XIX птерон
На стенах Библиотеки появились новые картины, писаные маслом (оригиналы). Художник J.J.J.: «Фаллоделический натюрморт с дрелью», “Brutal Porno” ( по мотивам текстов Дельфия Зазаффа), «Помесь лемура и слизня инкубо-суккубовой стилизации». Художник Икс-Стикс: «Апрофодонтус», «Крылья летучей мыши в виде головастиков», «Бледная деформированная фигура на фоне анальных оргий».
Я взял полистать журнал SOS (Sex out Sex) и наткнулся на текст подписанный инициалами Ъ.Ъ. под названием “Anus Germeticum”. «Майн Рид начинал свои произведения с описания природы, а это произведение, если его можно назвать таковым, начнётся с описания темноты. Абсолютной темноты. Перманентное расширение чёрного квадрата. Поствселенская темнота. Дело в том, что Вселенная прекратила существование. Ни один глоба(льный) нострадамус не мог этого предсказать. Просто однажды Вселенная аннигилировалась тихо без всяких армагеддонов и экпироз. И полная темнота. Вся Вселенная со всеми её галактиками, квазарами и прочей водородной живностью, а также с тёмной материей (или антиматерией?) просто рассеялась и исчезла, будто вовсе её и не было. Ноль.
Ноль – это ни что иное как анальное отверстие. Оно-то и стало новой сингулярностью. Новая модель Вселенной, которая и не снилась Успенскому и Гурджиеву. Из этой сингулярности разворачиваются иные миры. [,,, !!! ???]
Всё пустынное плоское пространство (как на картинах Дали) уставлено прозрачными унитазами до самого горизонта. Небо – голубее не бывает. И на каждом унитазе в позе роденовского мыслителя сидит статуя Дианы Эфесской многогрудой. Каждая из сидящих не просто сидит, а что-то делает, например, читает (спектр чтения колоссален – от «Эпоса о Гильгамеше» до современной «жёлтой» прессы); другие вышивают, вяжут, плетут макраме, стреляют из рогатки, чистят зубы или спят.
А теперь крупным планом каждый прозрачный унитаз!
Чьи-то губы прикоснулись к мочке моего уха и я услышал похотливый шёпот: - Закат. Солнце погружается в океан. А ты погружаешься в меня.
- Ты, ходячая порнография, - только и сказал я, задрал Сибилле футболку и стал кусать её смачные сиськи.
Ночное небо. Вместо звёзд – буквы. И нет им числа. Если долго смотреть на небо, то буквы непостижимым образом складываются в тексты, в какие-то головоломные поэмы и феерии, чтение которых превращается в лабиринтный сомнамбулизм. Растворение их в индивидуальных акосмических монадах приводит к спонтанному созданию креативного ядра и посткреативных электронов-фантомов к кататектоновой арисффекции ирриозойных факффартов трринаксов ромбоудалённых каскадов игуанотеатров стоп-кадров меандронеба гайфуссбрра камалдалатта риомфункалла дэрзэссэ аутофагов.
Черепахи сапфирно-коричнево-алые пересекают пространство в лунную гимноэййю. Маргинальные улитки с записывающими устройствами неонатальных миражей ползут вслед за черепахами к ночному морю затихающего хорала. Движущиеся по параболе сияющие голубым светом фламинго сбрасывают свои перья на агностирующих сибаритов-философов. Это вселенная Гиперсибарио;о;. В виде бесконечного многослойного океана она поглощает пространство и время. Единственная terra firme в этом водном тартаре – небольшой материк Порнейя, окружённый маленькими островами и одиночными скалами. Между ними видны плавники дельфиозавров и ихтиомастодонтов.
Сибилла принесла плакат группы “Cacaphonia of sadilatria”. На нём были изображены три женские голые попы: белой, негритянки, индуски; ниже ещё три попы: жирафья, окапи, носорожья; ниже ещё три лошадиные: вороная, гнедая, белая. А внизу надпись: Anal International. Мы его повесили в женском туалете.
После бурного секса с Сибиллой ( а с ней другого секса не бывает, впрочем как и с другими), я думал, что настоящий оральный и анальный секс невозможен в природе, ибо без фантазии он невозможен а priori. В природе может быть геоморфоз, гляциоморфоз, биоморфоз и т.п., но фантоморфоз, дадаморфоз, а тем более какаморфоз возможен только в галлюцинаторном воображариуме человека.
Экстрибоган и я застали Ингиса в Библиотеке за чтением Сибаритской Антологии – античных текстов исключительно содомитского содержания. Составлена она, как полагают, была в седьмом веке нашей эры на юге Италии (где ж ещё? самое развратное местечко на планете). Напечатана в 1500г. в Неаполе тиражом 33 экземпляра. В дальнейшем не переиздавалась. Раритет ещё тот – в кожаном переплёте с настоящим золотым тиснением.
Мы, хищники, не дали бедному Ингису насладиться этой редкой вещицей. Ингис отодвинул фолиант в сторону, и завертелся секскалейдоскоп. Я созерцал планету Фурззарр на окраинах Вельветовых Звёзд. Семителое чудовище переплеталось с девятителым. Такой триумфальной взаимослучки я ещё не видел. Член у монстра был словно гофрированная труба. У другого как канат с узлами. Само чудовище было довольно бесформенно величиной с бегемота. Множество глаз было разбросано у него по всему мягкобархатному пурпурно-серебристому телу. Не поддающиеся подсчёту щупальца обвивали тело другого чудрвища. Рот у чудовища был маленький и чувственный как у женщины, а зубы мягкие и округлые, так что минет был неповторимо прекрасен. Я вступал в связи с удивительными растениями, погружал член в колоколовидные огромные цветы, они сжимали его и засасывали внутрь, испуская сомнамбулический аромат и глицериновую жидкость. Колоссальные пурпурные цветы поглощали меня и коитировали своими пестиками и тычинками. Я погружал их в рот, наслаждаясь сладостью и пряностью желеобразной пыльцы. Меня обвивали стебли лиан. Иногда они были нежные и мягкие, иногда скользкие и противные, иногда шершавые и колючие, иногда липкие и горячие, как раскалённые угли. Мой член превращался в лиану и обвивал деревья и кусты, полз по ветвям вверх, как удав, сжимая их своими кольцами и цепляясь за сучки и листья. Я полз как безвольная плюшевая кукла за ним. Мой язык выползал изо рта и хватался как обезьяний хвост за лианы. Мои соски; удлинялись и следовали его примеру. Рядом с ветки на ветку переползала Экстри. Её груди стали длинными как плети винограда и тоже обвивали всё, что попадалось им на пути. Соски; на них превратились в длинные тонкие змеевидные щупальца. Клитор, большие и малые губы Экстри стали тостыми хватательными хоботами, отчего вульва её сильно расширилась и зияла огромной дырой. Когда Экстри повисла вверх ногами в её влагалище отложил яйца большой чёрно-зелёный попугай. Когда он улетел, туда заполз золотистый питон и сожрал всю кладку. Мой член обвил Экстри и проник в её дыру. Наши непомерно длинные языки сплелись в прочный жгут, удерживающий нас на краю обрыва над пропастью. Внизу грохотал водопад и пенилась в диком экстазе река.
Красные и пурпурно-фиолетовые чайки и альбатросы летели над ярко-синим океаном к островам Блаженных.