О, этот жестокий Шекспир!

Лота Кафка
          Первым биографом Уильяма Шекспира был Николас Роу, родившийся и живший веком позднее прославленного английского гения. Любой гений часто опровергает господствующие представления. И это утверждение верно в отношении такого оригинального мыслителя, каким был Шекспир.  Почти на протяжении полувека то создаётся, то подвергается сомнению миф о том, что придворный поэт Уильям Шекспир был меланхоличным затворником и снобом. Николас Роу не избежал искушения воспользоваться некоторыми биографические легендами, провоцирующими подобные мифы, цель которых – выяснить, кому же поэт посвящал свои шедевры?

          The expense of spirit in a waste of shame
          Is lust in action; and till action, lust
          Is perjured, murderous, bloody, full of blame,
          Savage, extreme, rude, cruel, not to trust,
          Enjoyed no sooner bur despised straight,
          Past reason hunted, and no sooner had
          Past reason hated, as a swallowed bait
          On purpose laid to make the taker mad…

          Эти строки из 129-го сонета Шекспира приводят в восторг поклонников шекспировской поэзии, находящих  редкие авторские  достоинства, скорее свойственные alter ego  Шекспира. По мнению подобных ''ценителей'', не Шекспир, а некий другой автор и является «обличителем греховных удовольствий и демонической власти порока». Так, C. M. Walsh отмечает, что сонет 129 не связан не только с остальными сонетами  в цикле, но и не имеет ничего общего с каким-либо другим произведением Шекспира. Приведем русский перевод процитированного английского текста:

          Растрата духа – такова цена
          За похоть. И коварна, и опасна,
          Груба, подла, неистова она,
          Свирепа, вероломна, любострастна.
          Насытившись, - тотчас её бранят;
          Едва достигнув, сразу презирают.
          И как приманке ей никто не рад,
          И как приманку все её хватают.
                (Пер. А. Финкеля).

          R. C. Trench , из самых благих побуждений, придаёт 129-му сонету исповедальный  характер. В соответствии с подобными объяснениями, во имя торжества добродетели, был предложен порядок цикла, в котором 129-й сонет является одним из последних. Отношение к обсуждаемому в данном эссе стихотворению неоднозначно. Одни исследователи высказывают мнение, что Шекспир, «подобно Данте, воспаряет здесь до таких этических высот, что мы теряем его из виду» (W. Konig). Другие отказывают сонету 129 в художественных достоинствах, находя в нём «патологическую неврастеничность». Иные филологи-исследователи и вовсе чужды подобной экзальтации, так не свойственной произведениям великого Шекспира.
            Как бы опровергая доводы и восторженных ''бардоманов'', и чрезмерно  въедливых снобов, ''переснобивших''  лондонского барда, Бернард Шоу, порицавший Шекспира за  «риторику и отсутствие здравого смысла», увидел в 129-м сонете предельное шекспировское чувство, присущее ему как никому другому из его современников-поэтов: «безжалостность». Шекспир и в своих пьесах ''ничтоже сумняшеся'' демонстрирует зрителям,что '' сверхчеловеческое'' означает нечто недоступное человеку - всего-то... Не возносит же он '' очи горе'', в религиозном экстазе уповая на «высшие силы». Вспомним жуткие слова Гамлета, обращенные к матери:

          И жить
          В поту прокисшем пакостной постели,
          Любиться, миловаться на навозе,
          В хлеву бесстыжем.
                (Акт III, сцена 4. Пер. А. Радловой).

          В этой связи стоило бы упомянуть «дюжего короля Гарри» – короля Генриха VIII, которого считают «самым отъявленным мерзавцемм, какого только носила на себе земля». Историческую драму «Генрих VIII»  Шекспир не закончил.  Финальные сцены, прославляюшие новорожденную принцессу Елизавету, полны искусного лицемерия, как и вся политика жестокого деспота, то и дело  цитирующего священные тексты для оправдания своих действий. Критики в данном случае  сомневаются в авторстве Шекспира, как и в случае и с 129-м сонетом. Вопрос спорный. Однако можно предположить, что если бы Шекспир закончил пьесу о Генрихе VIII-м, то развил бы тему Реформации.
          Генрих VIII, этот «крупный, дюжий, шумный человек с маленькими глазками, широким лицом и двойным подбородком», очень напоминающий свинью, любил сражаться на турнирах и всегда выходил победителемм. Эмпсон, Дадли и их единомышленники были обвинены во множестве преступлений, выставлены у позорного столба, посажены задом наперед на кляч, избиты, и, наконец обезглавлены. Кровавые расправы на протяжении жуткого правления  ждали не только заклятых врагов Генриха VIII, но и его близких, подвергнутых опале без достаточных оснований. Судьба была к Генриху милостивее, чем он того заслуживает. Сражение с французами под Гинегате англичане назвали Битвой шпор, поскольку французы в панике бежали с невероятной быстротой.
          Достойна ли одиозная персона Генриха VIII пера гениального Уильяма Шекспира?.. Он более заинтересованно работал над трилогией о правлении Генриха VI, штудировал «Хроники Англии, Шотландии и Ирландии» Рафаэла Холиншеда…Исследователи творчества Уильяма Шекспира делают вывод, что Шекспир последовательно вводит библейские аллюзии в речь персонажей вовсе не затем, чтобы засвидетельствовать своё особое почтение к Церкви и Библии. Но чтобы показать характеры и цели персонажей своих пьес. При этом многие библейские эпизоды приобретают порой далёкий от евангельских наставлений смысл.  Собрание же сонетов Шекспира, несмотря на то, что в них есть явные или ''зашифрованные'' намёки-отсылки к шекспировской драматургии, до сей поры подвержены скрупулёзным исследованиям на предмет ''амурных связей'' с загадочным ''Другом'' и ''Чёрной Леди'', воспетых гением…

Лето 1999; весна 2019.