Антимиры даймоо 16-й птерон

Теург Тиамат
                XVI птерон

Артикуляция неопирающихся форм экуминирует высшее алхимическое вещество герметико-апохейного меркуриоза реализуются все тайные желания и невидимая оболочка логорреи покрывает туманный феллоид гипероидных эктремаций. Всё с одним и тем же уклоном от которого никуда не уклониться.

У даймоо Прэопильтис была прямоугольная стальная ктеис, шёлковые голубые крылья с алмазным каркасом, а радужки в глазах были в виде алых свастик. У её подруги Гуу-Фжж радужки были в виде серебряных пентаграмм и каждая ресничка была с крылышками. У Фостарты ктеис была как у Бафомета в женской ипостаси, а радужки глаз были в виде золотых полумесяцев, крылья были только на правом бедре, как крылья мотылька, нежные и излучающие ослепительно-сапфировый свет. Многофаллосные и квазиктеисные построения. Дропподурама. Гиперлагния. Даймоо Гор-Горра. У неё три морщинистых длинных обвислых груди, половые губы оттянуты чуть ли не до колен, четыре огромных перепончатых крыла. Она всё время бредит, изрекает истерические глоссы и извергает из глаз чёрные корпускулы. Рфф – голубовато-хрустального цвета даймон. Пах у него абсолютно гладкий, то есть без гениталий, но когда надо из него вырывается голубой луч, толщина которого может регулироваться от диаметра волоса до размеров слоновьей ноги, производя эффект точечной бомбардировки и вызывая многотысячные микрооргазмы

В Центре даймооискусств Жюльетты де Помпадур 13 St.Dmm открылась выставка даймонических экстремистов. Все экспонаты были разбросаны как попало, по некоторым можно было даже ходить, правда босиком. Такого хаоса здесь ещё не видели. Столица культуры Париж уже давно утратила своё значение, потому что культуры уже нет. Со времён Бодлера культура начинает эволюционировать в антикультуру и с эпохой панка превращается в грайндкультуру. Столица её там, где создаются наиболее радикальные грайндхимеры.

Диллулл вошёл в даймоо-публичный дом «Анус Динозавра» (АД). (Вы думали  ад это то, что описали Гомер, Вергилий, Данте и Августин Аврелий? Нет – это задний проход даймоо-динозавра. Вернее это занюханная кафешка в Монстрополисе на углу улиц Сциллы и Харибды с названием АД). Его содержала уже немолодая бывшая проститутка Эшшеббл. Разнообразие даймонических существ здесь ограничивалось размерами гениталий. Диллулл выбрал себе оранжево-алую даймоо с мягкими тонкими шёлковыми крыльями, крыльями настолько огромными, что даймоо могла заворачиваться в них как в кокон. Даймоо могла изменять пол с женского на мужской каждые пять минут. Что было дальше можно прочесть в многочисленных произведениях Уильяма Берроуза. Диллулл прилетел утром на прогулочном космолёте «Фантазмы мазохистов» (FM) после долгого круиза по Тринитарной галактике, и хотя к вечеру он ещё не чувствовал себя в полной форме для секса, всё же решил отправиться в АД. Анус, казалось, был кратером <…> в мрачные, недоступные ни свету, ни сумеркам, ни инфраангелам, глубины, медленно переваривающие циклопические сны своих чёрных галактик. И руки, словно вросшие в ягодицы своими острыми корнями деревья, были мегафаллическими глазами  <…> видящими только толчею и змеиные клубки сексуальных инфьерногаллий и пятна пигоэндемичных фантазмов. Две мошонки качались в такт, как спаренные колокола на экстатической, объятой лучами закатного солнца, колокольне, словно погружающуюся под землю в наступающей ночи. Оргазм приближался, как идущие навстречу друг другу грозовые тучи. Тела тестообразно, как мягкие манекены, вытягивались за пределы трёх измерений, создавая эластичную бесформенную спираль, извивающуюся тысячью непредсказуемых движений и расходящуюся океаном от эпицентра экстаза в безгоризонтную вагину, словно в гиперколлапс, на архипелагах которой надолго застывая в эпелептической эрекции и вдруг обрушиваясь бешенными слепыми цунами, оставляющими за собой лишь бесконечную плоскую равнину лазуритового катарсиса.

Даймоо Пиррорра была нежна и грациозна, в ней было всё лучшее от трёх Харит: большие выразительные изумрудно-золотистые глаза, губы как лепестки только что распустившихся малиново-рассветных тюльпанов. Но самым удивительным были её волосы – это были тончайшие струйки огня, самого настоящего огня: голубые, сиреневые, жёлтые, зелёные, оранжевые, карминно-красные, фиолетовые, бордовые, золотые и ярко-синие.

Обломки всевозможных черепов: коров, медведей, слонов, тираннозавров, индрикотериев, трицератопсов, ихтиозавров, крокодилов, акул, левиафанов, гриффонов, василисков. Обломки античных статуй и храмов, детали машин и механизмов парили в зеленовато-голубом небе. Я стоял на золотой, мелкой, как песок гальке, а вокруг парили маленькие словно колибри даймоо, и музыка от вибрации их крыльев создавала купол блаженства.

Даймон Инднн стоял рядом, его изумрудное тело то закапывалось полность в гальку, то вытягивалось выше облаков. Это колоссальное тело периодически вздрагивало и вибрировало. Гигантская летающая рыба-черепаха-лапута как дирижабль накрыла несколько тысяч пар мчащихся к горизонту  кентавров. Она была похожа на Ремору – спутницу Левиафана. Когда эта чудовищная динорыба появилась на небе, солнце приобрело тёмно-серый цвет и небо покрылось узкими чёрными полосами. Я, ангел Д 11, Ффорнузза, Эггслибба и Гуаромма бродили по сине-серебристым рельефам Реморы как по каким-нибудь Скалистым или Драконовым горам или по Сихотэ-Алиню. Ффорнузза – садомазохистка вечно затянутая в одежду из алой кожи с многочисленными прорезями. С собой у неё всегла набор кнутов, плёток и хлыстов. Ярко-рыжая Эггслибба была в одних стальных ботфортах. На её молочно-белом теле были следы от флагелляций. Гуромма была в стальном лифчике и в золотых полусапожках. Где-то между складок Реморы мы устроили оргию.  У Эггслиббы из сосков периодически вылетали небольшие колючие стальные шарики и автономно левитируя впивались мне в тело в разных местах. А Ффорнузза в это время охаживала нас троих со всех сторон своими плётками.

Видения Иеронимуса Босха, Иоанна Богослова, Дали, Бёме концетрировались в зрачках Реморы, исходя оттуда через плотность измерений и миров. От Реморы отделялись словно комки высохшей грязи разные монстры, по больше части не имеющие определённой формы симметрии и адекватности расположения органов.

На этой книге можно поставить хоть десять красных квадратов, всё равно они не отразят той  глубокой подпольности и асоциальности, мизантропичности и порномании присущей этой книге. Моя порнограйндхимеррея нигилистична и аутомистична до биззаррического гиперхаоса. Пока человечество носится со своими утопиями, революциями и прогрессами я создаю скопления хаосов и чёрных дыр, поглощающих и аннигилирующих материю.

Однажды я спросил у Люкс есть ли в Библиотеке учебник зоологии.
- Зачем тебе? – опешила Люкс.
- Так, что-нибудь о человечестве хочется почитать.

У даймоо Эллэбиоррор было 5000 крыльев внутри прямой кишки. Это было нечто из даймоонического геморроя. Лечилась она очень просто – содомией.
Я прошёл через Библиотеку и не увидел никого. Казалось что здесь уже тысячу лет  никого не было. Всё было в запустении. Пахло мышиным помётом и жирующей плесенью. Огромные куски штукатурки отваливались от стен и рассыпались на множество очень необычных и интересных форм не долетев до пола. Было такое чувство, что какие-то магнитные поля крутят меня вокруг одних и тех же стеллажей, я никак не мог найти выход. Скорее всего его вообще не было.

Нет ничего более бессмысленного чем жизнь человека в материальном пределе. Люди воюют потому, что мирная жизнь раздражает их своей бессмысленностью. В войне всегда есть цель – победить врага. Зачем? Неважно – главное победа. Это придаёт смысл, бодрит, вдохновляет. Мирная жизнь в сущности страшно скучна. Только таким извращенцам как я никогда не скучно.

Моя новая нескончаемая глоссолальная эпопея и новый выплеск самых неподобающих неприемлемых неудобоваримых фантазмов экстаготической оккультофагии и необузданной химерокреации. Я пишу свои сюр-гримуары на шёлковых полях пандемониумов. Говорят, что всякая книга найдёт своего читателя. Всякая, но не моя! Я отважу любого, кто захочет всерьёз заняться этим чтивом. Я думаю никто не рещится залезть в эту выгребную яму с головой, погрузиться в её миазмы, окунуться в её трясинные клоаки и провести там три вечности подряд. Апокрифисси фоллио! Сюр-апокриф всего вселенского порнографизма. Его лабиринты и болота, водопады и туманные долины, джунгли и пещеры никогда не будут пройдены и освоены, никогда не будут составлены карты этих меланоментальных мест, топология их останется навсегда неясной и шокирующей. Телефелляция недоступных просторов химериума. Сколько раз не пересекай эти просторы, они останутся нехоженными. Бездонное болото биззаррохимер. Твой сфагнум непобедим и неискореним. Его тусклое синее свечение не знает порождающего источника…

Моя планета Онейроид-1 и я её неизменный и незаменимый спутник. Я кружусь, как сорванные ветром лепестки сирени и не знаю где мои орбиты и были ли они вообще когда-нибудь. Море уносит песок и намывает его снова и снова. Галька переливается под лунным светом, а на дневном берегу лежит человек-морская звезда. Уходит серебро луны под глубокие слои эпителия морских взглядов. Что-то взлетает как парашют ввысь словно глаз Оделона Редона и на чёрных лапках спускается к детскому пианино, чтобы проиграть гамму непересказанных сновидений. Непересекаемые непрерываемые нити пустотных миров и колышущийся плеск неначатых волн
Волны сфооббиторов двигались направо и полным ходом врезались в могучие члены скалообразующих маргиналий и всеразлагающийся словоотток вводимый в первую предзыблемую массу дадаистического вещества раздваиваясь на тридцать три колиафесса траофанигной тартарии

Не бредить и не сновидеть в лучшие дни – значит упустить возможность побывать за пределами вселенных

Эквилибр в большой бочке на медленном огне рецептура гримуарной граффоэксплексии эффуритральное анальное либидо до возможной температурности нового сплава сатириозных фантатинктур в ауре брютта-инглифа в квазибезвременной дистилляции телеантичной философии эгириэллы печати и оттиски гейборарэ криамплостра инмета мегасатурнианского апокатоостасиса

Дегустация всех форм сюрскаталогии постояннодействующая постъэнергия двух составляющих моего сюр-гримуара и его фереалий в вечном двигателе несмолкаемых рецитаций и поэм Футуро-Гомера с комментариями семидесяти теософов в эукуменической манере с разбавленными филологическими экзерсисами
Поджаренные на сковороде гениталии двух циклопов были съедены Одиссеем, и он обрёл вечную потенцию в этой кромешной тьме не видно собственного голоса параноидальный синдром метафоричности эхо огнедышащих текстоидов бесконечного объёма гиперболической прямой чёрнопорнософия гримуаристика абсурдоника патоабстракция и абсурдотопика эклектофилия раскрывает свои объятия только химероидным индивидам индивидуальная мистика не может быть заменена ничем миндалевидный филоктрон граффоктеисная геометрия ихтиоклиторная астрономия иэригированно-фаллосная филология