1. ТРУДНОСТИ АДАПТАЦИИ
На девять дней остались Алёша с Шуриком, а я вернулась домой к сыну. Торопилась потому, что оставлять Антошку одного надолго побаивалась: времена тогда были неспокойные. Через три дня приехал Алёша и сразу же обнаружил пропажу двух коробок с дискетами. Он сильно расстроился:
- Ладно бы эти дискеты были пустыми, но на них важная информация!
В результате тщательно проведённого расследования было выявлено, что исчезли они после того, как Антон пригласил в гости трёх одноклассников. Возможно, таким способом он хотел влиться в коллектив, чему я была бы очень рада, но сын сказал виновато:
- Они сами напросились, когда узнали, что вы уехали.
Вот это было больше похоже на правду, ведь Антошка с раннего детства обычно пребывал где-то там в своих, недоступных для посторонних, эмпиреях. Со сверстниками сходился с большим трудом, да и сверстники его в свою компанию не очень-то принимали. В Алма-Ате у него был всего один друг Дима Каржаубаев – такой же чудик, или, если по-научному и в рамках толерантности – не совсем нейротипичный ребёнок.
***
Нейротипичный — человек, чей мозг и нервная система работает так, как у большинства людей, и считается «нормальной» с точки зрения общества. Нейроразнообразие: 1) Убеждение, что человеческая неврология является естественной частью человеческого разнообразия, как пол, цвет кожи и т. п., и что нетипичный способ работы нервной системы не является болезнью или дефектом.
(Словарь терминов. Нейроразнообразие в России)
***
С тем, что «нетипичный способ работы нервной системы не является болезнью» можно согласиться, однако нельзя отрицать, что этот способ сильно затрудняет жизнь такого человека среди большинства типичных.
Но я отвлеклась. Надо было придумать, как вернуть Алёшины дискеты. Поднимать шум не имело смысла: воришка наверняка уйдёт в отказ.
- Антон, как ты думаешь, кто из ребят мог дискеты спереть?
- Не знаю, - ответил сын.
- Вот что, ты подойди к одному из них и скажи, что мы не будем выяснять, кто это сделал, и жаловаться не станем. Только тот, кто их взял, пусть вернёт, - предложила я. – И постарайся объяснить, что дискеты эти папе очень нужны.
На следующий день Лёша обнаружил две коробки с дискетами под входной дверью.
В свои шестнадцать лет Антон оставался наивным ребёнком, который верит каждому сказанному слову как «честному пионерскому» и совершенно не ориентируется в непонятной для него жизни ровесников. Одноклассники быстро его раскусили.
Однажды девочки пригласили его на вечеринку, где пытались напоить и склонить к соитию, вернее даже изнасиловать. Оказалось, что одна из них поспорила, что с Антоном переспит. Антошка сопротивлялся и пытался уйти, но они его не выпускали. Тогда сын позвонил домой.
- Мама, - сказал он шёпотом, - пусть папа меня заберёт.
Потом для полной конспирации перешёл на казахский:
- Уй отырыз еки, пятерде жиырма бес (дом тридцать два, квартира двадцать пять).
- Что случилось? – спросила я с тревогой, но он уже повесил трубку.
Лёша побежал вызволять сына. Домой он привёл Антошку в средней степени опьянения (девочки или ребята влили в него две рюмки водки), а также со сломанной молнией на ширинке, скреплённой английской булавкой.
***
Чтобы читатель понял, насколько Антошкины интересы были далеки от интересов его сверстников, расскажу один случай, который людям посторонним покажется забавным, а меня в очередной раз убедил в том, что мой сын нетипичный ребёнок.
Я уже писала о том, что в трёхлетнем возрасте Антошка в окружающем его мире обращал внимание только на лампочки. Ничего кроме этих осветительных приборов для него не существовало. Особый восторг у него вызывали лампы дневного света. Когда Антошка пошёл в детский сад, ему стало не до лампочек – эта первая школа жизни оказалась для него слишком суровой, чтобы осталось место для его увлечения. Я полагала, что Антон забыл о лампочках навсегда, однако в 1997 году (сын тогда уже учился в университете!) он начал буквально доставать меня просьбой.
- Мама, - говорил он, - мне нужны деньги.
- Сколько?
- Много.
- Зачем? - интересовалась я, но получала весьма туманный ответ, что-то типа «хочу кое-что сделать».
Когда он завёл этот разговор в третий или четвёртый раз, я сказала:
- Антон, а я знаю, зачем тебе нужны деньги.
- Зачем?
- Ты хочешь в подъезде повесить лампы дневного света.
- Нет! – воскликнул он, но через секунду заплакал и, хлюпая носом, спросил:
- А как ты догадалась?!
– Потому что твоя мама догадливая, - ответила я. – Знаешь, Антон, я как-то по телику один смешной скетч видела. Там к психоаналитику, такому рыжеволосому пожилому мужчине, пришла тоже немолодая дама и начала ему жаловаться на свою жизнь. Всё у неё не так: и с мужем не ладит, и с детьми отношения плохие, и даже с соседями в контрах. Психоаналитик, как это у них принято, задал женщине вопрос: «А вы не могли бы вспомнить, вас обижали в детстве?». Женщина в возбуждении даже подскочила. «Да, да, обижали! У меня было любимое красное ведёрко, а этот, отвратительный рыжий мальчишка его у меня отобрал!».
Антошка уже не плакал и слушал меня внимательно, даже рот приоткрыл, а я продолжила:
- Вдруг психоаналитик нервно заёрзал на стуле, потом вскочил, подбежал к стенному шкафу и открыл его. Шкаф был до верху заполнен красными пластмассовыми ведёрками, которые посыпались из него и покрыли толстым слоем весь пол кабинета.
Антошка рассмеялся, потом вздохнул и сказал:
- Да, мама, лампочки – это мои красные ведёрки.
- Ладно, сынок, не переживай – у каждого свои красные ведёрки, - сказала я, хотя за собой никаких «ведёрок» не замечала, наверное, потому, что была сугубо нейротипичной. - Ну, теперь скажи, тебе деньги нужны, чтобы лампы дневного света купить?
- Нет, лампы у меня есть. Я три ночи подряд пытался их к потолку в коридоре приделать, но у меня не получилось. Потолок там бетонный. Нужна электродрель и победитовое сверло.
- Так у папы это всё есть. Спросил бы у него.
- Я боялся, что он ругаться будет.
Не знаю, почему Антон отца боялся. Алёша любил сына самозабвенно и никогда не ругал, правда, будучи сам не совсем «нейротипичным», общался с ним крайне редко, ведь у него всегда голова была «другим забита» (Лёшино выражение, сопровождающее маня всю нашу совместную жизнь).
Лампы дневного света в подъезде Антон всё-таки повесил – удовлетворил свою неизбывную, пронесённую через годы страсть к лампочкам и вообще ко всему, что связано с электричеством.
Антон и сейчас к лампам неравнодушен. Он не подпускает нас с отцом к покупке и замене осветительных приборов и досконально разбирается во всех марках, моделях и артикулах как ламп накаливания, так и энергосберегающих ламп. А ещё он увлечён транспортом на электрической тяге: поездами метро, тяжёлыми электровозами, трамваями и троллейбусами. А вот к автомобилям совершенно равнодушен.
Поистине – все мы родом из детства, только некоторые в нём и остаются. К этим «некоторым» относится и мой сын.
2. ЧУКЧА НЕ ЧИТАТЕЛЬ
Вернусь к школе. Как-то поздно вечером Антон обратился ко мне:
- Мама, мне завтра сочинение по поэме «Двенадцать» сдавать, а я не написал.
- Почему?
- Не знаю, что писать.
- Ну ты и охламон! – выразилась я непедагогично. - Дотянул до последнего!
По-хорошему надо было помочь ему разобраться в поэме, что-то подсказать, но был уже двенадцатый час ночи, поэтому я, окончательно похерив всяческую педагогику, со вздохом сказала:
- Ладно. Ложись спать. Напишу я твоё сочинение.
Никогда раньше домашних заданий за Антошку я не делала. Теперь же было не до «разборок» – главное, чтобы сынок в выпускном классе не нахватал двоек.
В мои школьные годы Блок в программу по литературе не входил. В юности я, конечно, читала его стихи (нельзя же отставать от магистрального тренда в студенческой среде), правда запомнила только строчку «Дыша духами и туманами…». Двенадцать апостолов революции как-то прошли мимо меня.
Отыскав в своей библиотеке тоненький сборник стихов Блока, я углубилась в чтение поэмы.
Описанная в народно-частушечном стиле картина разгула ничем не ограниченной свободы произвела на меня, мягко говоря, большое впечатление. Я даже съёжилась как буржуй в подворотне. А от неожиданной коды поэмы: «В белом венчике из роз впереди Иисус Христос», да ещё идущий нежной поступью с кровавым флагом в руках, испытала когнитивный диссонанс.
Нет, меня не удивило то, что Блок, как и многие, принял революцию. Поразило меня то, что он опоэтизировал её ужасы и освятил (или, выражаясь современным языком, легитимировал) их именем Христа.
Однако по прошествии времени жизнь убедила меня в том, что мы, человеки, во всём и всегда думаем и действуем по одному алгоритму: если мне что-то нравится или я считаю что-то правильным или справедливым, то непременно найду аргументы, доказывающие мою правоту, и возведу её в ранг истины.
Мы опираемся на свою точку зрения, как на гранитный фундамент, а она всего лишь точка.
Вот почему в идеологических, политических, семейных и тому подобных баталиях мы становимся тотально глухими и слепыми, и только способность говорить, а зачастую орать, как скаженные, не оставляет нас никогда.
Один мой приятель часто в подобных случаях шутил – такова селява. (От французкого C'est la vie). Я бы уточнила – таков человек. Так что сегодня свои претензии к великому поэту Александру Блоку я снимаю – вероятно, он был настолько захвачен грозной стихией революции, сметающей старый мир, что видел в этом божественное провидение.
***
Провидение — целесообразное действие Высшего Существа, направленное к наибольшему благу творения вообще, человека и человечества в особенности. (Википедия)
***
Над сочинением я корпела всю ночь, потому что, во-первых, самой было интересно, а во-вторых, надо было извернуться так, чтобы учительница не догадалась, что писал его не Антошка. В шесть утра сынок мой перекатал текст в свою тетрадку, а через пару дней весело сообщил мне:
- Мама, за сочинение ты получила пятёрку!
Похоже, что Антону понравилось меня эксплуатировать, потому что подобный финт он провернул и с «Поднятой целиной». За это сочинение я тоже получила пятёрку. Мало того, Антошка сказал мне:
- Мама, Виктория Фёдоровна читала твоё сочинение перед классом и так меня хвалила! Мне было ужасно стыдно!
Тут я поняла, что перегнула палку, ведь впереди было сочинение на выпускном экзамене. Я представила себе, что мой сын выдаст какой-нибудь из своих перлов типа «Пушкин погиб в перестрелке с французским послом на реке «Чёрная речка» или «Татьяна хотела мужаться на нём», и мне стало плохо.
Надо было срочно спасать ситуацию. Я побежала в школу, чтобы наврать учительнице, что я помогаю сыну писать домашние сочинения. Викторию Фёдоровну я нашла в кабинете литературы.
- Здравствуйте, Виктория Фёдоровна, я мама Антона Корена, - представилась я.
- О, здравствуйте! - воскликнула она. – Рада с вами познакомиться.
И прежде, чем я успела что-то сказать, она продолжила:
- Ваш сын необыкновенный мальчик. Как он начитан! Как правильно умеет анализировать произведения! Видели бы вы, что остальные пишут! Без слёз читать нельзя. А как он скромен! Я вчера читала его сочинение перед классом, так он так покраснел!
- Виктория Фёдоровна, - поспешила я прервать этот панегирик, и по возможности снизить пафос, - мы с сыном обычно вместе анализируем. Я ему многое подсказываю. Может быть, поэтому его сочинения от остальных отличаются.
- Вы напрасно скромничаете, - возразила мне учительница. – Он и классные сочинения хорошо пишет.
Вот это для меня оказалось большой неожиданностью! Ведь я давно махнула рукой на своего «начитанного» сына, которому так и не смогла привить любовь к чтению художественной литературы, а чукча оказался писателем, однако. (Если кто-то не слышал этот анекдот, поищите в инете).
Свою хвалебную речь Виктория Фёдоровна закончила словами:
- Ваш сын – белая ворона. Он как будто из девятнадцатого века. Трудно ему будет в этой жизни.
С этим я не могла не согласиться.
Однако следует заметить, что иногда мой чукча умел выходить из затруднительной ситуации.
Как-то он рассказал мне, что во дворе столкнулся с парнем из их школы, который преградил ему дорогу и с угрозой в голосе выдал что-то типа: «Чего сюда припёрся?», а потом добавил: «Ты не православный!». Антошка не растерялся и спросил: «А ты православный?». «Конечно»,- ответил парень. «Тогда назови третью заповедь»,- сказал он.
- Назвал? – живо поинтересовалась я.
- Нет, мама. Он отступил, и я пошёл домой.
Я была рада, что сын, срезав «православного» неофита, избежал эскалации конфликта на конфессиональной почве. Впрочем, когда я спросила Антона, а он сам-то знает, как звучит третья заповедь, сын ответил:
- Нет, я от фонаря спросил.
3. ГДЕ ЛОГИКА?!
Девяносто пятый год начался с неожиданного визита. Девятнадцатого января на свой день рождения я собрала гостей. Были только свои: Илюшка с Машей да Шурик. Не успели мы сесть за стол, как в дверь позвонили.
- Ты ещё кого-то ждёшь? – спросил Алёша.
- Вроде нет, - ответила я. – Пойду, открою.
На пороге стоял молодой симпатичный мужчина в милицейской форме.
- Здравствуйте, я ваш участковый, - отрекомендовался он.
- Здравствуйте.
- Меня зовут Мансуров Ренат Ибрагимович. Можно пройти?
- Проходите.
Я провела его на кухню, где представитель правоохранительных органов подозрительно вежливо попросил показать наши паспорта. Не обнаружив в них штампов о прописке, мент строго посмотрел на меня:
- Почему вы до сих пор не прописаны?
- Понимаете, Ренат Ибрагимович, дело в том, что…
Далее я поведала участковому историю своих безрезультатных попыток оформить прописку. Показала ему исполнительный лист и закончила свой спич словами:
- Как только решение суда будет исполнено, я сразу же стану законопослушной гражданкой. С большим удовольствием.
Похоже, что участковый несколько растерялся, потому что опять перешёл на вежливый, чуть ли не извиняющийся тон:
- Я буду вынужден оштрафовать вас за нарушение паспортного режима, - сказал он.
- Ну что ж, если вынуждены – штрафуйте, - согласилась я.
Моё «непротивление злу насилием» участкового впечатлило, потому что, прощаясь, он сказал:
- Вот вы правильно себя ведёте! В соседнем доме тоже недавно квартиру купили, так хозяин меня даже на порог не пустил. Через дверь начал орать, что это его частная собственность. Ну он у меня ещё попляшет!
Когда я вернулась к гостям, они хором спросили, что этому менту было нужно.
- Оштрафовать нас за нарушение паспортного режима, - ответила я.
- Разве вас не прописали? Ты же говорила, что суд вынес решение в вашу пользу, - сказала Маша.
- Вот нас и штрафуют за то, что сами решение суда не выполняют.
- Где логика?! Абсурд какой-то!
- Вся наша жизнь – абсурд, - согласилась я с Машей.
Заветные штампы о регистрации (эвфемизм – старой доброй прописки) мы с Лёшей всё-таки получили… спустя год и два месяца после приезда. За это время нам не раз пришлось испытать на себе, что значит находиться на нелегальном положении.
В феврале фирму Серика проверяли на наличие в ней нелегальной рабочей силы и выявили таковую в лице моего мужа. Лёша попросил меня прописать его хотя бы временно. Я пошла в паспортный стол, где паспортистка вручила мне стандартный бланк и сказала:
- Заполните, и мы вашего мужа пропишем. Только учтите, вам придётся платить за каждый день его пребывания на вашей жилой площади.
- Не вопрос, заплатим, - обрадовалась я и села в коридоре заполнять просьбу о временной регистрации родного мужа.
Однако, как только я изучила текст на бланке, вопросы у меня возникли. Я решила обратиться к молоденькому милиционеру, который сидел без дела рядом со мной.
- Молодой человек, не могли бы вы мне помочь?
- Смотря в чём дело, - ответил он, приосанившись.
- Да, я вот заполняю бланк заявления о временной регистрации. Тут написано: «Я такая-то, проживающая по такому-то адресу, прошу… ну и так далее…
- Так в чём проблема?
- Дело в том, что я сама в этой квартире не прописана.
- А-а-а-а, понятно. Тогда сначала вам самой надо прописаться, иначе вы бомж, - ответил милиционер.
- Меня не прописывают, хотя квартира моя.
- А ваш муж где прописан?
- Нигде.
- Значит он тоже бомж, - весело ответил милиционер.
- Вам смешно, а мне что делать? Не может же бомж дать согласие на регистрацию другого бомжа в квартире, где сам не зарегистрирован! Маразм какой-то!
- Да-а-а, - согласился мент, - ситуация… А вы к начальнику паспортного стола обратитесь, - посоветовал он мне.
- Да у него сегодня неприёмный день, - вздохнула я.
- Ну, пойдёмте к нему вместе, - неожиданно предложил свою помощь молодой человек.
Не знаю, почему он решил мне помочь. Наверное, эта коллизия его заинтересовала. Мы вместе зашли к начальнику, и молодой человек изложил ему суть моей проблемы. Я тоже вставила свою «копейку»:
- Вы же понимаете, что ненормально, когда человек живёт как бы незаконно в своей собственной квартире. И суд на моей стороне…
Выслушав нас, начальник мне посочувствовал и развёл руками:
- Понимаю и рад бы вам помочь, но вы и меня поймите – у нас свои инструкции и своё начальство.
Так я и ушла не солоно хлебавши, но удовлетворённая приятным обхождением со стороны лиц, облачённых властью.
Не помню, как Лёша решил свою проблему на работе, но больше с просьбой о временной прописке он ко мне обращался. Наверное, Серик договорился с проверяющими, чтобы те не замечали мелких нарушений, естественно на выгодных для них условиях.
Не успела я решить (вернее, не решить) одну задачу, как нарисовалась другая. Антошка хотел поступать на факультет вычислительной математики и кибернетики МГУ. В апреле у него была возможность сдать так называемые предварительные экзамены. Хорошие оценки, полученные на нём, можно было защитать при поступлении. Однако документы у сына не приняли из-за отсутствия паспорта, а паспорт не выдавали из-за отсутствия прописки.
На экзамены сын не попал, а я поняла, что у меня совсем мало времени для того, чтобы добыть ему паспорт до вступительных экзаменов. Пока «Чапай думал» возникла проблема посерьёзнее.
В мае у Антошки обострился аллергический ринит, перешедший в сильнейший приступ астмы. Мой бедный сынок задыхался так, что, поднимаясь по лестнице, останавливался на каждой ступеньке. В поликлинике нас без регистрации не приняли. Частных клиник тогда ещё не было, но мы нашли платного аллерголога, работавшего в государственной поликлинике. Алёша повёз туда сына. Вернувшись, муж сказал мне, что Антошку надо срочно госпитализировать.
- А врач дал направление в больницу? – с тревогой спросила я.
- Нет, - удручённо ответил Лёша. – Он направил нас к главврачу. А главврач сказала, что без регистрации направления дать не может.
В разговор вклинился Антошка, который любил во всём точность.
- Папа, она сказала не так. Она сказала: нужен полис, ведь это всё денег стоит.
Из Тошкиного уточнения мне стало ясно, что главврач прозрачно намекала на взятку.
- Надо было этой врачихе в лапу дать! Разве непонятно?! – возмущённо воскликнула я.
- Я не понял, - виновато ответил Алёша.
- Ясно. Пойду к Нине.
Нина (наша соседка с третьего этажа) работала медсестрой в больнице. Выслушав меня, она сказала:
- Не волнуйся, уложим мы твоего сына. Сто долларов не жалко?
- Конечно, нет!
- Завтра я как раз дежурю. Вам позвоню, как только договорюсь с врачами. Буду ждать вас в приёмном покое. Мы примем его как будто по скорой.
В больнице Антошка пролежал под капельницей неделю. Уже на второй день запросился домой. Я видела, как тоскливо ему было в большой, тёмной палате с облезлыми стенами, но на уговоры не поддавалась.
- Сынок, - говорила я, - потерпи ещё немного. Надо выздороветь до конца, а то выпускные экзамены сдать не сможешь.
Пока сын лежал в больнице, я занималась самой на тот момент насущной проблемой – его легализацией как совершеннолетнего гражданина России.
Было ясно, что на уровне начальника паспортного стола я ничего не добьюсь, поэтому сразу направилась в городское паспортное управление на Большую Ордынку.
Дома я написала заявление, упор в котором сделала на то, что в результате неправомерных действий государственных органов мой сын, гражданин России, не в состоянии реализовать права, гарантированные ему Конституцией Российской Федерации. Он не только лишён права на бесплатное лечение, не только не может подать документы для поступления в вуз, но даже не имеет возможности записаться в библиотеку или купить билет на самолёт. Хотела ещё добавить, что Антон лишён возможности жениться, но вспомнила, что в шестнадцать лет браки не регистрируют.
Принимавшей меня женщине я красочно описала свои мытарства, связанные с пропиской, однако, чтобы не настраивать чиновницу против себя, завершила свой спич словами:
- Я, конечно, понимаю, что вы должны выполнять указания своего непосредственного начальства, но надеюсь, что вы найдёте способ мне помочь, иначе мой сын не сможет в этом году поступать в вуз.
После этих слов я протянула ей своё заявление. Женщина довольно долго и внимательно изучала его текст, после чего подняла глаза и сказала:
- Я отлучусь на пару минут, а вы подождите меня в коридоре.
Ждать пришлось довольно долго. Когда я уже начала думать, что чиновница обо мне забыла, она вынырнула из-за поворота коридора и пригласила меня в свой кабинет.
- Перепишите всё, ничего не меняя, - сказала она, протягивая мне заявление. - Только адресуйте свою просьбу на имя председателя комиссии по беженцам. Его фамилию я сейчас вам напишу.
Какой же милой показалась мне женщина в этот момент!
Через несколько дней председатель Комиссии по беженцам вручил мне моё заявление с визой: «Оформить паспорт гр. Корену А.А.» и сказал:
- Я уже позвонил начальнику паспортного стола вашего района, чтобы он в порядке исключения выдал паспорт вашему сыну без регистрации.
Поблагодарив председателя, я на крыльях бесконечной любви и глубокой признательности московским чиновникам полетела в свою ментуру. Мой хороший знакомый столоначальник встретил меня радушно. Он даже предложил мне чашечку кофе и сигарету. Ни от того, ни от другого я не отказалась.
- Вы единственный человек, который добился выдачи паспорта без прописки, - сказал он. – Как вам это удалось?
- Любая мать ради сына горы свернёт, - ответила я.
- Ну не любая. Уважаю, - сказал он.
Я, конечно же, не стала говорить начальнику, что считаю унизительной ситуацию, когда человеку приходится ужом вертеться и стаптывать башмаки, чтобы получить то, что ему положено по закону.
Когда Антона выписывали из больницы, врач меня предупредил:
- Астма – серьёзное заболевание. Вашего сына необходимо поставить на учёт в поликлинике и наблюдать. Кстати, - добавил он, - имейте в виду, что с таким диагнозом его в армию не заберут.
- Вообще-то мне бы хотелось, чтобы сына минуло и то и другое.
Доктор понимающе и сочувственно пожал плечами.
4. РАДОСТИ И НЕПРИЯТНОСТИ
Этой же весной Алёша сообщил мне малоприятную новость:
- У Серика временные трудности и зарплату пока он выплатить не сможет.
- И что теперь?
- Он предлагает взять товаром.
- Каким?
- Можно голландским трёхкамерным холодильником, норковой шубой, или компьютером, - ответил Алёша.
- Бери компьютером, - сказала я.
Зарплату за следующий месяц Алёша опять не получил. Когда я спросила его, долго ли эта временная трудность будет продолжаться, он мне ответил.
- Не знаю. Считай, что я за компьютер расплачиваюсь, ведь он стоит три тысячи долларов, а моя зарплата всего пятьсот.
Хорошо, что ему пришлось отрабатывать не холодильник или норковую шубу. А благодаря компьютеру я нашла надомную работу в переводческой фирме «Альфа и Омега». Там никого моя прописка не интересовала, потому что официально переводчиков они не оформляли. Им была важна только моя квалификация, которую они оценили и работой не обделяли.
***
В день первого выпускного экзамена, а это было сочинение, я волновалась: вдруг ни одна из предложенных тем Антошке не подойдёт. Когда сын вернулся домой, я с порога его спросила:
- Ну на какую тему писал?
- Свободную.
- А как она называлась?
- «Я хочу рассказать вам о…».
- О чём рассказать? – не поняла я.
- Нам объяснили, что можно писать о любимой книге, фильме, любимом поэте. В общем – о чём угодно.
- Ну и о чём ты писал?
- О фильме «Афоня», - неохотно ответил Антошка и ушёл в свою комнату.
Я поняла, что он стесняется. Дождавшись вечера, я побежала в школу – мне не терпелось узнать, как Антон с «Афоней» справился.
В кабинете русского языка и литературы Виктория Фёдоровна и ещё три учительницы проверяли результаты творческих мук выпускников.
Увидев меня, Виктория Фёдоровна не стала дожидаться моего вопроса.
- Можете не волноваться, - сказала она, - получил ваш сын свои пятёрки. Правда, мы ему три или четыре запятых поставили. Хотите почитать?
- Если можно.
Виктория Фёдоровна нашла Антошкину тетрадь в кипе уже проверенных сочинений и вручила её мне.
Сочинение Антошкино мне понравилось. Он не остановился на комических эпизодах похождений сантехника-разгильдяя, а всё своё внимание сосредоточил на медсестре Кате Снегирёвой и её самоотверженной любви к этому непутёвому парню. Концовка сочинения вообще тронула меня почти до слёз. Описывая сцену в аэропорту, когда совершенно потерявшийся в этой жизни Афоня вдруг увидел Катю, Антошка написал, что за их спинами по озеру плавают лебеди.
- Надо же! А я, когда фильм смотрела, ни озера, ни лебедей не заметила, - прошептала я. – Молодец – проникся.
И неважно, что позже при просмотре этой, в общем-то, не комедии Данелии я обнаружила, что там было вовсе не озеро, а небольшой прудик, да и плавали по нему не лебеди, а утки.
Остальные экзамены Антон сдал успешно – всего с одной тройкой по химии, которую он терпеть не мог.
-Мама, - говорил он мне, - я ничего не понимаю про электронные облака и эс-пэ-три гибридизацию.
В июне он отнёс документы в МГУ на факультет ВМК (Вычислительная математика и кибернетика). Конкурс был небольшой – всего два человека на место, ведь это было время, когда вузы большой популярностью не пользовались. Поскольку в стране почти все предприятия, а также научно-исследовательские институты и конструкторские бюро либо закрылись, либо влачили жалкое существование, люди считали, что образование – это ненужная роскошь. Да и факультет был трудным. На него обычно поступали ребята, окончившие школы с углублённым изучением математики.
Для того чтобы Антона подтянуть, я обратилась к репетитору, который преподавал на этом факультете. Поспособствовать поступлению он не мог, потому что в комиссию не входил, но обещал разобрать с Антоном типы задач, которые обычно дают на экзамене.
Через три или четыре занятия я репетитора спросила:
- Как Вы думаете, сможет Антон поступить?
- Способности у Вашего сына есть, правда и пробелов много, - ответил он.
После первого экзамена по математике Антон пришёл домой удручённым. Сказал, что из пяти задач решил только две. Он был уверен, что получит двойку, да и я решила, что шансов у моего сына нет. Однако оказалось, что абитуриентов «с пробелами» было большинство, а план по приёму нужно было выполнять. Поэтому всем, кто решил хотя бы две задачи, поставили три балла.
- Мама, – спросил меня сын, - сдавать дальше?
- Конечно, сдавай, - ответила я. – Даже если в этом году не поступишь, опыт приобретёшь.
Последним экзаменом было сочинение. К счастью, тогда за него даже оценок не ставили. Просто надо было получить зачёт. Когда Антошка вернулся домой, я спросила:
- Ну, написал? Какая тема была?
- Я писал по Есенину, - ответил сын.
- А что, свободной темы не было? Ты ведь Есенина практически не знаешь.
- Не было, - сказал Антон. - Да ты не волнуйся. Помнишь, как ты мне говорила, что главное оригинально начать.
- И как ты начал?
- Я начал так: трудно писать о поэте, которого не любишь, - гордо ответил Антон.
Зачёт он получил, однако для поступления ему не хватило одного балла. Тошка расстроился, но оказалось, что тех, кто не добрал одного балла, приглашают на годичные подготовительные курсы, выпускные экзамены которых будут считаться вступительными. Так Антон зацепился за поручень уходящего поезда, чему все мы были очень рады.
В августе нам преподнесли ещё один приятный сюрприз: мне позвонили из Паспортного управления и сообщили, что решено нашу семью прописать. Так всего через год и три месяца после приезда мы стали полноценными гражданами РФ.
В октябре, когда Алёша полностью рассчитался за компьютер и надеялся, что теперь начнёт, наконец, получать зарплату, Серик объявил, что фирму сворачивает и уезжает в Алма-Ату. Так мой муж стал безработным.
***
После радости неприятности
По теории вероятности...
(Из песни В. Шаинского на слова Ю. Энтина)
***
- Ничего – прорвёмся, - сказала я ему. – В конце концов, мы же не умерли с голоду, пока ты зарплату не получал. Неужели ты со своими знаниями не найдёшь работу получше, чем у Серика? Да и прописка у тебя уже есть, так что препятствий не будет.
И действительно через месяц Алёша устроился во вновь созданную совместную итальянско-российскую IT-компанию.
Устроился – это я неправильно выразилась. Вакансий было около пятидесяти, а желающих получить работу в три раза больше. Лёше пришлось пройти сложный и многоступенчатый отбор по западному образцу. Соискателям было предложено несколько тестов: по специальности, на IQ и психологических.
Последним был групповой тест. Всех оставшихся разделили на группы по семь-восемь человек и предложили задачу, которую нужно было решить за определённое время. Общаться в группе разрешалось только на английском языке. Между группами ходили психологи и наблюдали за процессом.
Думаю, что целью этого теста было выяснить, насколько кандидаты способны работать коллективно и приходить к консолидированному решению.
Я спросила Лёшу, какое задание было у его группы.
- Да там надо было решить, кто больше всех виноват, - ответил он.
- В каком смысле, - не поняла я.
- Ну, представь себе такую ситуацию: девушка на свидании поссорилась со своим парнем и пошла домой. Он провожать её не стал. Была уже ночь, а ей надо было перейти через мост. На мосту стоял мужик бандитского вида. Она испугалась и решила переправиться на лодке, которую заметила невдалеке. Хозяин лодки потребовал с неё деньги. Денег у неё не было, и лодочник отказался её везти. Тогда девушка пошла через мост и бандит её убил. Вот нам за двадцать минут надо было решить, кто виноват в её смерти.
- И что вы решили? По мне, так все виноваты.
- Вот именно. Приблизительно так и получалось. Один говорил, что виноват бандит, другой – что жадный лодочник, третий – что парень, который её бросил, четвёртый – сама девушка. Такой гвалт поднялся!
- Так вы решили или нет?
- Ага. Я слушал-слушал, а потом сказал, что так мы ни до чего не договоримся, потому что на самом деле неважно, кто окажется самым виноватым. Главное – нам нужно выработать общее решение. И предложил расставить всех по степени вины рейтинговым голосованием.
- И что? Справились?
- Конечно. И во время уложились.
- Молодец! Я тобой горжусь.
- Да, мне сказали, что я оказался в группе лидером, - скромно заметил Алёша.
- Значит, можно считать, что тебя приняли?
- Да. Сначала мы пройдём курс обучения и после него приступим к работе. Кстати мне сказали, что я кандидат на стажировку в Италии.
- Поздравляю!
Этой ночью я засыпала счастливой.
На следующий день я позвонила Татьяне и поделилась радостной новостью.
- Приезжайте с Иришкой на каникулы, - сказала я. – Отметим Антошкины курсы и Лёшину новую работу.
- Приедем, - согласилась Татьяна. – Тем более что у меня к тебе серьёзный разговор.
- Что-нибудь случилось, - встревожилась я.
- Да нет! Не волнуйся. При встрече поговорим, - успокоила меня Танька.
Я положила трубку и подумала: «Всё-таки несмотря ни на что, этот год заканчивается хорошо».
Оказалось, что я немного поторопилась – год закончился неприятным происшествием, правда испортить моё приподнятое настроение ему не удалось.
В декабре ударили сильные морозы, а батареи в квартире чуть теплились. Мы, южные аборигены, к такому дискомфорту не привыкли. Особенно холодно было в Антошкиной спальне. Лёша решил, что это воздушные пробки не дают воде свободно циркулировать по батареям. Недолго думая, и никого не предупреждая, он взял разводной ключ и, как он мне потом говорил, на пару ниток резьбы отвинтил гайку в торце батареи для того, чтобы стравить воздух.
Во время этого действа я была на кухне. Вдруг из Антошкиной комнаты в плотных клубах пара выскочило нечто с ног до головы мокрое в мазутно-чёрных подтёках. Это был Лёша. За ним в коридор вырвался бурный поток воды ржавого цвета.
- Прорвало, твою мать! – закричал он.
Я подскочила к мужу и увидела, что его руки и лицо пунцового цвета.
- Ошпарился? Больно?
- Нет, - ответил Лёша. – Звони в аварийку.
Я открыла входную дверь, чтобы вода лилась в подъезд, а не растекалась по квартире, и позвонила соседям сверху, потому что номера аварийной бригады не знала.
- Василий Степаныч, скажите номер аварийки. У нас батарею прорвало!
Сосед продиктовал мне номер и добавил:
- А мы-то с Леной думаем, откуда пар.
Вызвав бригаду, я села на кухне так, чтобы наблюдать за потоком и закурила. Суетиться было бессмысленно.
Аварийная бригада, надо отдать им должное, приехала минут через пятнадцать. Ребята перекрыли воду и навинтили на батарею новую гайку.
- Неудивительно, что прорвало, - сказал один из них, - батареи старые, резьба короткая, вот она давления и не выдержала. Вы в ЖЭК позвоните, пусть они акт составят.
О том, что это была самодеятельность мужа, я, конечно, не сказала.
Когда аварийщики уехали, я осмотрела район бедствия. Больше всего пострадал родительский шифоньер из настоящего дерева, потому что струя кипятка диаметром сантиметров шесть-семь (по размеру гайки) хлыстала как раз на него. Антошкина постель, его письменный стол и книжные полки были в чёрных и рыжих пятнах. Воды на полу было с пол моей ладони по высоте.
Лёша пошёл в ванную отмываться, а я начала уборку.
Со второго этажа спустилась Лена со шваброй.
- Помогу воду выгонять, - сказала она. – Опыт имеется.
Об этом опыте я знала не понаслышке. Осенью в одной из наших комнат шёл дождь – это у Лены со Степанычем во время проверки системы в одной из батарей лопнул проржавевший сгон. Правда, масштаб бедствия был по сравнению с нашим сущей ерундой, потому что вода была холодной, а диаметр сгона не таким большим.
Заглянув в комнату, Лена покачала головой:
- Шкаф жалко! Был лакированный! И пол, когда высохнет - вздыпопится.
Вечером, когда Лена ушла, я зашла в спальню, где бедный Лёша отдыхал после трудов праведных. Его лицо оставалось красным, но хотя бы без волдырей, а вот руки он ошпарил сильно.
- Болит? – спросила я.
- Да, немного.
- Ты что, не успел руки отдёрнуть?
- Я пытался дыру заткнуть.
- Зачем ты вообще к этой батарее полез? – задала я вопрос, который считала риторическим, однако Алёша на него ответил.
- Холодно было.
В стрессовой ситуации даже кандидат физмат наук может повести себя неадекватно.
***
«Характеристики чугунных радиаторов:
Рабочее давление — 9 атм. опрессовочное — 15 атм.; выдерживают температуру теплоносителя 120 градусов Цельсия».
(Источник: сайт «Всё об отоплении»)
***
Перед самым Новым годом приехала Татьяна с Иришкой. Золовка с порога заявила:
- Всё! Больше в этих Сумах я жить не могу! Мила, помоги купить квартиру.
- Тань, в Москве не получится. Сама знаешь, какие здесь цены.
- Да я согласна на однокомнатную в Подмосковье, даже дальнем. Мне всё равно – хоть тушкой, хоть чучелком! Со временем в Москву переберусь. Ты же знаешь, тётя Надя обещала свою квартиру мне завещать.
Татьяна давно мечтала о том, чтобы перебраться в Москву, но вопрос ребром поставила впервые. Оказалось, что последней каплей послужило то, что Иришкину школу полностью переводили на украинский язык.
- Мил, вот скажи – зачем?! Ирка и так с четвёртого класса украинский изучает и, кстати, знает его лучше многих взрослых. Недавно по радио один ветеран на украинском рассказывал про то, за что он получил орден «Червона звезда», так Ирка не только всё поняла, а даже сказала, что правильно будет не «звезда» а «зiрка».
Вспомнив Танькиного соседа с его «российскими загарбниками», я подумала, что всё-таки действительно лучше жить среди своих.
- Ну хорошо, Таня, буду искать, - сказала я. – Кстати, за сколько ты сможешь свою продать?
- Я недавно интересовалась, - ответила золовка, - такую же как у нас четырёхкомнатную в соседнем доме за одиннадцать тысяч продали.
- Маловато, конечно, но я попробую.
- Да уж, попробуй! Я на тебя надеюсь.
За время Танькиного визита мы дважды съездили к тёте Наде, которая как всегда встретила нас с неподдельной радостью и своим традиционным гостеприимством. Кореновскую тётю я навещала регулярно. Можно сказать, взяла над ней шефство, и не потому, что считала себя обязанной, а потому что к ней привязалась. Да и жалко мне её было. После смерти дяди Миши она чувствовала себя одиноко и часто мне говорила, что её единственный племянник Володя о ней совсем забыл.
Татьяна сказала тётке, что хочет перебираться поближе к Москве.
- Давно пора. Наконец-то мы все будем вместе! – обрадовалась тётя Надя и ещё раз напомнила: - Когда время придёт – квартира будет твоя.
Танька взглянула на меня многозначительно, словно говоря: «Вот видишь!».
После их отъезда прилетела Жанна из Алма-Аты. Она не собиралась в Иерусалим на очередной курс лечения, а специально прилетела в Москву, чтобы купить на свою израильскую пенсию компьютер для мужа.
- Может быть, он хоть работу начнёт искать, - сказала она мне.
Я не поняла, какая связь между компом и работой для Сашки, поэтому спросила:
- Ты этим подарком хочешь его на поиски подвигнуть?
- Типа того, - ответила Жанна и вздохнула.
Жил ли Сашка на пенсию жены, потому что отчаялся найти работу, или просто наличие этих средств к существованию его расслабило – не знаю, но я видела, что Сашкино ничегонеделание сестру беспокоило.
Алёша помог Жанне купить компьютер, и она засобиралась домой.
- Ты когда на лечение собираешься? – спросила я.
- В марте.
- Прилетай заранее – поживёшь у нас, - предложила я.
- Ладно, может быть, - ответила Жанна и на глазах у неё появились слёзы, которые она попыталась скрыть.
Я видела, в каком подавленном состоянии была моя сестра. Сердце у меня сжалось, но я промолчала. Жанна никогда о своей страшной болезни не говорила, и я не считала себя в праве лезть ей в душу. Лучше бы она разрыдалась, а я бы её крепко-крепко обняла, может быть, ей стало бы легче.
(Продолжение следует)