Домой, скорей домой!

Станислав Климов
Конец сентября начало октября, все длиннее ночки, короче деньки, больше усталость, меньше сил. На утренний радиосеанс с диспетчером в рубку приходят, походу, все, даже те, кто в течение навигации никогда и не приходил, пусть и из любопытства. А здесь оно распирает до «не могу», до боли в желудках, до коликов в ногах и суставах. Всем хочется услышать это долгожданное «Путейский -…, выдвигайтесь в затон, срок два дня, идут большие похолодания». И что тут начинается, уму не постижимо, глазам не ведомо: все больные и притворяющиеся ранее  резко выздоровели, все смурные и грустные тотчас повеселели. «Ноги в руки» и все на палубу, обледенелую скользкую палубу, собирать эти самые монатки, а точнее, вытаскивать из береговых схронов мешки с рыбой и мясом, ведра с ягодой и грибами, быстро снимать сушившиеся на деревьях сети и другие рыболовные принадлежности! Хорошо еще, если не поломают себе чего, бегая впопыхах по ней, сердечной, замороженной ночными холодами, да обледенелой, как деревенский каток после заливки.  Хорошо еще, если кока, ушедшего за последними грибочками к обеду, не забудут. А то, ведь, могут, ребятки, на мажорной ноте, позабыв все предостережения прогноза погоды и в высокой эйфории, взять да и отчалить от берега, да поддав полного газу чадящему движку, помчаться на всех порах до дому, до затону. Хорошо, если желудки быстро кушать захотят, тогда крикнут в каюту кока, что пора бы на обед собирать. А его, кока-то и нет, вот хохма!

Ну, да ладно, сети собраны, мешки с ведрами на палубе, «отдать носовой!», «полный вперед!» и бегом домой. Какие там встречные волны, какой там ледяной ветер, какая там скользкая палуба и холодная рубка. Какой там не вкусный обед и вчерашние котлеты, домой идем, домой! Бакена и створные знаки забыты, дорогу знают хоть ночью, хоть с закрытыми глазами, хоть без прожектора. Сразу включаются все навыки, даже те, которых и не имел сроду. Во как зацепил диспетчер, как давно они этого ждали, хотя и знают все навигационные сроки и дислокацию транзитного флота на своем участке и на своей реке. Знают, стервецы, а по барабану, устали и все тут! Сразу вспоминаются все неинтересные и до чертиков надоевшие старые байки и анекдоты, слышимые сотни и сотни раз в этой же самой рубке, за этим же самым столом кают-компании. И, ведь, слушаются с удовольствием, и хохочется от них, как в первый раз слышится. Удивительно, но факт!

- А помнишь?.. – заливистее прежнего журчит голос матроса, вспомнившего какую-то старинную флотскую байку и всех разбирает нешуточный смех.
- А расскажи-ка, Петрович… - и опять хохмы в рубке вперемежку с плотным и едким сигаретным дымом да под горячий чиферок из старых побитых эмалированных кружек.
И рот не закрывается у веселого старпома, и уши не пухнут от дыма у некурящего моториста, и… вообщем, шумно и весело, как в самом начале не продолжительной, вроде бы, навигации…

Все хорошо, но не все же участки так близки к родному затону, как хотелось бы, увы, не все. Кто-то прибежал за световой день и уже обнимает жен и детей, отцов и матерей, а кому-то пару тройку дней спускаться на волнах с участка или подниматься, превозмогая течение, вот тягостно. И дают капитаны газ до отказа, и идут в кромешной темноте, по звездам и без оных, при  луне и в ее отсутствие, знатоки и только. А ночки так тягостно длинны, быстрей бы рассвет замаячил, скорей бы Алдан проснулся и слегка показал береговые очертания, скорей бы. И опять ручку газа до упора в стенку рулевой колонки. Можно было бы, в два раза больше дали оборотов, как хорошо, что есть ограничения, а то, ведь, тормоза отказывают, как домой хочется. Сколько еще поворотов впереди, почему течение так сопротивляется, что жуть? Да и хлам, зараза, бьет по бортам, того гляди и в винт залетит, вот тогда будет «бабушка и Юрьев день». Будет и затон, и премия за безаварийно оконченную навигацию. Пиши объяснительные и отбрехивайся, что «бес попутал», не заметил, он нечаянно вынырнул. Да еще придется другой теплоход посылать, а она, команда-бедолага, воду слила и по домам барахлишко развозит, не до тебя им. И будут они нерадивого капитана клясть, на чем свет стоит. Не думают же, что могли бы сами в такой же ситуации очутиться. Да ладно, всякое бывает, лишь бы без жертв со стороны «мирного населения» и ущерба государственному имуществу.

Поворот, еще поворот, появились очертания разноцветных крыш домов и телевизионной антенны, дымящих черным дымом котельных труб и прибрежной полосы. И вот он, родимый высокий берег Усть-Майский, домики на набережной, лодки под моторами, еще не вывезенные с берега самыми ушлыми горе-рыбаками камикадзе, страждущими между первых льдин поколесить на них, быстроходных и шустрых посудинах алюминиевых. Ба, а кто-то хоромы новые соорудил за лето, ба, а какая-то лодка красивая и новая с мощным мотором. Вот так покатаешься навигацию и самое интересное пропустишь, жизнь так Алданом и проплывет мимо, не заметишь. Ба, а это что за здание под белым сайдингом стоит. Ничего себе, строят же люди, армяне, поди, их профиль, значит, скоро будут трещины, как всегда, раз так быстро соорудили. Настроение все лучше и лучше, хвори все дальше и дальше, тепло очага все ближе и ближе, поцелуи Любимых на щеке все отчетливее и отчетливее, эх, не терпится обнять и поцеловать, а лучше… потом будет лучше, надо сначала дойти до затона, да отмыться от мазуты и грязи, а то жена не примет.

И давай, капитан, гудок посильнее, домой приехали, встречай нас, родной затон, батька начальник мастерских со своей береговой командой, сварщиками да плотниками, сплетнями новыми да байками, приобретениями и потерями. Убирай, диспетчер, свою радиостанцию подальше до следующей навигации, отдохнем от голоса твоего, грозного и надоевшего до чертей. Все, в затон зашли! Ура, навигации абзац, абзац!!!