Жил Володька в небольшом поселке Красноярского края с рождения, а таком ещё говорят «глушь лесная». С райцентром и городом связывал железнодорожный путь, расстояние - ночь в пути. Единственный поезд, который прибывал вечером, следовал ежедневно. С каждым годом численность населения посёлка уменьшалась. На улицах всё чаще сиротели дома, черные окна уныло оглядывали прохожих. Слабо пульсируя, протекала жизнь на таёжной земле.
Сверстники Володьку обижали всегда. Кто из-за злого сердца, кто от скуки. Володька зла ни на кого не держал, сносил все подзатыльники, насмешки и ко всеобщему удивлению тянулся к сверстникам, по-детски любил их.
Петрова коренастого мальчишку, рыжего, со светлыми бровями, толстыми щеками любил за силу его. Толкнет так, что долго ноет плечо, ударит, жди синяка.
Семечкина Володька любил за его «светлую» голову.
- Как говорит! Ответит. Добавить уже нечего, - хвалил дома матери.
Семечкин первым Володьку не задирал. Если только, кто из ребят вздумает смеяться, бросит колкую фразу на смех класса. Впрочем, Володька считал Семечкина за друга. Они и в школу вдвоем ходили. Жили в двухквартирном доме, «через стенку». Семечкин любил разговаривать с Володькой, но в классе предпочитал держаться от него подальше. Выходило так, что вся их дружба умещалась в разговоре от дома до школы. В утренних разговорах Володька не был скован, порой сам шутил. В памяти всплывало множество историй, которые на перебой тараторили мальчишки. В выходной день бежал Володька к Семечкину, пока тот куда не ушел. В редких случаях заставал его дома.
С Ивановым Володька близок не был. В классе старался, как и все смеяться над его шутками, чтоб тот не обиделся. Иванов слыл первым балагуром класса. Всех насмешить, да позабавить. Чаще всего он организовывал «незаконные мероприятия» в классе. Мастерский затейник, «черный кардинал» - Иванов, тенью слонялся за Петровым, пытался подражать, да духа и силы не хватило. Пришлось остаться при своем деле – задирать и высмеивать. Благо Петров всегда рядом.
Ребята в классе с Володько й не дружили, но и не отталкивали. Среди сверстников мальчик выделялся: молчаливый, при разговоре расползался в улыбке и прятал глаза.
Володькина мать вздыхала:
- Не от мира сего. Сломается или закалится, а может простачком и останется. Душенька мой, голубчик… Крылышки тонкие, куда ему взлететь, так хоть бы рядышком оставался, от тепла моего греться.
Опекала мать Володьку безмерно. Долгожданный сын, рожденный на сорок третьем году. Маленького не спускала с рук, а как начал подрастать, все цепляла за руку и вела рядом: чтоб не споткнулся и не упал; собака за ногу не схватила; издали слышался звук мотора, не дай бог беда.
Отец Володьки слыл «чудаком», будучи по детски наивным и совершенно безобидным. С домашними и на людях больше молчал. Единственное к чему лежала душа – это книги. Любил уйти в комнату, закрыть за собой дверь и читать, пока сон не нападёт, или проснётся зверский аппетит. Звали его Александром Александровичем, жена ласково шептала «Сашенька». Во время ссоры, дрожащим голосом, чуть повысив тон выдавливала «Сашенькасашенька».
Александр Александрович был высок, с детских лет страдал от полноты. Физически слабый, избегал физических нагрузок. Ссылаясь на плохой сон или высокое давление, направлялся в свою комнату, брался за книгу и долго читал. Его забавные седые волосы доходили до мочек ушей, небрежно закручивались в разные стороны. Когда смотрел в зеркало, ругал их по доброму:
- Вот не послушные, хулиганы…
Работал Александр Александрович в школе учителем русского языка и литературы, более пятнадцати лет. В один из дней пришел домой и объявил жене:
- Злиться на них не смею, а они и вовсе слушаться перестали. Научить не выйдет! Заявление сегодня подал.
Директор школы с Александром Александровичем расставаться не пожелала. В коллективе его уважали и ценили, прозвали «ходячей энциклопедией». О прочтенных произведениях Александр Александрович мог рассказывать часами, воодушевленно. Глаза святились, на лице сияла юношеская улыбка. Коллеги дивились, считали «не приспособленным к жизни». Интересоваться окружающей реальностью Александр Александрович забывал, жил в мире «бурных страстей, нереальных сюжетов, вечных приключений». После того, как директор школы предложила перейти в школьную библиотеку, Александр Александрович воссиял:
- Это лучшее! Самое лучшее событие, которое могло произойти в моей жизни. Представьте себе, только, какую пользу я смогу принести школе. Самую настоящую пользу. Не просто кричать стенам о произведениях великих классиков, нет! Теперь я на месте, при деле. Я снова хочу ходить на работу утром, как тогда, когда я пришёл в школу молодым учителем, после института. Я снова молод! Смешно, конечно, звучит! Но планы мои грандиозные! Желание безграничное!
Володька любил отца. Унаследовал от него любовь к книгам. С нетерпением ждал большие перемены, провести в библиотеке, где царит тишина и особый запах – запах книг. Особенно Володька любил сидеть на отцовском стуле, старом, деревянном, крепко стоящем на ножках. Качаться было строго запрещено, чтоб не расшатать ножки стула. Лежащая на стуле старая, затертая, вязанная подушка, придавала стулу таинственности и делала его уникальным. Где сыщется еще такой стул? Отодвинув тяжелый стул, забирался на него Володька. Рассмотрев, не появилось чего нового на столе отца, брался за жестяную банку из под кофе, которая была наполнена ручками, цветными карандашами, остро наточенными.
Володька зачитывался Жюль Верном. «Капитан Немо», «Дети капитана Гранта» перечитывал неоднократно, находясь под сильным впечатлением. По детски фантазируя, он грезил мечтой о море. Думая о море, начинал «торги» сам с собой: «Пусть только один разочек и один день, пусть одну минуту. Хоть зажмурить глаза и в щелочки посмотреть. Каково это высокие волны и морская пена. Ох, а если зайти в море и к тебе тут же подплывут сотни рыб, пожалуй это страшно».
Плавать Володька не умел, даже «по собачьи» совсем не выходило. Становясь старше, начал стесняться учиться. Все жители посёлка в летний зной приходили на маленькую речушку, неглубокую с узким руслом. Только к осени вода застаивалась, начинали цвести водоросли. Но это особо ни кого не расстраивало, ведь после Ильи дня купания в реке прекращались. А короткое сибирское лето - настоящий рай! Возле водоема порой «яблоку негде упасть».
«Море, оно теплое, ко всему и соленое, - представлял мальчик, - Ох, а если зайти в море и сразу поплыть, чтоб не стоять в воде привыкая, броситься на волну. Плыву, а тут дельфин, скат…ох, скат это пожалуй страшно. Пусть лучше одни дельфины».
После Володька решал, что минуты пожалуй вовсе не хватит, да и с глазами нужно открытыми, а не сквозь пальцы. Вот если минут десять или до получаса, это куда лучше, посмотреть и насладиться. Еще следует попробовать на вкус, правда море соленое или это чья-то выдумка. А пока о море приходилось только мечтать, Володька сидел в библиотеке, перебирал в банке цветные карандаши. В это время зашли Петров, Иванов, Семечкин (последнее время его всё чаще замечали с Петровым) и девчонки Юличка с Кошкиной.
Да, о Кошкиной мы не сказали ни слова. Девочкой была умной, внешне дурнушка. Всегда собирала волосы в хвост, из которого выпускалось три засаленных волоска. Нос тонкий, с замысловатой кнопкой на самом кончике. Когда улыбалась её рот расползался в широкой улыбке, обнажая кривые зубы. Зубы росли плотно, из-за чего вывернулись в разные стороны. Худенькие плечи торчали кольями, ноги худые, как куриные лапы. Для того, чтобы скрыть недостатки, Кошкина носила широкие штаны и свободную блузку, доставшуюся от старшей сестры. По верх блузы надевала черный жилет, который хоть как-то скрадывал её острые, широкие плечи. Петров по началу цеплял, дразнил девочку, да резко успокоился. Кошкина была ужасной ябедой, жаловалась и доносила о всех проказах Петрова. В то же время Кошкина являлась одной из лучших учениц класса, и Петров зависел от нее – просил помощи в учебе или списать домашнее задание. В знаниях уступала Кошкина только, что Семечкину, за что люто ненавидела его. Когда Петров оставил в покое Кошкину, на смену пришел Иванов. Кошкина стала центром насмешек. Иванову, в делах высмеять одноклассника, не было равных. При случае он кричал на весь класс:
- Да она не Кошкина, а дохлая собака.
Ни долго Кошкина сносила насмешки одноклассника, на этот раз ей повезло. Одноклассница Маша Трубкина, подружка фаворитки класса Юлички Елкиной, уехала в город. Елкина осталась одна, к ней и прилипла Кошкина. С влиятельной подругой Кошкиной, Иванову отношения портить не хотелось, за одно с бабушкой Елкиной – директором школы.
Юличка, в отличие от своей новой подруги, в знаниях сильна не была. Только что упряма и настырна, добивалась успеха заучивая уроки. Если этого было не достаточно, спасал авторитет бабушки, и Юличка ниже четверки ни получала. При первом непонравившимся слове рыдала, привлекая внимание. Большинство сверстников ее не любили, но молчали. Юличка всячески пыталась показать важность своей детской, но уже личности. Белые до пояса косы украшали яркие ленты. Большие глаза сверкали огоньками. Она старалась держаться от всех особняком, демонстративно показывая – мнению большинства не подвластна. После побед, ехидно улыбалась. С расчётом, по взрослому смотрела на жизнь. Ко всеобщему удивлению, Юличка сдружилась с Кошкиной, они отлично ладили.
Для Володьки Юличка была самой недосягаемой мечтой, даже мечта о мире уступала детской, наивной любви. Он не мог смотреть ей в глаза, украдкой, со стороны любовался девочкой. Заговорить вовсе не смел. Это была его первая, детская, наивная и глупая любовь. В сердце Володька грезил мечтами, хранил её «ангельский» облик, но в то же время и представить не мог, что эталон его обожания, сможет снизойти до того, чтобы вместе пойти со школы или совместно сделать уроки.
Володька увидел ребят и расплылся в улыбке, после опустил глазами на стакан с цветными карандашами. Петров начал ходить по библиотеке рассматривая портреты великих писателей. Кошкина прошла последней, закрыв плотно дверь. Семечкин сел на единственный стул. Все ребята молча стояли, уставившись на Петрова. Тот ходил по кругу, по небольшой комнате библиотеки. Не заставил себя ждать:
- Ну, че Вовка, - развязно начал он, растягивая каждое слово, - сторожишь?
Он громко набрал во рту слюней и плюнул на портрет, который висел ниже остальных, слюна начала медленно стекать. Иванов громко засмеялся, девчонки сморщили свои лица и отвернулись. Володька кивнул головой, не поднимая глаз.
- По Юльке все сохнешь? – неожиданно нахально вылепил Петров.
Володька вскочил со стула, открыв рот, беглым взглядом окинул ребят. Ребята переглянулись и рассмеялись. Под ногами у Володьке пол зашатался, щеки вспыхнули. Еще чуть-чуть рухнул бы на пол, если не громом пронесшийся рев Иванова, заставивший прейти в себя:
- Кошкину люби, живите вместе в будке, - заорал он, - Кошкина, че пялишься? Будешь Блохина, Кохина-Блохина, - давил из себя смех, словно в припадке, - чё, жизнь ваша жестянка, тухлявую в болото. Вован с кошарой вместе, рожают бегемота.
Его шутки понимал только, что Петров. Вдвоём не прекращая смеялись. Володька уже ни кого не слышал, смотрел в пол, тело окаменело.
- Папаша твой где шарится? - все так же развязно, сказал Петров.
- Па-аа-папа, - заикаясь начал Володька, - А-Алекса-сандр Алекса-андрович в столовой, придет.
- Конечно придет, сначала все утрамбует в брюхо, - снова заорал Иванов, - придет и засопит в своей библиотеке.
Все засмеялись, Володька по-прежнему стоял опустив голову.
- Запыхтит, - Иванов стал ходить изображая Александра Александровича, - уф-уф-фу-фу-уу, - дул щеки, издавая звуки, - пузо туда-сюда, а он все уф – фу уууу-уу-фу-фу-уу. Что вам ребятки, кни-и-и-и-жачку, это я мигом подам. Все сам подам, сейчас - сейчас, а пожалуй не подам, возьму и сожру все эти книги, уф-фу-ууу-фу. Сожру, сожру! Эту точно сожру. А когда все сожру, тебя сожру. Кошкину не стану жрать, костлявая.
Все смеялись, громко, развязно, запрокидывая головы назад. Ни чего не стоит высмеять одного мальчишку, который при разговоре с трудом поднимает глаза. Беззащитность робкого человека, подзадоривает и развязывает руки.
- Перестань, ну в самом деле, - просмеявшись сказал Семечкин.
- Цы-ыыыц, смешно же показывает, - заступился за Иванова Петров.
Володька хотел сгинуть, провалиться. Щеки горели все сильнее и сильнее, жар расползался по телу, лицо пошло красными пятнами. Обидно было за ребят, которые плохо думают и говорят про отца. Когда смеялись над ним, было привычно – всего-то молча улыбаться и прятать глаза. А сейчас другое! Первый раз в жизни Володьке захотелось закричать, прогнать, схватив за руки, вытолкать обидчиков. Закрыться в библиотеке и зарыдать. Он не мог так поступить… оставалось стоять опустив голову, по-прежнему молчать. Слеза не могла скатиться по его щеке, застыла в глазах. Володька оцепенел. Что-то надломилось в нём: поселилась злость и печаль, рождённая под смех и радость обидчиков.
Володька не видел лиц. Слышал смех, топот, крик. Слова не воспринимало сознание, единый поток звука, бил в перепонки ушей. Какая-то сила толкнула Володьку. Подняв глаза на Юлечку, заметил, как она восторженно наблюдала за Ивановым. Лицо искаженное улыбкой, ему стало несносным. Губы девочки расползались все шире и шире по лицу.
Иванов вошел в роль. Со стеллажей на пол полетела одна за другой книга, со словами:
- Сожру, моя прелесть. Всё переслюнявлю!
Система Володькиного мышления дала сбой, преломился главный колёсик механизма. Кончилось то, что называют терпением и наступил тот самый предел. Володька выскочил из-за кафедры. Неуверенно закричал, поступал так в первый раз. Бросившись на Иванова, ладонями начал хлестать по лицу. Бешеная сила рук Петрова откинула Володьку, не устояв он полетел на пол:
- Ошалел, - заорал Петров меняясь в лице.
Смех прекратился. Все стояли в ожидании.
В коридоре послышались шаги и тяжелое дыхание грузного человека. Александр Александрович приближался к библиотеки. Володька не чувствуя боли, вскочил с пола и пустился прочь…
***
Володька выбежал со школы в горячке, в бреду. Столкнувшись с учителем химии, не обернулся, побежал дальше. Удивленная и растерянная, молодая учительница, молча посмотрела в след. Выскочив из-за ворот, пустился бежать с крутой горы в лес. Камень угодил прямо под ногу, он споткнулся, но устоял и продолжил бег. За поселкам шла железная дорога, по ней выходило короче до места, куда решил спрятаться Володька. По поселку бежать было не разумно, заплаканное лицо вызовет подозрение, остановит кто-нибудь из взрослых. Ноги сами вели под мост к реке. Осенью на реке безлюдно. Хотелось укрыться от глах. Перебежав железнодорожный переезд, пошел пешком. С моста вёл крутой спуск, крупные камни, посыпались вниз.
На берегу Володька упал в высокие кусты травы. На реке ни кого ни оказалось, все как и предполагал. Тяжело дыша, лежал без движений, в момент всхлипывания тело вздрагивало. Назойливая мысль, мухой крутилась в голове, поедала изнутри.
- Папочка, мой добрый папочка, - шептал Володька, боясь нарушить тишину, которая его успокаивала, тихий шелест воды.
Володька засыпал, он видел море, голубое-голубое, и совсем не видел берега. Надвигались тучи, море чернело и грянул пронзительный гром, он дернулся во сне и проснулся. Вскочив с травы, схватился за голову, раскалывались виски, голова была «тяжёлая». Держа голову руками, лег на прежнее место, сразу провалился в глубокий сон. Снилась школа. Володька зашел в класс, одноклассники не были похожи сами на себя, на их лицах застыли злые нарисованные улыбки, такие как рисуют клоуны. Единожды Володька был в цирке. Тогда они с матерью приехали на приём к врачу в Красноярск. Город показался Володьке огромным. Столько незнакомых ему людей, первое время он пытался каждого рассмотреть, не давала покоя мысль - куда они все идут, спешат, знакомы ли они, бывают друг у друга в гостях. Нескончаемый поток машин пугал, в то же время приводя в восторг. Хотелось рассмотреть витрины магазинов, прочитать вывески. После приема врача, оставалась уйма времени. Тайком в туалете поликлинике, мать подсчитала скопленные деньги (боялась, что непременно наткнется на бандитов, а там жди беды).
- Бог с этими тряпками! Без спортивного костюма ты обойдешься, еще с прошлогоднего не вырос, а халат мне и вовсе не нужен, заштопаю старый, куда мне наряжаться! Володька, пошли в цирк? – глаза матери горели.
Тогда Володька увидел клоунов, вдоволь насмеялся. Только сейчас во сне, было иначе, совершенно не смешно. Ребята с одинаковыми лицами сидели за партами. Когда вошел Володька ни кто его не заметил, он точно невидимый прошел и сел за свою парту. В этот момент ребята запрокинули головы и разразился жуткий смех. Поднялись из-за парт и начали ходить, заглядывая друг другу в лица, Володьку по прежнему не замечали. Смех не смолкал, а становился все громче. Володька закричал, смех усилился. Сон был настолько реальным, что проснулся Володька от собственного крика. Он сидел и кричал, из глаз катились слезы. Долгое время не мог прийти в себя и понять, где находится, как сюда попал. На улице уже стемнело. Володька встал, голова раскалывалась, тошнило. Он подошёл к реке, замер, прислушиваясь к природе. Вода тихо журчала, память восстанавливала действительность. Он помнил все, за исключением, как сюда пришел.
Вечер был чудесный, теплый и безветренный. Природа затихла, ждала ответа «Любить или ненавидеть?». Володька затаился, молчал. Он - маленькая песчинка, камушек на берегу бушующего моря. Провинциальный мальчишка, которого волны ещё не раз бросят на скалы. Сейчас его посёлок – целый мир, в который ему предстоит вернуться, жизнь потечёт своей чередой. Глубокая провинция – пройдет не много времени и этот посёлок перестанет существовать. Но для Володьки он останется – жизнью, которая будет существовать в его памяти.
Умыв лицо, Володька впервые за день задумался о родителях, они не первый час ищут его, мать в слезах и истерики. Необходимо скорее вернуться домой. Володька шёл медленно, хотелось, как можно дольше оставаться одному. Уже совсем стемнело. Володька почувствовал, что начинает замерзать, тело дрожало. В дали он увидел двух полных людей, бежавших ему на встречу. Володька узнал родителей.
***
В школу Володька проснулся раньше обычного. Настоял идти одному. Дорогой не спешил, всё думал. В класс зашёл со звонком. Ребята смотрели искоса, но молчали. Иванов скривил недовольное лицо, но не сказал ни слова.
Шел обычный день, начинался урок. Володька сидел задумчивый, сдвинув брови, по лицу скользила грусть.
В класс прошла учительница, всё пошло своим чередом:
- Здравствуйте! Садитесь. Открываем тетради записываем…