудие УКП 06. это такой полуторатонный прицепной камне-подборщик. Несколько громоздкая и тяжёлая машина, но для умелого тракториста мощная штука. Я умудрялся «брать» камни до тонны весом, когда номинал аппарата всего половина. Ловкость при откапывании и погрузке валуна заключалась в том что надо было чтоб взять камень гребёнкой, или клювом, необходимо его переехать (то есть, покорить вершину) двумя колёсами трактора левой или правой стороны. И при этом не изуродовать трактор и не перевернуться. Это нужно для того чтоб камень попал между трактором и УКП, под клюв, или эту руку называют гребёнка.
В эту смену со мною впервые попал молоденький неженатый пацанч Тарас. Но у него фора, совс новенький Т 40, такой же как у меня, но моему третий год. Ужасно заводной, он пришёл так же как и я на взводе. Как ещё такта хватило, он не подъехал ко мне пока я косил в отдалении. Не поехал хотя видимо наглядно и знал меня. Но когда я перевооружился и примкнул к общему костру под леском, прицепился.
С — Сань, поехали я тебе кабанов покажу! Тут недалеко. Трактор один оставим, пусть твой потарахтит в одиночку, мужики присмотрят. А мы на моём, порожняком. Вон видишь, поле с турнепсом! Вот они все туда как стемнеет!
У кабанов в это время уже борзеет молодое поколение и кабанихи по ночам далеко могут увести свои выводки лакомиться. Турнепс, кормовая репа, это же свинячий деликатес!
П — Послушай! Я тебя первый раз вижу. И почему вдруг должен с тобой переться незнамо-куда, глаза остекляня!
Д — Да ладно ты! В первый раз! Забыл что-ли? Ты колёса клеил у своего Уконтропупеля, я ещё помогал тебе колесцо перебраное ставить на ступицу! «гАфоня! Ты мне рупь должен!»
Д — Да когда мне было смотреть на тебя! Главный инженер рядом!
Д — Девка красивая конечно! С такой бы-да с Ниночко Васильевной лафа по нашему Бродвейчику хоть прогуляться! И не стара ещё!
И — Извини! Вот и не приметил!ь — меня ещё больше рассердило это моё ошибучество. Я «всегда всё вижу». Так говорила и про меня одна красивая дама.
Но потенциально потешный вид Тараса с одной стороны и ладность всей его фигуры с вечно улыбающейся рожицей, вздорной кучей-соломой кудрей под восьмиклинкой набекрень, развеселил меня и мы сели в его Липецкий бродячий, только что покрашенный металлолом.
Тарас поехал не вдоль леса, по непаханной узкой полоске, а вокруг поля с свиной репою.
Н — Не веришь что-ли! Ять-Те говорю; каждую ночь они тама! И никто не гоняет. Даже мы на тракторах. А издали посмотреть интересно. Близко подпускают, охаметь!
И действительно, я увидел целых три семьи на различном от нас удалении. Тарас под такое зрелище предложил Калитинской «водочки», но я отказался. Даже не из-за ответственности перед работой, а машинально, перед живостью и живописностью зрелища.
Звери удивительно хитрые. Они появились ровно в тот момент когда сгустились сумерки. Когда мы подъезжали, отдельная мелочь, либо через чур осторожная, либо с ленцой, ещё вытягивались из кусты и с визгом бросались к родственникам, уже грызущим сладкий корнеплод.
С — Сань, в Кикерино свадьба! Давай махнём! Представляешь, моя первая любовь замуж выходит! Он какой-то там бух-мух-галк-терь а я всего лишь тракторист. Представляешь, Саня! Ты же видел, я навеселе на работу припёрся! А меня хотели напоить ваще в дым! Чтоб и на работу не вышел! Я же на гармошке, на баяне-аккордеоне! Да на я.! На чём хошь ей  збацаю! А от-на за бумажную душу замуж!
В — Все мои друзья и школьные и поза-школьные тама гуляют! Я только и отнекался что пообещал привести с собой Санька самого красивого парня! Девок там будет страсть, а парней мало …
Н — Ну уж это ты врёшь Матрёшь! Откуда ты знал что я сегодня работаю? Да у вас в Калитино красавчик на красавчике и красавицею погоняют! Вот врать! Даром что Тарас!
Н — Ну ладно, Сань, нельзя уж и симпрвизировать чудок! Охота ведь! Она поди красивенная под фатой, да ещё белое платье фонтаном в обратную сторону. Пить не будем! Я и так тут с горя в запое вторую неделю! Сыграю ей барыньку на прощанье и сюда к кабанам!
Я покобенился для приличия и согласился. И мы помчались на двух уже тракторах. Свадьба ведь! Надо спешить. Я даже забыл сбросить свой Уконтропупель.
На подъезде к городку-сельцу-деревеньке Кикерино, на повороте из под соснового леска Тарас разогнал своё колёсьё до предела. Я поотстал. Он так и шёл порожняком. Лучше бы мой грёбаный тра-та-та был хуже! Хоть медлительней по крайней мере.
На самом вираже моя «спарка» начала догонять. И тут из-за поворота прямо перед Тарасом вышла огромная толпа молодёжи. Народу столько, что дорога вместе с обочинами занята. Тарас на полном скаку затормозил. Хорошо мой Тарас-тарантас отцепил свой навесной культиваторчик КОН 2.8. Два движения гидравликой и трактор свободен. Если бы поленился, делов не обраться! Хорошо бы и я тогда отцепил свою «трижды-десять борону». Однако чтобы отцепить моё орудие бывает уходит до получаса. Желательно вдвоём.
И вот, имея на загривке железку почти в две тоны «живым весом» я не мог затормозить так же лихо как Тарас. Вырви ему глаз. И я летел со всег-го ого-го! маху  прямо на пляшущую в несколько гармошек толпу. Ещё и народ подвигался навстречу нам с Тарасиком-матрасиком. Выходов два: на полном ходу врезаться в толпу, ослеплённую четырьмя фарами, или улететь в глубокую канаву и перевернуться с трудно предсказуемыми последствиями. Выбрался треть выход: я врезался в Тараса! В его трактор.
Когда я стоял в своей кабинке на «трёх ногах» и все три в тормоза и остальными концами «правил» своей взбесившейся «тройкою» (вместе со мною), упёршись затылком, спиною и все-земным шаром нерв в стальной переплёт брезентовой крыши, я каким-то невесомым и невозможным к придумыванию в доли секунд способом сумел подобрать номинальный исход катастрофы. Я страшно боялся вляпаться носом своего Боливара в зад, в навеску Тарасова трактора «из труб и рельсей». Тогда бы в хлам весь мой тракторный передок. Направлять свой сдвоенный железный кулак левее, я это успел сообразить, чтоб удариться своим правым передним колесом в его заднее левое и таким образом остановиться, меня всё равно левой стороною могло вынести на людей. Парни уже выдирали Тараса из скворешни Т 40. бог, сидящий во мне, направил левое моё переднее колесо в Тарасово заднее правое. Скат в скат, резина в резину.
При страшном ударе моя двойка сложилась. Трактор с водятлом стал почти вертикально на передние колёса, то есть задрал вверх огромный зад! и секунду спустя грохнулся на все четыре (кости). Сразу конечно никто ничего не сообразил. Господи! Спасибо русским людям! Это что бы со мною было в неметчине!? Мой трактор с Уконтропупсом сделали во мраке букву «эЛ», вознеся на вершину своего возничего и потому я не ушибся и не ударился. Вся энерджи столкновения ушла на подъём двух «жестяных жаб» в воздух в попытке скопировать Эёфелеву Башню. А при ударе огромных задних колёс об асфальт я не получил сотрясения мозга потому что стоял а не сидел в кабинке. Колёса накачиваются на 1,2. Я так и осталс стоять на тормозах, так и вышел, не присев ни разу. Я просто поприсел при ударе не коснувшись сидений.
Я долго, или так показалось, не выходил. Так и стоял в кабинке скрючившись. Уж больно не хотелось видеть разбитый вдребезги свой передний мост. К тому же я совершенно не зря боялся что мог сдвинуть с места Тарасву таратайку и покалечить облепивших её пацанов. Меня отрезвил дружный хохот.
Н — Ну т-Ты Иваныч виртуоз! Это ж надо въехать с колеса в колесо! Разогнаться как будто собрался в космос и в десятку! Хорошо мой трактор стал у тебя на пути! Улетел бы как пить дать!
Тарас видел со своей подножки весь кульбит. И я даже вспомнил как в мой затравленный взгляд впечаталась его задранная вверх на меня физья.
Он успел до столкновения поставить свой трактор на ручной тормоз, на скорость и заглушить. Его железо от удара лишь демониче вздрогнуло. Удар же был двумя не сильно накачанными колёсами. Шины тракторов для работы в поле иногда накачиваются чуть больше 1,2 атмосферы. Эта же метода в жёсткой тракторной конструкции без амортизаторов ведёт к смягчению ударов от рытвин и кочек.
Здорово уже было одно то что нас не побили и даже не выругали за идиотское лихачество и пофигизм. А вобщем-то просто за неопытность. Какой смысл гнать на тракторе развивающем всего сорок в час-письк! И если уж гнать то соблюдать дистанцию.
Но ничего же не случилось! Только когда установилась тишина до «передовиков» толпы стало доходить что на них не сворачивая, не тормозя и не останавливаясь, прямо на людей! Из ночной тьмы выносится пять тонн слепящего фарами железа!
С — Сань, да у тебя всё цело! Я тоже думал развалил передок! Всё стоит на месте! Во! Мы едем к ним, а они нас уж стречают! Давай заводи свою кастрюльку и доедем до дома! По такому случаю надо по рюмашке! А? Во мы ребятки лихие!
В темноте я не нашёл повреждений тоже. Наоборот, колёса стояли даже удивительно ровно. Только трактор немного покосился вправо от того что правая сторона стояла в кювет а левые колёса на асфальте. Я секунду колебался. На свадьбу ехать уже никак. И вроде отказаться стыдно. Но случившееся могло быть в ту ночь не последним. И ещё я вспомнил, что нетрезв, что Владимир Александрч наказывал не рваться на асфальт.
Н — Не, друже! На сичас приключений довольно! Кстати, господин трукинист, откуда у вас такие познания в русской лексике?
В — Во ты даёшь! Я думал ты испугался! А не в одном глазу! Ну поехали по рюмашке и назад! Понимаешь, некому меня оттуда назад! Я за гармошку и хвататься не думаю. А откуда я таких болтов нахватался? Так я конченный студент как и ты! Меня с ЛИИЖТа турнули стретя курса! Я этику изучал там! И в бульоне с эстетикой! Главнеющие такие науки по обработке бабьего класса!
Н — Не! Тарас, не в храбрости дело. Тут ночью ничего не видать. Даже при твоей сверкающей рожице! Если что-нибудь в моём тра-та-та хрустнуло, надо домой добираться хоть на трёх костях. В Кикерино едем и он ляжет на пузо! Пузор! Да если даже всё свято, плохая примета. Знаешь как в разведке?
Т — Тогда хоть подожди меня здесь, если что вдвоём дотащимся!
Н — Ничего! Если что, по дороге меня подберёшь. Ты же не поедешь через Гатчину! И даже через Рогоговицы не попрёшься! Вот. И я никуда сворачивать не собираюсь.
Л — Ладно. Тогда приедешь на место, если приедешь, не берись за работу. Завтра с утра сделаем дефектовку. Да ничего там не должно быть! Большое дело если погнул рулевую тягу!
Решение осталось за толпой. Нас буквально подхватили на руки. И было решено один трактор оставить и ехать на Тарасово. Коли по рюмке и домой. Стало весело и даже смешно.

12.

Утром я ушёл со смены так и не дождавшись Тарасика. И никому ничего не сказал, хотя ещё в поле заметил течь масла из переднего левого редуктора. Внутренняя часть вездеходовской шины вся намокла стрелами масляных брызг. Когда потихоньку приехал на машинный двор, масла в редукторе уже почти не было. Оно не выплёскивалось наружу уже и при движении.
Как только моя причёска коснулась подушки вдарил ливень грёз, с грозою. Я вспомнил как мы шли с Еленкою в Глумицы. Точней, не давали друг другу идти. То она останавливалась и брала меня за обе руки, верно чтоб я не лез целоваться, и всё задавала мне и задавала всю бесконечность своих вопросов. То-ли я её ловил и почти насильно комкал и обнимал и почти на зло ей заставлял целоваться. А потом она на! Не рузрешала разжать руки и всё просила:
Н — Ну поцелуй ещё! Ну поцелуй! Ну один! Только один последний маленький в-чмок! Поцелуйчик!
И я целовал её до полного изнеможения, не смея опускать руки с её игрушечных плеч и лопаток. И почти падал и тогда она сама вылавливала меня своими-моими руками и ставила на ноги.
С — Сашь, я сначала так боюсь с тобой целоваться! У меня никогда раньше так не кружилась головка. А потом, посл первого же поцелуя меня куда-то уносит в такое прекрасное что когда вдруг ты переставашь, мне ужасно не хочется возвращаться, словно это прекрасное я теряю навсегда.
И всё же однажды мы упали. Наверное она подстроила. Я так подумал, что упали мы в сено а не на зелёную траву, где жёстко и зелень и земля останутся на одежде. И не поднимались целую вечность. И я снова то держал в ладонях её золотистую головку, то руки. Не смея лезть в ноль. Она сама прижималась грудью при поцелуе и я только удерживал порыв. Наверное мне так казалось. Наверное из желания никак не оскорбить Еленкину невинность. Ни сзади ни спереди я даже не думал, не то чтобы между голых ног. Мысли владеть, снять, раздвинуть, ворваться и вскач исчезали едва возгоревшись. И так слишком хорошо. Так хорошо что вс-слишком.
А идти почти нам восемь вёрст. А вышли мы в шестом часу. А мне на работу пол-восьмого!
Я очнулся только у её дома. И то от того что она сказала.
С — Саш, уже семь часов! Может ты совсем не пойдёшь на свою работу? У тебя же пшеница не осыпается и коровки не стоят не доены! Давай я сейчас позвоню и попробуем перенести. Скажем мы тут в карьере тащим такую рыбу! Что никак на работу не успеть! Какой-никакой а я всё-таки бухгалтер. А с предупреждением и прогул не поставлять! А? Вдруг дозвонюся … до директора!
С — Смотри вечер! Чудо! Солнце зацелует! Зацелуемся! Ты всё меня буришь-бранишь что я не целую тебя! Ты всё равно никуда не успеешь! Только одни неприятности!
Прикидывать и не пришлось; всё точно, не успею! И как я успел? И не знаю. Правду говорят; от любви крылья вырастают …
Н — Ну куда ты побежишь? Ты всю дорогу падал и падал! Только падал! Упадёшь где-нибудь — побежишь! И не станешь!
Л — Леночка, милая ты моя! Я не только сумасшедший! Я ещё и волшебник! Только не знаю об этом ничего … Если б ты знала как я хочу остаться сегодня. А ещё больше хочу увидеться завтра! Да так чтобы сегодня не расставаться! Я успею!
И в тот момент я верил что не опоздаю. И совершенно не подумал, что именно сегодня мог бы засадить Леночке по самый слух! Она пьяна! Она ошалела от объятий и поцелуев! Она и звала остаться а я ей засадил. Но чувство ответственности победило. Странное чувство.
Я наверное позже вывел поговорку о своих предпочтениях; самую большую любовь я всегда поменяю на маленькое дельце.
Именно сердцем моих грёз стала неожиданная, только что открытая возможность овладения страстной девственницею. Молниносная воз-ось. Но я не столько жалел что опростоволосился, сколько радовался такому блестящему успеху. Тому что уже настолько завладел таким бесценным кладезем невинной женственности. И предтечею невероятных открытий. И не разрушил фантом до времени. Даже если я не овладею Леночкой никогда, у меня навсегда останется её согласие. И моя «глупость».
А как она обнимала на прощание! Тянулась к моим губам и тут же толкала и фыркала:
И — Иди! Иди на свою долбаную работу-баботу! Раз меня нисколька не любишь! Иди! Беги! Раз ты больше не хочешь меня целовать! Или ты дедушка-медведушка, что больше не можешь!
Я во сне потрогал губы-губки и тут же ощутил вкус её розовых припухлостей. Именно розовых, а не красных, почти бледных. Именно такой редкий, редчайший цвет женских губ. Вкус молока и девичьей сексуальности, такой невероятно пряный, порой терпкий, непередаваемый аромат. Совершенно не назойливый и то исчезающий, то вспыхивающий на её губах, на шее, на ресницах. От которого того гляди начнёт обрывать артерии.
Мои губы носили следы непосильной работы. И она жаловалась что они и у неё болят.
И так мне казалось что я спал. Но вдруг я увидел как оступился. Как я уже лечу с обрыва в ужасно синий глиняный карьер. Я ухватился обеими руками за свой жезл, за позолоченный жезл! За, за … зад … позо … за …
И проснулся. В комнату фурией влетела Еленка и её холодные с воздуха руки впились в меня. Наверное моё любимое существо думала что заверещу от испуг и холода и сама завизжала, надеясь душераздирающего дуэта. Наверное я хотел то же самое, но только дёрнулся и замер.
А — Ах ты всё спишь! А уже пять часов! Сейчас снова станешь отговариваться что тебе на работу! Бездельник ты сексуальный!
Я оглянулся на большие с боем старинные настенные часы. И сквозь насквозь бронзовая их физиономия вещала пол-второго. На будильния я не успел гля …
Я — Я в отпуске и то так как ты не сплю! Сплюшкин! А ну вставай бабманщик!ь — Будильник жалобно звякнул об пол.
Я — Я уже час тут одна по пыли шатаюсь-цеполяюсь! А он дрыхнет! И почему тебя назвали Сашей а не Мишей! Эй-ты! НеСаша и НеМиша! Спит! Я ж знаю что в ночную смену вы все там храпите тракторов храп-че!
А — А ну фставай! Тебе говорят!ь — Она не выпускала руки из под одеяла. Нащупала там почему-то только мою задницу, хотела ущипнуть или хлопнуь и …
А — Ах ты ещё без штанов спишь?! Нахалёнок! Вот я тебе зад-дам! Сашуля, ну поднимайся, пошли гулять!
Д — Дп глупое моё чадо! Как я голым-то!? Ты может отвернёшься? Или выйдешь!
Щ — Щас! Ещё выйдешь! Счас ты у меня выйдешь! Тебе ж вставать на лёд что-ли? Можно подумать никогда перед бабами голым не выступал! Неженка! Нет! Я не отвернусь! Потому что у тебя было время одеться до моего прихода, раз ты волшебник! А теперь вылезай как есть! Хоть кверху каком!
Н — Нго мне же стыдно!
А — А что это тебе стыдно-то? У тебя что-ли чево-то нет?
И тут она да так быстро! Всё же под одеялом. Всеми пальчиками (в десятку) перехватилась за жезл, который всю «ночь» спал стоя. Спал-стоял-ждал.
Л — Лена! Ну!
Ч — Что Лена-Ну! Нет бы Лена На! А то ну! Вот хорошо что я узнала что у тебя такая жердинка! И не маленькая и не огромная …
Л — Лен, отвернись, я оденусь!
Д — Да ни за что! Так не бывает! Чтобы в руки взять а посмотреть ни-ни фигушки! Даже у фотографов так не бывает, милый!ь — и потащила с меня на пол одеяло.
Конечно это ей этой удалось и мы обое оказались на полу. Мог-ли я сопротивляться если из ложного страха старался держать одеяло ближе к «жёрдочке». А как-кая возможность снова рассечь её между ног! Раздевичить присвоить навсегда! Один из нас наг и во всеоружии. Но я пожалел зачем-то снова свой прелестный и Лён и Тимф. Пожалел почему-то и свою хозяйку-вдову. Ей было бы больно подслушивать чужие утехи и стенания через дощатую переборку квартиры. И ещё что-то помешало. Да ничего не помешало! Я не хотел разбивать прелестную живую амфору! Прав я или не прав, я всегда лев!

13.

Да я даже не вспомнил как двое суток назад тут кувыркал свою жену. На полу. Мы скользили с нею по полу и снова только целовались, запу-пу-тываясь в деревенских половиках и в одеяле. Она в ослепительно красном шёлковом платье с белым кружевным воротникам на грудь и с голыми до пупка длинными белыми мачтами-ногами. Коротюсенькие трусики тоже под цвет платья потешно ползли с москвы-москвы. Еленка их напяливала поочерёдно то одной то другой ручкою. Разок попробовал и я. Она не «подсобила» и только устроила паузу в борьбе и между чмок-поцелуями, удивлённо посмотрела мне в раскрытые до невозможности и напруги очи.
С — Саш, а почему ты когда меня целуешь не закрываешь глаз? Тебе что не вкусно? Разве я не вкусная целоваться? Сашь! Не может быть чтоб ты такой хороший! Ну не может быть! Чтоб так повезло!
Я оставил её губки но едва удержался от смеха.
Н — Нет, не вкусная! Ты ослепительно, восхитительно вкусная!
Н — Нет! Я не съедобная …
Нет, мы с нашей феей конечно не лежали на полу. Мы кувыркались и хохотали едва потерявшись губами. От никелированной кровати до тумбо со швейной машинкой. Спальня моя всего в три чулана.
В — Всё, милая, я одеваюсь! Или я сойду с ума! Или разойдусь по швам! Лен, я ведь голый! Дети могут быть!
В — Всё это твои поцелуи! И я всякий стыд позабыла! Валяюсь тут на полу как консервная банка из под кильки с чужим мужиком! Да ещё в первонадёванном платье! Фот до чево доцулуваласья!
Еленка встала. Её великолепное расклешоное пуп-платье никак не хотело падать ниже светлость-сиреневых (теперь почему-то) узеньких трусиков и она вся крутилась и обдёргивалась, Дюймовочка-переросток.
С — Саш, а правда у меня самая тонкая талия? Завидущие говорят что даже некрасиво! Вот, зажало! Никак платье не натянуть на коленки. А мужики говорят от талии с ума сходят, А? Правда?
Т — Ты наверно спишь ночью, чтоб никто не видел, с золотым свадебным кольцом через пупок-кию!
Н — Нахал! Я тебе серьёзно спрашиваю а ты издеваешься!
Д — Да я в первый раз вижу твою талию!
Н — Ну на! Потрогай, платье наконец на месте. А действительно я ведь только сегодня к тебе пришла в этом скрученном революционном транспаранте. То в плаще, то в кофте, вчера в сарафане. Я так люблю всё расклешёное, а раз расклешёно то и приталить обязательн! Вот стеснялась тебя а сегодня пришла вот! И хвастаюсь, нравится? Как ты быстро оделся! Я и не разглядела твой шурупчик.
М — Маленьким девочкам вредно смотреть на взрослых мужчин подолгу!
Щ — Щас этот взрослый мужчина получит по губам. Правда, Саша, ты что сегодня такой злой!?
А ещё казалось что с этого её платья вот-вот стечёт малиновый сок. До чего жив цвет. Конечно иллюзию создавало движение, шевеление её бёдер и всей фигуры, особенно когда она дрыгалась, сердясь на непослуш шёлка, не желающего просто виснуть на москве-москве. Бёдра долго сверкали нуприкрытыми и вдруг я увидел какой яркости её кожа. Оттого и смотреть жуть. Врут; настоящий художник различит, объяснит и изобразит шестьдесят оттенков белого. У Еленки абсолютно белый заставляющий прикрыть глаза цвет. Радостно-белый цвет всего во что ноги женщины превращаются выше коленок. Прочь оттенки! Я великаньи-художник! И я упал на колени и сколько успел, поцеловал её в это чудо. Ещё чуть-чуть прозрачное, то есть, призрачное. И на меня упало малиновое платье.
Л — Лен! С твоими ногами, с твоей кожею тебя нельзя выпускать на улицу! Украдут! Да запрячут уж по-настоящему.
Ч — Что это так? Почуму это? Саша, хватит смеяться! Думаешь спряталчся под моим «флагом» так и всё можно? Ты хотел одеваться! Так одевайся! Не вводи уж окончательно девушку в соблазн! В стыд! В соблзн в стыд! В соблз? В Сты? Нет! Только в стыд! Ты сам стеснялся, теперь что-ли хвастаешься своими примочками?
Она смешно косила глазищами на неунывающего моего фому.
А — А ты же сказала что я уж оделся!
Ч — Что нам? Нам с «ними» делать-то что? У меня ведь не воронье гнездо! Смешно? Да смешно! Мне и писать-то больно бывает!ь — Она захохотала и выскочила из трижды чуланчика.ь — И погрозила в притвор двери пальчиком. 
П — Прямо злющий-зулююший!
Н — Ну прости, милая, хотел обидеть тебя десять раз а получилось лишь два. Я вчера трактор чуть не разбил! Заснул только перед тем как ты ворвалась. Прости, ей богу! Я правд ещё не проснулсь!
Через дощатую и в слой обоев перегородку слышно почти как так.
С — Салдат! А салдат! У тебя есть минут пять. Я пока тут у тёти Тали чайник поставлю. Слышь, Саш, я такого печенья купила,! Пальчики оближешь! Мёд! Настоящий мёд в шоколаде! Через минуты я стоял перед нею на кухне.
А — А что, когда ты спишь, этот твой не спит что-ли? или спит!
Я совершенно забыл и всё распирало и топорщило.
Ч — Что это он? Всегда что-ли на посту?ь — И она снова прыснула очаровательным стыдливым смехом.
В — Вчера вроде было ничего не видна? Ну ладно-ладно! Не красней! Расскажи лучше про свою жену! Что мы делать-то заведём с нею? Я да она?и — И я понял, запираться вновь, бесполезно!
К — Конечно не спит! А кто же будет охранять мёртвое тело?
В — Вот! А врёшь что не проснулся! Саш, почему ты такой грубый? Хоть бы сказал что рад мне! Я же вижу что рад! Рот не закрывается а врёш несёшь всяку чушь!
Я — Я научушь, то есть, научусь обязательно говорить приятные фразы. Правда! А как я рад что ты пришла, так и сказать ничего не могу. Как подумаю, так и перехватит горло.
В — Врёшь ты всё! Мне казалось, только вон на полу, что я в обним с зелёным огурцом в обнимку каталась! Так и скажи что злишсь; вот, зараз припёрлась!
С — Скажу что прикажешь, только не уходи и не ругайся на меня. Мы пойдём сейчас гулять, но сначала мне нужно на машин двор. Вечером на работу а у меня разбит левый редуктор переднего моста на тракторе. Того гляди колесо отвалится. Это не долго. Может быть …
Д — Да пойдём вместе! Я же почти в подружках с твоим главным инженером. Если что поп-полню свою «адвокатску практику». Только расскажи и не ври что случилось! Или ври хоть поправдоподобнее что-нибьдь. Заучим и вперёд с песнями.
Спросонья, да-под удар у-всей прелести моей девственницы, я едва не разоткровенничался. Только в последний момент, на средине первой фразы одумался. Мы ведь с Тарасом мчались на гульбу. Хорошо что не удалось, но Елене Прекрасной снова обида.
Н — Ночью поехали … ли-ли! Поехаль смотреть кабаней …
И рассказал ей самим придуманную весьма убедительную версию. Не стыковалось в этой версии только одно, о чём могла знать а могла и нет молодая главная инженерша.
Н — Ну вот, вскарабкался передним колесом на этот валун, а ночь! Он с обратной стороны оказался плоским. То есть я не съехал с камня, а ударился колесом о камень. А там же не пахано, и земля как камень …
Т — Так кто ж тебя ночью погнал на камни! Насколько я знаю-знаю-зазнаю ночью не заставляют камни убирать. Наоборот.
Н — Ну вот, не удержался. Такой камнище! Людям работать мешает. 
Тонкость заключалась в том что при захвате огромного камня переехать его можно только правой стороной а не левой. Только так удобно за рулём держать трактор под контролем. Такой подъезд точно гарантирует и взять камень подборщиком. Потому что когда макушка валуна оказывается между трактором и заборной гребёнкой, маневры исключены. А я разбил левый передний редуктор. У меня был случай наезда на камень левой стороной по неопытности. И я опустил трактор прицепной серьгой прямо на вершину объекта, то есть трактор повис. Я как-то сумел выкарабкаться сам, не желая позориться. Натаскал под задние колёса камней, песка и зацепился. Но других ротозеев как правило «снимали» либо краном, либо буксиром. Вообще по правилам с УКП 06 такие финты запрещены. Мы брались за операцию на свой страх и риск а начальство делало вид что ничего не знает. Почему-то на самой лучшей в СССР МИС не было камнеподборщиков грузоподъмностью до двух и более тонн. А самое страшное! что можно было с камня не съехать, а опрокинуться.

14.

Л — Лен! Что бы я делал если б не знался с тобою! Или-бы завтра познакомился!
С — Сидеть бы тебе, милый, в тюрьме! Поди с девками катался всю ночь, да в дерево или в столб врезался! Изменник! Как раз завтра тюрьма! Не ржи, конь Александра Македонского! В тюрьме нет выходных и празд. И двери на вход всегда открыты; дуй всяк скорбящ!
Я ещё больш смеялся и не стал пытать причин неверия. Скорей всего она знала нюанс от кого-то из самых близких родственников. А может не верила как женщины вообще не склонны верить нам.
Ч — Что скажешь, загнула девочка-припевочка! Пошли, горе-авария!

На машинном дворе околачивался Тарас-тарантас с бланшем под лев глаз и левою рукою на понтовой перевязи, в офицерский ремень. Тарас выговаривал себе ночную смену с первым, вторым и третим попавшими начальниками а его отправляли в больницу. Больной наверно и сам не знал, вывих или перелом, как не догадывался что спохмелья. Тем более его крики о вывихе никого не устраивали. Да и с вывихом нельзя за руль.
С — Саш, куда ты пошёл? Нам трактор делать. И не успокаивай его, пожалуйста. Пусть визжит! Тебе это первая помощь. Тарас собьёт с толку
хоть быка пятилетку вместе со бычьим стадом. Иди к Нине вас а я его ещё подогрею.
Т — Тарас! Эй Тарас, дуй сюда-с!
При участии Еленки и «радиопомехах» неутомимого Тарас-Карабаса вся история сошла за чистеший чистоган правды. Правда времени ушло несколько больше чем хотелось бы. Начальство несколько раз уходило от нас, вероятно за справками к технической литературе. Но резолюция родилась оправдательной.
Х — Хорошо, товарищ студент, Александр Иванович, сможете его прямо сейчас в мастерскую загнать? Хорошо! На работу дадим другой трактор. На всякий случай к началу ночной смены появитесь. Может что будет и в ночь. Но скорей всего завтра в день.
А — А со мною как, тов глав инженер? Я ж работать должен!
Т — Тарас Константинович, вы уважаемый человек и я не стану составлять на вас бумагу. Но больничный взять придётся. Даже если и завтра заживёт, в том числе и вот под глазом, без мед.освидетельствования я не могу допустить вас до работ. Это окончательно! Идите домой, то есть в поликлинику, иначе будут неприятности. Вас и так нельзя допускать в зону стоянки и ремонта техники. Вместе с вами и я преступница!
П — Преступ-пупница!ь — я едва расслышал как со смешком проговорила моя краля.


Н — Нн-ну! Так мы хотели о твоей жене, гневно-ненавистнице моей!?
Я — Я понял!ь — И я понял, что отпираться нынче бесполезно, раз она накоротке с Натальей Николаевной, моей хозяйкою.
Н Н не только знала в лицо Ларису, но догадывалась и наверняка досадовала на то что мы с Ларисой творили (в натурель!) в самой маленькой съёмной комнатуре.
Д — Должен вам заметить, юная Элен, как от лица постороннего, что вам бы не следовало связываться с подобным мужским контингентом! И ...
а — А это не ваше дело! Лицо-подлецо! И потом, не боитесь, лицо, что вас расцарапают враз! Именно за Ца! что вы от постороннего как лица!? А не за то что вы ещё с кем-то-там ёшкаетесь!
Л — Леночка, милая, но я же ещё в автобусе тебе признавалсь что ничего с собой не могу поделать!
У — Успокойсь, милый! И я ещё до автобуса знала! Ещё до самого первого поцелуя в твои именинные изменнические губики знала что ты не целка! Я даже знаю что твою жену звать Лариса! Так что спасибо, что хоть не отпираешься!
Т — Только она тебя, милый, больше не получит! Ни с наганом! Ни без наган! Ни вштанах ни безштанов! Или ты и без нагана и безштанов сбежжишь из Глумиц? Только я догоню и обоих уда на одном шнурке! Или ты желаешь как по иному? Тада скажи.
А — Ангел мой! Посмотри вот что тут у меня!ь — И подставил Елене своё темечко.ь — Можешь не отвечать. Я тебе анекдот расскажу.
Н — Нет, Саш, а что я там должна увидеть? Два ддерущихся алмаза?
Н — Ничего, слушай только и всё поймёшь. Однажды утром я у неё спрашиваю: «Лариса, мне на службу идти на рогах или на ногах?»
А — А! Так ты выбрал меня чтоб наставить ей рога а потом-птом-пытом … убью, рогоносец!
Я — Я выбрал тебя чтоб от неё избавиться?
И — И вот что она мне отвечает …
Я — Я знаю, можешь не стараться! На чём ушёл на том пришёл!
Н — Немножко не так; мне всё равно на чём ты подёшь на службу! Ты назад приходи не на рогах!
С — Саш, что-то не то! Давай сменим темь! Ты не помнишь вчера, как мы упали? А где? Прямо вдвоёмь! Да! На четырёх-то ногах!
Т — Ты что-то потеряла? Я точно помню место …
Д — Да пьяные что-ль быль!? А упали! Пьяные ведь! Так ведь пьяные же! Вот ты и тракторишку разбил! А не с Тарасом-ли вы вчера так поразбивались? Вот я-то подзабыла его выпотрошить! Вчерась в Кикерине свадьба была. И нынче ещё гуляют люди добрые!
Н — Ну если бы мы попали и на свадьбу, то ещё самолётов бы наби набили, насбивали!
С — Саш, а скажи! А меня ведь можно полюбить? Нет! Не только валять в сене да на полу у тёть Тали! По настоящему полюбить, можно?!
С — Салдат! А, салдат! У тебя есть минут пять! Ну не каким-то колхазным парням-ребятишкам! Они ведь и знать не знают и знать не хотят что такое любовь! Настоящая а не по кустам валяться. А вот такой как ты! Может полюбить меня ду..ню деревенскую?!
А — А ты, милая …
О — Ой! Не зови меня только милая! Я этого терепеть не могу! Особенно после того что как ты мне только что признался что женат! Да ещё что на работу а не с работы ходишь на рогах!
Д — Да не женат я! То есть паспорт чистый! А ничего, милая, потерпишь! Зато я говорю от чистого сердца!
И — И что и Елена Прекрасная от сердца? А? Так ты ещё и её дуришь? Как бы женат, но без паспорта и штампа!
П — Подожди, милая Леночка! Ну что ты! Я только хотел спросить; ты знаешь что такое любовь?
Н — Нет не знаю! Но мне кажется что именно в тебя я влюбилась! Потому что валяюсь с тобою как последняя проститутка везде! И на полу и на земле! В первый раз в жизни. За девятнадцать (19) лет. И сразу втюрилась в женатого нахалюгу! Уж лучше б ты врал до конца! Я-то, невинная девочка!
С — Солнце моё! Лена, милая! Как же тебя не любить?!
Я — Я двух слов не свяжу!
Д — Да любят ведь не за слова!
А — А за что? За деньги?!
Д — Да не за что! Вот пахнешь ты молоком! И молоком и мёдом о котором я раньше и не смел мечтать. Смотришь прекраснее солнца! И трепещешь и шелестишь и снова благоухаешь берёзкою, сказкой. И глаз не оторвать! И места мне на Земле нет! Нет где табуретку поставить! Коль ты меня бросишь. Вот люблю и всё-тут!
Э — Это ты мне что-ли, Саш?!
Д — Да! Тебе Елена Прекрасная! Премудрая! Пре-прелестная и ненаглядная! Я тебя люблю! Вот люблю и всё! Кому же как не тебе! Конечно и берёзкам вокруг, чтоб они знали что Саша любит Леночку! Только как же можно признаваться на второй или третий день! Ведь ты скажешь вру! Из-за своей премудрости.
К — Конечно врёшь! Ты весь из вранья! Даже плавки твои из вруль-ючьих ниток!
Н — Ну-вот! А что теперь мне дальше говорить? Наверно мне-то придётся тебе поверить, что ты меня как будто, как-нибудь, за что-нибудь любишь, раз прощаешь мне столько! Что и валялись только-что …
О — Ой, милый, а я бы и ещё повалялася! А как я тебя у На Никола на пол-то стащила!? Эф-ты! Герой разведЦик! Саш, ну вот сам посуди ты! Как тебе можно верить! Хоть на одно слово! Когда ты говоришь, отводищь очи. А если нет, то глазищи твои хитрющий как у кота Мамута! К тому же ты выглядишь как настоящ хлюст! Так похож на этих киношных что губят невинных девочек. Да я тебя в автобусе и не увидела бы ни за что! Если бы один их моих ухажёров не засмеялся: «Ленка, смотри пижон-стиляга! Давай мы с него джинсу стащим! У него там наверно гнездо тараканье!» Фот! А я как встретилась с твоими хитрющими-загребущими очами, так и потекла-маруся.
Мы оба совсем не заметили как вернулись в дом, как снова сели на кухне за стол и Еленка снова разогрела на газу чайник.
С — Саш, я так устала! Расскажи мне что-нибудь! Чай тебе крепкий? Ой какая у тебя хозяйка добрюща! Даже чаем индийским тебя потчует! Не со мной одной ты подхалим беззавтрешний! И варенье-то малиночное!
Т — Ты во что, Елена! Волшебное Всеволшебствующее Волшебство! Повторяй: Я Волшебное Всеволшебствующее Волшебство Вселенной! Я Вселенная!
П — Пошёл на фиг! Это ты волшебствующее волшебство! Окружил девку совсем! Бегаю тебя с постель подымать! Саш, а ты злой волшебник? И откуда всё-то ты знаешь!? Хоть ты плач! Я дура какая-то! Так себя и чу чу-чувствую.
Я — Я не шучу. И не волшебник. Хоть иногда и назовут. А у меня от твоих платьев дух захватило! Да и дышать на фиг! А повтори, пожалуйста! Я волшебное волшебствующее волшебство!
Д — Да при чём здесь; кто-то что-то знает!?
Я — Я сначала про себя, можно?
Т — Только если я сначала упаду со стула, ты сразу не поднимай!
Е — Если хочешь, расскажу тебе одну быль, после которой другому мальчику поверилось бы в бога. Ты, кстати, напомнила мне сей случай. И уж если захочешь опять сказать; вру! То нет никакой корысти. Раньше, до атеизма, после подобных происшествий люди бежали в монахи. Мне было лет одиннадцать, не больше. История короткая. А если надоест раньше, за ухо дёрни.
Е — Если смешно, обязательно дёрну! И ещё поддёрну за что-нибудь понадёжней ушей!
О — Однажды утром как обычн, перед завтраком и походом в школу я стал умываться. Закончив брызгаться, взял в руки полотенце и как всегда шагнул от умывальника назад и мгновенно оказался в подполье. Свалился в подпол не лицом вперёд, а спиною, задницей сделав один шаг, когда развернуться невозможно. Все всегда так отходили от умывальника. Но тут люк в подполье оказался незакрыт. И я улетел туда затылкой.
П — Подполье в нашей избе, не в пример соседям высоко, взрослому челу в рост, то есть расстояние от земли до пола около метр восемьдесят. Потому я неминуемо должен был себе хоть какую косточку сломать.
К — Кроме того, вниз вела лёгкая обычная деревянная приставная лестница не с глухими ступеньками, а с простыми редкими лестничными перемычками из тонкой жерди. Грубо говоря, уличная однорядная решеть с квадратными дырами. Это временное х-во подъём-спуск, располагалось верхним концом упираясь в балку не под моими ногами, а напротив. То есть, рухнув вперёд затылком я просто обязан был попасть головою в один из лестничных проёмов и, падая дальше, сломать себе шею. Но не получил ни одной ссадины или синяка. Хотя по всем знакам должен был попасть в морг. Нормальную лестницу в подпол никто так и не собрал. Та, с коей я катапультировался осталась от постройки дома. Её так и не прибили. Её укоротили и кинули временно.

15.

В — Всё произошло молниеносно и когда я выскочил из подполья назад, ни мама ни сестра не успели ничего сообразить. То есть, они видели ужасное. В одиннадцать лет я не успел стать ни акробатом, ни просто мастер спорта и вообще не знал слова «сгруппироваться», но скатился в подпол на землю подобно огромному мячу, или колесу. Наверно кубарем с затылка на ноги. Я даже не ушибся! Уж стукнуть в такой ситуации логтем об лестницу казалось бы факт неминуемый. Нет! Я-то сам и не понял что случилось. И лишь от стыда и желания не напугать любимых сестру и маму я выскочил из подполья как ужаленный.
Т — Так ведь только лететь затылком с высоты моего роста до лестницы около двух метров. Это же приличный разгон в свободном падении. Я же скатился словно по надувному матрацу. Ни царапины! Испугался только высочив в избу. И никто не поверил что не ушибся. А я должен был сломать шею! И в школе не поверили в падение вообще, зная наше подполье, славное хранилище деревенское картошки, овощей, солений, варений. И раздолье для кота Мистера.
Д — Другой бы убился точно! Я же, когда понял что случилось, только пожалел сестру и маму. Кто-то из них, пока я отвлёкся умыванием своей мордашки, открыл огромную как дверь крышку люка в подпол. И только потом испугался за себя, представив что должно было стать факт-результат падения. То божественное что есть во мне только и обеспечило совершить столь сложный акробатический трюк. При чём я и сейчас уверен, что самый ловкий акробат получил бы хоть царапину или ссадину на первой пробе. Хоть чуть бы да ушибся. Я даже испачкался только на обратном пути. Мокрые руки нахватались грязцы с лестницы. Я никак не мог хвататься за лестничные перемычки кувыркаясь с затылка на спину.
Я — Я даже не порвал свою майку. И если бы не атеистическое школьное воспитание, следовало бы уверовать в бога. Но, слава богу, со мною этого не случилось. Вот я бы наломал дров! И без того хулиган, я б стал первейшим отморозком по понятиям школьных классных дам.
С — Саш, что ты так на меня смотришь? Ну допустим я поверила. И что из этого? Это ты намекаешь на то как мы в кустиках кувыркались на свежем сене, или дома в простынях? Или то что ты можешь свалиться с луны? Я тоже не ушиблась и не исм-пачкалась и даже здорово!
Л — Лен, я серьёзно! А ты как все! Вот все именно так всё и слышат и воспринимают.
А — А что ты хочешь? Люди сначала не верят а потом забывают и только в кошмарных снах … а как-так ещё воспринимать?
Н — Не верят! Да и мама не поверила что не ушибся, ходила за мною пол-часа! Падать в подполье с пола, где я стоял, до земли почти метр восемьдесят. Я сделал шаг назад и полетел спиной и затылком в лестницу. Падая в таком кульбите я должен был хоть ушибить лопатки, плечи, рёбра, локоть. С моим опытом я неминуемо должен был попасть башкой в пролёт лестничный, в эту дырку между хилыми ступеньками, да сломать шею. Или, в лучшем случае, больница с сотрясением мозга!
Н — Ничего! Никакого объясне! Меня поймали невидимые ладони! Сложили в живое колесо и! Да как я очутился на ногах в темноте подвала? Причём точно так как стоял только что перед умывальником. Так бывает в акробатике после долгих проб и тренировок. Только так получается шлиф-трюк. Да я и не заметил и не осознал кувырка! Я помню только шаг назад и стою на ногах, хоть выколи глаза. И два состояния полного равновесия на широко расставленных ногах. Вот я, умывальник, вот в подвале, ступив правой ногой шаг назад, и вот стою как бычий ху.. в полутьме и земляных запахах подполья. Полотенце из рук не выпустил! Потом в миг разворот, испугавшись что меня потеряли и от стыда своей тупости наверх. Ещё в руке болтается смешное полотенце.
М — Мама с сестрой, видя что я цел, быстро всё замяли. И все трое сделали так что не узнал отец. Не буди лихо пока оно тихо! И пока шёл до школы в свой шестой класс, я семь раз взмок от ужаса. Сообрази, милая, что могло быть! Что я-то что мог сообразить, когда знал только то что бога нет! И снова, об-щупывая себя, с горечью находил что пострадали сестра и мама из-за моей сонной непросыпемости.
С — Саш, ты хоть проснулся? А Саш! Да ты пофигист пожизненный и так, без бога! И без фотокар-торчков!

16.

Прошло несколько дней. Однажды утром после смены я снова заметил на левом переднем колесе Т 40 сильнейшие потёртости. Ещё не доехав по с-асфальту до стоянки потрогал вездеходовскую ёлочку обеих колёс. Обе шины горячие и даже пахнет палёной резиной. А я думаю; чего это трактор мой не бежит! На левом колесе внутренняя часть шинного корда в стрельчатых потёках масла. И трещина в редукторе вдвое больше чем три дня назад. Я взмок. Снова разгромил редуктор. Да нет! Не было же никаких больше финтов с крупными камнями! Когда присмотрелся, то увидел, что ни корпус редуктора, ни, тем более, редуктор левого колеса в сборе не меняли. По старой трещине оставались следы эпоксидной смолы с наклеенной тканью, тоже пропитанной смолой. Я облегчённо вздохнул и не стал уже досоображать что вероятно заменить было нечем. И сделали на скорую руку чтоб поработало, пока придёт новая запчасть. И в том числе уловка «на дурачка». Мол, поедет опять на каменище.
Нина Васильевна шатенка с огромными серыми глазами. Невысокая, я таких люблю. Кудри крупнее грудей. Ножки, москва просто восхититель. Главный инженер и ещё не замужем, да к тому же девственница. Шутили, или это правда, но смотрела Н В так строго, что это не может быть взгляд женский. Да! Красива. Да! Не отвести глаз! Но не смотрит в мою сторону. Ну и фиг с нею! На фиг! Даже той, кому дали 100 Оскара за сексуальность и сногсшибательность красоты нет места в моём сердце, если не глядит …
Ноль косметики и длинные полукольца ресниц. Полные красные и не большие губки. Милая и очень уютная барышня. Я для неё замечательный работник до этого случая. Она главный инженер МИС.
Она ещё раз выслушала легенду, слегка недовольно и в то же время удовлетворённо полуповорачиваясь от меня и назад в пыльно-безкаблучьи туфельках, улыбнулась по завершени моей бодрой речи и высказала, совс не защищаясь от блеска своего тракториста кожаной деловой папкою:
О — Одно из 2-х, Александр Иванч, или у вас замечательная память, вы почти слово в слово пересказали мне случившееся, либо действительно  так есть. Будем считать что я поверила и вас больше не будут пытать. Мы всё-таки машиноиспытательная станция. И насколько проверяем заводы, настолько же несём перед ними и народным хозяйством ответственность. В частности я каждый год подписываю новый договор. Будем считать вопрос закрытым. В последний и первый раз. К тому же вы работаете не хуже наших лучших тружеников и не следует мешать вашей будущности. Я надеюсь вы меня правильно поняли? Вам останется подписать сколько-то документов и всё. На вашей характеристике это никак не отразиться.
А — А кстати! Всё забываю спросить! Как это и где вы успели познакомиться с Леной Тимофеевой? Мы ведь все тут уже собирались её замуж выдавать за одного тут тоже …
Я — Я бы и ответил, да я её боюсь, если честно сказать.
А — А она вот ничего не боится. Горою за вашу честь. Хоть мы почти подружки уж больше года. Ничего, ничего, не краснейте. Я рада и за вас и за неё! Только не подумайте что она сильно повлияла на этот случай с поломкою. Это, знаете-ли впервые. Да чуть не в целой стране!ь — И она засмеялась.ь — Ваша Лена сказала, что если что заплатит и за редуктор! Это конечно между нами, девочками!
То что Нина Васильевна поверила в легенду о том что редуктор я «вывихнул» карабкаясь на камни могло бы бросить нас в розовую кровать. Я почувствовал за собою необычную обязанность перед начальством. Хотя поверила она далеко не сразу. И не мне и не Лене. Было расследование, я видел и подписал целый том актов. Но отношения стали вероятно мягче. И мне показалось что даже нежней. Если бы не было фейерверков с Еленой Премудрой и ещё более Прекрасной, была бы Нина Васильевна. Она при своей должности даже несколько меня моложе. 
Нина Фсильевна чуть пожурила ещё разок, увидела раскаяние и тада дала подписать протоколы расследования. И вдруг задарила несравненно интересную работу. Другой трактор МТЗ 52 с окучником КОН 2,8 окучить турнепс, свёклу, картошку. Корнеплоды! Это же не камни ворочать! Ну и там я отличился. Так сказать совершенно разрушил свою карьеру. И никто не радовался. И никто ничего не сказал.
Как раз в эти дни моя Фея уезжала в Ленинград. В план разлук пал всего день, но когда всё затянулось на трое суток, я заболел. Точнее, я забегал. Бросила! Маргарита предупреждала, но идти к Марго плакаться стыдно и смешно. Бросила кур …
И вот в один какой-то очень праздничный день работали с Сашком Красулиным неподалёку. Я окучивал элитную картошку, а он гонял свою «божию коровку» в недальней видимости через дорогу. У него под седлом был мальчик Т 20. Эт такой самый мелкий тракторишка «Владимирец» без кабинки и без крыши. Саня шустрый паря, высокий блондин, с прямыми волосами и смешными кривыми ногами. Нет, не кавалерист, лыжник. Но что-то было в нём ненадёжное, наверное кривые ноги, такие же длинные руки. Хихикающая манера разговаривать и скрючивать длинные пальцы. С ним никогда не скучно, но Саня не вызывает доверия. Потому не МТЗ практиканту а такая «божья коровка». Он бегал по лугу с бороной. Есть такая процарапывающая боронка для улучшения аэрации травостоя.
День стоял на удивление. Ленинградская область летом больше синяя чем солнечная. И синяя иногда до летней серости. А тут солнце светило на месяц вперёд. Ветерок только иногда, как спросонок. Зелень в пляс! Это же не зелень! Это глаза! Сверкающие, смеющиеся девичьи очи!
С — Сань, давай купим пузырёк!
Я не запомнил кто из нас изрёк сокраментальный полу-парафраз, но он был мне ужасно кстати. Это такой шикарный выход из моей серости. Ленка сбежала, к Марго ржать над своими «фиасками», как-то с этого начинать лезть под юбку … вот если б встретить её на улицке! Нина Васильевна дама удивительная, но серьёзная как Спасская башня.
К — Кк-конечно дружище! Как я сам-то не догалделся-не-догадался!
Н — Н-ну так это же я сам к тебе приехал! Тебя дождёшься, ударник хренов! Ты уж тут напахал пол-меячного плана без оглядки!
Н — Ну раз кто сказал, то я и съезжу!ь — Я наверно тоже не свовсем доверял Сашко, хоть о его порядочности и слышал целые легенды.
А — А-й-я тут посижу, да поеду потом маненько поцарапаюсь. Ты ведь не долго? Купи там сам знашь что! Смотри, колбасой да шпротами не увлекайся, сальца! Са-альца, лимонаду запить возьми. А я вон там по-за лучком-огурчиками проедусь! Да не бойся-ты! Не у баушки! Колхозное. Что колхозу три-то огурца! Мы же им пользу считай бесплатно приносим! Начальник мастерских вчера в Калитино сказал, что если бы не студенты-практиканты им бы в этом году по моточасам план плакал! Это же им премия на премию, Сашуля! Огурцы им пожалей! Всех трактористов кого в отпуск погнали кого в соседние хозяйства сено заготавливать. Мы-то за сто пятьдесят в месяц, любо-дорого! Ещё в охотку все пацаны тракторам не дают остынуть! От смены до смены! Кстати! Нас же нельзя кидать на ночные смены! А у них как отче-наш! Я тут третьёва дни слыхал как Нина Васильевна с директором ругались. Она против, а он заставлят!
Конечно Саня и так припёр не больше десятка и два пучочка луку. Вот так стать у нашего стола! Жаль я майонеза-за не прихватил.

Она прошла как
Каравелла
По моим зелёным …
Огурцам
цам-цам!

Я оглянулся посмотреть
Не наебнулась-ли она
Чтоб посмотреть
Не нае.нулся-ли
Я
Из-за тебя
Саня!

Это всё Сашкины любимые песни.
С — Саньк, ты водки-то хоть в цвет привёз?!

Музыка вновь слышна
Встал пианист
И снова упал …

Э — Это что, зелёный иль синь …
Д — Дурак! Как бенедиктин!

Победителям вручили подарки
И по рюмке старки!

С — Сань, а тебя припутали? Опять что-ли?!
С — Сань, у неё знаешь, любимая песня:

Выбивает шпилька
Польку-каблучок
Милый мой!
Ты только
Снял бы пиджачок

Эх, рубашка белая
Галстук дорогой!
Я сегодня спелая
Ты сегодня мой!

Гдуди загорелые
Выпадают из …
Вот такой сюрприз …

17.

В — Вот! Споёт а потом скажт: «А можт наоборот!»
А — А я видел-Ты! Она меня чуть не убила!
О — Она пропала!
К — Как пропала? Утонула что-ли? Уехала? А! Уехала! Так она ж здешная! Я у девчонок спрашивал. И родичи в Волосовском районе живут. Работает тута. Да приедет, Саня! Мы такие парни с тобой!
И — Исчезла, вспыхнула как свечка …
к — Как спичка!
К — Какая разница …
Н — Ну, за што выпьем? Ты знашь! Я за баб не пью!
Д — Дававй раскладывай стол как следует! Я тебе анекдот расскажу.
Т — Только не этот, про Василь Иваныча, а то мне и не выпить как следует. Я ведь люблю поржать, руки будут трястись пол-часа.
Д — Дед мой женился рано. Жена его, моя бабка, длиннющая и худая как нынешние фотомодели. Между ног как раз на твоём тракторе без крышки можно проехать. Длиннющая, самая любопытная в деревне. А его дед ещё её не видавши и спрашивает: «Так что, внучок, красивая что-ли?»
К — Красивая, да высокая. В деревне сама … высь …
А — А чо такая длинная-то? Покороче найти не мог? Ну и дурак! Я тоже-ть один раз женился на красавицею-высь! Ночью проснулся посс … ёк! Кругом одне ноги! Одне ноги кругом. Лес. Куда идёшь? Куда идти? Из-за леса шипить: «Куда собралсь? Ложись-спи!»
А — А женился бы-ты на малинькой! С вечера накувыркал ей как колобок! Да закинул в уголок! Да ильди-ты куды хошь! А хошь спи! Вся постеля твоя! Как любишь, так и сдел. Эво-спать! Спать-то тоже надо умеючи! На улице-то сколь девок не сделанных ещё калабродит! Глазищи выпучивши. Война целая в кустах! И все вояки без трусов …
А — Аа-ть, водка что Н-надА! Молодец в цвет! Сверкает! Роса-лето! Капец в цвет!
Н — Не роса, Сань! Экстра!
А кругом цвет! Цветы и свистит и визжит и плещет! Такой-сякой мир и свет танцующий, летучий, празднующий и ликующий — Мироздание!
Мы ещё выпили и всё заблистало, заискрило ещё хлеще. Словно за спицами солнца и всего нас окружившего несравненно живого и едва не до удали бойкого, ослепительно взошло ещё одно светило, не видимое, но громаднейшее. И нам предстал только-что эффект свето-удесятерения.
А — Аа-аХ! Сань!ь — Крякнул мой Красулич.
С — Словно солнце проглотил?!
Л — Лизнул-прихлебнул! Я же не крокодил! Проглотил. Ишь-ты! И гармошки не нада — пляши! И без Валерия Ободзинского танцы! Ты ж и закуски где-то хорошей достал! В Гатчину что-ли ездил? То-то я думаю культиватор отцепит, помчится за своей красоткой!
Д — Да ладно-ладно! На свеже воздухе дёготь мёдом лижется! Ешь-Ёрш-давай! Не ешь вечно не фига, культиватр! Рёбра да хребет Саянский. Опьянеешь сейчас, пробежишь мимо трактора! Для тебя вон колбас искал, нарвался. Сало! Кто тебе сало в сельпе станет продавать? Кто и не держит свинство у соседа позычит по дешовке. Саш, ты вообще помнишь такой-свой случай в жизни когда ты закусывал? А? Когда свои болты на жратву … променял?
С — Сань, следующая бутылка! А? Не маловато будет?
Слава богу, у нас не хватило наглости взять ещё пузырь. Тогда беда!
С — Слушь, Сань! Эта твоя зазноба-фифа-фурия из тех Глумиц что мы с тобою … куда мы, помнишь замчались на моём тра-та-та!
Д — Да. Какая она тебе фифа-фурия?!
Д — Да я так вообще. Я вообще этих баб боюся. Красивх. Гильотина с сиськами! А ты, Сань, помнишь, как я чуть с дороги не слетел! Когда на обелиск выскочили? Ещё ты тутва на крыле-сиденьи болтаешься да кричш ликуешь! Флаг, Ё-ма-Ё! Хамериканский! Шести-тип-пудовый!
С — Саня! Ну как мне не помнить! Ты ж первый почуял слабинку в начальстве. Угостил меня пивком. Взяли красненького и куда глаза глядят-глядючи! Тебе ж в поле вечно работы нет. Что ты наработаешь со своим Володей?!
Д — Да по асфальту! Да на такой-сякой боевой машине! И как вылетели из-за поворота а там три гранитных парня десятиметровых прямо над дорогою! Я чуть не описался от страху. Демоны! Всё ходили вокруг потом битый час любовались красотой, огромностью и величием! Да ведь посреди поля! В лесу! Мы ведь вылетели из-за леса с поворота на них!
Э — Это ты мне не приписывай! Ты там чуть-ли не с лупой ходил-выхаживал! Археолог ты наш безхозяйственный! Всё примеривался; а нельзя-ли его перетащить куда-нибудь, кому-нибудь домоюшки!
П — Понесло же нас это постоянно взрывающееся чувство юности! Радость, здоровье да бесконечная будущность!
Д — Да и я в первый раз! Обелиск и вдруг совсем в лесу! В поле-то что прямо возле трассы! Тут и воевали значт! А я уж, Сань, не помню; там три салдата или два и одна девка? Оба в крыльях плащ-палаток и до неба! Не меньше как восьмиметровый! Сань, так  ведь и мы такие ж! Если чо!
Т — Ты это! Ты! Всё там обшаривал. Я ждать устал! Вот уж никогда не думал что ты такой влюблённый в ихния кирпичи!
Д — Да я нигде такого величия и красоты не видывал!
Э — Это он нас врасплох! Тазиком по макушке! Медным тази-тузик-ом. Мединкайф такой неожиданный, на шармачка! Это что, она там живёт?
П — Обелиск примерно на середине. Там ещё по просёлку.
Ё — Ё! И ты её туда водишь? За ручку наверно! Ну извини-извини, провожаешь! Ну конечно, такую рас-кусь-мусь-красотищу как ты-да-ты в лесь брось!
А — А ты-то помнишь сам?! Как из Красного Села в Питер ночью пешком призвёздовал?ь — Саня с превеликим удовольствием захохотал над своим давешним приключением.
Д — Да не с Крыс. Села, а с какой-то ЗвёздоБлинДевки-деевки! Это ещё километров пять на Кингиссепп! Помню, как жо! Зимой, в марте дело было. Всё и думалось дорогой; весна-весна! А уж не только сил, соплей нету ходить! В Пулково приплёл чуть с ума не сошёл от счастья! Тут хоть фонари светят … да не берут попутки, мол, рожа разбойничья!
Ч — Чё мы водку-то греем! Когда её пить нада! Работать на-ать, тёзк, А? Два часа тут с одной, да с тобой бутылкой, а работ стоит!
Сане, на самом деле, весь этот мир был по-фигу. Главное «вот счас!» тут вместе с другом. Мир можно оставить на остальных, а друга нет!
Р — Работа не хрен, постоит!и — И хоть я не помню другого случая чтоб так сладко приживалась на природе Экстра, действительно долго мы её мурыжили в-по траве.
А — А? Сань! Как водочка-то ложится? А ты дружить со мной не хотел! Всё то с Люськой, то с Марусько! А?
Мой трактор стоял в борозде а Санин в тенёчке, в перелеске, рядышком. Его «Тэ». Он называл его Танк. «Только у меня Т 20 а Гитлер изобрёл только Т 6, потому мы их и побили!»
Тэ без кабины и даже без каркаса под брезент. Т 20 вообще с кабиною не выпускались. Поэтому с Саней можно было лететь вдвоём. На крыле тракторишки было такое полу-игрушечное сидение. Правда держаться не за что, если раскочегаришь бегунок. Зато неизмеримый кайф на ветру и неизъяснимейший. В таком виде мы и налетели ошарашенные на обелиск. Когда ещё не знал Еленки …

18.

У Сани бесценный дар дружить. Казалось он доверял дружбану всё безоговорочно. Во всяк случ его маслян-шоколадный трёп не оставлЯ и времён задуматьсь. И производил впечатление икристой искренности, этакого неожиданного братства. Бы-ы-ы-гы-гы! Бы-мы-ратства. Родства-Радства! От Сани Красулина исходил тот самый божественный свет, которому попы запрещают даже совываться из человека. Он никому ни когда не причинил вреда. Даже такого вреда, который не специально. Сияние и тепло исходило от Саниной личности, абсолютно чуждое большинству мужчин и посему крайне редкое и сравнить его не с чем. Так может быть притягивают особенные женщины без всякого намёка на сексуальность или иную корысть. Но в нём же уживалось это дружбораспылительство,
это русское всехватательство. Он иногда не вспоминал обо мне по месяцу и два. Но куда же девать столько друзей!
С — Саш, всё!
К — Как всё! А зхакуска? Лопай-давай! Закуска вон вся осталась, рыба, огурцы, лук, хлеб. Ну лимонад с собой возьмём, а рыбу! Как это ты ещё, блин, рыбы умудрился купить в сельпо? Да жареной! А? Может возмём ещё пузырёк? А, ещё! Погода шепчет!
С — Сань, я ещё не опахал и пяди! Вон колышек стоит далеко. Моя норма!ь — Мне самому ужасно хотелось ещё спраздновать. Но Саня быстро пьянел. При чём неожиданно; раз! И спит!
Д — Да брось-ты эту работу! Мы же на окладе! Какие колышки-свёрлышки! Сам говоришь только что; не тюдень! Постоит! У меня так лафа! Как ты, ну как! Проверишь этую ихнюю аэрацию-продерацию!
Однако я прогнал Санька на его луговину. Сел с вдвойне приподнятом настроении в свой МТЗ 52, включил запрещённую «восьму» пер-дачу и опустил КРН. В приподнятом-два, потому что выпил и ещё потому что отказался выпить ещё! Я едва не угробил новый культиватор, но наработал много, больше на два захода после колышка учётчицы. Все окучники на орудии торчали в разные стороны. Так говорили злые языки. Но я погнул только два, точнее две стойки из всех восьми. Так мне сказал и кузнец. Ещё он сказал: «Тебе ещё повезло. И отработал и погнул только два поводка. У нас тут камней тьма! Бывает уж в обед приезжают от культиватора одна культя!»
Да я не мог вывести из строя сельхозтехнику до нерабочего состояния, работы бы не получилось, или я просто бы перепахал все картофельные рядки. То есть угробил картофелище. А со стороны агронома, отвечающего за участок наоборот похвалили. Я окучивал на большой, наверное непозволительной с технической точки зрения скорости. Но рядки картофеля оказались такими высокими, что именно этот участок в несколько соток потом дал заметно отличный урожай.
Настоящая беда случилась при нашем с Саней возвращении с полей.
Мы ехали через посёлок, где должны были отцепить культиватор и грабли. Там был машинный двор для навесных и прицепных с\х машин.
Мы катились с той лихостью и задором, что свойственна подвыпившей юности. То есть со скоростью несколько болшей чем бы следовало. И тут снова, как с Тарасом. Только не ночью и не свадьба, так, орава молодёжи. Почти все девчонки. Я ехал первым и успел проехать гурьбу прежде чем она ступила на пыльный просёлок. Проехал и остановился. Нам кричали что-то и махали приветственно руками.
Остановился у бетонного забора, чуть проехав его угол, ограду машинного двора. До ворот оставалась метров сто. Девичий народ вышел на дорогу и Саня, по пьяни, решил сджельтменствовать. Съехал с дороги вплотную к забору, ломая кусты бузины и топча бурьян по пояс. И тоже остановился. И я один только, сна-ача-чала через зеркало заднего вида, а потом в страхе обернувшись, заметил, Санина остановка, Капец-кранты! вынужденная. Его танк на полном ходу сначала легонько передком прыг- подпрыгнул, а потом стал неестественно быстро. Аварию окончательно доказывало то, что при полной остановке трактора, левое переднее и правое заднее колёса  вращались «в полёте». Правая сторона утопала в зелёных зарослях бурьяно-бузины.
Позже выяснилось, что мне в спешке показалось. Т 20 налетел на препятствие лишь передком. Саня напоролся на «хранящийся» у забора бетонный столб. Такие столбы раньше лили из бетона прямо на месте строительства и использовали для возведения деревянных коровников большой длины. Бетонные столбы с пазами для стыка брёвен в поперечном сечении имели до 0,7*на 0,7 и высотою до трёх метров. На такую-раставскую-растаковскую дулю и наехал Саня.
Я мгновенно сообразил, что тут никак не обойтись без пробоя картера двигателя. В траве не видно, но из под Тра-та-та шёл лёгкий пар. Течёт масло. В Т 20 масла в двигателе чуть больше двух горстей. При таком взломе оно вытекло за минуту. Но я напрасно кричал-бежал-махал всем чем можно махать. Пока я добежал до возбуждённо ликующей толпы молодёжи, Т 20 заглох самостоятельно.
С — Слезай, идиот! А ещё я! Да я! С мамкой сплю!ь — Любимая Санина поговорка.ю — Ты движок угробил, придурок!
Я отвесил тёзке крепкий подзатыльник, и тут же пожалел. Саня в хлысты пьян. Бесполезно, мой Красуля только-что не пляшет, не насвичтывает.
С — Саня, да ты чё! Мой танк нельза угробить! Смотри я, то есть Он! Сколько девчонок собрал!
Но я испортил малину. Подёргав рычаг скоростей и установив что горе-хозяин оставил его в нейтральном положении, не садясь на сидение, я повернул ключ стартера и убедился окончательно в своём диагнозе. Двухцилиндроаый движок воздушного охлаждения не провернуть ни на зуб.
М — Молись богу Нине Васильевне, чтоб только выплавило вкладышь! Если заклинило поршневую вдобавок, поедешь в свою Архару без копейки в кармане.
Но и после оплеухи Саня хохотал и обнимался то со мною, то с девчатами.
Н — Ну и что! Зато какой мы праздник устроили! А двигатель- ерунда! Сделам Сань!
И правда. С меня взятки-гладки. С Санька содрали рублей десять за вкладыши, за масло, за работу. А Т 20 оказался действительно танковой породы. Только и выплавились четыре вкладыша.
И казалось бы жизнь не давала веремени думать о «ней», и как будто я не страдал. И вдруг она появилась.

Босиком
Ночью
И без прочего
«Грима»
Красное платье
На полнолуние
На полу
Мимо
Кровати
Кувырком
Нацеловались
Эта банальность
И чья сексуальность
Тверди ни тверди
И не пригодилась …

Правильно Саня говорит что она меня любит. «Любит-любит-Ц! Раз прибегает из Глумиц!»
Она какая-то не такая. Повзрослела? Нет! Похорошела! Да как! И ещё похудела. Тот же Саня и сказал:
К — Какая-то она у тебя тощая стала-сь! Замучил ты её! Вот я всё расскажу Лариске!
С — Сань! А кого ты из них бросишь?
С — т ??!
П — Пара-вильно! Никого не бросай! Лучше водку брось! Брось не надолго …

19.

С — Саш! Ой-Саш! Я по тебе так соскучилась! Тётка говорит что на машины я стала кидаться, я раз как-то там в троллейбусе расскандалила … да так что нас выпроводили.
В — Вижу-ви! Соскучилась! На забор стала походжа! Сама бросила, сама соскучилась! Всеми сосками соскучилася!
С — Саш, да я у тётки сто лет не была! А люблю я её только чуть-чуть меньше чем люблю тебя! А я только и люблю ведь тебя! Неужели нельзя простить мне этих трёх дней! Я что поплохела? Забор? Это круто! Саш, у тебя двоится? Или ты час смотришь через дырочки в затылочке? Ну-ка смотри на свою милую! У меня цельная грудь счастья!
Д — Да нет! Поху … не поху! Похурошела! Так и кажется что только с цепки сорвалась! Вот и отощала что ты там у едва любимой своей тётки? Некормили что-ли?
С — Саш, я тебе в сотый раз гу-го-говорю! Я ему гололю-гололю! Да и гололить-то полно! Я со-ску-ску-скуч-скучилась! Соскучилась! У меня позавчера аппетит пропал. Я ведь такая обжора! Тётя Тоня готовит как на царской кухне! Не то что я-там на кухне смухлюю! У неё глаза на затылок! Только чай. И не отпустила бы, если б я не стала по тебе киснуть-сохнуть! Ой, я чуть ей не сказала! А! Зато смотри, вон смотри! Как сисечки торчат! А вон будешь капризничать, не дам тебе сиську!
Я тысячу раз изображал, то есть, пытался изобразить женскую прелесть, солнечность и лунный трепет. Всё знакомое и не знакомое. И неповторимость всякий раз! Кажущуюся невозможность неповторимости. Разумеется получалось если не хуже так только в далёком приближении. Мук изоборзения-изображения. Но ещё миллион раз буду писать об этом несравненном и неисчерпаемом чуде, иногда пасующем лишь в виду, в соревновании с детской прелестью и чудесностью. И женская прелесть пасует сама и добровольно, навстречу лучезарному детству. И только выигрывает ещё несколько Звёзд.
Я зажмурил глаза. Именно зажмурил. От фурии, согласно Сашкиной градации, можно ость-слепнуть. Сегодня она в зелёном сверкающем шёлке снова расклешёного платья. И пояс со стразами, с пряжкою тоже в синих и фиолетовых и нестерпимо белых фионитах. И ещё покручивается-стоит так; туда-сюда! туда-сюда!
Ну девчонка и девень-чонка!
В — Вот-вот! Не открути себе голову! Кудри жалко!
А — А ты не отворачивайся! И смотри! Это же мне тётя Тоня справила! Как же я могла; на порог! Да с порога! Да похудела-похудела! Говорю тебе есть ничего не могла, соскучилась. Наемся, если тебе не нравится! От вас ведь только и слышишь: эта толстая! Эта толще ещё! А тебе, милый, толстые нравятся?
М — Мне нравятся … нет, сейчас уже не нравятся! Мне нравишься ты сытая и здоровая, а не финские лыжи с бантиком.
Я всё крутил головою, но под чарами милой уже освободился от язв и обид и всё хотел взять её за обнажённые руки. Как будто боялся что всё происходящее вдруг испарится и останутся одни мои глаза да мозги. Что вот она улетит подобно прелестному призраку. Улетит как эти её платья невозможные. Наверное это ощущение от того что счастья так много что не обнять и даже не разглядеть и эта солнечная система счастья припадает, поворачивается всё новой слепящей гранью и ни одна грань хоть на раз! не повторяется.
Н — Ну что, я нравлюсь тебе, или нет? Саш, ты даже руки мне не подашь! А Саш! А я-то думала!
А — А я думал это ты бросишься мне на шею посреди Калитина! Вот бы уж точно меня сегодня вечером отпи … !
С — Саш, ну хватит! Я и так вся извелась-извертелась как репка!
О — От меня не зависело сократить срок нашей пд-разл …
С — Саш, ты говоришь как профессор с кафедры! Мне уйти?
Д — Да как ты не понимаешь! Я думал ты меня бросила! Бросила совсем! Тебя не было двое! Нет, почти трое суток! Что я доро-лжен был думать? Молоденькая красивая девчонка в ослепительном красном платье в Ленинграде! Столько соблазнов. Там на каждом шагу красивые парни! И нахалы все! Через одного … рестораны, кино, театры! Да просто мост Алекесандра Невского!
В — В Ленинграде нет такого моста! Я, по крайней мере, не знаю!
В — Вот и я думл сем-десь часов подряд что у меня нет моей Елены
Прекрасной! Если вам, сударыня хоть сколько не безразличны мои страда … т — Личико её вспыхнуло, она даже запрыгала, но остановилась вдруг. Ь — Тем более ты уж знала, что я никуда тут не денусь! От такой крали. По мере, по крайней мере следующую неделю!
С — Саш, ой Саш! Ты даж не представляшь, что ты сейчас сказал! Я тебя тоже оч-оч! Люблю! Очень! Понимаешь! Я ведь тоже лишилась тонуса и всё думала что ты пойдёшь лить слёзы к Марго и она утешит вас обоих!
Она уже висела у меня на шее и портила «шиньоны» своих сисечек, пробивающихся сквозь её платье, сквозь мою рубашку.
С — Саш, сейчас никуда! Поедем только ко мне! И ты все выходные будешь со мною! Я никуда! Никуда нас не отпущу! Ты понял? Выходные водь!
Д — Даже в-на …
Д — Да! Даже на горшок!
Л — Леночка, милая, а как ты меня нашла-та?
А — А что тебя искать соколика! Ты тут без меня так прославился, что всяк знает каждый твой шаг! Иди, кстати, выгони из бокса свой Тр-р Сорок. Мужики его уж собрали.
К — Конешно я зашла к тёте Тале, нет тебя. Ну где ж тебя ещё-то искать? Вот и нашла. Да Калитино ведь не Питер и даж не Гатчина!
Ч — Что, ты и про Кикерино знаешь?
К — Какое ещё Кик-Фиг! И чего тебя так даже мужики любят!? Так и сказали мне:
Д — Другой раз мы с такой поломкой с неделю возимся! А твоему красавчику, смотри! За сутки мост в кучу скидали!
В — Вот так! Значит все кругом уже извещены про наш с тобою ром …
Т — Ты готов, или зайти к хозяйке? А мне так очень нравится!
А — А что мне, чемодан собирать?
Т — Тогда вона машинка идёт как раз под моё платьишка! Возьмёт?
Я ничего не успел сообразить а моя милая уже замахала обеими ручками и зелёная тройка «жигули» встала возле нас. И машинка эта была новейшая. Только что с конвейера ВАЗа пошли эти тройки. И у нашей попутки в цвет Лениного платься на спидометре 00 522 км.
Д — Да, мой милый! Запомни, и ещё восемьсот метров! Ь — Она и не позволила мне заплатить.
В — Вот! Доедем до перекрёстка, а там ещё нагуляемся.
Мы обое сели сзади и я удивился и обрадовался что она скромненько первой села в машину, хотя я открыл ей переднюю дверь. Разумеется с хитрым умыслом. Но я обрадовался действительности необыкновенно и тут же огорчил свою красотулю. Все пять вёрст до съезда на просёлок я разглядывал интерьер «Жульки», правда разрываясь между желанием держать её за руки и смотреть в её влюблённые незелёные глаза.
С — Саш, ты всегда будешь любить эти свои кастрюльки-банки больше меня?ь — Она шептала, но добрейший наш «хозяин» всё слышал.
Я — Я всегда буду любить тебя, моё чудо! Если ты снова не бросишь меня больше чем на день. И не хмурься, а то снова упадём.
Я — Я тебя познакомлю сегодня с одной девушкой, если ты мне пообещаешь … хотя она мне не конкурентка …
В — Вот теперь ты говоришь как профессионал …
М — Мы живём с нею в одном доме и ты не вздумай! …
Л — Леночка, а что тебе про меня рассказывали?
Всё это я говорил полуоборачиваясь к ней и пытаясь взять её за руки. И мне никак не удавалось. И я не успевал разглядеть; сердится-ли она, или смеётся.
А — А то что ты! Что ты! … тыква! Тыков! Мой самый лучший-ху-худший ухажёр! Вот что про тебя все говорят!       
С — Саш, почему ты меня никогда не слушаешь? Я всегда-всегда говорю-говорю-говорю! А ты как нетёсаный горох об стенку! Если и кр скажешь что, всё в невпопад!
Д — Да я ж только тебя и слушаю! Милая, Солнышко, я из-за тебя не вижу! Ты и только ты напрочь разбила мой роман с природой, даже с богом!
Н — Нет не слушаешь! И не приплетай бога для авторитета. Ты в бога не веришь! Я когда уезжала и ты меня провожал, помнишь, как садил в автобус?! На Гатчину! Ну! Или уж и это всё уже забыл? Что смотришь-смеёшься? Как Вася-Путреник! Я-же тебе тогда-ж сказала, что может быть задержусь дня на три! А ты теперь отпираешься что не слышал, что будто бы я и не говорила! Кому я тогда всё это бубнила под рёв этой Львовской вонючки? Я что и дальше буду впустую трахать языком воздух а ты после не при чём?
Е — Елена Прекрасная! Я когда смотрю в твои зелёные глаза, я всё забываю и ничего не слышу! Потому что мне хочется плакать!
В — Вот льстец! У меня глаза совсем не зелёные! И не строй из себя пасынка! Я сама ещё ребёнок, только вымахала в кобылицу Орловскую! Да ты вообще на меня не смотришь! Только разглядываешь своё шалезо! Жалезево!ж — Хозяин «Тройки» новёхонько заухмылялся но не повернул голову ни на грош, видимо боясь спугнуть, видимо мечтая насладиться чужой «семейной драмою».
М — Милая, у тебя плохое настроение?
Д — Да! Ты испортил! Я столько мечтала, хотела рассказать, думала ты соскучился! А ты не успел меня увидеть, отвернулся-повернулся-развернулся! Словно я чужая да некрасивая дурочка!
Я и правда едва мог оторваться от рассматривания интерьера машинки. Я видел впервые внутреннюю отделку ВАЗ 2103 и она не просто сильно отличалась от всего ВАЗовского предыдущего, но даже в чём-то выигрывала эта отделка перед Волгой ГАЗ 21, перед Победой ГАЗ 20 и даже перед любимой самой Москвичовской М 407. Самой любимой потому что мой отец имел служебную машину М 411 полноприводной вариант-универсал. То есть машина вообще штучная. Сегодня можно узнать что завод АЗЛК выпустил чуть больше полутора тысяч М 411.
Я попробовал её поцеловать. Полез-потянулся …
Н — Не приставай! Смотри уж! Я хоть знаю теперь что ты способен действительно хоть что-то любить!

20.

Она не подала мне ручки и выбираясь из прелестной но маленькой что мне, что Елене зелёной «Жульки», но окунувшись в фауно-флору-Флоренцию, прелесть и летнюю жажду и жуть природы, природы, жаждущей хоть кого-нибудь обнимать, краля моя ненаглядная нежданно-негаданно развеселилась и сама взяла меня в ручки. О моё солнце, о моё сордце! Жизнь моя распрекрасная и бесконечная!
В — Вот так сейчас и пойдём! Я теперь стану так и держать обе твои руки! И никогда и никогда от тебя никуда и никуда не уеду!
Л — Лена, а ты забыла что у моей хозяйки телефон? Можно ж было позвонить?!
Д — Да как ты не понимаешь! Я каждую минуту собиралась оттуда уехать! И по два раза за раз! хваталась за трубку! А если бы позвонила, то сразу и собралась бы на вокзал!
Т — Тётушка моя живёт одна! Ни детей, ни мужа, ни внуков! Я же у неё свет в окошке! А я как с тобой задурила так и не езжу. Раньше было трагедией если не явлюся на выходной! А тут скоро месяц и ни звонка ни записочки! Только и оправдалась что твою фотку с собой случайно прихватила. Ох ты ей и понравился! Умеешь монументствавать перед камерой! Сказать бы ей что ты женат! Она бы меня за патлы к батарее прикрутила! Ещё и такой зануда! Милый! Это так тебе не идёт!
С — Саша, завтра суббота, на работу не пойдёшь! Я всем сказала что мы приглашены на свадьбу!
Ч — Что ты так смотришь? И не смотри! И не поедешь ни в какой свой Пушкин-Глушкин-Копушкин! Чиё тебе там делать? Новые рога примерять? Будешь спать у нас с Соней и субботу и воскресенье! Будешь учиться за мною ухаживать, чтоб на людях не было стыдно! Ты же не умеешь за девушками ухаживать совсем? Или умеешь да не хочешь!
С — Саш, ну не хмурься! В понедельник напишешь записку за свой счёт один день! Ты же не можешь после свадьбы спохмелья трактора уродовать? Вот! Саш, расскажи мне анекдот про попа! Не поедешь-не-поедешь! Ни-е паедишь-дишь-дишь! Будешь около моей юбки! Ленкин хвостик! У нас в детстве был такой мальчишка, Ванечка. Он так любил маму! Что бегал за ней по пятам! И на работе и на кухне — всё рядом да рядом. А маленький совсем бежал за нею держась за юбку ручкой. Маму Тоней звать. А пацаны бывало как рассердятся на него что Ванечка их предпочитает маме! Вот и придумали ему кличку; мандавостик Тонькин хвостик!
Н — Ну вот! Расплачся ещё! Ты же у меня только хвостик!
Б — Без мандавостика? Да с чего ты взяла что я хмурюсь!
С — Саша, может ты правда на свадьбу хотел бы!? Я конечно всем наврала что я как будто в Ленинграде у тётиной подруги дочка замуж выходит … может я растравила тебя? Вот! Ляпнула первое-попавшееся на свою голову!
Д — Да я вообще свадьбы не люблю! Сам не знаю почему не люблю! Может потому что если пригласили то нельзя отказаться? Я наоборот струсил когда ты сказанула что собираемся на свадьбу …
С — Саш, ты про анекдот забыл!
П — Ну пришли поп с Балдой в баню. Поп и говорит; говорит да крестится: «Вот, Балда! Смотри! Баня после церкви второе место!» Балда заржал и давай бить попа веником; «Сам ты поп дурак и балда! Не церковь первое место а баня! Ты что, в церковь грязный ходишь!? Тогда ты попа а не поп!»
Н — Ну вот! Развеселился, слава богу! А я уж и правда подумала что ты расстроился! Что я тебя в Пушкин-копушкин не отпускаю!
Т — Так я не против. Только эта красотка сама прилетит в воскресье, если меня в Пушкине не дождётся.
А — А мы ей письмецо м-нам-пишем! Что тебя в камандировку загнали в Кириши, ячмень косить!
Т — Так рано ещё! Ячмень-то зелёный! Она ж хоть и городская да не совсем дура! Догадается или спросит.
Н — Ничего не рано! Раннее, скороспелое жито уж обсыпается. У нас тут нету почти а в Киришах как раз года два как начали районировать. Да не всё-ли равно! Если я её увижу! Ей же хуже! Саш, она у тебя правда красивая? С кем я тягаться-то взялась. Ты всё мне как-то никак не прихвастанёшь! Может правда тебе меня кинуть, пока не надорвался?!
О — Она тебе совсем не конкурентка!
П — Почему-это? Она что уродка? Или больная-какая? Дура!
П — Потому что я рогоносец! Я тебе говорил уже сто раз!
Т — Ты! Рогоносец?! Так это правда что-ли? Подожди, я что-то сбилась. Что-то я слетела с рельсо!в-с-курсов! Рогоносец это значит она тебе … значит что она спит там с кем-то в вашей постельке? Спит с кем попало? Ты ведь так мне говорил, а я всё думала это твои шутки-отмазки! Чтоб я подумала, дура легковерная … рога? Роги? Тебе?! Табе!
К — Красотка! Ей очень подходит! Она цыганская жидовка. Бычок Смоляной. Помнишь такую детскую сказку. Ни один мужик, что молодой, что старый, не могут спокойно мимо неё пройти; вертеться начинают. Вертит их какая-то сила!
Ч — Что? Прямо как юла, или Дюймовочка?
Э — Это она дюймовочка. Только ты на всякий случай не обольщайся. Она хоть и тонкая, и роста невысокого, но такая жуткая спортсменка. Года два назад в Ленинграде заняла первое место по «Спартаку» в беге на 400 метров. А драться любит! Хлебом не корми! Особенно если выпьет …
З — Значит выпить и подраться! Это у неё хлебом не корми а дай! Только ты ей по секрету скажи, что я хоть и не чемпионка Ленинграда и даже не чемпионка Глумиц, или какого ещё прославленного хуторища! Но за волосы я её таскать не собираюсь. Если она на это расчитывает! Я её просто придушу вот таким пояском со стразами. Если шнурка под руками не окажется! А вывернется, так поленом или колышком из заборушка! Я не только от баб, я от мужиков ещё в четырнадцать лет отбивалась раза два. Да не от одного или двух-трёх. А? Ты не знаешь как меня тут звали по-за заборам, те которым стыдно за пробитые бошки и поломанные рёбра! Я девка боевая. И на ручки свои девичьи не расчитываю. Что под руку попало тем и крещу. Кол так кол! Доска так доска! Было раз пальцем от тракторной гусеницы … Саш, чё ты смеёшься? Что-ть я вру, что-ли?! А ты в своей МИС поспрашивай, или ть-хоть у Марго! Во! Марго! Её Валерик как-то ко мне хотел подъехать! Я уж тебе не стану рассказывать куда руки евонные вль … я ему пол-уха откусила. А когда он кинулся ухо спасать получил два раза по яицам. Я даже упала, сначала одной ногой врезала, левой. Показалось не попала. Тогда ещё с разбегу, правой. Туфля слетела даже от удара и я с копыт долой. Ритка, дура, сначала ко мне кинулась.

21.

А — А ты думаешь что тебя тогда в первый раз в автобусе из Гатчины пацаны не тронули потому что ты такой грозный? Или что мой девичий авторитет так уж тут чего-то стоит? Да это я им сказала что не дам тебя в обиду. Да что мы с тобой вдвоём их уроем и без гусеничного пальца! Вот опять смешно!
Д — Да не смешно мне! Я смеюсь дедовой присказке. Это он всё шутил как с войны пришёл. Говорит: «Если бы русских-то баб на войну Сталин пустил! Война бы и закончилась в августе-месяце!» Вот я чему смеюсь! А почему не верить? Снайпер самая сложная военная профессия и женщины в этой профессии творят просто чудеса! Не пускали их, это другое дело. Это же такие охотницы! Лично фрица пулькой чмокнуть. И терпенья у женщин больше …  Так что и дед мой отчасти прав. А вам с этой моей бывшей фифой и встречаться не нужно! Я понял, что вы обе отчаянные! Те из-за которых Гитлеру в первую очередь необходимо было отказаться от плана Барбаросса.
Т — Только я, в отличие от твоей бывшей, не люблю ни выпить, ни подраться! Но себя в обиду не дам никому, издохну! Тогда да!
О — Она ещё и колдунья! Только мне пока нечем доказать. Только одно …
Т — Так ты, сукин ты сын! Ещё её передо мной будешь защищать!?
Я — Я не могу её бросить! Не получается. Мне иногда кажется что я пуговица на её юбке. Или даже заклёпка из джинс! Я, я … я её ненавижу!
И — И ты с-сней живёшь! Да я вот в понедельник, прям в эт! Соберу всю Ленинградскую область. Всех замужних и незамужних порядочных девок. Мы поедем в твой Пу-кин и порвём её на автобусные билетики! На номерки гардеробные. Она ведь любит театр!?
Н — На автобусной остановке прямо? Или довезётё до кольца?
Д — Довезём до капца! Саша, почему ты всё смеёшься и смеёшься! Я за твою жизнь невезучую маюсь! А ты!
Д — Да я самый счастливый человек на свете! Мне за все мои кузькины капустьки такой подарок!
Н — Не обнимай меня пожалуйста! Видишь, я не в настроении! Тебе мало что-ли что-ни-на-есть моих пальчиков? Так она ещё тебя и бьёт!?
Тут мой ангел, видя мою безудержную нежность, не выдержала и расхохоталась. Из чего следовало понять что вся её ревность напускная, или по крайней мере, наполовину.
О — Она тебя бьёт! Ты же говорил что маленькая!
Л — Лезет в драку как большая! Стоит принять две капли. А ревнует к каждому столбу! Ревёт как тигрица. На всякий репейник …
Н — Ну насчёт пореветь-то она права. У всех девок что тебя хоть разок проглядели головка да шея болят по неделе. Такого бога грех не ревновать! Саш, а почему ты не приставал ко мне в самый первый раз?
К — Как не приставал? Когда? Я только тебя увидел и сразу в бой!
Д — Да не ври что ты меня не видел! Я лично тебя знаю как ты в первый ещё день в Калитино приехал! А? Скажешь и ты меня не видел!? Разведчик ты хренов-дыров тогда!
Л — Лена, честно! Я боюсь красивых баб! Сам не знаю почему!
Т — Трезвый да! А как подогреешь … это ты из-за своей красотки нас боишься? Не уходи от вопроса! Ты бы хоть мне улыбнулся! А я как увидела тебя там в Калитино, мес-назад, так и ошалела!
В — Вообще такого не может быть чтоб я тебя не заметил! Да какая она красотка!
Д — Да-да-Да! В самый первый раз вы всё с Соньк переглядывались, с моей с Сонькой!
Т — Так это ты сидела рядом с девочкой?
Д — Да, я! Представь себе! Ну на меня конечно фиг-ли смотреть! А у Соньки сиськи вперёд крашеных ногтей и музыкальные пальцы! Вот вы все и пялитесь на снежные горы с малиной посредине. А я как тебя увидела, так и у меня сиськи стали расти! Правда! Как ошалела! Мы когда во второй раз сели в Гатчине я думала умру если ты не подоё-йдёшь! С перепугу забыла и про всю свою мальчишескую шантрапу. Про самое главное. Про бой, про  шлагбаум …
Д — Да-я! Представь себе! Вот я тебя сколько ещё ждала! Почти две недели! Конечно, если бы я была как Марго хотя бы, мне ничего бы не стоило припереться к вам в мастерские и там с тобою заигрывать! Она-то знает все ходы и выходы. А мне как? А ждать? Вас же устроили бы хоть на год! А два месяца пролетят как миг! А тут и кроме нас с Маргаритой добра девичьего с добром хватает! А потом тётя Таля сказала мне что ты женат! Вот когда я ещё разик описалась красным кипячёным уксусом!
В — Вот ты мне скольких стоил, милый! Чтоб я тебя ещё отдала какой-то фабрике по изготовлению хотельных рогов!
Т — Так ты сидела вместе с той девушкой с узкой талией?
У — У меня талия уже чем у Сонь-чки на целых три сантиметра! Ну бюст у неё конечно! То есть бесконечный. Зато у меня попка!
Д — Да-уж! Такой попке и Сонечка Лорен позавидует!
С — Сонечка Лорен вообще мне позавидует! Она даж не блондинка! Но ты же вообще говорил что ты не женат! Вот дура! Всё забываю твой паспорт прибрать!
У — У меня пока паспорта нет. Но я правда не женат!
А — А мы это просто проверим! Пойдём с тобой и распишемся! А где же твой паспорт? Ты что, африканец?
Д — Да! И притаранили меня на пароходе вместе с Питерским зоопарком! Как добавку … в зверинец!
И Леночка снова захохотала.
Д — Да не бойся, не потащу я тебя в ЗАГС! Мне ещё не хватало по молодости лет выходить замуж за мужа цыганской еврейки! Я и так тебя привяжу не хуже загсовской удавки! Правда, милый? Благо есть за что, за рога!
В — Вот, недаром мама моя говорит, что жена, мол, твоя будет не та на которую ты смотришь, а та что с нею рядом! Смотреть будешь на неё а жена будет тебе её подруга!
Н — Ну вот мы и пришли! Скидывай ботинки! Что так смотришь? Приклеил их что-ли? Резиновым клеем! Саша, какой ты смешной! Сейчас посмотрим, если Сонечка убралась, тогда-да!
Л — Лена, а почему ты раньше не говорила что это твой дом? Я тебя столько раз сюда провожал!
А — А я тебя и сегодня боюся!
Я — Я такой страшный? Или злой?!
Д — Да нет, не страшный и не злой, вроде. Нот-вот иногда когда посмотрю на тебя как-то не так … скоса что-ли! аж озноб берёт и оторопь. Зверь-зверем! Зверюга! Убежать хочется куда глаза глядят!
А — А ты меня пальцем от трактора гусеничным подрихтуй и будет то что надо!
Э — Это от меня никуда не уйдёт! И палец вона! в сенях под дверью. Я специально притащила выработанный, буквой «зю» чтоб в руке не выскользнул да чтоб тебе не круглым а острым попадало! Поухватистей!
И — И что, у меня правда дым из ушей? Давай я тебе анекдот про Змея Горыныча расскажу!
Т — Ты уж рассказывал!
Э — Это другой …
П — После. Пошли я тебя с Софьей сведу. На очную ставку. У неё очки на задницу слетят! Ну на задницу может не доедут, на сиськах точно запотеют! Посмотришь ещё раз. Её, мою Сонечку, за одни очки надо любить тридцать-триц жизней!
И точно! Мне показали-представили шатенку с фигурой феи. Когда мы вошли, она стояла на кухне в той именно женской, женственной то есть, позе, когда ручки перед грудью и пальчики растопырены и полусомкнуты и личико выражает рассеянность самую очаровательную. И даже её зеленоватост, стекляшки показались мне элементом очарования. Очарования в наступлении, хотя она нас не ожидала и не испугалась только потому что рассеянность её девичья унесла её в даль-далече.
Носик острее или груди? Бюст — молочко торчком.
Н — Ну что, подруга, узнаёшь! Как ты мне про него всю ночь шептала что какой он да не такой! Да смотрел на тебя всё …  пока …
Л — Лена …
Она очаровательна. И напрасно Леночка критиковала её непереднюю красоту. Именно самую настоящую девичью грудь уравновешивала красой москва.  Именно то что называется «выдающаяся женщина». Да точно не променять её на Элен. Если бы это не был первый рейс в Калитино. И всё же Еленка краше, смешливей, заманчивей, загадочней. И что в женщинах  мне безумно нравится всегда, Елена Премудрая и Прекрасная настоящая умница и неправда что среди красивых женщин мало умниц. Я бы сказал так; среди красивых женщин мало умных, зато почти все они мудры! Может быть они торопятся. Или может быть в своём неизменно победном артистизме идут на поводу у мужского штамапа «все бабы ду … »? Таким образом ещё легче порабощая мужчину в семейном быту. Лично я видел крайне мало глупых женщин. То есть они не лицедействовали явно передо мною, то есть да, но редчайшие единицы. То есть те, у кого заметно.

22.

Соня старше Елены на почти семь лет, ей двадцать пять.
Н — Ну вот! Отважная морячка! Я вас и познакомила! Саня — Соня! И не дай бог чтоб вы стали моей головной болью!
Соня виновато улыбнулась , застенчиво как девочка покрутилась на месте и потупилась, всё же не желая так уж и отметить наш «налёт». Потом поправилась и поправив и моё некоторое остолбенем, выветрилась на кухню совсем. Щёлкнув ещё меня по носу сладкой дамской духовитостью. Тоже неожиданной в глуши и при её всё-таки не парадном платьице.
«Ну ладно!ь — подумал я, ь — Вот бы любить обоих!»
Она посторонила меня пальчиками в рёбра. Как это запомнилось! Да навсегда!
Мы здорово поужинали, ходили куда-то гулять. А я и не запомнил. Так хороши обе мои спутницы. И легли спать втроём. Под разными одеялами. Я думал что мне не заснуть, однако выключился в миг! Проснулся в рассвете и не понял где спал, пока меня не растолкала Соня.
А — Александр Иванович! Пора вставать, а то Лена наготовит на дивизию!
После завтрака-обеда Соня исчезла. Трапеза закончилась в двенадцать часов дня.
К — Куда это она? Суббота ведь!
Д — Да она вообще в отпуске! Не знаю, может надулась? Ты ведь её да её! кавалер! Правда почему-то не состоявшийся? А? Санечка? Она оч хорошо тебя помнит! Думаешь что это я так сходу за тобой потопопала?! Я хоть и на круг первая, но не отбивать же тебя потом у кого попало?! Тем более чтоб у Сони! Да у меня б не хватило совести! В ней, в Соне, всё кроме молодости лучше меня!
С — Саш, пошли гулять! Или ты спать хочешь!? Ты всю ночь так с кем-то воевал! Просто жуть. Может и не выспался? А как я в Питере у тётки трясласья! Чуть из юбки не вылетела! Что ты тут от меня … на Сонечку мою, как вспомню! Глядел! Как на сковородке … с чертями! Мамочка же учила что ревновать большой грех!
Д — Давай, миленький, после обеда поспишь! После обеда, ладно? А я тут тогда после обед сбегаю к однем за дельцем за одним!
И-эх мы пошли-гуляли! Правда последних ночи три я видимо не высыпался и тут, в Глумицах, я ходил за Еленкой как ёж в тумане. У меня не просветлялось в мозгу даже при восхищённых, насколько это возможно сонному человеку, взглядах на Еленку. Она рвала поздние полевые цветы и смеялась глядя на мою наверное не очень офицерскую выправку, иногда беря меня за правую или левую руку, как девочка своего глупого милого мальчика если надо было обойти канав, или лежавшее в густой траве пень, бревно.
Обед-не-обед! Пир! От работы да от бессонниц по поводу Елены Васильевны и её, я всё же надеялся, родственных похождений разомлел я непростительно. И даже нежалея всей остальной субботы я рухнул в постель, ослепительно белую и душистую от женских рук. Часа наверное в четыре дня.
А — А что, Софья приедет ночевать?
Н — Нет, милый! Нет и не надейся! Не приедет! Я её подальше услала. Спи.
В — Вот я и надеюсь. Только наоборот!
В — Вот и умница! Спи мальчик мой! А то ещё тебе со мной предстоит … я приду как мышка, ты и не услышишь. Пока не выспишься.
С — Слушай, Саш, а по-моему правду говорят что у тебя там этот ещё роман с Главной инженершей! Иначе бы она тебя так простила!
Но я уже спал. Меня такие бдит-дамск речи убаюкивали как малое чадо убаюкивает колыбельная песня мамы. И наверное глупая та женщина которая не предполагает соперницами всех остальных баб. Разве можно надеяться на мужскую верность когда люб другая женщ вдруг подставит ему под нос коленки в виде буквы «Victori!», что в переводе на русский язык означает «Саня! Фас!» И любому из нас в такой голевой момент западло дать задний ход! Мало ведь дам безразличных к расходу «собств. Имущества»! Вот и Лен Тимф.
Я терпеть не могу спать в тряпках. Какие-то там пижамы, ночные рубахи или даже майки! У меня с трусами постельная война! Вот купаться нагишом жутковато, хотя тоже вожделенно. До чего человек наивен! Хотя за трусы можно зацепиться багром и вытащить утопленника. Факт. Я сплю ангелом …
Она конечно не стерпела сонного царства. Семь, восемь ступаний по кухне и Ленка вцепилась в меня спящего неприлично белыми ручками.
А — А-ну вставай! Спящая красавица! Ух какой ты тёпленький, шёлковый, мягонький! Саш, у тебя правда кожа как у шестилетней девочки! Сливки! Спящая красавица!
У — У-уху! Почему вдруг красавица?ь — Мне и стыдно и в то же время я так лихо выспался и настроение такое что хочется обнять и задрать эту красивую женщину вместе с её избою … я посмотрел в окошки.
В — Вставай, Сливкин! У-ух-Х! Ты весь как пылкая снежинка!
Я обернулся к ней в лицо, тиская припухшие от сладкого сна глаза.
В — Вот скажи ты мне сейчас, не отрывая рук от глаз, что любишь! И я поверю тебе раз и навсегда! Спросонья …
Д — Да люблю-же! Чудо ты моё! Опять в новом платье? А мне наплевать веришь ты или нет! Я-то знаю что люблю тебя!
С — Скажи ещё! Скажи; очень-очень!
Д — Да и да! И очень-очень! Как можно тебя не любить раз ты меня и любишь и жалеешь и нежишь, не смотря …
С — Снегушка-легушка, вставай! Не лезь ко мне. На улице холодно. Иди умывайся и пойдём пить чай. Горяченный с Рижски Бальзам-Баль-за-мусом. А-А-А! А думаешь Ленка-дура! Шатается туда-суда! Всё без толку. У твоей Ленки ручки золотые. А были бы цари-царицы я бы их в твоём Цари-сиськом Селе в богинь превращала! Лучше меня во всём мире нет! Может только моя дочь изобретёт платье моего краше!
А — А сын?
В — Вставай, Сашиньк! Ну вставай же милый! Твоё бедное дитя замёрзло бегавши одна, и чаю хочет помирает! А сын твой станет начальником самой большой в мире свалки металлолома!
А — Автотракторного завода!?
Д — Да, завода! Я забыла как это называется ГАЗ! Впорочем это одно и тож! Саш, ты специально не вылезаешь из-под одеял? Ну вставай же! Трамвай!
А сама всё распистонивала и распистонивала своими длинными, ловкими и сильными пальчиками меня под рёбра, всё дальше задвигая от обрыва с постели. Мне снился удивительный сон. Но сравниться с явью, или хоть проспорить, не мог.
Ф — Фу-р-рХ! Вылетел! Лебедючий тетерев!
В — Вот откуда и зачем у тебя такие волшебные ручки!?
Д — Да? А мне всегда казалось что они у меня старушечьи! Как погляжу у других девок! Маленькие, с красивы-вами короткими такими пальчиками! А на моих только свиную грудинку вешать как на крючьях. Но что ловкие, это точно! Саш, ну не давай … не так! Ты опять весь голый! А я!
Н — Ну так разденься, раз завидно!
А — Ага! И ты сойдёшь с ума! И я с чем останусь? Со своими на хер платьями?
Э — Это точно! Я и так безумец! Только от счастья …
Ф — Фф-фУ! Где ты так научился быстро одеваться? Я уж пожалела … я не успела и глазом моргнуть.
А — А что тут одеваться? Ты же подложила мне всё спортивное! Для этих надевашек и того много! Лена, милая девочка! Я несчастный военный! То есть слишком хоро-хороший бывший военный! То есть, как говорит мой драгоценный военный папаша, ФИГУ: «Ты, сынок, слишком много об этом думаешь!»
А — А о чём это ты так много думал? Не на горшке же?
О — Он имел в виду СССР, служба, патриотизм, честь и прочее.
А — А о чём же ты должен был думать?
О — О себе, кончно! То есть о карьере, здоровье, семье! О тебе, моя любовь …
Д — Да-а! Так я тебе и поверила! И что? Нонче ты исправился?
Д — Да кажется делаю воробьиный шажок в том направлении …
С — Саш, ну не целуй меня! У меня сейчас  из рук всё рухнет! И я оболью и тебя кипятком! Так ты ещё и не умылся! Фуфицер-твою мать! Кипятком ему слаще умываться! Лишь бы из моих рук! Вот лицемер!
Ч — Что ж я сюда припёрся! Косяки что-ли целовать?
Н — Ну на косяки нечево свои бантики тратить! А вот чаем смотри губки не обшпарь! Саш, ты когда-нибудь мне расскаж как ты служил? Ты что-то там темнил, как-то ночью. Про какое-то войско Осипа Сталина …
Р — Расскажу-расскажу, мой сон ненаглядный! Только как бы ты после меня сразу бы не бросила! Конечно расскажу … когда будет можно. Когда, что, будет можно. Служил маленько. Индия, Персия, Пакистан. Даже награды где-то в Москве по сейфам брякают …
К — Какой ты у меня! Просто фантастический хулиган! Я видела-видела! Сонечка чуть не расплакалась! То есть, какой ты у нас! Ладно-ладно! Я не монополистка! Или только сегодня! Вас если сама с цепочки не спустишь вы в такой чертолом забуритеся!
С — Станешь хорошо себя вести и в дальнейшем! Отпущу ненадолго и Сонечку потрепать за задницу! А уж если не вернёшься, то значит и я слабовата в поджилках!
Д — Да я тебя не пастись же нанялась по чужим москвам да по сиськам! Что так смотришь? Правильно! Провокация! А в глазах-то изумруды так и засверкали-запели! Самец чёртов! Думаешь не поймаю? Да у меня на кваждый твой шаг целая библия противопожарных мероприятий!
И как это упоительно «пить чаю» с ненаглядной. Со своей навек женщиною. И столько она от тебя терпит! И это значит что только больше и больше видит хорошего!
С — Саш, это ты мне говрил что: «Я человек добрый, но свирепый!»
Н — Нет, так говорит о себе мой батюшка. Может и тебе я говорил.
Г — Говорил-говорил! Гамадрил! Пей чай! Запах какой, если хочешь, плесну ещё Бальзам! Только это уже  будет грог.

23.

Со своей навек женщиною. И столько ещё она от тебя стерпит! И смотрит и не смотрит, как Луна. «Пей чай!» Как игрушечная Луна на своё настоящее Солнце во всю и всё ей дающее …
Она пьёт очень смешно, как у нас в деревне. Наливает из чашечки в чайное блюдечко с разноцветными кружочками и только что как по кошачьи, почти не шумит губками. Раскраснелась щечками и вдруг вскочила, как малина на невероятно красивых ногах.
С — Саш, ты не хочешь на улицу? Оденемся потеплей. Сегодня как-то уж не осень, да посвежело. А?! ты ж не выходил ещё из терема! Дак это утром! Теперь всё переменилось. Заточили тебя девки? Так в Калитино и скажут? Между прочим Марго при-иглашала! В любой день. Конечно, она расчитывала что мы сразу и прибежимся. Но она не такая как я эгоистка, своего дождётся! А я её только и не люблю из-за тебя! Саш, почему ты такой? Я же не вынесу! Всю жизнь такую бабскую зависть!
Н — Ну ты полегче, милая! Я что, кому-то дал повод? Ну женщины все готовы видеть идеал и в телеграфном столбе!
О — Он тоже не даёт повода и ни на кого не смотрит! Смолой обокрашенный!
Я — Я одной как-то сказал: «Впервые вижу женщину, которая не завидует подруге у которой такой-растакой муж!»
И — И что она? Она же с тобой разговаривала?
О — Она и говорит: «С чего вы взяли? Вашей может и не завидую! Не вижу предмета! А вы откуда такой вумный вУнырнули? Чтоб я вам открыла хоть каплю … »
Н — Ну ладно, так и быть! Вы не навязчивы и мы не в лифте, да и жену вашу знать не интерес. Красивые мальчики это бездна горя! А вот и секрет; женщина и зависть почти синонимы. То есть женщина больше чем зависть! На порядки!
Мы долго пили чай. Я не успокоюсь на пол-чайнике. Еленка так же наверное водохлёбка. Мне кажется что любовь достаточно обезвоживает тело. Да сама идиллия деревенской кухни с самодельными занавесками на небольших окнах, с просто висящей с потолка лампочкою, нахлобученной рефлектором от тракторной фары, самоварчик, пусть и электрический, то и дело доливаемый и распространяющий дефицитное уже тепло. Запах хозяйки чем-то надушившейся так что как будто её саму измучили духи. А она прекрасно знает что запах её плеч, губ, локонов не так агрессивен, но могуч, как сама жизнь. А духи перебивают. Хотя и не перебивают, но смешиваются. Запахи тацуют как и сама она. Заносят свои крыла и надо мною.
С — Саш, а во сколько же ты женился?
Я поперхнулся. Вопрос напрямую навёл мои мысли на дочь. И я чуть не высказался по поводу что у меня уже на восемнадцатом году жизни была дочь. И я сам вдруг ужаснулся мысли о том, что вот уж семь лет тому как Лариса взяла меня за яица и в постель …
С — Сон мой! Да кто ж меня возьмёт в мужья! Я ведь такой тупой, глуп, несерьёзный! Да! Я ведь пенсионер! Жить-то со мною невозможно!
К — Как пенсионер? Какой пенсионер? Ты что это опять всё врёшь-то! Так хорошо было и опять со своим враньём! Тебе ещё двадцати четырёх годов нет а уж пенсионер!? Что? Ты правда неженат? Я прямо не знаю, что тут! Радоваться или плакать?
Н — Ну вон возьми бумажный паспорт! Там должно быть написано!
Т — Так ты и на мне не женишься? Шут гороховый?
А — А зачем? Ты ж сказала, что меня бросишь и что я так и пойду шататься в своей сбруе жениха! Дальше да подальше!
А — А тебя Сонька подберёт! Мы уж с ней поссорились …  А когда-эт я сказала что не буду больше с тобой?
Т — Ты так сделала уже два раза! Потому что просишь рассказать о прошлом. Потому что ревнуешь, а потом смеёшься …
Я — Я? Тебя?! Ревную? Да к кому? Мы знакомы без году неделя! Я ещё и не знаю чей ты! Это всё шутки-прибаутки у бабутки у Анютки! Да-да! Правда! Или я виновата что ты всё за чистоту монет? Я пытаюсь быть серьёзной, но что может получиться когда кругом океан и ветер не поймёшь с какой стороны!?
Т — Ты даже к Нине Васильевне приревновала! Как я мог с нею-то не говорить? Леночка, когда ты ревнуешь, у меня мороз по коже! Ты так хороша! Как я могу не поверить-то?! В главный козырь!
А — Ага! Как на рыбалке! Сорвётся лещ, карась, щучка! Или вытащу! На свою беду! Так ты от меня уже лыжи навострил?
Н — Надо быть готовым ко всему! Желательно и к собственным похоронам! Леночка, ангел, ты прости! Какие лыжи? Куда их вострить? Или ты такая умная что всё предусматриваешь? Откуда я знаю? Зачем мне задумываться о прошлом, будущемп, сверхбудущем! Когда у меня сверхнастоящее! И я у этого настоящего стану отбирать время для какого-то вострения лыж чёрт-те куда! На Кудыкину гору!
Т — Ты всё шутишь. На-вот, одевай! Отцовская фуфайка, новая. Будешь деревенский житель! Саша, правда холодно! Я тебе говорю, зуб на зуб! Август уж переломился. Илья пророк тепло уволок! Будешь фраер Глумицкий! Во! Почти как директор нашего карьера! Глаза Ленинградскму а морда …
Я вспомнил как она подпрыгивала возле меня голого. Как она звонко по птичьи смеётся, прицеливаясь по заднице. И сколько в ней как будто едва и только что пробудившейся женственности и жизни. Что я заслужил разве одного её взгляда, а она меня целует как маленького …
И сравнил с той что в Пушкине. Лариса вообще кому хочешь даст фору. Буквально до Еленки я считал её несравненной умницею. Не говоря уже об авторитете у друзей и подруг. Недаром она и чемпионка Лени нградского Спартака и знает наперечёт всех героев, и с кем-то дружит кто ходит в заслуженных мастерах спорта. И даже члены сборной СССР её знают.
Однако эту мне жаль как маленького белоголового ребёнка. Прелестнейшего из прелестных, уже всё умеющего и бесстрашного, но беззащитного. И Елена Васильевна умудрилась всего за две недели убедить меня абсолютно и бесповоротно что именно я для неё один на свете, один-единственный.
Что конечно она без меня не пропадёт, не канет, не исчезнет, но она останется сиротою. Что ей будет плохо, скучно, неуютно и одиноко одной-единственной во вселенной. Ещё с чувством наивного подозрения, взять из детства, что мне ещё хуже!
Н — Ну что ж ты? Может сапоги? А? Саш! Вытаскивай любые. Только вытряхни, все ведь стоят с раскрытой пастью, настеж голенища! На звёзды смотрят с раскрытой пастью.
Д — Да не в музей-Эрмитаж! Можно и в сапоги! Но ты будешь смеяться! Опять я буду бедным …
А — А я-ж всё равно буду смеяться, хоть босиком! Раз тебе это нравится!
Д — Да? Я такой смешной? Может это и хорошо?
Д — Да нет! Но и смешной тоже! Вот я бы никому и ни за что не сказала! А тут рот не закрывается! Так и хочется тебе бестолковому рассказывать что я чувствую. Клумба какая-то! Ой! Особенно голый смешной! Но только я с тобой сплошная радость! Такое предчувствие счастья! Чего-то несбыточного-несбыточного! … только вот как-то … теперь ты не смейся! Как-то нету у нас ребёночка! …

24.

Теперь я отвернулся чтоб не захохотать. Закопался в её, в отцовской обуви и чуть не упал туда носом. И она меня подхватила.
Н — Ну пошли же скорей, милый! Я уж давно одевшись. Жду-да-жду!
С — Саш, а я правда на чухонку похожа?
Н — Ну конечно! Только перераситься и чухонка-чухонкой! Нет! Если перекраситься то мордва! Мордва-мордвой!
Я — Я тебе счас дам! Мордва! Нет, это на Балтийском вокзале ко мне пристали двое как будто я им должна! Я их спровадила матом и ещё пообещала шпильками глаза вырвать так один как завизжит! Мол, вылитая чухонка! Что я такая правда колхозница?
С — Солнце! Ну что ты на всякую шваль-рвань оборачиваешься! Собака лает — ветер дует! Или как в Москве говорят; караван идёт! Ты и ничего не скажешь плохого и не сделаешь, нормальные люди, а не быдло! Могут сказать про тебя гадость. И в лицо тоже!
М — Может я так зазналася что мне восемнадцатый год, а я такая рассерьёзная что завела себе кавалера-пенсионера, старичка … а сколько твоя пенсия, если не врёшь Гаврош?
Д — Да приходят иногда переводы из МО по пятьдесят, шестьдесят иногда рублей. Иногда кучкой, за два-три месяца. За ранения, или увечья, я не помню как там у медиков записано!
З — За какие ранения? Ты что, был ранен? Врёшь! Ты гладкий как кролик!
Н — Ну на внешности, к счастью не отразилось. Два катапультира неудачных, один раз со скалы, то есть компрессионных перелома позвоночника. И одна дырка почти под мышкой. Ты её не могла увидеть.
Т — Так вот ты почему не умеешь танцевать?
Н — Ну-да! Я и в автобусе не могу стоять больше пятнадцати минут. Но вобщем если хорошенько подпить то я почти Марис Лиепа!
Женственность и есть волшебство которое творит жизнь, ради которого следует лезть из кожи вон, жить, то есть! Это прекраснейшее вино испарившееся в воздухе. И ночью оно крепче! И ещё крепче с губ, прямо с губ любимой женщины!
С — Саша, что за привычка прижимать меня к косякам и целовать прямо на пороге. Наш дом наверно самое высокое место в деревне и всем видать что ты тут творишь-вытворяешь! Ты хоть людей-то пожалей, с ума сойти на зависть! Вот над тобой хоть смейся не переставая! То-ли дело за кустиками обниматься. Там цветками пахнет а тут дёготь!
В — Вот поздно встарабанились. И правда можно было ещё по светлу цветочков домой нарвать!
У — У нас фонарик есть, если что, дед слепой!
Д — Дед слепой-глупой-пупой! Дед! Попой!
Мы вышли, глядя на осень, из её «терема». Она в какой-то ещё не состарившейся и даже модной, ярко-рыжей курточке, несмело прикрывающей бёдра. Рыжей снаружи и белой к телу. С лацканами как у пиджака, выбеленным овечьим мехом на улицу.
Ч — Чево так смотришь! Не я же! Я же не загадывала такого жениха! Капризного да ещё и женатого-на-женатого! Одела б тебя во что-ни-бить! Ну давай поменяемся, только эта тебе совсем мала будет. Я из неё почти тоже выросла! Да тебя разве можно испортить! Мне и силёнок нехватит до ста лет тебя ревновать!
Л — Ленка! Ты белая! Так невозможно!
Д — Да! Ещё в этом переперденчике!
Т — И ты всегда будешь присуха! Я знаю, таких как ты женщин много! Настоящих! Но и среди породистых есть порода! И красавица из красавиц!
Э — Это ты тоже ошалел как и я и тебя всё мерещится Царица Морская! Я обычная русская тётка. Фигуристая? Да! На мордашку симпатичная? Тоже да! Поболтать хоть с академиком, тоже запрост!
Я — Я не об этом. И даже не о русскости или цвете локона. Такие как ты женщины божественны! То есть они, даже нехотя, подсознательно на самый первый план выдают свой единственный и неповторимый прецедент богини. И только как приложение свою земную красу. Видишь, я даже не боюсь тебя перехвалить. И будь я помоложе, не сказал бы! Не потому что не увидел бы! Это не увидеть невозможно!

Т — Тело это форма, а содеражание в тебе и есть божественность, которою люди, рождаясь, вознаграждены примерно одинаково, только одни умножают, другие растрачивают эту божию благодать …
С — Санечк! Вот ты же-даж неверующий, а плетёшь рожу на рогожу на плетень! Это же надо придумать!
В — Вот тогда я тебе прочитаю своё стихотворение, написанное неверующим божьим знакомцем. Слушай, красотка!

Душа кабак! Пей! Бог и дьявол пьют!
И день и ночь ругаются и спорят
Я не живу, седею-устаю
Глотая правдой слов их смертных прорву.

Допьют-добьют!
Сойдут в другой кабак
И там в дрова!
Свергая мир в бардак!
Ведь правды нет!
И боги сатанеют
Мы всё сильней от этого и злее!

Л — Лен! Ты белая-белая! Как … как! У жасмина только и бывают такие лепестки. Ещё есть такие лилии речные с красным сердечком, так это красное сердечко отсвечивает на лепестки …
Б — Белая-Белуга одна нога в Калуге! Саш, это кто такую чушь написал? А ты ещё и выучил?
Н — Ну я не надеялся что понравится. И я не выучил! Это родилось точно так же как родился я. И я уже привык, что мне ставят в упрёк присвоение чужих написаний. Только я не столь альтруистичен чтоб кого-то популяризировать. Разве того кто в этом не нуждается. Лермонтова, Пушкина, Есенина, Пастернака, Цветаеву, Ахматову. Семёна Гудзенко.
К — Кто такой Семён Гудзенко?
Э — Это лучший поэт времён Великой Отечественной Войны!
И — И ты мне можешь читать стихи всех этих что ты сказал, то есть, любишь?
Н — Ну может не всех сразу, не всё подряд. Несколько лет назад я читал «Черного человека» Есенина над ведром портвейна. С повторами. Иногда утром и вечером.
Ч — «Чёрного человека» выучить невозможно! Это я слышала от профессионалов. Да и читать невозможно! Пропасть какая-то!
Я — Я попробую, если не возражаешь. По крайней мере будешь знать что выучить можно. Я выучил лет пять назад, прочитав текст дважды …
Т — Только сначала пару цитат. Может потому что начну сбиваться, да и ты можешь просто плюнуть на всю эту галиматью! Если разобраться, это просто спохмелья, просто не на что опохмелиться, да и негде взять. И от ложного чувства потери будущего   …  целой страной Россия …

… в книге много
Прекраснейших мысле и планов
Это человек
Проживал в стране
Самых отвратительных громил и шарлатанов!

В декабре в той стрене
Снег до дьявола чист
И метели заводят весёлые прялки!
Был человек тот авантюрист
Но самой высокой и лучшей марки!

«Счастье!ь — Говорил он —
Есть ловкость ума и рук!
Все неловкие души за несчастных всегда известны!
Это не буда, что много мук
Приносят изхломанные и лживые жесты!

В грозы и в бури! И в житейскую стынь!
От великих утрат и когда тебе грустно.
Казаться улыбчивым и простым
Самой высшее в мире искусство!»

25.

И — И-и! И что ты сразу всё можешь мне пробубнить? Это же ужасно запутанно!
Н — Ну ничего не поделаешь, состояние мозгов великого человека в экстра-экстремальных двадцатых годах! Любой гений пишет в первую очередь для себя. И его ничуть не заботит кто и как станет в этом копаться-разбираться. Но это творение Сергея Александровича не очень-то почитается. И даром что это лучшее его творение. Но упадничество ему приписываемое и здесь одна из ярчайших звёзд, или граней. Но сделано с невероятной простотой и виртуозностью!
Д — Да! Для тебя понятно. А люди не хотят чертовщины! Своей хватает по горло! Не нада мне читать! Я верю, что знаешь! Честь тебе и хвала! А я-то думаю; почему ты иногда такой странный! И глаза блестят
как у демона Врубелевского. Мне его так жалко!
Мы обое с пустыми руками. И когда вдвоём, они как-то не для чего. Наверное целоваться? Я взял её за руку и сам испугался вопроса:
Л — Лен, а сиськи у тебя красные?
Она тоже с наглостью посмотрела на меня. Глаза в сумерках сияли как оживляющий всё и вся пламень.
Н — Наконец-то! Я думала пока домой вернёмся ты меня придушишь своими высокими материями. Саш, как ты думаешь, сиськи у меня красные или только наполовину? Или только с краю! Нет! Только бедые как у-куриные яица!
А — А я что их красила? Как яица на Паску! Давай посмотрим, я и не помню! Сама буду знать. Если что, где подкрасить …
Она в ситцевом платьице с голыми икрами (икрами соблазнительно белыми и полными) из сверкающих зелёных дамских резиновых сапожек, сплющенных в гармошки.
Л — Ленка, ты казак!
К — Красные твои сиськи! Красные! С тремя «Кра» красные!
Т — Ты что, только сегодня приехал? Вопросы-вопросить! Довопросишься, смотри! То сапоги ему кирзовые подавай, то сиськи иди крась хоть на завод! Ну не зелёные же они у меня! Нет! Красные давай!? А то не знаешь что ширпотреб! Хоть режь! Девичий ширпотреб!
Ч — Что ширпотреб? Что режь! Или си …  про сапоги?
Д — Да! Сиськи твои чтоб были красными!
С — Слушай, милая, когда эт ты успела переодеться? На тебе совсем не то платьишко. Было ведь зелёное, так!
А — А ты чай пьёшь и так жмуришься что и не видал! А тут в избе где передеваться? Вот я на тебя глядя по офицерски, по солдатски! Что, правда что-ли не видел? Вот же! Говорю находит что-то на тебя! А что я в лес потащу новое платье? Всё в паутинах истаскать за раз!
С — Саш, мы тут зайдём в лесок! А? Когда оставлять-то! Я тут семейку белых груздей завела! Забуду! Да и когда потом? Заканителилась с тобой; платья да жизнь кроватья! Там вон за карьер! Час-другой, оборвём и домой! Зато ведь грузди! Белые как лебеди!
О — Ой, смотри! Уж роса вовсю прямо по ногам через сапоги!
С — Сапоги-то сударыня, вам малы-с! В голенищах. Сотрёшь щиколотки! Краса ненаглядная!
Н — Не сотру! У меня там носочки высокие. Да не бегом же! Так зайдём, милый! Мне почему-то кажется что не очень охота моему послушнику! А? Только чур не падать!
Я её обхватил за тёплую талию.
Н — Ну упадём-же! Вон роса! Я простужуся! Белая-та кобылка! Ну поцелуй! Только один раз! Ой, Саш, от тебя прямо батькою пахнет! Моим отцом. Когда он меня маленькую на руках носил. Саш, только дуть туда с километр, не меньше. Это ровно с той стороны обрыва, то есть карьера. Ну не ленись, пожалуйста, милый! Сделай и себе хорошо! А мне так наслаждение!
Д — Да идём-ты хоть куда! Хоть на Луну! Если ты не убежишь! До темноты … Только я грибы не-на-ви!-жу! Вот за тетёрой день и ночь стану гоняться а грибов, хоть убей! Не вижу! И всегда прусь в обратную сторону той где они произрастают. У меня даже под ногами другие грибы находили, а я их не уидел …
И — И на столе не любишь? Не может быть!
И — И на столе … любишь-любишь! Я их и рвать люблю! Меня дед за грибами учил, я ещё меньше корзинки был! А толку — две пустые полки! Говорю тебе, я их не чую, не вижу, искать не умею. Один позор!
С — Саш, там и искать ничего не надо! Всё под носом. И само в руки просит. Я только сегодня на зорьке их и нашла. Ты ж молоко-то пил? Вот. Я доила тёти Дусину Зорьку, а потом заохотилась проводить коровушку и вон там, за ельничком, и наткнулась! Если никто не упёр за день, да не экскаваторы-блин! Там на целую кастрюльку намариновать. Зимой-то что нам делать! А с грибками любо-дорого!
Последнее солнце выглянуло прямо перед шлагбаум горизонта и только не слыхать шлепка, так это неожиданно. Август, девущка с облака и с волосами цвета велосипедных спиц. И ещё говорит что как будто бы что-то зависит от меня и так смотрит, не утрачивая из-за солнечных лучей искристости девичьих очей. Да, август и опавшие листья смотрят по-стариковски.
Л — Лен, а рыжиков мы не найдём?
Д — Давай скорей, если хочешь ещё и рыжиков! За рыжиками уж не пойдём, скоро восьмой час. В лесу поди и теперь темно уж! Мы же грузди-то белые! А рыжики! Да ведь искать надо! А мы сорвём охотку и домой!
Д — Да, точно! Грузди белые! Я вспомнил! У нас их смолочай зовут, вот как! А красивенные грибы! Такие как розовые волнушки, только белые огромные!
А — А почему смолочай? А? С него и правда что-то белое иногда прямо стекает! А груздь так и груздь! Белый груздь! Вот я тебя и уговорила. На смолочай!
Мы зашли в её заповедный уголок. Оба не без трепета. И кто знает, может я и больше её переживал чтоб кто-то нас не опередил! Стоят миленькие! Стоят и грузди белые и смолочаи молочные! Резвые как коники. Игрушечные такие Ленкины коники, одноногие но рысистые.
А — А во что ж мы их столько свалим-то! А? Саш! Я трусиха думала что ты за мною не пойдёшь ни-за-что! И ничего ведь не взяла! Шалава! А потом уж у дома от радости и позабыла что пустыми руками! Два жердяя … Ой, Саш, я такая сумасшедшая! Чуть ещё на тебя не набросилась! Милый, где типерь корзинку-то взять!
А — А вот набросься на меня и сраз узнаешь! Ущупаешь! Тут она тут! Корзинка-та! Только расклеилась малость …
Я подхватил её под мышки и закрутил, совсем забыв и про росу и про сумерки на носу. Она как-то извернулась и отпрыгнула в сторону, слава богу, на ноги, потешно страхуясь руками по высокой росиси-стой траве.
Н — Ну вот с тобою разве можно затеять что-нибудь серьёзное? Ты все сводишь играть! Вот играть бы тебе заиграться! Я чуть не прыгнула прямо в грибы! Вот тогда б ты узнал все мои полководческие таланты!
Я виновато стащил фуфайку и стал снимать рубашку.
В — Вот твоя корзинища! Двухведёрная! А целую набьёшь, так можно и споортивки снять …
М — Милый, ты умница! Просто сладкая моя умница! Надевай скорей тёплое, зябко! Правильно! Это же не рыжики и не сыроежки, что перемнутся не разберёшь где хвост где ёршь! Уй! Дай я тебя поцелую, пока в грибах не изм … чмок!
В — Во! Тут вшитый карман в батюшкиной куртке. Внутренний, тут что-то есть. По моему это складень. Небольшой, но … сейчас я его открою.
В — Вот я их сейчас наломаю, а ты режь на корешки и шляпки. Больше поместится и не так столкутся в твоей рубашенции, тут такая грибница что с корнем и не выдерешь ни одного!
С — Саш, так и пойдёшь, голым?
Г — Голым как штрафник …
Н — Ну снял, так давай! Ой! А у самого соски разве красные?
Н — Ну два красные да два почти красные, хоть как попало! Вот и семья …
О — Ой, милый! Ту пожалуй в ведёрко-то и не поместится! Вон, рви-кось пока! Ведь не каждый год на такое богатство нарвёшься! Это тут обошли потому что по-над карьером. Стерегут карьерий-то. Да кто и сам понимает, что берег может оборваться да и похоронить в глине-то синей! Бр-рР!
А — А ты ходи да слушай хорошенько! Глина-земля сама знать даст когда её с высоты в бездну рвать начнёт!
Т — Так ты и услышишь! Особенно ты! Ходишь-худь-худулишь  как медведь … сделанный из паравоза!
С — Собранный из семи паровозов, ты хотела сказать?
Д — Да! Мне из-за твоего шуму себя не слыхать!
А — А вот ты умудрись и шуметь как слон и слышать как мышь! Ты же незамечаешь совсем пауз в моём шуме! Да и постоянно напрягать слух невозможно, как и долго топать безшумно … не только трудно, но и оч-оч вредно!
К — Какой ты вумный!
П — Правильно! Очень и очень паравильно! Чем умнее тем дурнее! Я ужасно люблю эту славянскую пословицу!
С — Саш, хватит болтать! Собирай грибы! А то так с тобою до мороза не управимся!
М — Мама меня называла фантазёр Говорушкин! А вся деревня с измала дядя Саша …

26.

Мне было сначала немного стыдно, но вскоре и я пришёл в азарт и так жутко, противно и нестерпимо приятно рвать и отыскивать эту ужасную лесную удачу и снежную и сахарную и сопливую. А ещё больше хотелось смотреть на женщину мою в её женственном кураже. Как она экономно оглядывается на меня, вся поглощённая прелестным «грабежом». Как её мгновенные вспышки взглядов успевают выражать и отчаянье смешной невозможности подольше посмотреть как я «медвежачьи» барахтаюсь рядом. Как не успеваю за ней даже в пополаме. И мне снова становилось стыдно. И от того что «соавтор» чужой удачи. И от того что так медлителен.
Ну конечно моя женщина! Девушка, девочка! Мне всегда ужасно везло на противоположный пол. И жаль что я не коллекционер. Никакой. Всё что мне предложено было в этом мире — прекрасно! И особенно женщины! Самым большим недостатком в них, немногих, было то что они не боялись и любили смеяться надо мною … и ничем не дорожили …
Конечно моя женщина! Раз уж мы тут с нею так по-домашнему! И я в её отца фуфаечке и в сапогах и в брюках рабочих, хлопчатобумажных, принадлежащих тоже её отцу. Она так вскружила мне голову, что я вот прямо до сих пор воспринимал эти брюки за спортивные трико ПШ.
И я делал и то и это как попало. Неконролируемыми урывками рассматривал своё сокровище и рвал грузди почти не глядя. И ломались и хрустели их белые лебединые тела. Один раз я вынужденно загляделся на свою «работу». Это было ужасно. Не так у..сно, если бы она не видела! Рядом с девственными маслянистыми и полупрозрачными красавцами валялись половинки и трети грибных ножек, шляпки пополам и на три … с хвостиками сломано-сплющенных трубчатых ножек. Ещё чуть и месиво.
Л — Лен, знаешь, по моему все остальные женщины по сравнению стобой просто слёзки на шпильках!
С — Саш, ну что ты несёшь! Как ты грибы собираешь, Саш!? Ну кто же горстью сгребает такую красоту? Смотри сколько ты наломал! Тут же не разберёшь ничего! Это не перечистить за ночь! Ведь грибы чем аккуратней сложишь, тем скорей вычистишь и переберёшь! А у тебя? Точно как на свалке маталлолома! Надо ведь умудриться одну ножку сломать в трёх местах!
Н — Надо; один грибочек двумя пальчиками, вот! Под шляпку, под ножку, под самый низ и сломать чтоб корешок самый в земле остался. Чтоб следующий грибочек вырос!
Ч — Что! Какие женщины!? Грибы будешь чистить до утра! И я вместе с тобою! Экскаваторщик!
Л — Лен, дай мне в ухо! Я такой бездельник! Мне самому их бедных жалко. Но я ничего не могу поделать! Голову на сторону сносит!
В — Вот и сносит! Думаешь о каких-то бы-бабах Бабах! Самое противное дело эти грибы чистить! И надо их к этому готовить! А ты слёзки на колёсках! Я тебе задам! Женщины! И мне ещё в уши свистишь чтоб и я в лужу со злости.
В — Вот бы ножик ещё один, а? Слёзкин ты мой на колёсках! Посмотри, Саш, там у бати ещё в карманах! У него эти складни везде по дому и по всем одёжкам. В каждых штанах по три штуки. Просто складной маньяк. Ты же в брюках?
Д — Да вот, я тоже думаю-думаю … всё казалось в спор-ортивках … только кажется это не нож а стамеска!
Я — Я ть-тебе дам! Стамеска! Сам ты стамеска! Скажи ещё банан-морковный огурец! Нормальный нож, только мелковат. Саш, ну каков-ты-бестолков! Женщине-мне суёшь складень и снова его не раскрыл! А где, кстати, тот-то ножичек? Хочешь испортить мои последние маникюры? На! Достань лезвие! Во! Разведчик! Грибы собрать не в силах, а ножик уж подхватил! Когда ты успел? Ну пусть тот будет у тебя. Мне маленький ловчеее.
П — Порежешься, морковка! Острый как бритва!
Б — Бестолковый-бестолковый! И за что тебя девки любят? И у нас так тут и тавм в Калитине все с ума посходили! Ой! Он ещё острее моего! Меня из загрызут скоро! И как с тобой-с-тобалдой твоя жена жить будь? Ты ложки ребёнку не умеешь подать! Не испачканной … и где они эти мужкик и сами-то вымажутся!? Ух! Греза!
А — А что-ты! Что-ты! Что-т-Ты! Заболтал меня совсем! Расселась! Расхотелось уж и грузди корчить! Что ты там про девок, да шпильки? Про шпильки на слёзки, слёзки на колёски? Ищо ножик тупой подсунул! Предатель-преподаватель!
Л — Лен! Счас упадём! Я же задом ходить …
Э — Это ты упадёшь! Несчастный! Упадёт он! Ну-ка договаривай, колёскин-паравозкин!
Д — Да у меня уж и пыл прошёл … я говорил, Леночка что ты у меня такая хорошенькая что перед тобою вся остальная женская красота это слёзки на шпильках! Пыль-паль-скандаль! Ножик брось, говорю, порежешься! Твой батюшка им пятки брил …
А — Ага! Чтоб быстрее бегать!
Она вдруг совсем оставила свои бесконечно прекрасные и ни в чём не провинившиеся грибы и в первый раз за всю эту расчудесную охоту повернулась вся и только ко мне.
К — Как это слёзки на колёсках? То есть, тьфу! На шпильках! Разве могут быть шпильки в слёзками? А где женщина? А тюфли! — я осмелел.
Н — Ну например, когда совершенно голая женщина оденет очень высокие шпильки, особенно если у огромного зеркала и в солнечный день
А — А-А-А! Ты имеешь в виду когда у женщины задница что надо а сисек нет! А солнце светит с высоты! То есть из всех углов?! Да!
Я понял что и она начинает придуриваться и готовит свою штучку.
Д — Да! Нет! То есть всё есть! И даже можно за-различить пупок! Но всё это и есть в сумме, то есть в результате слёзки на шпильках! А если перевернуть — то слёзки на колёсках … по-по-по … поп сравнению с тобой!
Т — Ты что, меня голою видел? Да у меня же шпилек таких нету! А? Это тебя так от любви корчит? Ты же рекомендовался как поэто?!
А — А зачем же других женщин л-оскорблять? Я же видела и знаю что есть много …
П — Понимаешь, милая, красота это что-ни-на есть явление непостоянное. То есть красив не монумент, или рисунок, застывшее изваяние, пусть и невероятно изящное, всё сплошь из неповторимых линий и образов. Истинная красота является когда предмет, вещь, птица или человек просто чихнёт, пройдёт из дверей к абажуру. Движение делает истинную красоту законченной. Движение животворяще. И ещё есть воображение, но сложнее. Вот из движения и воображения бог и начал создавать … женщину. Я где-то слышал что когда Бог задумал женщину, Он имел в виду счастье, радость, чудо!
Д — Да, я в Русском Музее замечала, что вдруг женщина или мужчина на каком-нибудь шедевре шагнут, руки протянут навстречу …
И — Именно настоящий художник, скульптор, поэт или архитектор тогда в состоянии добиться гениальности своего творения когда создадут вот именно эту иллюзию движения в статических казалось бы вещах …
А — А-а … а как же ты это переносишь на других людей, на живых?
Н — Ну как же-как-же-как-же! Человек ведь не в состоянии не двигаться. С самого рождения и по …  человек непрерывно движется и хочет он этого или не хочет, он красив или не красив …
Н — Ну-да! Особенно в дождик и в мороз!
И — Особенно или в лесу, среди смолочаев и груздей!
Г — Господи! Какой ты дурачок! Неужели я вот такая-вот! В фуфайке и старых резиновых саполгах! Неужели если б тогда в Гатчине мы бы сели в автобус с такими прибамбасами, с жестью, оцинкованными вёдрами и в шалинках и ты бы!?
Д — Да это для меня самый любезный образ! Если бы только ты не замоталась в свою шалинку по уши, одни глаза! И то!
Н — Ну ладно! Раз по сравнению со мной. Може ты мне очи открыл. Может я дура в себе только и вижу что дрянь всякую! А что же я? Ну что же я тогда такое? Я такая-растакая?
Т — Ты, Лен, просто Северный Полюс Прелести! Триста тыс раз!
Н — Ну-да! Вот высказался! Сам ты северный полюс лести! Это чтоб я не бранилась тут что ты половину грибов загубил! Саша! Почему ты такой нежный со мной все грибы эскаватуром! Больно ведь и смотреть! Хотела я тебе жучку устроить, да передумала! Я без тебя бы и в с-лес не пошла! И струсила бы и на кого тебя-то оставлять! Из-за каких-то несчастных грибов!
Д — Давай, милый, помогай! Доберём да домой! Темно и холодно уж становится. Как бы печку дома не пришлось топить! Во-О! А ты, ваше величество, не хотел сбегать! Пол-часа на сбор, да полчаса ходу в обе стороны! Пошли скорей отсюда! Уж под ногами хрипит! Провалимся, кто нас ночью искать подёт!
В — Во надрали! Полная рубаха! Да тут поболе ведра! Ох уж намариную-наварганю я! Будешь у меня всю зиму: «Леночка, за христа-ради грибочков!» А я тебе да с водочкою! Рюмочка гранёная, крохотная! А водочка — лёд! Грибки с рассыпчатой картошкой! Будешь вспоминать сегодняшний день!
Н — Ну а остальное, скажу экскаваторщикам. Пусть завтра, или кто раньше найдёт, если земля и правду не поедет! Ты меня простишь, милый, что я соврала что слышала …

27.

С — Слушай, Лен, а тут правда из-за кам-карьер комара не бывает?
В — Вот, я тебе и забыл-скать-то про главное. Нет. Но где есть места идёт метан. Комары и не заводятся. Но можно потерять сознание. Только ты не думай что я наобум святых. Вот пойдём с той стороны и увидишь; тут недалеко от обрыва внизу стоят два экскаватора. Если они оставлены, тут место безопасное, то есть проверенное. У них, у мастеров, приборы всякие, газонализаторы! А носом ты не фыркай! Метан ничем не пахнет. Воздух и воздух! А надышался и кони двинешь!
Я — Я пожалуй что знаю. Только вот одёжка на мне чужа. В своей я ещё иногда ношу бумажки такие. На газ реагируют ...
Н — Ну и вот, не всё же нам! Пусть и люди. Да найдут! Тут вон привстань и поле видать! Днём-то белым! А не найдут так и белочке на засушку. Зима, милый, длинная. Всё приестся! Да одних-то грибов и не хвать!
Ф — Фу! Я аж устала! А? Милый? От жадности устала как та белочка-горелочка! Дак ведь и действительно! И в большом у нас лесу не каждый год набежишь-наткнёшься на такое груздье царство! Да в самом соку. Тут через два дня ничего не будет. Хоть и неправда. Я как-то уж по морозам наткнулась на такую же семейку. Аж стоят все сахарные! Подмёрзли. А как мамочка моя их посолила, так не хватило и на неделю пол-ведра! Просто царство! Фу! Устала от жадности! Ты-то не устал! Бойко смотришь!
А — А не приходилось тебе милая сорок пя вёрст в сорокаградусной жаре … ?
Н — Не нада мне твои ужастики! Ты и соврёшь не дорого возьмёшь! Саш, ты мне кавалер или мы с тобой сколько можем надолго? Пощупаешь меня да побежишь дальше? Мне как думать-то? Скоро замуж пора!
Т — Ты же устала!
В — Вот ты и сделай так чтобы твоя распрекрасная совсем не думала о том что ты завтра или через неделю исчезни!
Т — Так я же тебе говорю! …
А — А я что, дура! словам должна верить!? Ты же поэт! Скажи мне такое чтоб я не думала …
А — А ты же не веришь и стихам. И ваще меня не воспринимаешь … так куколка!
И — И как я тебя обязана воспринимать если ты вор? Вот вором и воспринимаю. Ты же у жены воруешь со мною … и у меня воровать собер-бобер!
А — А ты хочешь чтоб я не воровал? Чтоб перестал. Так я не могу. Если это так называется. Как не могу идти назад от света во тьму.
А — Это ты всё только о себе! Саш, мне не жалко с тобой целоваться и если ты даже … ведь жить надо! И я хочу нормальной здоровой жизни, не на два дня, или даже месяц …
Она шла впереди меня и почему-то она несла мою рубаху набитую грибами! Я не подумал о грибах совсем. Мне показалось что это глупо! и даже глупо-попейше! И я догнал и поднял её на руки …
Э — И Это уже не ново! Саш, ты совсем хочешь дотрепать грузди?
А — А вот поставь их себе на живот, а не махай занятой рукой и я вас всех донесу в целости и сохранности как гусыня воду гусяткам.
Э — Это твой ответ на мой вопрос? Гусяткам по сопатке!
Н — Нет, солнце моё ненаглядное! Ты не даёшь мне сосредоточься! Вот уже были мысли … счас домой придём и я всё тебе скажу. Сложится. Положи рубаху с грибам во на коленки и на живот. И ничего им не будет. Придём и быстренько перечистим!
Д — Да это и без тебя знаю! Саш, как ты не понимаш! Я ведь почему узнала что люблю тебя до смерти? Потому что однажды ночь мне снилось что ты куда-то делся! Вот так исчез! Как будто ты покойник, а я даже и похоронить не могу! Не добраться. Всё снег, пурга!
С — Сумасшедший лес! Да и леса-то под снег не видать! Всё чёрно и с ног сбивает! Ещё и одета в каки-то синь в лампасы-галифе! Старуха Изе-ргиль! Или как её? Софья Перовская? Анка-пулемётчица? Нет! Инес Арм-Манд! И Роза Люксенбург в одних генеральских галифе! Фе! Фю!
С — Синих? Галифе синих? Синие? Штаны!
С — Синие-синие! Аж до черна!
Т — Так это лётчицкие галифе! Хотя кажется Абакумов тоже носил синие брюки!
Я крепче её прижал.
С — Саш, осторожней! Ты хоть раз подумал? Это же наши грузди!
А — А я из наших Груздей убрал букву З(ю) …
Мы пришли в избу и долго молча чистили Леночкины грибы. Как-то странно так получилось что она, семнадцатка, вдруг поставила перед обоими нелёгкую задачку. И в три-четыре действия её не решить. Хотя на первый взгляд и ничего сложного. И я вдруг открыл для себя что всё казавшееся мне решённым в моей сем-жизни, по крайней мере года на три вперёд, вообще не просматривается никак.
Н — Ну вот! Выбрались из этих грибов! Я сейчас подсолю а завтра … я думала провозимся часов до трёх! А мы! А ты молодчик! Саш, ты не слепой?
В — Вот ты досмеёшься! Я зачем с тобою пошёл за грибами? Чтоб ты теперь надо мною смеялась? Ну не вижу я грибы! Я даже когда в дере-вне маленькие ходили за грибами, всегда обязательно и не нарочно пойду по чужому следу. Как спаниэль. И ничего не наберу …
Н — Ну ты же разведчик! Если не врёшь! Следопыт, следопут. Сашь, ну я смеюсь не оттого что хочу обидеть! Мне так хорошо! А ты не ни-Ни! Не поддавайся! Я же не выдуманная царица савская, всегда есть к чему прикопаться! И посмеёмся вместе. Вместе-здрасьте!
А — А мне наоборот так хорошо что я и смотрю на тебя как на Жарптицу! Анекдоты ты мои слушать не хочешь. А над собою смеяться и надоедает!
И — И совсем ты не становишься … ну ху … , наоборот роднее! А ты думай что я над тобою смеюсь как смеются мамы над своими детьми!

28.

Скоро закончились мои любовные каникулы, прак-тик-квак. Каким я умудрялся ездить к Ней в её Глумицы? И всё конечно было застукано. У меня ведь в Пушкине семья. Жена какая-никакая. Гражданская. Дочь. Но я ездил всё равно. Можно конечно принять решение. Но и вся жизнь вперёд горизонта. И Леночка от меня не собиралась тикать. Только спросит когда:
Т — Ты правда с нею не спишь? Ну можешь не отвечать. Я её как-то видела. Я баба и то захотелось трахнуть твою Лаор-риссу! Даже смешно стало. Не сказать чтоб красавица, а … и глаз не отвести.
З — Знаешь, у нас есть такой семейный анекдот. Я как-то рано утром ей-ё спрашиваю: «Дорогая, мне на службу идти на рогах или на ногах?»
О — Она разве уступит! И говорит: «Мне до лампочки какой ты на службу! Ты домой не приходи на рогах!»
Однажды я приехал к Леночке уже ночью. Конец сентябрь. По ночам заморозки. Дома никого не было и я стал ждать. Изба её на отшибе, рядом пара копён сена. Но мне показалось что не сено меня спасает, а я его.
Она пришла после одиннадцати. Я так замёрз, что по дороге «жди» выпил одну из двух бутылок принесённого с собою портвейна. С  морозна вина стало ещё и я встретил её суслик-сусликом. Она долго смеялась а потом всполошилась.
М — Милый, ты ж истеричка! Ты простынешь! Люди с реактивной нервной системой очень подвержены простудны заболевания! Что? Ещё! Выпил пузырь вина? Так оно же, вино, ледяное! Давай скорей! Я из гостей принесла самогонки! Дуй целый стакан! Пока нижняя губа не примёрзла к зуба!
Я  не смел ослушаться. И до такой степени что не дождался пока она за компанию. И стало так блаженно! При всём том что моя гр. жена много пила, дебоширила, флиртовала на всю возможную дамс глубину, дома уют присутствовал как дома. Но тут, практически в лесу, практичски с не знак-омой женщиной я вдруг почувствовал себя совсем мальчуган в гостях у любимой бабушки Груши. И до того отдался наваждению что стал ждать её сочней. Огромных горячих тонких блинов сложенных пополам и творог внутри выше крыши.
Я очнулся от стука в холодное окно. Мы притихли. Полночь. Хорошо не лечь спать! Я продрал очи и смотрел с любопытства в своё сексуальное чудо. То что произошло в следующую вечность нашей жизни было выш-наш-все-ш фантазишь. На чёрном льду сентябрьской ночи мы увидели в четыре глаза лицо мамы моей дочери!
С — Саш, я её сейчас убью! Да она ж пьяная! Слушай, стерва! Како чёрта ты сюда припёрлась?! Саш, ты что, её тоже вытаскиваешь из хором разных кобелей? Что ты молчишь? Застрелить тебя что-ли!
Я боролся со смехом, с хохотом и с прострационными фантазиями; как она могла вычислить место? У Ларисы тоже зуб на зуб не попадал. И я вдруг, сообразив что она приехала на такси, понял фантастику; она с тем же таксистом что однажды вёз меня от сих в Пушкин.
С — Саш, может запустим её? Она в лёфкой кофточке!?
Эта уже была готова реветь. Женщины всё знают наперёд. И только иногда не говорят. Потому что и сами не верят.
И тут она увидела из-под своего фонарика что Лариса на платформе и на высоком каблуке. Туфли положительно цвета глины, нежели своего истинного чёрного лака. Мне не жаль, но я пожал плечами.
Разумеется женщины не могли договориться. Лариса стуча зубами кричала чтоб я к ней вышел.
И вот началась катастрофа. То есть почти. Я никакими судьбами не мог затащить её в дом. Лицо в лицо оказалось что она пьяна вообще, то есть вдрызг!
Я — Я не собираюсь тут торчать пока вы меня не придушите! Давай пошли домой!
Если кто выслушивал свой смертельный приговор на справедливом судилище, тот оценит ситуацию.
Д — Давай, собирайся, таксист ждёт на шоссе!
Т — Ты ему заплатила?
Д — Да! По двойному тарифу. Денег у меня боле нет!
Она не дала мне даже вернуться в дом. Лена стояла на крылечке и едва сдерживалась чтоб не зареветь или не кинуться Л стерве зубами в кадык!
Т — Где Ира?
У — У соседе. Как будто не знашь! Тёть Оля далеко! Мне дум был н не-ку-куда …
П — Потому что над было нажраться до поросячьих визгов!
Мы отправились по направлению к асфальту. Я не совсем пришёл в себя и плохо соображал.
Н — Никто на дороге вас ждать не станет. Идите в дом! Завтра что-ли не наступит?! Уедете как люди! Утром …
Е — Если я, курва, останусь только! К утру с тебя только косточки загремят … И ни один морг тебя не примет! Потому что костей будет в два раза больше. Перегрызу! Чо остановился, крокодил! Бель-мандо-Делон-мандо хренов! Хамериканская отрыжка!
К — Крокодилом бы теперь в самый раз! Плыть надо а не топать!
Говорить что? всё бесполезно. И в то ж время удивительно не виснет на мне, едва переставля ноги. И тут увидел в противной стороне два-три огня от лампочек на столбах. Если идти в Калитино, пусть и в пол асфальт, это километров 9-10. И лишь с Калитино можно напатсть в попутку. Шанс из ста. То есть за всю ночь можно только мечтать о том что из Калитино кто попрётся хоть в сторону Волосово.
Есть ещё дорога. Мы остановились на моих муд-рых тормозах.
Е — Если ты пойдёшь снова к ней, я тебя загрызу!
И пьяно оскалилась. Так она улыбалась, не владея мимикой.
Я не раз и не два думал, что с Глумиц через лес долж был тракт, хоть просёлок прямо на Гатчину. И почему я не докатился до карт? В своём сладострастии в две подружки? Хоть бы в автобусах-электричках! А!
Но я знал наверняка что за дор-шторм мог быть лесом сентябрьской ночью в Шведских болотах Ленинградской губ. На мне корочки, на ней модельные туфли на платформе с высоким каблуком.
Единственная гарантия; оба спортсмены.
Слегка выпимши. Меня вообще сам я никак не беспокоил. А не одну версту придётся нести Ларису на руках. Я купил ей эти очаровательные туфли. Пусть в комке, через комиссию. Но новейшие, из Италии. Её ноги. Это ноги мамы нашей дочери. Итак мы дуем в обратную сторону. То есть против цивилизации, в лес.
Дошли до первого дома, над которым горе фонарь, то есть просто лампочк ввёрнутая в светильник, эмалированную тарелку кверх ногами.
З — Зайдём? — Она ещё шла на своих-двоих.
И я глупо согласился. Так мы трахались и трахались, останавливаясь в каждом пустом жилище. К лесу были маль ледяные хотя и бревенчатые хибарки. Но Лариса везде докапывалась до какого-нибудь тряпья себе под задницу. Ей просто не верилось, ну ни-как! что я не успел оплодотворить Еленку.
С — Саш, а куда эт мы идём? Нет, мне не страшно … только вот … Если ты меня угробишь, зарой, пожалуйста. Так жутко если труп станут клевать страшные птицы …
Страшно было ей сказать что идти больше восьмидесяти километров хотя я надеялся что лесом мы срежем до сорока пяти, пятидесяти. Дуть-ти надо было до утра.
Д — Другого пути нет …
А — А почему не пошли на дорогу? На настоящую, я имею в виду!
К — Кто поедет в этой глуши? Да ещё остановится ради нас с тобой! Зная наверняка что пьяные! Я ж не смогу внушить спасителю что у меня для него спецом в кармане четвертной билет!
Н — Ну как хочешь. Я, честно, не ожидала что так легко получится тебя от неё отклеить. Я думала поеду домой одна! Где ты её откопал! Вот даже и простительно … хоть зла не хватает! Как по тебе все тюрьмы плачут так же по ней все эти БлеФильмы!
А — А что это ты заскучала? У тебя полный Питер кобелино!
С — Саш, ты же знаешь, что я люблю одного тебя! Фу! Завтра будет задницу не отмыть! Саш, а это что, лес? Ты мне не сказал.
Я вспомнил про кабанов. Я знал что в этом массивчике есть волки.
Т — Ты, как всегда, надушилась в пух и прах!
И как всегда я думал не о том. Беда пришла с иной стороны.
С — Саш, вот не зря что-ли тебя звали железным дровосеком! Да я ни за что не поверю чтоб ты не засадил своей Леонночке хоть пару раз! И мне всё … льёшь как из ведра.
И — 6 ???!
М — Мы что, дома не накувыркаемся?
Т — Так ты же сама меня тащишь по гостям-тям!
Я — Я? Тебя!? Да в этих брошеных домах уж и крыс-то нет!
И как только мы вошли в лес я вдруг понял, что меня не хватит. Я никогда ещё не испытывал счастья от сексуального истощения. И во перво опыт. У меня не кружилась башня, ещё не заплетались ноги. От ходьбы и холода я начисто протрезвел. Но странная штука; в голове вдруг возникло ощущение цифры шагов. Сколь я смогу ещё ступать вперё. Не с точностью до одного, но вдруг стало ясно что пройти версту нереально. Каждый новь шаг я ступал в бездну. Пустая затрата. Вертикаль. А я точно знал, Ларису придётся нести. Не всю путю, а там где непролазная грязь, глубокие лужи. Сберечь хоть 1 па! Но! одну пару ног.
Я вдруг моментами стал находить что сдуваюсь как воздуш шарик. Я даже попробовал рукой лицо. Если правда, лицо должно сморщиться, или пожелтеть. Я знал за собой эту глупость; закатить своё переутомление до того чтоб до обморока оставалось шаг шагнуть. Но так ухайдакать-цать удалось в первый раз. И я не надеялся на свою даму. И назад пути нет. Наоборот весь пузырь-ответственность на мне. И не лишь потому кто каш заварил. Ведь чуть-чуть дипломатии, или до утра подрежь глупь, детскую гордость и хоть не спавши переждать в доме у Леночки. И всё страшный в своей бесконечности максимализм из скифье-викингс прошлого великих пофигистов и воинов. Наш поход ничем не отличался от похода к чёрту на кулич. Лариса не знала вообще ничего и только была счастлива что рядом с тем, кого она, с её же слов, любила больше жизни. А я знал лишь вектор и количество, весьма и весьма примерно, вёрст пути. И что с вектора ме-ме-ня-ня сбить невозможно.
Она уже шла босиком и не жаловалась на ледяную грязь как после первых босых ступ.
С — Саш, я с тобой не боюсь, но может … мы вышли в путь не совсе того, трезвые. Може всё-тки вернёмся на гальфафит, тьфу! асфальт?
П — По асфальту ты тоже пойдёшь на платформе?
П — Почему, так же босиком …
А — А ты знаешь что асфальт и наждак одно и то же? То есть через полтора-ста шагов ты угробишь свои изумительные лапки.
К — Как это?
П — Подошва превратится в сплошную мозоль …
И — И что? Только поэтому! А я пойду в следках …
У меня уже нет сил смеяться. Я уже и не догадывался.
У — У нас есть что-нибудь пожрать?
Т — Ты хочешь есть? Нет! Кажется у меня была пара котлет, тьфу!
Кафет. Шоколадных. Сейчас я пороюсь в сумочке.
Т — Только пожалуйста, отойди от лужи! Если мы их уто-попим, придётся ночевать …
Е — Есть-есть-есть! Ура! Даже вот три-четыре! Не-не-не! Я не буду меня и так тошнит. Шоколад этот … гад!
Я отобрал у неё всё вместе с сумочкою и съел одну конфету.
С — Саш, ты что? Выплюнь фантик, подавишься, милый!
  Но мне было не до фантиков. К тому же она не видела, что я ободрал «Кара-Кум-ину» прямо в сумочке, боясь грохнуться у моей стальной леди прямо на глазах.
С — Саш, а ночь-то каково-во чудо! Я и не видела что Луна! А нынче ведь полнолуние!
Ч — Что Луна что ты обе-сучки-дурочки!
Я — Я знаю-знаю, ты б и Луну оттрахал! Вот бы достать … Саш-Саш а что это там? Точки какие-то. Кажется они шевелятся. И даже бегут!
И я услышал близкое хрюканье. Хорошо что кабаны.
Н — Не волнуйся, дорогая, там где кабаны волков быть не может.
Лариса вытаращила на меня и без того огромные цвета каштан-ночь очи, но ничего не сказала, прикрыв губы рукой. И в свете Луны я увидел что её левая ладошка в грязи. Это значит что она уже цеплялась рукой за ступни. Мы прошли не больше 4-5 км.
О возвращении я и не думал. Зная характер милой, я знал и то что если я и затащу её в дом силком, она будет скандалить и драться до тех пор пока не рассветёт. Пока вся её незначительная одёжка не превратится в лохмотья. И как бы утром не такси, а не пришлось бы вызывать скорую помощь. Бесстрашие и помешательство для моей Ларисы одно и то же.
Н — Ну, отдохнула? Надо идти, а то замёрзнем. Луна, туч не видать. Будет ещё холоднее.
С — Саш, а почему эти чёрные пятна такие разные?
Т — Тут наверно две свиноматки с поросятами. Выводку месяца три-четыре, поэтому одни больше, другие поменьше.
В — Всё-то ты знаешь, профессор …
Ж — Жалко что вот у профе-профа-профу нет хоть пары сапог!
При всех своих недостатках, а иногда мне казалось что из них лишь она и составлена, Лариса сумасшедшая мама. Из тех русских женщин что не ведают страха. А уже моя мама рассказывала легенды о преданности Л … мне.
В лесу стало несколько теплее и на удивление дорога лучше чем в поле. Нет луж. Не сушь но идти можно, ноги не разъезжаются. Но, я уже отошёл. Колея шла под уклон. Едва заметно, но …
Наверно долго мы шли до первой огромной воды. Озеро открылось сразу после очередного поворота. И хоть я уже почти не страдал от голода, мне казалось что эти вероломные повороты с перспективой бесконечности заканчивались визгом.
Л — Лариса, я тебя умоляю! Не лезь в воду! Нет, не простудишься, но если растянешься, дальше мне придётся нести ещё полтора ведра воды плюс к твоим пятьдесят шести килограм. Не считая того что и меня ты уделаешь как Бобик грелку.
А — А если мы вдвоём растянемся, это будет уже три ведёрка?
Е — Если растянемся, да!
А — А почему мы не можем идти по краю, по бровке. Там есть такая полоска.
В — Вот с этой плоски и всего верней спикировать. Грунт рыхлый и ещё подморозило. С бровки лужа идёт в глубину. Как с горки, понимаешь?
Я б мог её нести на одном плече. Лариса не субтильная, но крайняя степень миниатюры.
С — Саш, ну верхом как-то стыдно! Просто возьми на руки и всё!
О — Особенно заразительно будут ржать маленьки поросятки! Если я возьму тебя на руки, я ничего не учую-не-увижу впереди. Забирайся как сказал. К тому же так легче сохранить равновесие.
Т — Ты это специально меня сюда завёл, чтоб избавиться навсегда!
Разве нормальные люди тут ходят? Теперь-то я тебя понимаю! Блондинка! Да я одной её сиськи не стою! Одной ягодицей всь Пукин-Пушкин застит! А какие у неё ресницы! Мелом-серебром выведенные. Я таких и не видывала! Длинные, лохматые как грива …
Я — Я счас тебе язык вырву! Ночью, пьянющая, она рассмотрела!
Д — Да я видела её в Ленинграде! Ещё не знавши! Что ты трахаешь! Я чуть не села на асфальт! Её хвать за звезду и на Ленфильмус срочно! А ты её в Глумицах как последнюю курицу щипать!
П — Послушай, Кларуша! А ты не подумаш что одна без меня ты со своими таксистами околела б скорее и пострашней! Я для чо ту с тобой?
А — А тебе что? Один труп больше, один меньше-больше?!
К — Когда мы придём домой, тебе будет очень стыдно! И потом; эт ты верхом у меня на плечах а не наиборот!
И — И сколько этих луж ещё будет? Мне так весело и тепло ехать!
Я — Я об этом не подумал. Радуйся, не только лужи. Придётся ехать на мне и по асфальту.
Т — Так мы всё-таки выйдем когда-нибудь на асфф?! Фа … ! ура!
П — Перед Гатчиной …
С — Саш, а Саш, мы с тобой как партизаны, тикаем от фрицев! Да?
Д — Да, точно, партизаны! Во домой придё и на пяльцах вышивешь два ордена! И сама будешь потом носить!
А — А как же ты? Ты-то без ордена! Ах-да! Коням орденов … Так это ты меня во всём виноватой!?

Я не помню, не озирался, какими героями мы вышли на мёрзлый асф асфальт. Было уже утро. И мы прошли только по воде километров десять. И спешившись вдвоём действительно было как-то легче. И трёх-четрёх её конфет как раз хватило на то чтоб выйти из леса в последнее под Гатчиной поле. И мы увидели в пасмурстве, в свете утра зло сияющий лоск большой дороги. Наверно Лариса устала больше меня. И у неё нет с сил. Улыбка, ул получалась но только если удалось поставить лицо прямо и только следы не убиваемого в женщинах материнства. Хотя это я её нёс почти треть пути.
Примерно прикинув часы в дороге, я допёр, что при всех остановках и очень малой скорости продвижения мы продефилировали от сорока до сорока пяти километров. И с благодарностью вспоминались дома, штук наверно пять или семь, по одному и по два рядом и ещё с неизвестно как оказавшимися рядом горящими в ночи фонарями.
И Ларис-Кина Луна … на-на-на!
С — Сащ, кажется я одноногая. Я убила одну ногу!
  Как только мы вышли на асфальт, она наступила застывшею пяткою во всю силу на острый кусок щебня. Кожа цела, но не наступить.
К — Куда ты смотришь? Сучка крашеная!
Когда добрались до Пушкина, оказалось что она разбила пяточную кость до трещины. Это равносильно тому что женщина сломала ногу.
Когда вперёд замаячи огни города, нас подобрал Волосовский автбс. Лучшего и большего счастья придумать нельзя. Они остановились сами. И это был не пассажирский автобус. Мы уже не могли говорить. И нас не стали расспрашивать. Довезли до электричек.