В селе с утра стоял переполох. Новость о том, что вечером утонул местный рыбачек Леха, облетела все дворы молниеносно. Судачили на каждом перекрестке, добавляя все новые и новые подробности.
Леха был на реке не один, со своим напарником Андреяшкой. Рыбачили они вместе много лет (выросли то в одной деревне), никаких обид промеж их не было, всегда все пополам. В этот роковой вечер и удача была на их стороне: проверив мелкие сети недалеко от берега (а улов был неплохой), они поплыли в русло реки на чужой жестяной лодке (поленились рыбу выгрузить из своей-то). Время к полуночи приближалось, деревня уж спать вовсю налаживалась. Припозднились ребята, потому что Рыбнадзора боялись, штрафы то «корячились» неподъемные просто.
Этот Рыбнадзор в печенях у всех уже сидел давно, хоть к реке не подходи. Но на кануне и так произошла трагедия с рыбинспекторами: заснули в катере ночью, а самоходка его и протаранила (видно от берега в русло снесло их). Несмотря на то, что в спасательных жилетах, все трое погибли (если не захлебнулись сразу, то от переохлаждения, вода только +5 градусов была). Чужая беда и есть чужая, а, может быть, кто то из браконьеров и радовался такому исходу дела.
Надо еще заметить, что Андреяшка любил сболтнуть языком лишнего, типа:
- Я в Бога то не верю, на себя больше надеюся.
Оно конечно может и верно, но гордыню то тоже иногда и усмирять надо. Больно уж самонадеянно звучало такое заявление.
В эту ветреную ночь Андреяшка на веслах был. Отплыли от берега ходко, до фарватера рукой подать. Сетку подняли быстро, ориентиры не подвели, да вот не задача, зацепилась она за борт где-то, ни туда и не сюда. После нескольких неудачных попыток отцепить сетку, Андреяшка тоже было рванулся помогать, но потерял равновесие и, завалившись боком на борт, перевернул лодку на себя. Вынырнув из воды начали освобождаться от одежды и сапог. Лодка ушла на дно сразу, шансов на спасение почти не было.
- Надо плыть, нас не услышат – выплевывая воду изо рта, кричал Андреяшка и первым двинулся к берегу. Тело быстро костенело, ни руки, не ноги не слушались, но он греб и греб, не оборачиваясь. Терять нельзя ни минуты, это была единственная и правильная мысль. В какой-то момент он понял, что остался уже один на воде, что Леха не доплывет, было ясно с самого начала.
- Господи, помоги! - кричал или только думал Андреяшка, он и сам бы не смог определить. Казалось, прошла целая вечность и силы были давно на исходе. Когда ногами ощутил дно и выбрался, падая, на берег, глухие рыдания душили его. Он вытащил нательный крестик, сорвал его с груди, и, прикладываясь к нему невпопад, так и полз в гору, не разжимая кулака.
Дом Лехи стоял недалеко от берега. Андреяшка нерешительно постучал в дверь. Жена Лехи поняла все без слов, зачем то пошла к берегу, раздетая, на подгибающихся ногах. Хрипела только одно, кричать не могла:
- Бросил его, сука! Бросил…
Вернувшись, все же позвонила в скорую, дала Андреяшке во что переодеться, процедив сквозь зубы:
- Уходи, с глаз моих…
Андреяшка сел в машину, зубы стучали от холода и от какой-то нехорошей внутренней дрожи. Достал из бардачка телефон, зачем то позвонил жене:
- Я доплыл, живой, ты не реви, токо Леха вот… Водки надо бы!
Та не спала, почуяв беду сердцем, бродила по больничному коридору (была на смене). Три года назад у них разбился на машине сын, этого горя ей хватило бы и так до последнего своего дня.
- Господи то надо мной видать сжалился – прошептала она мужу, захлебываясь слезами.
Проснулся Андреяшка у Ивана, соседа Лехи. Пили весь остаток ночи, но легче не стало… Сердце глухо ухало в груди, отдаваясь в висках и животе, не давая свободно дышать. Воздуха не хватало. Как теперь Леху найти, снесло, небось, течением – долбили мысли. Казалось, что утонуть Андреяшке, было бы легче.
Постояв на берегу, он потопал на сельское кладбище, где были похоронены его отец и бабушка с дедом, вырастившие его, когда-то. Отец умер рано, от беспробудного пьянства, Андреяшке было лет десять от роду. Он его и помнил то плохо, пьяного в детстве боялся очень. Мать он жестоко бил у него на глазах. После его смерти, она ушла к другому мужику, вдовцу и пьянице, помогла ему вырастить троих дочек, оставив своих сыновей на попечение свекровки.
Оградки на родных могилах давно покосились и поржавели. Андреяшка стоял, опустив голову, не смея поднять глаза, как на «страшном» суде своем. Он на кладбище не ходил много лет, как то не считал даже нужным этого делать. Перед глазами все расплывалось и шло кругом: старые поникшие до земли березы, ограды, кресты… Большие черные вороны смотрели на Андреяшку человечьими глазами и зловеще вещали...
- Это возмездие мне, Господи! – бормотал он, выбираясь с кладбища, обдирая руки о кусты шиповника и старые ограды. Вся жизнь промелькнула в его голове яркими, цветными картинками и потухла, как костер после дождя.
- Господи, прости ты меня, дурака непутевого – говорил или бредил в тяжелом похмелье Андреяшка.
- Не верил я в тебя…