Сквозь сон он услышал привычный свист пуль и, еще не проснувшись, по привычке скатился на пол. Открыв глаза, с недоумением обнаружил, что не в форме, а в одной исподнем, но самое главное - где его винтовка? Он слепо пошарил руками вокруг, но винтовки не было! Черт, без оружия он был голым. Где он очутился? Какая-то незнакомая комната, разобранная постель, в окна бьют острые лучи света, а по комнате свищет ветер и пули. Почему он не в блиндаже, и где его сослуживцы? Ничего не понятно. Паника охватила его. Он свернулся в позу эмбриона и стал тихонько подвывать. Случилось то, чего боится каждый солдат, он сошел с ума, и до скончания своего века будет видеть эту комнату, острые лучи слепящего света и сводящий с ума постоянный свист пуль. Рядом раздался взрыв, дом закачался, вздулись и опали оконные занавеси, и из оконной рамы полетели осколки стекол. Один осколок черканул по его щеке, и он почувствовал, как потекла кровь. Боль привела его в чувство, паника отступила, и ползком стал собирать по комнате вещи. Опять раздался свист летящих бомб, следом прогремело несколько взрывов, и дом опять затрясло. Теперь он вспомнил, как здесь очутился. Еще на фронте он слышал, что враги применяют для ночных бомбардировок цеппелины. Видимо, это и был налет цеппелинов. Хорошенько он попал, нигде нет спасения от войны. Он быстро оделся, и бросился на второй этаж к девчонке, которую привел сюда.
В доме стояла нехорошая тишина. Он открыл подряд все двери на втором этаже, но комнаты были пусты. Неужели мадам Д. и служанка сбежали из дома, бросив их? Не хотелось думать о них плохо. Только в последней комнате он нашел девочку. Он свернулась клубочком под одеялом и беззвучно плакала.
Он осторожно коснулся её плеча, и девочка уткнулась мокрым лицом ему в грудь.
- Не бойся, я с тобой, - ласково прошептал он и стал гладить ее шелковистые волосы.
Тщедушное тельце девочки сотрясалось от рыданий. Он оторвал её от себя, и, глядя в темные провалы глаз, отчетливо произнес:
- Нам надо как можно быстрее уходить отсюда. Ты меня поняла?
Девочка кивнула головой и опять прижалась к нему.
- Нет, так не пойдет, - он оторвал от себя тщедушное тельце в большой, не по росту ночной рубашке и стал собирать её вещи. У него никогда не было сестры, и еще никогда не доводилось одевать девочку, поэтому путался в деталях ее туалета. Поэтому с трудом сумел ее одеть. Девочка безропотно подчинялась, протягивала ноги, когда он торопливо натягивал чулки, ботинки и послушно поднимала руки, когда надевал платье. Оно сопротивлялось дольше всего, но он сумел победить и застегнуть платье на все пуговицы и крючки. Настала очередь пальто и платка. Наконец, девчонка была собрана. На улице прогремел очередной взрыв. Дом опять закачался, сейчас рухнет, неожиданно понял он и схватил девчонку за руку, чтобы выскочить из комнаты, но та неожиданно уперлась. Он вопросительно посмотрел на неё. Девчонка метнулась к постели и из-под одеяла вытащила большую куклу, которую прижала к груди. Он поморщился, но ничего не сказал и выскочил на улицу, захватив с собой только винтовку. Вещмешок и ранец остались в доме.
Улица встретила прерывистым гулом моторов, которые гудели где-то в вышине, метающимися по небу прожекторным столбам света, изредка выхватывавшим черные туши цеппелинов, и тогда заполошно начинала бить зенитная артиллерия, в небе расцветали огненные сполохи разрывов и свистом бомб, которые беспорядочно сыпались с цеппелинов. На месте падения бомб вспухали огненные шары, и взлетали в воздух крыши домов, ярким огнем занимались деревянные перекрытия, и каменный град с силой стегал по земле.
- Скорее, скорее сюда, - услышал он надсадный мужской крик. – Сюда, в убежище!
Он схватил девочку за руку, и хотел было бежать в убежище, но над их головами раздался кашляющий звук моторов и свист летящей бомбы.
Он повалил девочку на брусчатку и сверху упал на неё. Раздался взрыв, затряслась земля, что-то с грохотом рухнуло, и по каске, шинели и ногам хлестнули осколки камней и кирпича. Острая боль пронзила тело, и закричал, но не услышал свой голос в адской какофонии, творившейся на земле. Как глупо, нелепо, неужели конец, мелькнула мысль, и он потерял сознание.
Цепеллины, израсходовавшие на город весь запас бомб, развернулись и полетели назад, к линии фронта, а в городе продолжал бушевать многочисленные пожары, который никак не могли погасить пожарные команды.
Сознание вернулось к нему резким толчком. Он застонал и с трудом поднялся. В теле поселилась тупая боль, но крови на шинели не было. Кажется, пронесло. Он стряхнул с шинели пыль и мелкие камни. В воздухе кисло пахло сгоревшей взрывчаткой. После налета стояла оглушающая тишина. Он помог подняться девочке. У нее из носа тонкой струйкой текла кровь, она морщилась и потирала левую коленку, на которой был порван чулок.
- Ты не сильно ушиблась?
Девочка отрицательно помотала головой и размазала грязной ладошкой кровь по лицу.
Он осмотрелся вокруг. Одни развалины. Надо куда-то спрятаться до рассвета. Где это чертово убежище? Он точно помнил, что когда шел сюда, видел вывеску «бомбоубежище». Только как найти его во тьме? Все равно придется искать. Он подхватил винтовку и потащил девчонку за собой. Та сделала несколько шагов и вдруг мешком опустилась на землю.
- Этого только не хватало, - испуганно пробормотал он и еще раз внимательно осмотрел девчонку. Крови на одежде не было, одна только кирпичная пыль, изгваздавшая одежду. Тогда он взвалил девчонку, как сноп на плечо, побежал в поисках убежища, но ничего не смог найти. Черт с ним, подойдет любой подвал. Однако с девчонкой на плече он ничего не найдет. Пришлось положить ее на камни, а самому пустить на поиски.
Удача! Совсем недалеко он увидел двери подвала, закрытые на большой навесной замок. Эх, что за невезение, его явно не ждут здесь. Он-то вооружен, поэтому просто выстрелил в замок. Неудачно. Еще раз выстрелил, замок отскочил в сторону. Он сбегал за девчонкой и осторожно спустился по каменным ступеням в подвал. Здесь было еще темнее, чем он на улице. Он чиркнул зажигалку и в пляшущем свете обнаружил полку с огарком свечи. Он запалил свечу, и ее колеблющийся свет выхватил из тьмы высокий свод каменного подвала, бочки и ящики. Он собрал пустые ящики, уселся на них и посадил на колени к себе девчонку. Та уже пришла в себя, и ее тело сотрясала сильная дрожь.
- Здесь мы в безопасности, - почему-то шепотом сказал он, и девочка слабо улыбнулась. Из ее носа продолжала сочиться кровь. Носовым платком он стер кровь и погасил свечу.
- Будем здесь до утра.
Девочка шумно вздохнула и еще крепче прижалась к нему. Он обнял её и закрыл глаза. Теперь можно спокойно поспать до утра.
Его разбудил протяжный удар гонга. Ба-а-а-м-с.
На фронте любой неожиданный звук сулит опасность. Он нащупал приклад винтовки и открыл глаза.
Он лежал на пустынной улице, заваленной осколками разбитых бомбежкой зданий, а сами здания превратились скелеты, едва различимые на фоне наступающего рассвета. Было тихо, только вдали опять раздался протяжный удар гонга. Ба-а-а-м-с.
Он вздрогнул и быстро огляделся по сторонам. Никого не было. Он поднялся, подхватил винтовку, передернул затвор и осторожно двинулся по улице, прижимаясь к разбитым домам. Тишина на фронте всегда пугала. Лучше неумолчный грохот разрывов, под него хорошо спится, как под колыбельные песни матери. Надо осмотреться. Он опустился на колено и сквозь прорезь прицела по кругу осмотрел улицу и увидел знакомые ботинки, торчавшие из-за крупных осколков. Кажется, такие ботинки носила его девчонка. Неужели погибла? Он подхватился и побежал к этим осколкам. Там, за ними, сидела его немая подружка. Он облегченно вздохнул:
- Хорошо, хоть ты живая. Вставай!
Девочка поднялась. Её пальто было перемазано в кирпичной пыли, платок сбился на плечи, обнажив голову с необычайно светлыми, с серебряным оттенком волосами. Он поправил платок и протянул ей руку:
- Пойдем отсюда.
Он не знал, куда идти, и по наитию направился в сторону железнодорожного вокзала, надеясь, что капитан военной полиции не погиб под бомбежкой, а там с чистой совестью сдаст ему эту девчонку.
Улицы были пустынны, ленивое пламя беззвучно облизывало почерневшие балки перекрытий, пахло гарью, к ней примешивался отвратительный запах сгоревшей резины и тяжелый запах крови.
Они шли, не разбирая дороги, пробираясь среди развалин, и неожиданно вышли на какую-то площадь, поперек которой лежал обгоревший цеппелин. Его металлический остов напоминал скелет кита, виденный в детстве в книжке про океаны. В руинах здания застряла мотогондола, а кабина цеппелина валялась рядом с остовом цеппелина. Она была почти целая, только сбоку была смята и вся в копоти. Рядом с ней грязными кучами валялось несколько трупов. На Благословенном Острове, куда он собирался и так не попал на офицерские курсы, цеппелинов не было, его Империя начала выпускать самолеты, поэтому цеппелины противника оказались грозным оружием, ночным кошмаром городов, которые каждую ночь подвергались бомбежке. Он впервые видел так близко сбитый цеппелин, и тут же в нем проснулся дух фронтовика, который никогда не пройдет мимо разбитой вражеской техники, где можно разжиться чем-нибудь полезным. Он направился к кабине, но до кабины не дошел.
Неожиданно перед ними появился огромный пузырь, который переливался всеми цветами радуги. Это было хорошо заметно в предутренней полутьме. С ближайшей колокольни раздался заполошный звон, и пузырь, закачавшись в воздухе, лопнул, и взвилась в воздух целая туча белого песка (он удивился, откуда в городе столько песка, да еще белого).
Когда песок опал, пространство словно раздвинулось, и если вокруг него был город, переживший очередной ночной кошмар бомбежки, то там, в раздвинутом пространстве, был совсем другой город. Прямо, по центру, видно было четко, а по краям изображение размывалось и плыло, оттого и выглядело нечетким, смазанным.
Здания другого города выглядели как негатив фотографии. На темном фоне белые остовы разрушенных зданий.
Перед ним была площадь, где с крыши ратуши, наискосок, упираясь в землю, лежало непонятное летательное устройство. Это была буйная смесь большой весельной лодки, типа драккара с рядами весел по сторонам, а сверху на стойках располагался большой полуспущенный баллон, как у цеппелина.
Однако, тут и там сбитые на землю цепеллины, автоматически отметил он, и неожиданно сзади раздались легкие шаги, и мимо него пронеслась немая девчонка, которая запрыгнула в этот разрыв.
- Стой, куда ты, - запоздало воскликнул он, но девчонка не обернулась, она бежала к этой дикой помеси драккара с цеппелином. Еще больше его удивило, что это немая девчонка неожиданно звонко кричала. Неужели она скрывала, что умеет говорить? Черт, он давал обещание капитану, что присмотрит за этой ней. Поэтому он бросился вслед за девчонкой в разрыв, на мгновение обернулся, и город, в который только был, чтобы уплыть на пароме на Остров, но так и не уплыл, превратился в негатив фотографии. Здесь по сравнению с тем городом было неожиданно тихо, только звонко клацали подковы его башмаков по брусчатке. Вдруг взвыло звериное чувство опасности, приобретенное на фронте. Он мгновенно присел на колено, и осмотрелся вокруг сквозь прицел винтовки, но ничего угрожающего не обнаружил. Он подождал, пока утихло чувство опасности, и помчался вслед за девчонкой. Она уже прыгала у этой смеси драккара и цепеллина и продолжала что-то громко кричать. Весла этого монстра неожиданно судорожно дернулись, лопасть весла отбросила девчонку в сторону, и она изломанной куклой упала на брусчатку, а по смеси драккара с цепеллином словно прошла волна, меняющая его очертания.
Исчезли весла, показались пароходные трубы, испустившие клубы черного дыма с искрами. Искры вцепились в оболочку баллона, которая неожиданно ярко запылала.
Он досадливо крякнул, не хотелось верить, что девчонка так глупо погибла. Хотя кто на фронте погибал умно? Смерть всегда настигала неожиданно, и только что еще полный сил и энергии солдат застывал в самой нелепой позе. Только в эпически-глупых сагах герои, перед тем, как погибнуть с обязательной улыбкой на устах, успевают совершить подвиг и обязательно попрощаться со всеми по порядку, от возлюбленной, до близких друзей.
Давно подмечено, в бою лучше погибнуть сразу, чтобы смерть была быстрой, и солдат даже не понял, что погиб, а не быть раненным, повисшим беспомощным кулем на колючей проволоке. Сколько таких видел и слышал, как они кричали и плакали от боли и звали о помощи. Он, едва попав в окопы, как-то рыпнулся по глупости на такой призыв, но сержант вовремя зарычал на него и запретил высовываться из траншеи. Потом сержант, которого убили через три недели в очередной атаке, спокойно объяснил, что подранку ничем не поможешь, он уже не жилец, а его может подстрелить снайпер. Оставалось только бессильно слышать хрипы и вой подранка, пока тот не истекал кровью, и на свеженького покойника тут же набрасывались жирные окопные крысы, чтобы объесть лицо очередного героя войны. Да, слышать и молить бога, или о мгновенной смерти или о ране небольшой, чтобы попасть в госпиталь и отдохнуть от передовой.
Он добежал до девчонки. Оказывается, бежал не зря, девчонка не погибла, а силилась подняться, только силенок не хватало. Он осмотрел ее голову. Внешне ничего страшного, платок сбился с головы, волосы растрепались, на лице синяки и кровавые дорожки.
- Ты как? Сильно ушиблась?
- Н-н-ничего, - заикаясь, пробормотала девчонка. – Там, там, моя сестра.
- Где, какая сестра, - не понял он.
– Там, там, - лихорадочно продолжала бормотать девочка. – Прошу, спаси её.
- Да где же там, - опять не понял он.
- Там, - девчонка произнесла какое-то непонятное слово.
- Покажи рукой, - быстро приказал он.
Девочка махнула на помесь драккара и цепеллином:
- Там она, на палубе, спаси её!
- А ты?
- Ничего, просто ударилась головой, больно, но я сильная и скоро встану.
- Хорошо, - он поспешил к этой непонятному судну, даже не представляя, как забраться на него и, главное, где на палубе искать неведомую сестру.
На другой стороне драккара обнаружилась веревочная лестница, спускавшуяся с борта судна. Он ухватился за край лестницы и неуклюже, никогда не лазил по такой лестнице, сумел взобраться на перекошенную палубу драккара. Над головой, вверху, потрескивало. Там продолжал тлеть баллон цеппелина.
Он знал, что в баллоны вражеских цепеллинов закачивался водород, и поэтому малейшая искра могла привести к взрыву. Он поежился, хотелось бы знать, что в этом баллоне; если водород, рванет так, что костей не соберешь. Вот так и без вести и пропадают, мелькнула мысль. Надо побыстрее искать неизвестную сестру и еще быстрее удирать отсюда. Хорошо, если она одна в экипаже, если здесь только женщины? Как среди них найти неведомую сестру? Он покрутил в недоумении головой и по наклонной палубе он съехал к рубке. Там было три двери. Он по очереди открыл первую, пусто, вторую, также пусто, и только за третьей дверью он увидел в кресле навалившуюся на стол тоненькую фигурку. Он протиснулся в третью дверь. Это оказалась девушка, с лицом, скрытым копной таких же серебряных волос, выпачканных в крови. За волосы он поднял голову. Девушка оказалась живой, она тяжело дышала, глаза закрыты, нос и губы в запекшейся крови.
Он попытался вытащить девушку из кресла, но ее грудь была перевита какими-то лентами, которые не отпускали девичью фигуру. Над головой раздался мягкий хлопок, и яркий свет залил рубку. В иллюминатор было видно, как медленно летят вниз горящие клочья обшивки.
Тут же взвыло звериное чувство приближающейся опасности. Он ножом стал быстро разрезать эти ленты. Они оказались очень прочными, нож скользил по ним, и он чуть не порезал себе руки, но справился с лентами. Девушка упала прямо ему на руки. Он выбрался с ней на палубу. Над головой полыхал пожар, и горящие клочья обшивки усеяли палубу.
Ой-ой, ей-ей, надо быстрее убираться отсюда. С трудом он добрался до веревочной лестницы. Времени раздумывать, как спустить сначала девушку, а потом спустится самому, не оставалось. Счет шел на секунды.
Он быстро распустил ремень, которым подхватил девушку подмышки, застегнул вокруг талии, и по лестнице попытался спуститься вниз. Лестница не выдержала и лопнула. Земля приняла нерадостно, он сильно ударился ногами, упал на бок и, перекатившись через девушку, очутился на спине.
Сверху раздался громкий хлопок и угрожающе загудело. Сейчас рванет, понял он и, кое-как, ползком, потащил девушку под днище этого судна. Предчувствие не обмануло его, раздался громкий взрыв, и днище со скрипом просело. Еще один взрыв, и пламя с гудением обхватило бока судна, отдельные языки пламени жадно облизали широкие доски днища. Зрелище было очень красочное, и он бы с удовольствием им насладился в безопасном месте, если бы не стало так припекать, казалось, еще немного, и он заживо испечется в шинели. Мясо по-солдатски, в собственном соку без предварительной кулинарной обработки. Подходи, налетай, отрезай кусок, очищай от запекшейся шкурки, макай в горчицу и отправляй в рот. Вкус божественный, с запахом дымка, нежное и хорошо прожаренное.
Он бы с удовольствием схарчил, не побрезговал, однако полковая труба настойчиво звала, поэтому лучше в другой раз попробуем мясо по-солдатски, бифштекс, сочащийся кровью. В другой раз. Он, терпеливо, как муравей гусеницу, тянул и тянул за собой девицу, а полыхающее днище судна все не кончалось, оно заполонило собой весь мир, тут еще одна напасть, на голову и плечи стала литься какая-то горячая жидкость. Она попала в рот, и он почувствовал ее сладковато-маслянистый вкус. Черт, точно не судьба попробовать мясо по-солдатски, неведомый повар от избытка чувств щедро плеснул в огонь керосина. Кто ж так готовит, мясо испортишь!
Плечи стало припекать, но он сумел выбраться из-под днища и уже на карачках потащил девицу дальше от разгорающегося большого костра на месте падения помеси драккара с цепеллином. Оттащив девицу подальше, он встал на колени, перекинул девицу через плечо, и, поднатужившись, поднялся на ноги. Но едва сделал пару шагов, как раздался еще один взрыв, и взрывной волной его снесло с ног. Последнее, что он запомнил, как губами, носом и щекой, сдирая кожу, проехался, по брусчатке, как по крупной терке, . Он зашипел от боли и потерял сознание.
Кто-то тормошил его и что-то неразборчиво бормотал в ухо. Он застонал и попытался открыть глаза, однако глаза не хотели открываться, зато со слухом стало гораздо лучше, словно на полную громкость повернули ручку радиоприемника, который беспрестанно орал ему в уши одно слово: «вставай, вставай, вставай». Голос при этом не похож привычный баритон диктора, а тонкий, словно принадлежал ребенку. Почему ребенка?
Он опять застонал, а кто-то помог ему сесть. Кое-как, ладонями протер лицо и, наконец, сумел открыть глаза. Перед ним стояла та самая немая девчонка. Он отрывками встал вспоминать бомбежку, подвал, лопнувший пузырь, куда та побежала, помесь драккара с цепеллином, который загорелся после того, как взорвался его баллон, а что он делал под днищем этого драккара и чуть не сгорел? Он силился и никак не мог вспомнить, что-то ускользало из памяти, какое-то черное пятно, и нет фонарика, чтобы разогнать тьму…
Или это померещилось ему, они попали под бомбежку…
- Где мы, - еле он сумел произнести, язык распух, вываливался изо рта и цеплялся за пуговицы шинели. – Где мы, - повторил. – Где мы, где мы, где мы, - и с ужасом понял, что не может остановиться, его как будто заклинило, но девчонка пришла на помощь. Она хлопнула ладошкой его по губам, язык проворно втянулся в рот, и он с радостью замолчал.
Рядом лежала неряшливая куча тряпок. Он покосился на нее и спросил:
- Что это?
- Это моя сестра, которую ты спас.
- Какая сестра? – он ничего не мог вспомнить.
- Ты сумел вытащить ее до пожара.
- Она жива?
- Да, просто без сознания.
Теперь он понял, что это было за провал в памяти, он, оказывается, еще кого-то и спас. Лучше бы не спасал, был бы целехонький, а так – еле шевелящийся полутруп.
Девчонка забеспокоилась:
- Тебе что-нибудь надо?
- Да, уйди от меня, - он жалобно простонал. – Сгинь с моих глаз, от тебя одни неприятности.
Едва он сумел выговорить непослушными губами последние слова, как спасительная тьма окунула его в глубокую яму, и он снова потерял сознание.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ