Котель Маарави.
Проснулась с какой-то необъяснимой внутренней тревогой. Попытка проанализировать свое состояние ни к чему не привели. И лишь потом, собирая кофр, укладывая в него объективы, я поняла:я боюсь остаться одна у Стены Плача. Откуда-то появился страх вторжения в очень личное-молитву. А, ведь, сегодня Песах и мы идем к Стене Плача.Место это удивительное, ее еще называют Западная Стена, сами евреи называют её Котель.
Когда-то, очень давно, для строительства Второго Храма, стремясь расширить площадь Храмовой горы, построили эту подпорную стену, чтобы не осыпалась почва, сделана стена была особым способом, с уступами, хотя и без раствора. Почему Стена Плача? Потому что она явилась оплотом надежды еврейского народа на восстановление разрушенного 2000 лет назад Храма, все молитвы, все тяготы жизни несет этот маленький народ к этой Стене. Она сложена из огромных камней, где-то 1х1,5 метра, в щели между камнями страждущие люди кладут записочки с просьбами к Нему. Перед праздником щели тщательно очищаются, записки хоронят на ближайшем кладбище, так делают каждые два года.
Молятся у Стены отдельно мужчины и женщины, а это значит, что мои товарищи будут на мужской стороне, а я на женской. Без моральной поддержки я не очень уверена, что смогу снимать молящихся, ведь, на мой взгляд-это очень интимное дело-молитва. И я, человек в высшей мере тактичный, не очень представляла, как я буду это делать. Вот отсюда моя неуверенность и тревога, посетившая меня с утра.
И вот мы у Котеля. Я растерянно стояла на площади, вымощенной тем-же белым камнем. Все вокруг было залито ослепительным солнцем, мимо , во всех направлениях спешили люди, особенно экзотично для меня выглядели ортодоксальные евреи-хасиды. В больших меховых шапках, черных одеждах, они были похожи на массовку какого-то исторического фильма.Мои друзья уже вовсю работали на мужской половине у Стены Плача, а я все еще боролась со своим дурацким состоянием. Потом я все-же уговорила себя написать
какую-то просьбу на клочке бумаги и записку вложить в щель Стены. Это, принятое мной, решение было маленькой уловкой, ведь я не шла снимать и мешать молитве, а я ,так-же как и все, была жаждущей и страждущей, а снимать или нет-там посмотрим. И вот я стою у Стены. Глажу её рукой, она шершавая и теплая, на уступах её сидят белые голубки, маленькие, но очень красивые.Все люди вокруг меня заняты молитвой. Вот две девушки молятся истово,;раскачиваясь в такт молитвы. Вот еще девочки лет тринадцати, закрыв лицо новыми одинаковыми молитвенниками, словно учат урок.
Дамы сидят на белых пластиковых стульях, молятся долго и обстоятельно. Дети, устав, ложатся на плиты или калачиком сворачиваются на стульях. Я ,сняв несколько кадров, положив записку в щель Стены и привычно изложив Богу свою немудрящую просьбу:чтобы все были живы и здоровы, пятясь, ведь спиной поворачиваться нельзя, покидаю молельную территорию стены. И тут меня нагоняет какая-то активная женщина и возмущенно на иврите начинает требовать от меня что-то. Жестом показываю, что не снимаю и не собираюсь этого делать, но она идет за мной, громко крича. Я отдаляюсь, хожу кругами, но она, продолжая меня преследовать, не может никак угомониться. Удивительно, что вокруг снимают все, даже сами ортодоксы, мне становится досадно. Я понимаю, что мое предчувствие меня не обмануло и день не задался.Наконец женщине надоело меня преследовать и она исчезла так-же быстро, как и появилась.
Молитва была в разгаре, у Стены на мужской половине было самое интересное. Вплотную у Стены белели сугробики накидок молящихся -это Коэны. Ритуал называется "благословение Коэнов", молящиеся снимают башмаки и при помощи помощников левитов производят омовение рук, затем, накрывшись таллитом( белое покрывало из хлопка) произносят молитву.
Я снимаю то, что досягаемо для меня и впервые в жизни сожалею, что я не мужчина. То тут, то там возникают шалашики из накидок, накрывая близких и спасая их от напасти, от болезни, от других неминуемых несчастий. А на мужской половине уже вынесли Тору и раскручивают свиток и снимок, сделанный моим другом является предметом зависти для меня, ведь так хотелось, чтобы меня тоже вот так поставили на стул и я бы тоже вот так снимала.
Но нет. Все мои снимки были делом скорее мучительным, чем легким, сомнения мои всегда бежали впереди меня и никогда не давали мне столь нужного иногда покоя и удовлетворения, но в тоже время именно моя неуспокоенность заставляла меня вновь и вновь искать те крупицы, за которые, мне не стыдно.Выстрадать. Исторически для нашего человека все должно быть так: не создать, не написать, не снять, а выстрадать, облить слезами, пропустить через себя, не через мозг, а через сердце и , если хотите, через душу.
Я еще долго кружу по площади, много снимаю, солнце отражается от белых плит, над моей головой голубое, еще пока не полинявшее от жары, небо Священного города. Я смотрю на радостные лица, на сосредоточенные лица во время молитвы, на детей , терпеливых и разумных. Очень много детей в очках, от того, что день и ночь изучают, читают эти книги, эти законы, по которым жили их предки и по которым будут жить потомки.Невольно в голове всплывает строка "ничто не вечно под луной", но вдруг; осознаю всю абсурдность этой строки здесь. Вечно. Здесь все вечно. Незыблемо. Вот также будут они приходить к этой Стене много-много лет и так-же голуби будут летать над этой Святыней и так-же будет зажат потрепанный молитвенник в руке бородатого старца и так -же будут они накрывать своими белыми таллитами своих близких, в надежде уберечь и защитить...
(продолжение следует)
2011г.