Сверчок
Часть 2
Коллежский секретарь
21
Каверин, Соболевский и Нащокин
Каверин - сын полуразорившегося помещика.
Был студентом московского университета, слушал лекции в геттингенском университете. В 1813 году поступил на военную службу, участвовал во многих боях.
Мы познакомились с Кавериным в 1816 году, когда я учился в лицее. Вместе с Чаадаевым он перешел в лейб-гусарский полк, стоящий в царском селе.
Ох и гуляли мы с Кавериным, ох и бузили.
Первый раз, когда я пришел к нему, он прямо спросил:
-Шампань захлестнешь или ерофеича? Водчоночки –то, а?
- С утра не хочется.
- Ну, да, с утра чаек или кофеек… Где нам дуракам, чай пить, да еще со сливками!
Каверин выглядел бравым красавцем.
Хорошо сложен, крепок, вынослив.
Купался в проруби.
Он славился как рубака и отчаянный смельчак.
От командиров он получал выговоры, что подвергает свою жизнь опасности.
Что следует особенно отметить Каверин любил тонко поесть и крепко выпить.
Крепость его к вину была изумительной.
О нем гусары рассказывали следующую историю.
В Париже, во время стоянки русских войск после свержения Наполеона, Каверин сидел однажды в модном ресторане. Вошли четыре молодых человека, сели за стол и потребовали одну бутылку шампанского и четыре стакана. Тогда Каверин громогласно потребовал себе четыре бутылки шампанского и один стакан. Он опорожнил в течение обеда все четыре бутылки, за десертом еще выпил кофе с приличным количеством ликера и твердою походкой вышел из ресторана под общие аплодисменты публики.
Я приобщился к пирушкам Каверина и гусаров.
Каверину я посвятил четверостишие:
В нем пунша и войны кипит всегдашний жар;
На марсовых полях он грозный был воитель,
Друзьям он верный друг, красавицам мучитель,
И всюду он гусар.
Он лечился от французской болезни холодным шампанским, вместо чаю выпивал с хлебом бутылку рома, и после обеда вместо кофе выпивал бутылку коньяку.
Однажды 27 мая 1819 года мы ужинали у Каверина. Кроме меня шампанское пили Сережа Соболевский и Паша Нащокин. С обоими я познакомился через своего брата Леву, во время его учебы в университетском Благородном пансионе.
Соболевский был на 4 года меня моложе.
Он был побочным сыном богатого помещика и денег у него было навалом. Поэтому он жил веселою, рассеянною жизнью богатого повесы, кутившего на родительский счет. Он блистал на балах и великосветских раутах, задавал гастрономические обеды, устраивал холостяцкие попойки.
Славился он и многочисленными любовными похождениями.
Вместе с тем, он дружил с писателями, и собирал библиотеку в несколько тысяч томов.
Был библиофил и библиограф.
Хобби у него такое было.
А сам он был высокий, плотный с лицом сатира.
Одевался он всегда по моде.
Был нахалом и циником.
Ему ничего не стоило сказать приличной даме на балу витиеватую фразу типа: «Само небо не более чисто, чем дно моей задницы».
В сущности, он не любил никого, дорожил очень немногими, а остальных презирал и преследовал своими злыми и остроумными эпиграммами.
Я любил Соболевского за тонкий литературный вкус, за остроумие и деловитость. Обсуждал с ним я и хозяйственные дела.
А в общем - то у Соболевского был сильный характер. Ему удавалось гасить мои ссоры.
Другой собутылник в гостях у Каверина был Паша Нащокин – мой друг.
Был он из знатного дворянского рода, из очень богатой помещичьей семьи.
Любил играть в карты и ухаживать за актрисами.
Наследник громадного родового имения, он удивлял всех обстановкой своей квартиры, рысаками, экипажами, выписанными прямо из Вены.
Деньги ему были нипочем.
Он покупал все, что попадалось на глаза: мраморные вазы, китайские безделушки, фарфор, бронзу, сколько бы это не стоило, а потом за ненадобностью раздаривал друзьям.
Для поощрения талантов заказывал художникам свои портреты и их раздаривал.
Жил он на всем готовом у своей матери, но кроме того нанимал бельэтаж большого дома на Фонтанке. Сюда он приезжал ночевать после ночных игр и кутежей, сюда же каждый из его знакомых мог явиться на ночлег не только один, но с приятелями, или девицами. Многочисленная прислуга под управлением Карлы – головастика обязана была для всех раскладывать на полу постели, - для парочек в маленьких кабинетах, для одиноких – в больших комнатах, вповалку.
Но утром все обязаны были являться к кофе или чаю.
Двух вещей он не мог понять: как можно трудиться и как можно отказывать себе в самой шальной затее, раз есть деньги.