Россия. За три года до этого
Из донесения заместителю директора Федеральной службы безопасности
«В ходе исполнения Вашего поручения проверкой установлено, что объект организовал рабочую группу для создания специальной компьютерной программы, способной подменить судебные органы и исключить ошибки при судопроизводстве. В качестве нормативной базы используется действующее законодательство, судебная практика, подзаконные акты и решения органов власти. Объект, имеющий статус адвоката и связи в судебных органах всех инстанций, получил доступ к архивам под предлогом работы над докторской диссертацией».
***
На маленькой кухне в квартире на проспекте Мира сидели два давних приятеля. На столе стояла начатая бутылка водки, солёные огурцы и квашеная капуста, а в кастрюле уже варились пельмени.
– Ты пойми, человечество напугано фильмами о том, что компьютеры захватили мир, и никогда не доверит машинам свои полномочия, тем более в таком деле, как отправление правосудия.
– Вот именно – отправление. Иначе это не назвать. Нет никаких стандартов, никакой методики в принятии решений. Всё решается на основе революционного правосознания и личной убеждённости в правоте решения. Наши тюрьмы забиты невиновными людьми. За одно и то же преступление один человек может получит год условно, а другой – три лишения свободы. Я написал об этом статью, так её даже никто не захотел публиковать, – второй собеседник, более молодой и эмоциональный, говорил громко и возбуждённо.
– Когда я стал работать адвокатом, то надеялся, что можно что-то сделать хотя бы для конкретных людей. Но ведь у нас нет никакой состязательности процесса, зачастую к моменту выступления адвоката, а иногда и прокурора судья уже принял решение, а может, и написал приговор.
– Так было и раньше, когда я работал, – вздохнул сидящий за столом человек, старше и солиднее своего собеседника, а потому более рассудительный и степенный.
– Ты пельмени там не переваришь?
Хозяин квартиры взял дуршлаг и стал вылавливать из кастрюли маленькие магазинные пельмени и выкладывать на большую тарелку. Положив сверху несколько кусочков сливочного масла, он поставил блюдо на стол, где уже заждались две запотевшие рюмки водки.
– Давай, за всё доброе!
Приятели выпили и стали закусывать горячими пельменями.
– Прав был профессор Преображенский, водку надо закусывать горячими закусками, – засмеялся старший. – Хотя огурцами тоже хорошо.
Они принялись закусывать горячими пельменями, обильно погружая их в горчицу.
– Ну давай, ещё под пельмешки… За дружбу! – наполнил рюмки молодой, и приятели снова выпили.
– Ну так что ты мне скажешь? – продолжил он разговор.
– Ты знаешь, почему я бросил работу судьёй и стал преподавать? Не потому, что мне это не нравилось или не складывалась карьера. Когда я избирался в суд, зарплата у судей была не больше, чем у учителей. Да и престижной работу назвать нельзя было. Все стремились быть прокурорами из-за полномочий или адвокатами из-за денег, а я с красным дипломом МГУ выбрал работу в суде. Тогда не было сегодняшних льгот, приличных окладов и огромного для нашей страны пожизненного содержания, да и взяток, к слову сказать, особо не предлагали.
Меня, тогда наивного двадцатишестилетнего парня, привлекала возможность самому принимать решения и вершить справедливость, пусть и в рамках небольшого кабинета, но эти решения могли кардинально изменить чью-то судьбу.
Вскоре пришло разочарование. Я быстро понял, что многие судьи в силу своих психолого-психиатрических характеристик не способны на принятие самостоятельных неординарных решений, а председатели судов с готовностью склоняют головы перед партийными секретарями и председателями исполкомов, а то и перед чиновниками пониже должностью. И не потому, что на них кто-то сильно давит или вмешивается в их деятельность, это просто рабская привычка, выработанная годами, от которой они были не в силах избавиться. Придя первый раз на совещание в городское управление юстиции, я был удивлён и поражён тем, как заместитель управления прилюдно отчитывает председателя как мальчишку за цифры и показатели, и при этом никто не думает о судьбах людей. Тогда была ситуация, при которой кадры для судебных органов подбирало и расставляло министерство юстиции, оно же и прекращало полномочия судьям по каким-либо основаниям.
– Скажи, а взятки тогда часто брали?
– Я думаю, что в десятки раз меньше, чем теперь. У людей не было денег, да и в обществе боялись последствий, и не только уголовного преследования. При существовавшей морали и нравственности можно было стать изгоем в обществе и в семье. Это сейчас дураком считают того, кто не берёт.
– А тебе предлагали?
– Да были такие случаи. Но в основном, если кто-то меня просил или я о чём-то просил коллег, в знак благодарности мы могли угостить друг друга выпивкой или подарить бутылку коньяка в особых случаях.
– А деньги предлагали?
– Были, конечно, судьи, которые брали и тогда. Помню, у нас появилась блатная дама и сразу взяла с места в карьер. Дорогая одежда, напитки, непонятные люди приносили ей сумки с деликатесами. Но она проработала недолго, и мы с облегчением вздохнули.
У меня же было два случая. Один раз я судил буфетчицу за обман покупателей, и её интересы защищала очень шустрая молодая адвокатесса, которая далеко пошла и сделала политическую карьеру. Видимо, она её раскрутила на хороший гонорар и сказала о том, что надо бы ещё отблагодарить и судью. Это мои предположения. Однажды, когда я перед отпуском разложил все дела на столе и пытался работать, моя бывшая подсудимая постучала в дверь кабинета и долго извинялась, что не могла прийти раньше из-за болезни. Я удивлённо ответил, что я её не вызывал. Она что-то говорила, а потом протянула какую-то книжку, сказав, что это обязательно надо прочитать. Женщина положила книгу на стол и выбежала из кабинета. Я был удивлён её поступком, но продолжил заниматься своими делами, и только минут через пять меня подбросило чувство опасности, и я пролистал книгу. В ней было пять сторублёвых купюр.
– И что ты сделал?
– По инструкции я должен был известить прокурора, пригласить представителя финотдела и сдать купюры. Это автоматически привело бы к возбуждению уголовного дела. Мне не хотелось с этого начинать свою карьеру. Я испугался, но всё же хватило ума пригласить своего приятеля, опытного адвоката, царство ему небесное, который забрал деньги, а затем встретился с женщиной и вернул всё. При необходимости он был бы свидетелем, что я не брал взятку.
– Интересно. А ещё были случаи? Расскажи, мне это полезно знать.
– Хорошо, один раз я судил одного молодого кабардино-балкарца. Он отправлял груз на свою родину, и его гоняли в службе грузовых перевозок от кабинета к кабинету, откровенно вымогая деньги. А когда он достал сто рублей и стал их протягивать милиционеру, в помещение зашёл начальник первого отдела. Парня обвинили в даче взятки и арестовали. Когда дело пришло в суд, он уже месяца четыре содержался в СИЗО. Статья начиналась с трёх лет, и надо было давать года четыре реального лишения свободы. Я писал приговор дома, и нечаянно это увидела жена. Она спросила, какое наказание ему грозит. Я откровенно ответил: три-четыре года лишения свободы. Она возмутилась и сказала, что мы сошли с ума, осуждая за сто рублей к лишению свободы на три года человека, которого принудили к даче взятки. Это повлияло на меня не меньше, чем постановление вышестоящего суда, я назначил ему минимальный срок условно и освободил из-под стражи. По этому делу сестра подсудимого, очень красивая дама, предлагала мне своё расположение и огромную сумму, двадцать тысяч рублей.
– Вот видишь. Ты сам подтверждаешь мои мысли, в суде сплошной субъективизм. Годом меньше, годом больше, а ведь от этого зависит жизнь человека. То, что предлагаю я, может, и лишено эмоций, но намного справедливее, чем нынешнее правосудие не только в России, но и на Западе.
– Я с этим и не спорю. Но твой проект больше похож на фантастический рассказ, чем на реальность.
– Ты скажи, ты не веришь в то, что задуманное возможно осуществить, или в то, что компьютерная программа способна подменить суды и исключить ошибки, практически искоренить коррупцию и необъективность?
– Я вполне допускаю, что твой проект может обеспечить высококвалифицированное и беспристрастное правосудие, но в жизни это никому не нужно и никогда не станет реальностью.
Я тебе расскажу ещё одну историю. Уже будучи преподавателем, несколько лет тому назад я со студентами задумал создать систему письменных юридических консультаций, для того чтобы сделать более доступными эти услуги и, соответственно, повысить уровень правосознания в обществе. Всё было просто и работало очень эффективно. Нам присылали письмо с вопросами, в котором должна быть квитанция об оплате наших услуг. Стоимость была минимальная, раз в десять ниже консультации адвоката, при этом мы давали полную развёрнутую консультацию в письменном виде на фирменном бланке, с которым можно было пойти в органы и организации, нарушившие права, а также мы давали возможность малообеспеченным и территориально удалённым слоям населения получить доступ к консультациям московских юристов. По тем временам это было очень важное и совершенно новое направление в юриспруденции.
– Я помню это. Когда я занимался своим проектом интернет-консультаций, то мне пригодился ваш опыт.
– Ну вот, ты помнишь эту историю. Слушай, что было дальше. Через некоторое время нами занялась прокуратура и проверяла деятельность полгода, пока мне это всё не надоело, и мы забросили проект. Дважды выносились постановления об отказе в возбуждении уголовного дела, и дважды они отменялись, и материалы направлялись на новую проверку. Всем не давало покоя, что мы берём какие-то, пусть и небольшие деньги, оказывая дистанционные юридические услуги, а мне хотелось материально поддержать иногородних студентов, да и письма, бумага, оргтехника тоже нам бесплатно не давались. Меня тогда вызвали в один большой кабинет, где я по глупости стал говорить о необходимости повышения уровня правосознания, на что мне, не стесняясь, ответили известной еще со времён Древнего Рима фразой: «Рабы должны быть тупыми и здоровыми».
Позже эту идею несколько раз поднимала партия власти перед выборами, но осуществлять никто и не хотел. Это никому не надо. Хочу тебе прочитать стихотворение, которое мне очень нравится.
Грусть ударит по струнам осени,
И аккорды наполнят улицы,
Мы любовь свою где-то бросили,
Раздарили клочками блудницам.
Всё, что было кристально чистого,
Первый раз словно в омут радости,
Мы тогда не служили юристами,
Не умели ещё делать гадости.
Не молились тельцу, не прятались
От друзей, кто пониже должностью,
К дочкам шефов своих не сватались,
Не общались со всякой сволочью.
Не судили легко униженных,
Из себя вдруг придумав вершителей,
Ещё верили в счастье в хижинах,
В справедливость и победителей.
Друзья еще выпили, и бывший судья, служивший ныне на кафедре уголовного права Московского университета, отправился домой, а хозяин квартиры занялся мытьём посуды.
Закончив с посудой, он вернулся к компьютеру.
Разговор с приятелем только убедил его в том, что он находится на правильном пути.
В справедливость судов верило уже меньше половины граждан. К таким критическим отметкам ещё никогда не подходило российское правосудие.
Суть его проекта была необычна, но могла привести к повышению индекса справедливости не только в России, но и во всём мире, если, конечно, власти, которые об этом говорят, заинтересованы в реальном торжестве справедливости и не стремятся сделать судебную власть ручной.
Абсолютной справедливости не бывает.
Это Александр прекрасно понимал и не ставил себе задачу, которая и Господу Богу не по силам. Но, с другой стороны, если нет веры в суд земной, а небесный еще далеко и не скоро, кто должен и каким образом решать споры и выносить вердикты от имени государства?
Получается, что вся история существования государства свидетельствовала о том, что власть стремилась иметь ручной и управляемый суд как орган, который всегда выступит на стороне власти в споре с народом. Это было удобно и всех устраивало.
Его приятель, большой и важный чиновник, рассказывал, смеясь, что на коллегии МВД одному из руководителей страны милицейский генерал задал вопрос:
– А что делать, если на улицы выйдут десятки тысяч людей?
– Давите и стреляйте. И пусть потом ищут правду в суде.
Эта откровенность шокировала и не оставляла надежды на то, что власть заинтересована в диалоге со своим народом. Судебная власть полностью зависела от администрации президента, а если бы этого и не было, то в силу разных объективных и субъективных причин доискаться до правды бы всё равно невозможно.
Судьи думали только об одном: вынести решение, которое не отменят, доработать до пенсии и уйти в почётную отставку со льготами и полномочиями, а молодые ещё и о том, чтобы сделать карьеру, не задумываясь о том, что каждый день решают чужие судьбы и приносят достаточно много зла, безоговорочно принимая обвинительный уклон и версию следствия.
Прокуроры должны были поддерживать обвинение и за каждую переквалификацию на менее тяжкую статью, за каждое оправдание или прекращение дела их ждали разнос у начальства и лишение премии.
Адвокатов, как правило, интересовали только деньги, да и что они могли сделать при существующем положении вещей?
Судебная реформа провалилась, ещё не начавшись, и только судебные чиновники верили в её существование и писали статьи, получали награды за её воплощение в жизнь. В принципе, власть устраивало ручное бесхребетное правосудие, которое варилось внутри себя, забывая о том, что оно ничего не производит, а только потребляет, питаясь тем материалом, которое бросает в топку государственная машина.
Всё это и побудило Александра начать работу над проектом, который он считал самым важным в своей жизни и за который готов пойти на Голгофу.
– Ты понимаешь, что тебя раздавят? – с ужасом спросила его подружка, узнав случайно, чем он занимается помимо адвокатской деятельности.
Её отец был важным чиновником, и вскоре они перестали общаться. Так, возможно, было лучше для всех, девушке и её родителям хотелось умного обеспеченного зятя.
Работа была новая и очень интересная. Несколько человек добровольно отдавали этому делу буквально всё свободное время, настолько захватывала их возможность представить свой проект широкой аудитории. Все были молоды и энергичны, хотели перевернуть мир и сделать для своей страны что-то очень полезное и важное.
Правосудие играло важнейшую роль в деятельности и существовании государства, все споры граждан между собой, гражданина и государства, все конфликты и разночтения подзаконных нормативных актов решались только в суде, и именно судебная практика становилась решающим фактором в том или ином споре. В обществе постоянно обсуждались политизированные или просто несправедливые судебные решения, преступления, получившие общественный резонанс, яркие примеры несостоятельности следственных и судебных органов, злоупотребления представителей власти и органов управления.
Это была тема его докторской диссертации, после защиты которой он хотел обнародовать проект, что бы закрепить за собой право на интеллектуальную собственность и подтвердить научное значение своей работы.
К удивлению и большой радости Александра, научным сообществом его проект был воспринят положительно, хотя его и пожурили за нереальность осуществления его на практике, для того чтобы рассматривать его всерьёз, как минимум нужно было изменить основной закон страны. Тем не менее ему была присвоена докторская степень, всё шло по плану, и можно было переходить к новому этапу, тем более что уже было готово техническое решение, хотя и требовалась ещё серьёзная доработка, если речь бы зашла о внедрении электронной системы правосудия во всей стране.
Если вспомнить, как зарождалась судебная система на Руси, то, так же как и в других древних государствах, судебная власть не была отделена от администрации, суд и расправу вершили князья и их помощники. После периода феодальной раздробленности и централизации власти в состав Московского княжества включались всё новые и новые земли, и возникла необходимость в создании аппарата власти и управления, становлении судебной системы, направленной на жёсткое подавление нарушителей закона.
В 1497 и в 1450 годах появляются Судебники, в которых были перечислены наказания за возможные преступления. Высшими судебными органами объявляются царь, боярская дума, приказы. Возникают местные и разъездные суды, которые подчиняются вышестоящим органам. В округах судебную власть представляют старосты, а в селах – земские судьи, которые избираются на местах.
Судебная реформа 1864 года вносит серьёзные изменения в развитие системы судопроизводства, появляются важнейшие документы: Учреждения судебных установлений, Устав уголовного судопроизводства, Устав гражданского судопроизводства, Устав о наказаниях, налагаемых мировыми судьями. Вместе с тем были провозглашены новые принципы судопроизводства: независимость суда от администрации, бессословность суда, прокурорский надзор, вводились институт присяжных заседателей, отделение предварительного следствия от суда, равенство сторон, устность и гласность процесса, участие в процессе обвинения и защиты и недопустимость их слияния.
Вводились важнейшие принципы оценки доказательств судом и презумпция невиновности. Впервые начала складываться полноценная судебная система. На местном уровне вводились мировые судьи и съезды мировых судей, которые являлись и апелляционной инстанцией.
На более высоком уровне образовывались окружные суды и судебные палаты, уголовные и гражданские палаты делились на коронный суд и присяжных заседателей.
Заседания судов проходили коллегиально: председательствующий и два судьи. Судьями самим императором назначались дворяне по представлению министра юстиции. Присяжные отбирались специальными комиссиями и утверждались губернатором.
Следующей инстанцией были судебные палаты, которые являлись апелляционной и кассационной инстанцией по отношению к судам окружным. Над всеми судами стоял сенат, который являлся кассационной инстанцией, а также мог рассматривать по первой инстанции особо важные дела.
Для рассмотрения особо важных государственных преступлений создавался Верховный уголовный суд.
Император, естественно, находился наверху всей судебной системой и мог влиять на неё различными способами.
Эта судебная реформа была революционной и послужила становлению всей судебной системы.
Александр часто слышал, что разработчики, основатели и администраторы современной судебной реформы пытались сравнивать свое детище с реформой 1864 года, однако все юристы и государственные деятели, кроме принимавших в ней участие, понимали, что реформа провалилась и ничего нового не принесла, а главное, не сделала суды более справедливыми и независимыми.
Судопроизводство тянулось годами, сохранился обвинительный уклон, состязательность обвинения и защиты оставалась только на бумаге, судьи были не обязаны исследовать все доказательства и не имели возможности выносить справедливые решения, не зная всех обстоятельств дела, и было много прочих недостатков, на которые никто не хотел обращать внимания. Чтобы создать видимость действия, латали фасад гнилого здания, пока оно не рухнет и не погребёт под развалинами своих строителей.
Поэтому сравнивать эти две реформы мог только глупый или заинтересованный человек.
Что касается реформы 1864 года, то она благополучно работала до самой революции, когда рухнуло всё это строение, а потом начали создаваться рабочие и крестьянские революционные трибуналы. Затем к ним добавились народные суды, Советы народных судей губернии и единый кассационный суд. К 1922 году удалось принять положение о судоустройстве, согласно которому все суды делились на народные, краевые и областные, и верховный суд республики, а с образованием СССР и принятием Конституции Верховный суд РСФСР стал Верховным судом СССР, а в республиках образовались свои высшие судебные инстанции.
В годы Великой Отечественной войны судебная система требовала эффективных преобразований: были срочно расширены полномочия трибуналов, которые рассматривали все дела в течение 24 часов после вручения обвиняемому обвинительного заключения и выносили приговоры, которые не подлежали обжалованию и исполнялись сразу, а если приговаривали к смертной казни, то трибуналы были обязаны сообщить об этом в судебную коллегию, и если в течение 72 часов приговор не приостанавливался, то его приводили в исполнение.
Понятно, что при таком подходе сложно было соблюдать законность и справедливость, и история дала оценку этому периоду и судебным решениям, более половины которых при ближайшем рассмотрении не выдерживали никакой критики.
В 1954 году произошло небольшое реформирование судебной системы, а после принятия Конституции 1977 года в СССР существовали Верховный суд СССР, Верховные суды союзных и автономных республик, краевые и областные суды, районные и городские народные суды и военные трибуналы.
После распада огромного государства и образования Российской Федерации были приняты законы, определяющие статус судей, а после принятия в 1996 году закона «О судебной реформе в Российской Федерации» сложилась нынешняя система, при которой существуют суды общей юрисдикции, арбитражные суды и Конституционный суд.
Однако заметные результаты этой реформы были очевидны только для сотрудников, получивших материальное обеспечение, независимость и неприкосновенность, о которой судьи других стран могли только мечтать; судебная же система так и не стала сильной, самостоятельной ветвью власти.
Полный отрыв от общества и безответственность за свои ошибки, бесхребетность и политизированность вызывали недовольство и раздражение у простых людей, для защиты которых вроде бы и существуют правоохранительные и судебные органы. Созданная машина напоминала каток, который может прокатиться по каждому из граждан и сравнять его с асфальтом, и только надежда на то, что это не коснётся именно его, останавливала людей от открытых протестов. Практически любой судебный процесс можно объявить закрытым, а судьи не обязаны отчитываться перед обществом за принятые решения, даже если они противоречат сложившейся практике, здравому смыслу и вызывают общественный резонанс.
По сравнению с советским периодом и народными судьями, ситуация ухудшилась, и общество лишилось возможности не только контроля, но и возможности повлиять на зарвавшегося или недостойного судью.
А если к этому добавить несменяемость руководства судебной системы фактически с брежневского периода, то легко понять бесперспективность косметического ремонта давно не соответствующей времени системы.
Александр понимал, что реформы требует не только судебная система, но и правоохранительные структуры, растущее недоверие к полиции и судам ставило страну на недопустимо низкий уровень жизни, сравнимый только с африканскими странами.
Сложившаяся ситуация в российском обществе была довольно необычна и парадоксальна. Россия занимает третье место в мире по количеству полицейских, пропустив вперёд только Беларусь и Бруней, на улицах Москвы их в два с половиной раза больше, чем в Нью-Йорке, и в два раза больше, чем в Дели, при этом раскрываемость преступлений на одного полицейского у нас одна из самых низких в мире.
Всем известны громкие дела и политические заказы, они у всех на слуху и не вызывают сомнения, но даже не это самая большая проблема системы. Работая в какой-то части на выполнение заданий властных структур, она фактически не работает на общество, продолжая работать на саму себя, обеспечивая непрерывное и легко оправдываемое паразитирование на теле общества. Нарушения и незаконные задержания продолжаются фабрикованием уголовных дел на простых граждан, необязательно из-за какой-то прямой заинтересованности, иногда просто для повышения показателей и продвижения по службе. И дальше по конвейеру гражданин проходит все законные процедуры и оказывается в местах заключения, ведь система занимается самовоспроизводством и не может существовать без дела, а система исправительных учреждений тоже нуждается в финансировании и рабочих руках. При такой ситуации надежда вроде бы должна оставаться на суд, но судам доверяет ещё меньше граждан, чем полиции, и в настоящее время всего менее одного процента оправдательных приговоров выносилось нашими судами, тогда как в Европе оправдательные приговоры достигают двадцати процентов.
Получается, что самой системе выгодно большое количеств задержанных, подозреваемых и обвиняемых, осужденных, отбывающих наказание, ведь от этого зависят штаты и финансирование, да и сама роль структур и их руководителей в государственной системе. Оказывая услуги обществу по охране и защите от нерадивых членов, система уничтожает самих граждан, на чьи деньги она существует и кого должна оберегать. Очевидно, что мы имеем дело не только с карательной системой правосудия, которую можно было бы объяснить наследием советского периода, мы имеем дело с системой, не только нуждающейся в реформах, но и деградирующей, подрывающей саму основу существования современного общества, в котором государство оказывает защиту своим подданным, а суд ассоциируется с законностью и справедливостью.
Александр готовился к пресс-конференции, где хотел обнародовать основные аспекты своего проекта, и при заинтересованности власти, выделении необходимых ресурсов и наличии политической воли общество могло совершить огромный качественный скачок в своём развитии.
Ему даже удалось заручиться поддержкой заместителя председателя комитета Госдумы, который проектом очень заинтересовался и был готов оказать поддержку в его развитии.
За два дня до его выступления раздался неожиданный звонок:
– Александр Владимирович, добрый день! Я не представляюсь, но мне хотелось бы предупредить вас о возможных негативных последствиях вашего выступления.
– Здравствуйте! Кто это говорит?
– Это не важно. Важно для вас то, что ваша собственная судьба может измениться, если вы обнародуете ваш фантастический проект, и вы – благополучный человек, адвокат и учёный – можете стать изгоем в обществе, без денег и работы. И это только в самом лучшем случае. Есть старая поговорка: «Нет человека – нет проблемы». Подумайте об этом.
В трубке раздались гудки. Александр вначале не придал большого значения этому звонку, хотя и рассказал о нём своим приятелям.
И вот наступил день пресс-конференции.
Александр волновался не меньше, чем на защите докторской, ведь сейчас наступал решающий момент: поймёт ли и примет ли его проект широкая публика, массы, которые часто идут не за тем, кто прав, а кто может зажечь огонь и повести за собой, даже если это путь в никуда.
Он старался все предусмотреть. Обычно неприхотливый в одежде, Александр долго думал, чему отдать предпочтение: деловому костюму или же демократичному джемперу.
Решил остановиться на синем костюме и светлой рубашке без галстука. С одной стороны, полуофициально и респектабельно, с другой – нет ассоциаций с чиновниками и клерками, что тоже нежелательно в данной ситуации.
Его выступление заняло тридцать минут и транслировалось по двум телевизионным каналам и радио. Были изложены цели и задачи, технические решения, преимущества нового подхода к судопроизводству, затронуты вопросы коррупции и объективности при принятии решений, а также огромный экономический эффект от внедрения проекта в жизнь.
Присутствующие в общих чертах были информированы, о чём идёт речь, но подробностей не знали.
Минуты три в зале были шум и неразбериха, потом начались вопросы.
Первым прорвался к микрофону журналист известной газеты:
– Александр, вы не доверяете судьям и считаете, что машины способны полностью заменить человека в таком важном вопросе? А как же субъективный подход и учёт всех обстоятельств дела? Может, это в вас говорит неудовлетворённость положением адвоката в процессе?
Пришлось отвечать.
– Я, безусловно, недоволен ролью адвоката в процессе, так как она не соответствует объявленному законодателями статусу и не позволяет осуществлять эффективную защиту при отсутствии состязательности процесса и обвинительном уклоне. И это не только моя позиция, все вы помните, что с подобной критикой выступили и члены высшей судебной инстанции. Для любого объективного участника процесса в этом нет никакого секрета. Что касается субъективизма при принятии решений, то я не вижу в этом ничего хорошего, и меньше всего в этом справедливости. Почему, например, за одно и то же деяние в одном и том же суде, но в разных кабинетах можно получить совершенно разное наказание? Человеческий фактор при принятии решения не должен иметь такой большой разрыв, ведь норма права применяется одна и та же. А вот произвол и коррупция в данном случае вполне возможны.
Следующим взял слово немецкий журналист:
– Скажите, а возможна ли ошибка или сбой технической программы и как следствие – судебная ошибка, массовые нарушения прав и интересов граждан? Суперкомпьютер может ошибаться?
– Любая техника может отказать, и это предусмотрено нашей системой многоступенчатого контроля за деятельностью компьютера, чтобы исключить малейшие нарушения в работе. В случае подобного происшествия включается защита, и система переходит на новый, более высокий уровень контроля, а специалисты центра могут визуально проверить судебные решения и устранить недостатки. Возможно, что некоторые технологические процессы надо будет дорабатывать и обновлять, но это естественный момент в любом процессе.
– Да, но у вас ошибки могут привести к человеческим катастрофам...
– Наша система в тысячи раз снижает ошибки при судопроизводстве. Вы, видимо, не знаете, что сегодня довольно часто фабрикуются дела и привлекаются к ответственности невиновные люди, а виновные уходят от ответственности с помощью различных юридических технологий, связей и финансовых рычагов. Если к этому прибавить загруженность судей, невнимательность, нежелание разобраться в ситуации, а часто и низкий профессиональный уровень, то мы получим ситуацию, в которой просто не обойтись без высокого процента брака. Для того что бы свести этот брак к минимуму, мы и работали над проектом.
– Разрешите. Я представляю журнал «Человек и закон» и хотел бы задать следующий вопрос... Сегодня все говорят о низком уровне следствия и многочисленных нарушениях на этой стадии. В вашу машину закладывается изначально неправильные данные, и что мы получаем? Законное по сути, но несправедливое решение. В чём тогда польза вашего изобретения?
Александр вздохнул: круг вопросов всё продолжает расширяться, и найти все хотят только недостатки.
– Я уже говорил о том, что в системе существует несколько уровней защиты, и при обнаружении возможных нарушений на следствии – фальсификации доказательств, незаконного привлечения к уголовной ответственности или принуждения к даче показаний – обрабатываемый документ переходит на следующий уровень, требующий повышенного внимания, и все эти обстоятельства анализируются в особом порядке. В случае сомнений могут быть запрошены дополнительные документы или доказательства, вплоть до допроса следователя с тестированием его показаний по принципу работы детектора лжи. Дальнейшее развитие проекта предусматривает внедрение электронных стандартов и на стадии следствия, где компьютер просто не будет выдавать обвинительное заключение, не соответствующее предъявляемым требованиям.
– Разрешите мне задать вопрос. Я член Верховного суда в отставке, проработал в судебной системе тридцать пять лет, из них двадцать в Верховном суде. Заслуженный юрист России. Автор монографий и учебников. Молодой человек, не кажется ли вам, что своим утопическим проектом вы не только оскорбляете тысячи достойных и высокопрофессиональных работников судов, но и подрываете веру граждан в правосудие, поливая грязью сложившуюся веками систему?
Александр побледнел и сделал глоток воды из стакана на столе.
Он понимал, что судебный корпус примет его проект крайне негативно и, возможно, от него отвернутся многие из приятелей, занимающих должности судей. Но развитие общества невозможно, если ты боишься задеть и обидеть какие-либо его слои.
– Я понимаю ваше возмущение, ведь, для того чтобы вам признать справедливость моего проекта, вам нужно признать, что и у вас были ошибки, а это очень непросто, тем более в таком щепетильном вопросе как правосудие, где ошибки могли привести не только к катастрофе личности, но и к лишению жизни. Не будем говорить о личностях и опускаться до подозрений и оскорблений, но вам не раз, видимо, приходилось исправлять ошибки нижестоящих судов, давать разъяснения по поводу применения норм права, для этого и существует в первую очередь главная судебная инстанция. С ее помощью власть проводит в жизнь те или иные веяния в судопроизводстве, которые неизбежны в зависимости от политического курса.
Все мы знаем, сколько невинных достойных людей были осуждены в годы репрессий, сколько потом было осуждено невиновных, для того что бы сохранить должности и погоны, закрыть дела и успокоить общественное мнение. Мы также знаем, как осуждали врачей, писателей и других несогласных и не желающих молчать.
Мы видим, что и теперь легко и просто сфабриковать дело, осудить человека, и этот приговор поддержат все инстанции, вплоть до главной, по тем причинам, о которых я сегодня уже говорил. Мне не хотелось оскорблять ваши чувства и судебный корпус.
Я приношу свои извинения, если я вас чем-то обидел, но мне также жаль всех невиновно осуждённых и тех, кто ещё может быть приговорён к незаслуженному наказанию.
А это миллионы человек. У нас в некоторых северных территориях некому работать на госслужбе, потому что практически все жители имеют судимость, хотя некоторые из них совершили мелкие деяния, за которые вполне можно было бы ограничиться и привлечением к административной ответственности. Но всем нужны показатели, повышения раскрываемости и статистика. В конечном итоге и главная судебная инстанция торжественно рапортует о том, что вышла на новый рубеж и за год более миллиона осуждённых. Всем повышают зарплаты, пенсии, улучшают жилищные и рабочие условия. А преступность всё растёт.
– Жак Дюпон, газета «Фигаро». Каким образом ваше изобретение может повлиять на развитие демократии в России? И возможно ли его применение в других областях, например в госуправлении?
– Господин Дюпон, я не политик, я юрист и меня интересовали всегда только юридические аспекты нашего проекта. Но если учесть, что существуют политические процессы, административный ресурс на выборах всех уровней, несправедливые решения органов власти и управления, которые можно обжаловать в суде, то очевидно и то, что справедливый и независимый суд, безусловно, будет способствовать развитию демократии. Более того, вера граждан в судебную защиту и справедливость, по моему глубокому убеждению, будет способствовать активному участию в общественной жизни и положительно скажется на развитии общества в целом.
– Газета «Правда», Дмитрий Рощин. Мы все говорим об уголовном судопроизводстве, а какая реальная польза для граждан ожидается в гражданских делах? Поможет ли ваш проект защитить трудящихся от незаконных увольнений?
– Польза будет огромная. Гражданские дела сегодня рассматриваются в судах по году, а иногда и больше, притом иногда к завершению всех обжалований в самом судебном решении уже может не быть смысла. Например, должник может распродать всё своё имущество, а общий срок исковой давности всего три года, есть и более короткие сроки. Если все эти процедуры можно свести к месяцу, то повышается смысл подачи искового заявления в суд, а объективность и неподкупность правосудия будет защищать тех, кто действительно прав. Вместе с тем сократятся расходы на адвокатов, и, соответственно, юридическая защита будет доступна более широкому кругу лиц.
– Так вы и своих коллег-адвокатов хотите оставить без работы? Их тоже заменит суперкомпьютер? – взял микрофон известный бородатый журналист. – Сами-то этого не боитесь? Или вы планируете возглавить вновь созданный центр?
В зале послышались смешки.
Александр только сейчас впервые за все эти году подумал, что его проект не понравится не только судьям, но и адвокатам, ведь это неизбежно повлечёт сокращение гонораров и скажется на необходимом количестве адвокатов. Да и прокуратура не обрадуется сокращению штатов и понижению своей роли в правосудии.
– К сожалению, увеличение количества адвокатов в последнее время сказалось и на качестве. В коллегию попадают случайные люди, закончившие непонятные учебные заведения и не имеющие достаточного опыта работы. Кроме того, по своим моральным и нравственным качествам им нельзя доверять такое важное дело, как защита интересов гражданина в суде и на следствии. Участились случаи подкупа адвокатов другой стороной. От подавляющего числа адвокатов клиенту нет никакой пользы, только расходы и отрицательный результат. Поэтому в целом для общества нет ничего страшного в здоровой конкуренции и в том, что кому-то придётся расстаться с доходным местом, общество от этого только выиграет.
Что касается лично меня, то это изобретение – основа моей докторской диссертации и моя интеллектуальная собственность, которой я могу распоряжаться по своему усмотрению. Если мне поступит предложение о внедрении проекта в жизнь, мне бы хотелось вместе с командой принимать активное участие в доработке технологических проектов и внедрении проекта в жизнь. Считаю, что я имею право на вознаграждение и контроль за тем, как будет использоваться моё изобретение. Руководящие должности меня мало интересуют.
– Ещё один вопрос. Депутат Госдумы Андреев. Вы должны знать, что согласно действующей Конституции Российской Федерации правосудие должно быть открытым и очным, за исключением случаев, предусмотренных федеральным законом. Значит, ваш проект противоречит Конституции? Не слишком ли много вы на себя берёте?
Александр поморщился. Полный холёный депутат брал деньги за свои запросы в правоохранительные и судебные органы, и это было хорошо известно многим, кто занимался юриспруденцией.
– Господин депутат, мы уже давно выносим и заочные решения и приговоры, Конституция право предусматривает это право, отсылая нас к федеральным законам. Не так давно Дума закрепила это право под благими намерениями. Но благими намерениями выстелена дорога в ад. Этим правом стали пользоваться всегда, когда это выгодно. Так почему же депутатам не проголосовать за те изменения, которые принесут пользу огромному количеству, десяткам миллионов избирателей, которые сталкиваются в своей жизни с громоздкой и несправедливой судебной машиной?
Есть ещё один вариант: вынести вопрос на всенародный референдум, и всё станет ясно. Это и есть демократия.
На этом пресс-конференция закончилась, и Александр вышел из зала в холл, где его ожидали два приятеля, а затем они все вместе сели в машину и уехали, желания отвечать на какие бы то ни было вопросы журналистов пропало.
– Ничего не понимаю, они все готовы до бесконечности искать недостатки, какие-либо личные мотивы и заинтересованность, но их совершенно не интересует польза для общества от нашего проекта.
– Не обращай внимания, ты держался молодцом!
Просто публика такая собралась, да и злые нынче все, как собаки, не умеют радоваться чужим успехам. И каждый трясётся за своё место, прикидывает, а что будет с ним, если тебе разрешат реализовать проект. Если ему будет лучше, то поддержит, а если хуже, будет готов разорвать тебя на части, – сказал сидевший за рулём Евгений, профессор юридического факультета.
– Время сейчас недоброе. Люди разучились любить и дружить. Давайте лучше оставим машину на Таганке да пойдём и посидим, как взрослые мужики. Надо же отметить такое событие.
– Я за! – сказал третий спутник, приятель и партнёр по проекту Андрей, специалист по информационным технологиям. – А то день сегодня непростой, да и охота выпить и поесть по-человечески. Адвокаты угощают?
– Угощают, – ответил Александр, думая о том, какое осиное гнездо он расшевелил сегодня. – Куда от вас деваться. Если из коллегии завтра выгонят, будем опять на кухне собираться, под магазинные пельмени и водочку.
Приятели невесело рассмеялись и припарковали машину недалеко от храма на Нижней Радищевской.
– А вы знаете, как раньше называлась эта улица? – неожиданно спросил профессор.
– Не знаем, просвети, – ответил за двоих Андрей.
– Болванка. Болванская слобода, если полностью.
– Это себя так жители окрестили? – сострил Андрей.
– Да нет, тут ремесленники делали болванки для головных уборов. А уже в 1919 году её переименовали в честь Алексея Радищева, который жил здесь и которого приговорили к смертной казни, а затем её заменили на десять лет ссылки в Сибирь. Раньше в школах учили его «Путешествие из Петербурга в Москву».
– Это ты к чему? – Александр оторвался от своих мыслей и посмотрел на приятеля.
– Да так, что-то вспомнил. Я же тут рядом живу и район этот хорошо знаю.
Через пять минут приятели уже сидели в любимом ресторанчике и заказывали разные разносолы под настойку из хрена, а затем под настойки из различных ягод.
Вечер прошел весело и интересно, о плохом за столом никто не думал.
А на следующее утро у Александра взорвали машину.
Ему в тот день повезло. Он вышел утром из подъезда дома и машинально включил сигнализацию До машины было метров пятнадцать, а поблизости стоял микроавтобус, который полностью закрыл его от осколков. Раздался страшный взрыв. Рвануло довольно прилично, пострадали две соседние машины, но каких-то особых разрушений не было. В кино это происходит более эффектно. Ему даже на какое-то время показалось, что хотели не убить, а покалечить. Правда, приехавшие сапёры сказали, что если бы рядом с машиной были люди, то никто бы не выжил, взрывное устройство было напичкано болтами и острыми металлическими треугольниками.
Было много милиции, набежали репортёры со всех центральных каналов, и всех интересовало только одно: жив ли он и имеется ли причинная связь взрыва со вчерашним выступлением.
Когда узнавали, что он не пострадал, в глазах журналистов читалось разочарование: какой бы мог быть сюжет. Правильно, что кто-то из умных людей назвал журналистов быстро испечёнными литераторами, лишь бы ухватить за новость и что-то слепить в своей газетёнке для поднятия рейтинга и собственного благосостояния.
Потом были длинные вопросы – допросы милиции, ФСБ, прокуратуры: кто, за что и почему?
Можно подумать, что взрывавшие его автомобиль люди посвятили его предварительно в свои мотивы и планы. По всем каналам показывали результат взрыва и высказывали самые различные предположения, основанные только на своей фантазии.
Были даже версии, что он плохо защищал каких-то бандитов, и они решили таким образом отомстить.
– Как ты? – спросил подъехавший в самый разгар мероприятий Евгений.
– Нормально. Но хотелось бы и самому знать – кто и за что?
– Ну, я думаю, ответ на первый вопрос не столь и важен, ну а ответ на второй ты и так знаешь...
– Неужели ты думаешь, что только бумажным проектом я вызвал против себя такую агрессию? Разве за это убивают?
– Посуди сам: все следственные, прокурорские, силовые ведомства и суд твой проект хочет видоизменить, лишить их полномочий и функций. Власть и политические силы в случае реализации идеи независимого суда лишаются возможности сводить счёты с неугодными с помощью надёжных и проверенных методов. Согласен?
– Предположим. Но кто-то должен отдать приказ и заминировать машину?
– Тогда я продолжу. Криминальные группировки ещё существуют, хоть и ушли в тень и приобрели более цивилизованные формы. Но и им твой проект как кость в горле... Они ещё с девяностых привыкли подкупать следователей и судей, запугивать свидетелей и экспертов. Потеря этого механизма будет очень серьезным ударом по оргпреступности.
– Выходит, все против меня? И что же теперь делать?
– Да не все, конечно, я за тебя, если это тебя успокоит. Все честные люди, которым не безразлична судьба страны и которые не хотят быть пешками на шахматной доске, поддержат тебя, но у них нет власти и денег. А революцию, как я понимаю, ты готовить не планируешь.
–Я не революционер. Я юрист и ученый, – Александр схватился руками за голову и продолжал. – Что мне делать? Выходит, мой проект никому не нужен? Может, обратиться к моему знакомому в Госдуме?
– Обратись, если хочешь. Но я думаю, что он не захочет тебе помогать или сделает вид, что помогает, а сам будет корректировать твое поведение, – сказал Евгений.
– Зачем?
– От этого груза сложно избавиться. Даже если ты объявишь, что отказываешься от проекта и считаешь его невыполнимым, ты всё равно будешь представлять угрозу как носитель идеи и опасной информации.
– И что же делать?
– Этого я не знаю. Поэтому и всячески пытался повлиять на тебя, остановить от исполнения задуманного. А теперь ты открыл ящик Пандоры. Если ты смог сделать компьютерный суд, значит сможешь и задуматься об электронном правительстве, а это влиятельнейшие люди и огромные деньги. Помнишь, как я рассказывал тебе о системе письменных юридических консультаций? Тот важный чиновник в большом кабинете сказал мне тогда: «А ты представляешь, что будет, если все станут юридически грамотными? Они не будут верить в справедливость выборов, усомнятся в государственных институтах власти, перестанут брать невыгодные кредиты и не захотят получать мизерные пенсии. А что дальше?»А ведь моя затея – это просто детская шалость по сравнению с твоей системой.
– Да уж. Я не мог предположить, что будут такие последствия.
***
Три дня ему пришлось ходить по разным кабинетам, давать показания, отвечать на одни и те же вопросы, терять своё время, и даже не было времени подумать, что делать дальше.
Потом позвонил второй друг, Аркадий, и они собрались в квартире, выпили, обсудили ситуацию, и приятель сказал ему, протягивая свёрток:
– Возьми. Это пистолет с полной обоймой. Новый, нигде не засветившийся. Старик, твоей безопасностью никто заниматься не будет, а так хоть какой-то шанс... Я схожу ещё бутылочку возьму. У тебя переночую, если не возражаешь. Мне с утра на работу ближе, да и тебе будет веселей.
Александр хотел было отказаться от опасного свертка, но, понимая, что приятель скоро вернётся, лишь махнул рукой и прошёл в туалет. Уже оттуда он услышал:
– Я скоро. Твой плащ накину, а то на улице дождь.
Через минут десять его внимание привлекли милицейские сирены внизу у дома. Почувствовав неладное, Александр выбежал вниз и увидел приятеля, лежавшего на земле в его светлом плаще. Снайпер попал ему прямо в лоб.
В ужасе Александр опустился на землю и зарыдал. Рядом уже собралась толпа зевак, и кто-то со злостью сказал:
– Достались же соседи. То машины взрывают, то людей убивают. А милиция куда смотрит?
Дальше начались составления юридических бумажек, важный и такой знакомый процесс, который выглядел совершенно по другому, когда речь заходить о тебе самом.
Свидетель ты или потерпевший, но уже находишься в руках государственной машины, которая может раздавить и тебя, если захочет.
В квартире его допрашивали долго и тщательно. Интересовались, как он провёл день, где был, с кем разговаривал. Допрашивал следователь прокуратуры, при этом присутствовали ещё милицейские чины.
– Товарищ полковник, посмотрите, что тут лежит, – вдруг обратился молодой лейтенант к старшему по званию, показывая на масленый сверток. Когда он его развернул, все увидели пистолет «ТТ» в смазке.
– Вот это номер, – полковник сразу изменился в лице. – Зови понятых. Похоже, статус господина адвоката меняется.
Его повезли в отделение милиции, где допросы продолжились, но спрашивали уже про пистолет. Его позиция была на первый взгляд юридически безукоризненна: сверток оставил Аркадий перед выходом из квартиры, что там, он не знал, не разворачивал, отпечатков пальцев на пистолете нет.
Однако эти доводы казались следователю неубедительными, и он продолжал настаивать на своём: признайся, что приобрёл пистолет для самозащиты. Если бы не адвокатский статус и опыт, то ночь пришлось бы провести в кутузке. А так отпустили и выписали повестку на завтра.
Разбитый и подавленный, уставший до невозможности, Александр вышел на улицу и купил в первой же попавшейся забегаловке бутылку виски. Выпив полбутылки на скамейке в сквере, он закурил сигарету и долго сидел, уставившись в одну точку.
Так продолжалось минут десять. В голову ничего не приходило, он не знал, куда ехать и что дальше делать. Затем к нему подсел какой-то пьяный мужик. Они ещё выпили, и потом он провалился куда-то далеко-далеко.
Очнулся он от дикой головной боли. Открыв глаза, Александр увидел, что лежит на кровати или в хорошей больничной палате, или в гостиничном номере. Скорее это была гостиница, со стандартным набором мебели. Он приподнялся и подошел к тумбочке, где, очевидно, должен был быть минибар. Так и оказалось. Утолив минеральной водой жажду, он открыл маленькую бутылочку виски и залпом выпил её. Полегчало, но одновременно вернулись вчерашние воспоминания, приводящие в ужас.
Бедный Аркадий, он получил пулю из-за него, снайпер, видимо, вёл наблюдения давно и знал, что Александр несколько дней ходит в светлом плаще с клетчатым воротником. Роковая, ужасная случайность!
Выходит, что Аркадий спас ему жизнь? Ещё этот пистолет... Теперь его запросто могут сделать обвиняемым и влепить срок, если кто-то в этом заинтересован, то следствию не понадобятся отпечатки пальцев. Всё похоже на то, иначе могли бы прекратить дело в связи со смертью подозреваемого и заработать галочку. Неужели это всё из-за проекта? Это невозможно... Ведь я только хотел сделать доброе дело... Благими делами вымощена дорога в ад...
;