Эпизод повести
7 мая на рассвете ночной марш-бросок был остановлен приказом комдива в связи с тем, что впереди засияла среди бледных туманов широкая Эльба.
Погожее утречко зарождалось. Дивизия рассредоточилась. Но привал с отдыхом объявлен не был. Никто не знал, что сулит обманчивая тишина.
Вдалеке, справа - полупрозрачный - висел, будто в небе, большой мост. Он висел над сонной рекой, как видение, призрак и даже издали видно было, что мост посередине прерван - разрушен взрывом.
Берег, который заполняли подходящие наши полки был весь забит брошенной немецкой техникой. Сотни грузовиков разных марок и разных стран, тысячи легковушек забили всю речную пойму, насколько было видно глазом. Среди машин кучами пестрели всевозможные вещи, множество одежды и прочего "барахла", которое показывалось из раскрытых и вспоротых чемоданов, развороченных сундуков...
Видно было по всему, что немцы страшно спешили, норовя удрать на запад до прихода наших частей. Взорванный мост отказал беженцам в комфортном переезде через реку, пришлось бросить добро и просто уносить голые ноги.
Наши солдаты слонялись среди автомашин, осматривали их с интересом. То тут, то там взрыкивали заводимые моторы...
Иван сидел на берегу, под колесом полуторки, на которой ехали ночью, глаза его слипались - спать хотелось смертно. Намаялся связист за последние ночи, набегался с катушкой под пулями и минами, спал только урывками. Кажется, в последние недели только и делал младший сержант, что боролся с наступающим грозно сном. Вот и теперь он засыпал и тут же пробуждался, потому как имел приказ охранять грузовик. Он открывал тяжёлые веки и видел перед собой широкую серую реку, по которой плыла к нашему берегу лодка...
Потом он перебрался в кузов, устроился поудобнее и задремал. Засыпая, подумал: "Кто знает, что принесёт следующий бой... Может быть, станет последним... Для кого-то - точно будет последним". Пока что Ивану Матвеевичу везло, везло необычно, чудесно! Но везение - ненадёжная штука... Сколько ещё народу пожрёт эта война!
Лодка плыла по реке замедленно, гребцы работали вёслами как-то очень неохотно. Иван снова приоткрыл глаза и разобрал, что в лодке - наши. И снова его на несколько минут заборол сон... Потом он увидел, как наши неуклюже, сильно шатаясь, выходят из лодки на берег. "Разведчики, - догадался Иван, - были посланы за реку разнюхать обстановку. И где-то у немцев нализались так, что лыка не вяжут".
Ивану было слышно со своего "поста", как капитан разведки распекает своих подчинённых, а те оправдываются, и довольно громко, смело.
- Немцев нету, ни одного!
- Так что ж вы напились!
- Американские ребята угостили.
- Так там что? Американцы?
- Мы ж говорим, отметили сустречу с союзниками...
"Похоже, последнего боя может и не быть", - сонно подумал Иван и тут же сон его победил, одолел окончательно и бесповоротно, сморил.
Проснулся Иван Матвеевич всего через несколько минут, которые протянулись, будто целая вечность. Проснулся от ужасного рёва железного стада -в тысячу, а то и более карбюраторных глоток - все трофейные машины, какие только можно было завести, были заведены. На радостях бойцы, набившись в автомобили "тучами", взялись кататься на них. Смеялись все, как пьяные, гоняли на машинах туда-сюда, кружились на месте, иные и сталкивались лоб в лоб или в бок - немецкой техники не жалели, ничего немецкого не жалко было, так обрыдла бойцам эта чёртова Германия!
Сон больше не шёл. Иван выбрался из кузова, пошёл побродить в солдатской толчее. Кругом веселились - каждый в меру своей бесшабашности. А вот более осторожных бойцов, к каким относил себя и Иван Матвеевич (ему было, как никак, без малого 40 лет) беспокоил один серьёзный вопрос: а не перебросят ли дивизию на юг, где немцы отчаянно сопротивляются. Эти люди обсуждали в своём умном кругу, что отправка в район боевых действий маловероятна: далековато, переброска дивизии займёт много времени, "немцев там и без нас разобьют".
Между тем сослуживцы Ивана по отделению были чем-то встревожены - что-то необычное происходило в их тесном кружке. Своими широкими спинами, одетыми в серо-бурые шинели, солдаты как будто кого-то закрывали от всех. "Никак бабу немецкую прячут?" - подумал Иван.
- Что там у вас, брАтки? - встрял Иван.
- Да вот ребенёнка нашли!
- Какого ещё ребенёнка? - влез в узкий кружок на правах старшего по званию Иван.
- Да дитё! Видать, на днях рождённый...
- Братва, айда к майору!
И весь солдатский рой тут же направился к командирскому "Виллису"... Майор вдруг попался солдатам, как по заказу - шагал навстречу. Это был среднего роста крепкий жгучеглазый молодой офицер с очень правильными, будто точёными, чертами лица.
- Товарищ майор, товарищ майор! - закричали проходящему мимо с озабоченным лицом командиру солдаты.
- Что такое?
- Да вот это... ребёнка нашли... в машине одной немецкой... на заднем сиденье.
- Как вы его обнаружили?
- Плакал громко... Голодный, видать...
- А ну, показывайте.
Солдат протянул майору плачущий "свёрток".
- Мокрый наверно, надо пеленать.
- А пелёнки где?
- Пелёнки-то мы захватили... Только вот пеленать... тово... никто не умеет.
- Давайте, - решительно сказал Иван. Он видел когда-то давно, как это делают бабы. И к тому же крестьянин должен уметь всё.
Иван аккуратно взял на руки тёплый живой "свёрток". Солдаты поставили ящик на ящик, разложили пелёнки. Иван "расчехлил" младенца. И взялся неумело заворачивать упирающееся маленькое существо в "тряпки". Страшно было сержанту: не сломать бы ненароком ручонку или ножонку своими грубыми пальцами...
Майор не выдержал:
- Отставить, младший сержант! Дайте-ка я... У вас, видать, детей ещё нет.
- Так точно, - ответил Иван. - Но ежели вернусь домой, я этот пробел ликвидирую.
Кругом хохотнули.
Майор быстро и ловко запеленал немецкого пацанёнка, будто опытный продавец разом смастерил кулёк.
- А у вас, товарищ майор, похоже, есть дети, - сказал Иван.
- Были, - коротко отозвался майор.
И все поняли сразу. Никто больше не задавал вопросов. Немчонок, оказавшись в сухих пелёнках, утих и заснул. Майор раскурил трофейную греческую.
- Куда-то его надо пристроить, - сказал майор. - С нами не выживет.
- Да, наш быт не для маленьких...
- Немецкое дитя немцам и отдадим, - сформулировал предельно ясно майор.
Отделение ввалилось в просторный фашистский грузовик "Мерседес", майор на "Виллисе" впереди - поехали к виднеющемуся вдалеке городку или местечку.
Солдаты застучали в первый попавшийся дом - добротный, не тронутый войной, как и вся улица. Хозяин, пожилой немец, заметно испуганный перебрасывал быстрый взгляд с майора на рядовых, никак не мог дотумкать, в чём тут дело, и где его вина.
Майор на ломаном немецком стал объяснять "вирту" суть дела. Немец наконец всё понял, посмотрел на ребёнка, замахал руками, будто собирался улетать.
- Найн, найн!
- Варум найн? Эс ист дойтшен кинд! Ирэн кинд. Эссен мюсс.
Вышла хозяйка - дородная, блут унд мильхь... в чепчике и фартуке поверх простого аккуратного платья. И тоже завела, как и супруг - найн да найн...
- Варум? - вопрошал майор. - Ирэн кинд - дойтшен! Он не должен умереть! Золль нихьт штэрбэн!
В ответ - найн, найн, и баста! Вирт и виртин комично махали руками, толстячки оба, а так энергично...
Разбившись об немецкую чёрствость сердец офицер с солдатами пошли к другому дому. И там - то же самое... Тот же ответ и в третьем, и в четвёртом, и в пятом домах... Обошли всю улицу - один ответ! Никто из немцев не хотел спасать немецкого ребёнка.
- Вот сволочи! - выругался Сашка, водила полуторки. - У моего бати было своих пятеро, и он в голодомор, в гражданскую, взял ещё троих, чужих - подобрал на улице, брошенных. И всех с матерью выходили, хотя сами голодали.
- Но это - немцы, не мы.
- Гансы...
- Так, стоп! - скомандовал офицер. - Я знаю, как быть. Поступим в соответствии с их ментальностью.
К следующему дому советские солдаты двинулись не с пустыми руками, подготовленные. Были при них две трофейные коровы и четыре повозки с сеном. Солдаты застучали в ворота. Вышел вирт. Офицер стал объяснять ему, что надо спасти немецкого мальчика. Немец интенсивно замахал руками, закричал визгливо: найн, найн. Майор перевёл его внимание на двух дородных бурёнок и четыре воза с сеном, объяснил немцу: если возьмёте ребёнка, то это - ваше.
И тут на глазах солдат произошло чудо: хозяин оживился, побежал ощупывать коров и возы, потом расплылся в улыбке и стал звать свою фрау. Вышла степенно дородная вайб средних лет. Хозяин быстро затараторил перед ней. Женщина закивала головой, осмотрела ребёнка и дала добро. Коров повели во двор, за ними бойцы покатили телеги с сеном...
Молодой красивый (неотразимый для женского пола) майор, вальяжно усевшись в "Виллис", достал из планшета трофейный лист хорошей бумаги и каллиграфическим почерком написал по-русски:
"В сей дом отдан на воспитание хозяевам немецкий мальчик, брошенный родителями при бегстве на запад. Для обеспечения ребёнка в настоящее хозяйство переданы две коровы (живые) и запас сена. 7 мая 1945 г. Майор Шипов Виктор Андреевич".
На прощанье майор строго сказал хозяину немцу: "Приеду проверю, как вы относитесь к ребёнку".
Примечание.
Вирт (нем.) - хозяин. Виртин (нем.) - хозяйка. Вайб (нем.) - баба. Блут унд мильхь (нем.) - кровь с молоком. Дойтшен (нем.) - немецкий. Варум (нем.) - почему. Ирэн кинд (нем.) - ваш ребёнок. Эссэн мюсс (нем.) должен есть.