Герои этого повествования жили в давно минувшие времена, во второй половине 19 века. По воле злого рока они оказались в центре событий, вошедших в историю под названием "Парижская коммуна".
***
Дверь в переднюю резко распахнулась.
— На этот раз старый мерин заплатил почти вдвое меньше. — Худое измождённое лицо Пьера горело от негодования. Желваки на впалых щеках ходили ходуном. Серые выразительные глаза сверкали злобой. Он яростно захлопнул дверь. Тонкая стена завибрировала. Пьер одним быстрым движением сдёрнул с себя длинный полотняный фартук и швырнул его в угол.
— За последние три недели мы испекли и продали хлеба вполовину больше прежнего. Это в эти-то дни, когда в городе бушует голод. Многие пекарни закрылись. Хлеб подорожал втрое.
— И что же? — бросил он, обращаясь к стене. Не дождавшись ответа, ударил по ней кулаком. — Этьен, что, я спрашиваю? — На этот раз слова Пьера были обращены к человеку лет двадцати пяти, стоявшему у окна.
Человек молчал. Сложив руки на груди, он о чём-то глубоко задумался. В третий раз пересчитав монеты, Пьер сплюнул.
— Двенадцать франков. Заплачу за жильё и совсем ничего не останется. — Пьер тяжело опустился на скамью. Досада и разочарование жгли сердце. — Чтоб его черти съели, — сказал он уже гораздо тише. Сказывалась усталость.
— Этьен, ты меня слышишь?
Ответа не последовало.
— Снова тоскуешь о своей Мари? — Пьер зло усмехнулся. — Да хватит тебе уже. Она там, в деревне, замужем за этим, как его... — Пьер почесал лоб, пытаясь вспомнить имя. — Ты — здесь, в Париже. Ничего, — произнёс он, потирая натруженные руки. — Придёт и наше время. Заживём. Я слышал, в городе назревает восстание. Обезумевший от голода народ готов взяться за оружие.
— Пойдём, пройдёмся, — вдруг резко отозвался Этьен.
Оба накинули куртки и вышли на улицу. Февральский день был по-весеннему солнечный и тёплый. Они прошли пару кварталов и свернули на улицу Сен-Дени.
— Смотри, — Пьер указал на кирпичную стену гостиного дома.
Свежий, ещё не успевший высохнуть от клея плакат призывал парижан присоединяться к коммуне. Они прошагали ещё немного. На небольшой площади сотни людей окружили трибуну, наскоро сооружённую из старой мебели.
— Правительство Тьера ведёт французский народ к гибели! — кричал молодой мужчина, стоя на деревянном столе. На его шее алел шёлковый галстук. — Война с Пруссией разорила народ! Миллиардные контрибуции окончательно его погубят! Франция не для немцев!
Каждая фраза молодого оратора сопровождалась возгласами ликования окружавших его мужчин и женщин.
— Это коммунары, — негромко произнёс Этьен. — Я слышал, они хотят простить людям задолженность по квартплате, а заложенные в ломбардах вещи вернуть владельцам без уплаты.
— Наши женщины потеряли мужей и отцов в этой проклятой войне, — продолжал кричать революционер. — У нас есть оружие! Национальные войска уже примкнули на нашу сторону. Другого пути нет!
— Пошли, — с готовностью сказал Этьен и потянул друга за руку.
Они пересекли площадь и свернули в узкую улочку. Здесь жили каменщики, плотники, маляры и прочий рабочий люд. В подъезд одного из домов стекались прохожие. Пьер и Этьен вошли следом за группой из пяти человек. В конце длинного тёмного коридора из открытой двери доносились голоса. Мужчины переступили порог и оказались в довольно просторной квартире. Настежь распахнутые двери передней приглашали вновь прибывших. Во всех комнатах толпился народ. Листовки были повсюду: на столах, на стульях, на стенах. Чей-то сильный мужской голос ораторствовал:
— Должности чиновников в правительстве должны стать выборными. Только народ имеет право решать, кому руководить страной. Все предприятия следует передать ассоциациям рабочих. Наши дети должны получать бесплатное образование...
Многие из находившихся там людей не умели читать и с жадностью ловили каждое слово.
— Всё верно... — согласно кивал седовласый мужчина. Из кармана его старой куртки торчал уголок агитационного листа.
Несколько дней назад снаряд попал в дом, где он жил со своей престарелой женой. Женщина погибла. Теперь этот человек нашёл приют в доме молодых революционеров.
— Правительству нет никакого дела до наших бед. Загнали народ в угол, — сетовал он.
— Последнее снесли в ломбард, — в сердцах подхватила молодая женщина. Если бы не её серое залатанное платье, грязные, выбившиеся из-под неприглядного чепца волосы и сухие натруженные руки, её можно было бы назвать красивой. — А выкупить нет денег.
— Кто с нами, прошу записываться, — призвал один из повстанцев, русоволосый юноша с пушком над верхней губой. — Кто не умеет писать, назовите имя и вас внесут в списки. Оружие получите у Жана. Он указал на широкоплечего парня в углу комнаты, за спиной которого грудой были сложены карабины, ружья и пистолеты. Арсенал дополняли два ящика с патронами и бочка с порохом.
— Ты со мной? — с надеждой произнёс Этьен.
— Да, я не отступлю, — решительно ответил Пьер.
Мужчины приблизились к столу. Жан, взглянув на них, одобрительно кивнул. Записав в журнал имя и фамилию новичка, он открыл ящик стола и вытащил оттуда небольшой кусок красной материи.
— Держи, Пьер. Частичка знамени коммунаров.
... Когда Этьен вернулся в свою убогую комнатёнку казённого дома, на улицах было темно и тихо. Только изредка тишину нарушали топок копыт по мостовой, да стук колёс проезжающих мимо окон экипажей. Это полицейские патрули охраняли ночной покой парижан.
Он лёг на деревянную скамью, служившую ему постелью. Несмотря на сильнейшую усталость спать совсем не хотелось. Очень уж яркими оказались прожитые за день события.
"Что его ждёт дальше? Его, Пьера и всех тех отчаявшихся людей, которых он видел сегодня в доме на улице Сен-Дени?" — думал Этьен.
Три года назад он, деревенский парень, сын жнеца, пришёл в Париж в поисках лучшей жизни. Идти по стопам своего родителя, зависеть от доброй воли разбогатевших соседей и надеяться на их благосклонность, он не хотел. Он знал, что достоин лучшей доли и готов за неё бороться.
Он вспомнил себя мальчишкой лет двенадцати, когда отец дал ему косу:
— Ну, давай, Этьен, покажи, на что ты способен, — подзадорил он сына.
Как же он, мальчишка, старался показать своё умение перед Мари. В тот день он сжал пшеницы больше, чем его старший брат и отец. Месье даже заплатил ему целый франк.
— Из тебя получится отличный работник, Этьен, — похвалил его месье, кладя в мальчишескую ладонь монету.
У деревенского кондитера для Мари он купил ванильный пряник и карамельного петушка на палочке, а для себя — лакричную тянучку. Он застенчиво улыбался, протягивая девочке угощение...
"Мари... девочка с волосами цвета спелой пшеницы и вздёрнутым носиком"... Он смахнул слезу со щеки. Усталость оказалась сильнее тоски, милосерднее нахлынувших воспоминаний. Он закрыл глаза и тут же провалился в сон.
События следующих дней потекли стремительно, подобно водам горной реки весной. Восставшим быстро удалось захватить все государственные учреждения в городе. Над ратушей развевалось красное знамя. Правительство бежало в Версаль. Центральный комитет взял власть в городе.
Но в мае снова начались беспорядки. Повстанцы не могли долго противостоять войскам Тьера, получавшим поддержку Германии. Во время очередных уличных боёв погиб Пьер. Пуля попала в голову, не оставив ни малейшего шанса. Спустя несколько дней снаряд угодил в помещение пекарни. Хозяин и два работника погибли. Этьен за неделю потерял друга и лишился работы. Внезапно подлая мысль посетила его.
Ночью, когда бои прекратились, он пришёл в разрушенную пекарню. По счастливой случайности деревянный шкаф уцелел. Там хозяин — Этьен знал это наверняка, — хранил в сейфе выручку за последние несколько месяцев. Побаивался отнести деньги в банк.
Этьен открыл дверцу. Металлический ящик был там. Вскрыть нехитрый замок не составило большого труда. В свёртке из старой газеты лежали четыреста пятьдесят франков.
Спрятав деньги в карман куртки, он покинул пекарню. Семья Пьера, его жена и малолетняя дочь, жили в предместье Парижа, в маленькой квартирке на Гончарной улице. Спустя час он уже стоял у двери одноэтажного дома. Постучал. За дверью послышался детский голос.
— Мамочка, папа... папа пришёл.
Скрипнул засов.
— Этьен? — Горе утраты уже сделало своё дело: серая тень легла на молодое лицо, черты его заострились, глаза были переполнены печалью.
— Это не папа, — девочка выглянула из-за спины матери. Посмотрев на незнакомца, заплакала и уткнулась лицом в подол юбки.
Он вытащил из кармана кулёк сахарных орехов, припасённых для ребёнка заранее:
— Возьми, малышка. Не плачь только, — присев на колени, по - отечески ласково произнёс он.
Девочка молча приняла угощение и снова спряталась за мать. Губы женщины задрожали. Она готова была зарыдать.
— Мне очень жаль, — тихо сказал он, отводя взгляд. Смотреть в заплаканные, потухшие глаза молодой вдовы не было сил. — Очень, очень жаль. Это вам... от Пьера, — протянул ей деньги. — Здесь хватит на несколько месяцев.
Не дожидаясь слов благодарности, он быстро повернулся и выбежал вон из дома.
Оставаться в Париже было небезопасно. Версаль вот-вот вторгнется в город. Сотни людей уже погибли в уличных перестрелках. А сколько жертв ещё впереди...
Заплатив первому попавшемуся извозчику десять франков, он в ту же ночь покинул город. В родную деревню Этьен прибыл под утро.
— Месье, приехали! — несмотря на бессонную ночь, голос извозчика звучал довольно бодро. Обещание щедрого месье заплатить по прибытии вдвое больше придавало ему сил.
Он попрощался с извозчиком и огляделся. Поле молодой пшеницы сливалось с горизонтом. Утренний воздух был прозрачен и свеж. Этьен вдохнул полной грудью. Дойдя до родительского дома, он остановился.
"Подожду, когда отец или мать выйдут", — решил он.
Ждать пришлось недолго. Открылась дверь и Этьен увидел отца. Он опирался на длинную деревянную палку. Как он осунулся и похудел! И будто почернел весь.
— Папа! — вырвалось из груди Этьена.
Старик встрепенулся, прищурился и, узнав сына, задрожал, затрепетал всем телом.
— Сын... — Мучившая боль в ноге вдруг отступила. У старика от радости перехватило дыхание.
Этьен горячо обнял родителя.
— Где мама, где Николя?
— Пойдём в дом, пойдём... пойдём... — повторял отец, похлопывая сына по плечу.
— Николя больше нет, — услышал страшную весть Этьен, когда радость встречи чуть утихла. — В самом начале войны он, не раздумывая, ушёл на фронт. Спустя полгода мы с матерью получили письмо...
Мать, тоже заметно постаревшая и похудевшая, всхлипывала, роняя слёзы.
... Из невесёлой беседы Этьен узнал, что хозяин купил машину для уборки зерна — жатку, и больше не нуждается в десятках жнецов. Отец теперь работает только время от времени, когда нужно подменить кого-нибудь из работников.
— Это вам, — Этьен выложил на стол деньги. — Не мог же я вернуться домой с пустыми карманами, — как можно веселее произнёс он, видя родительское замешательство.
— Спасибо, сынок. Теперь наедимся досыта, — усталое лицо матери просветлело.
— А что с Мари? — спросил Этьен, будто невзначай.
— Овдовела она, — сказал отец. — Бедный Жак так и не увидел сына. Умер от ранения в госпитале...
Несколько дней пролетели как один. Этьен подлатал прохудившуюся крышу родительского дома, починил покосившуюся изгородь.
— Ты бы сегодня отдохнул, сынок, — улыбаясь, сказала мать, — а то совсем заработался.
— Пожалуй, стоит прогуляться, — согласился Этьен.
Мари жила недалеко, через две улицы. Он долго стоял, сомневаясь, верно ли поступает, придя в дом к молодой вдове вот так, без приглашения. "Пожелает ли она его видеть?" Он уже собрался было уйти, как услышал знакомый голос:
— Этьен!
Она смотрела на него, удивлённая и растерянная, крепко прижимая к груди ребёнка. Из-под длинной юбки выглядывали грубые ботинки, волосы скрывал тёмный платок. Перед ним стояла уже не та, прежняя Мари, весёлая и смешная девочка, а женщина, познавшая горькую правду жизни.
— Мари, — сдавленным от волнения голосом произнёс он и сделал шаг к ней навстречу...