Памяти отца – Токарева Петра Яковлевича (1921-1965). Медаль «За
отвагу», орден «Отечественной войны 2 степени», орден «Красной
звезды», медаль «За взятие Будапешта»
Он безуспешно пытался вытащить застрявший в теле вражины штык, дергал его к себе, раскачивал, но все напрасно. А ведь помнится, что тогда на окраине деревни, куда его взвод ворвался первым, он легко всадил штык в живот поднявшемуся ему навстречу немцу и также легко его вытащил. А теперь штык почему-то превращается в бензопилу «Дружба», застревает в огромной сосне и никак, ну никак ее не вытащить! Так уже было полгода назад, когда упустил он момент и пилу заклинило в распиле. И дерево не падает (хотя может упасть в любую минуту и в любую сторону), и «Дружба» - намертво… Повредил он тогда пилу-то. Начальник участка молодой, но злой как черт, обматерил его на всю тайгу, оштрафовал и пригрозил, что «еще хоть раз – и пойдешь под суд за порчу народного имущества». И ведь засудит, гнида, как есть засудит. А боль-то откуда? Непереносимая, сука, боль! Ранили, что ли, его опять?
Он с трудом тянет руку к лицу.
Нет, все грубые шрамы от осколочного в лицо все те же и на прежнем месте. А-а! Вот оно! Боль скопилась в животе и оттуда ползет по всему телу. Значит, в живот ранило. Хреново… Видал он и таких, много. Недолго с развороченными кишками-то проживешь. Когда же меня так угораздило? А что здесь Маруська делает, на фронте-то? Я ж в 48-ом женился… Что это? Я где? А взвод надо в атаку поднимать…
Сквозь кровавую туманную вату пробивались голоса: визгливый и истеричный начальника участка и грубый, простуженный бас бригадира.
- Да не был он пьян, Иван Матвеич, верьте слову! Тверезый был…
- Слову твоему грош цена! Он уже не раз «под газом» являлся. Сам и виноват. Нечего было под дерево лезть.
- Так он же «Дружбу» вытаскивал и того пацана-напарника, считай, спас.
- Ты мне тут героя из него не лепи, понял? По пьяни нарушил технику безопасности, пилу угробил опять, дерево на трактор упало, а потом и его привалило. Будет за все платить до самой смерти. Вот и весь сказ!
Над перебранкой взлетает злой окрик старого хирурга.
- А ну пошли отсюда, ироды! Ему до этой самой смерти уже пара шагов и осталась-то . Кости тазовые раздроблены, перитонит гнойный… Вы, суки, не могли вертолет на лесоповал вызвать, а? На охоту начальство возить, жопу им лизать – вы первые. Валите отсюда!
Он подошел к койке, на которой метался здоровенный детина со страшно изуродованным лицом. Он тяжело дышал, время от времени выкрикивал бессвязные слова, дергался, порываясь встать… Врач прислушался и вздохнул.
- Все в атаку ходит, с немцем врукопашную бьется. Догнала его костлявая. Через столько лет догнала…
Рядом сидела женщина с застывшим, как будто навсегда испуганным лицом.
- Муж?
- Муж мой. Токарев Петр Яковлевич. Дети у нас, четверо...
- Ты крепись, мать. Мы уже ни тебе, ни ему не поможем. Не боги мы…
А он все шел и шел в свой последний бой, в штыковую, так и не успевая вытащить штык из тела врага и ответить на смертельный удар в спину.