Светлой памяти Лысикова А.П. и Лысиковой (Бобровской) Г.П.
Сбивают из досок столы во дворе,
Пока не накрыли — стучат в домино.
Дни в мае длиннее ночей в декабре,
Но тянется время — и все решено.
В.Высоцкий
В тот день мела метель… Не холодная, колючая, обжигающе -ледяная, а мягкая-мягкая, теплая, почти летняя… Метель тополиного пуха.
Летний вечер тихонько крался по улицам большого города, заглядывая в тихие переулки. В одном из переулков стоял старый-старый дом, тополиная метель уже намела на его крыльце небольшие сугробы, которые розовели в лучах вечернего солнца.
Перед домом стоял молодой парень в военной форме…
Лешка любил машины, очень любил. Мать рассказывала, что тяга ко всем механизмам у него чуть ли не с рождения была. «А вместо сердца- пламенный мотор»,- прям про него, хотя если подумать, с сердцем тоже все в порядке.
И учиться он после школы пошел на шофера, на кого же еще? Самая лучшая на свете профессия!!!
Мать переживала, даже советоваться ходила к соседу профессору, отцу его друзей. Но суровый на вид Петр Павлович тепло и обстоятельно побеседовал с матерью, а потом и с Лешкой, потрепал его по вихрастой макушке: «Ты только хорошим шофером будь!»
Да он бы самым-самым лучшим бы стал, но… война. И запетляла военная дорога под колесами старенькой полуторки.
Молодой человек в военной форме, стоящий перед домом в тихом переулке задумчиво потер лоб. Воспоминания мелькали перед его глазами, как кадры кинохроники.
И вот нет уже тихого летнего переулка с теплой тополиной метелью. Пронизывающий ветер с Ладоги бросает ему в лицо колючие иглы снега…
Конец ноября 1941 года.
Под Москвой мать и младший брат копают и копают противотанковые рвы,, вгрызаясь в мерзлую землю, что бы остановить, отбросить оголтелую фашистскую свору и сосед-профессор, поправив свое смешное пенсне-«велосипед» уже шагнул со связкой гранат под танк.
А перед ним- осажденный Ленинград, который живет, дышит вопреки всему!
Алексей стоял на беру замершего озера и вглядывался вдаль, стараясь рассмотреть противоположный берег, хотя хорошо знал, что это невозможно. Перед ним лежало тридцать километров ледовой трассы, узким коридором уходящей через лед и ветер к осажденному городу.
Он пройдет по тонкому льду Ладоги одним из первых, его машина с санями-волокушами спустится на лед пятой в составе первой колонны из 60 машин. Одним из последних и проведет он весной машину по страшному, вздувшемуся весеннему льду.
Сдирая с рук перчатки, что бы лучше чувствовать машину, примерзая пальцами к рулю он проведет свою полуторку с хлебом в осажденный город. И за все время не потеряет ни одной машины, ни одного груза.
«Заговоренный» - будут говорить о нем шоферы. Усатые, бородатые мужики будут ловить каждое слово свое своего старшины. «Петрович так просто не скажет»- и 18-летний Петрович командовал: «Дистанцию держать! За мной колесо в колесо!»
И как бы потом не петляли дороги фронтовые, ту ледовую дорогу не забыть ему никогда.
Парень тряхнул головой, отгоняя воспоминания, и решительно потянул дверь в подъезд дома.
Знакомая с детства лестница, все тот же полумрак и пылинки танцующие в солнечном луче. Алексей улыбнулся, вспомнив, как маленьким, возвращаясь из школа, врывался в подъезд и кричал еще с первого этажа: «Мааааамаааа! Я пришол!»
На площадке второго этажа на ступеньке в тени сидела худенькая хрупкая фигурка.
Алешка с разгону проскочивший мимо, резко затормозил:
- Ты что тут сидишь?- он даже еще не рассмотрел, кто это (показалось, что мальчишка-подросток).
Тихий голосок-колокольчик, явно принадлежащий девчонке, чуть помедлив ответил:
- Так…сижу. Тут люди ходят… здороваются, говорят…двери хлопают. А там никого…страшно,- и замолчала, потупив взгляд.
- Где «там»?- не понимающе спросил Алексей.
- Там,- почти прозрачный пальчик указал на дверь одной из квартир. Парень проследил за «указующим перстом» и почувствовал острую боль в сердце, такое с ним было только на Ладоге, когда в полыньи уходили машины друзей.
Там никого??? Там, где всегда был шум и смехах? Где в комнате его друзей- близнецов, Мишки и Славки, всегда что то мастерилось, дымилось, взрывалось.
Там, где отец Мишки и Славки, старик- профессор, рассказывал им о планетах и звездах, а маленькая сестренка близнецов, Галинка, тогда тихонько притаилась в уголке, что бы не прогнали… Там никого?
Там, где всегда пахло сдобой и ванилью, а на кухне гремела кастрюлями тетя Домна. Где тихонько, изредка лаял огромный сенбернар Арно, помахивая пушистым хвостом и шипел потревоженный ребятами черный кот Мефистофель…
- Совсем никого?- почему -то шепотом спросил Алексей. Девчонка впервые подняла на него зеленые глазищи, кажущиеся огромными на худеньком личике.
- Я есть.
- Галчонок!- Алешка крепко схватил худенькую ручонку, притягивая девчонку поближе,- Это ты?- слабая улыбка осветила бледное личико, пальчики погладили его руку, покрытую шрамами от обморожения:
- А я тебя сразу узнала. Алёшенька, ты иди. Тетя Аня уж заждалась, каждый день ведь ждет, ты иди…
Алексей не выпуская девичьей ладошки поднялся со ступеньки, вынуждая и Галину подняться:
- А ты что, сидеть будешь? Вот еще! Пошли к нам!
Галя отрицательно покачала головой, пытаясь освободить ладошку, но не преуспела в этом:
- Нет, я домой пойду… Я теперь маму ждать буду. Ты же вернулся, значит и мама обязательно придет!- зеленые глаза с уверенностью смотрят в его лицо. Но Алексей вовсе не собирался отпускать ее так просто в пустую квартиру. Продолжая держать девушку за руку он поднял голову, вглядываясь в верхние пролеты лестницы, и закричал, как в детстве:
- Маааамаааа! Я вернулся!
И закончилась подъездная тишина: захлопали двери, застучали каблуки по ступенькам…
Алешка долго еще стоял на лестнице держа одной рукой девчонку-соседку, а второй обнимая плачущую от счастья мать. И капали слезы на материнские на медали солдатские… «За отвагу», «За взятие Праги»… «За оборону Ленинграда»…
Солдат вернулся. Конец войне.