Н А Ш И В П Р И Б А Л Т И К Е
(ч а с т ь в т о р а я)
По прилете, на таможне в аэропорту Аннабы я неосторожно
зацепил своим чемоданом ту самую сумку.
Раздался звон стекла, который тут же отвлек таможенника
от второстепенных забот.
Он предложил мне взять сумку и зайти в отдельную комнату.
Там за письменным столом восседал офицер таможенник.
Они перекинулись по-арабски несколькими словами, после
чего младший покинул комнату, а старший вынул из моей сумки две
бутылки и сказал мне:
-Сэт а ву, - это вам.
Через секунду в комнату вошла жена.
-Ки эс ? - кто это?
-Сэ ма фам, мсье- это моя жена.
Хозяин кабинета достал из моей сумки еще две бутылки:
-Сэ пур люи, - это для нее.
Еще через секунду вбежала зазевавшаяся в непривычных
условиях моя болонка Жулька и начала обнюхивать брюки незнакомца
под его столом.
-Ки эс анфэн? - а это кто еще?
-Сэ ма шьен, мсье - это моя собака.
Офицер вынул одну бутылку:
-Сэ пур вотр бо шьен, -это для вашей прелестной собачки.
Сумку из "Березки" с остальными пятью бутылками он
переставил под свой стол.
Я засуетился, увидел у него под рукой пачку алжирских сигарет
"Ильхем", вспомнил про свою новую английскую зажигалку "Ронсон",
подарок друга, достал ее из кармана и, многозначительно глядя на
таможенника, бережно положил на его стол.
Он чуть приоткрыл ящик стола и смахнул туда мой сувенир.
И при этом ни на одну бутылку не сдал своих позиций.
Мой голос вибрировал, просил, рыдал на задушевном
русском и на плохом французском.
Но хапуга таможенник оглох и окаменел.
Отнесла вырученную водку к нашим вещам и вернулась
моя жена.
Она прикрыла за собой дверь кабинета и, прижимая Жульку
к груди, молча стояла там, как кормящая мать с грудным ребенком под
бомбежкой самолетами противника.
Но все впустую и тогда она сказала:
-Пусть он подавится нашей водкой, этот пограничник
черножопый.
-Он не пограничник, он таможенник. Пограничники защищают
рубежи своей родины, а этот взяточник набивает свои карманы.
-Тем более.
Тут я вторично вспомнил про свою зажигалку, подошел
неторопливо к офицеру, вежливо попрощался с ним и тут же в броске
быстро открыл ящик письменного стола, рванул из него свою зажигалку,
зажал ее в кулаке и мы вышли не закрыв за собой дверь.
Здесь я услышал в догонку резкий стук задвинутого ящика
стола, "зют алёр" - "черт побери".
Но, "кого берешь!", как сказал бы ВиктОр Лысый, мой друг
по Реутовскому почтовому ящику, ты опоздал, таможенник.
Хоть эту малую толику отыграл совьетИк.
Узнав о об этом несчастьи на таможне старший переводчик
нашего контракта Хамракулов обнадежил меня. Гулям сказал:
-Не переживай, попроси Пузыря, пусть он сделает
какой-нибудь сувенирчик и мы в таможне легко обменяем его на
твои бутылки.
-На нАши бутылки,- уточнил я от избытка чувства благодарности
к Гуляму за его профессиональные наставления.
Я успокоился, рассказал обо всем моему соседу стеклодуву
и на время забыл эту историю.
Через неделю Вася сработал чудесную рыбину из цветного
стекла, с которой мы и отправились вместе с Гулямом на таможню.
-Но, месье, к сожалению, ваш знакомый начальник "а партир
де йер матэн иль эт ан ваканс", со вчерашнего дня ушел в отпуск.
А по прошествии месяца, по закону, таможня реализует
конфискованный товар через торговую сеть.
Но крепкие алкогольные напитки в мусульманских странах
в таких случаях подлежат уничтожению.
Ага, знаем мы как уничтожают водку, сами тоже уничтожаем
по возможности, а в Союзе, так, почитай, и каждый день.
Одним словом, как говорил другой мой друг, еще по МВТУ,
Юрка Пиксин, плакали наши денежки.
Да что денежки, водку жалко, в Африке она дороже ихних
задрипанных динар, потому что алкоголя в стране практически нет.
Гулям вытянул согнутые в локтях руки ладонями вверх,
как будто дехканин просил у аллаха дождя в засушливую погоду, завел
глаза к небу и сказал:
-Аллах дал, аллах взял. Инш Алла.
Я не стал с ним спорить. Он всегда так говорил, в том числе
и когда мы садились с ним за фирменный плов по-африкански из
дикого кабана под самогон, запретную пищу и запретный напиток для
истинного мусульманина.
Только за дастарханом он глаза к небу не подкатывал, а совсем
закрывал их.
Я был тогда новичком и спросил его, зачем он так делает.
Он сказал с невесть откуда взявшимся акцентом:
-Понимаишь, дарагой, когда я закириваю оби глаз я саусем
не вижю, что я кушию и что пю.
Теперь скажи мине, раз я не вижю, что я кушию и что я пю,
скажи, дарагой, за что сами справедливи из все справедливи в мире
может мине пакарат. Ну, скажи мине, дарагой.
-И скажу, дорогой. Я тебе скажу - наливай, дорогой.
А сейчас я возвращаю вас к нашему стеклодуву.
В преддверии Нового года, не ожидая просьбы советника
контракта, он делал исключительно по своей доброй воле для детей
советских сотрудников университета сотни цветных шаров, пик, звезд.
Сам выдувал, сам раскрашивал цветными лаками, сам
сушил.
К празднику довольная детвора, и еще более довольные
родители украшали всем этим какие-то кустики, смахивающие на
папоротник, которые в Алжире сходили за новогоднюю елочку.
Вообще он был не просто мастер своего дела, но и настоящий
художник.
Вообразите себе черта из цветного стекла со всеми атрибутами
неприкрытого мужского тела, еще и с копытами и рогами, сидящего в
похабной позе внутри винной бутылки.
Или разгоряченную скачущую тройку. А предыдущему
советнику, покидавшему Алжир после завершения срока контракта, он
соорудил трехмачтовый парусник полуметровой длины со стеклянными
же парусами, реями, витыми вантами, ручными лебедками и совсем уж
крошечными иллюминаторами.
Тот забыл про весь свой багаж, нажитый за пять лет
загранкомандировки, и не выпускал из рук только драгоценный подарок.
Афанасьич был умельцем по своей натуре.
Аннаба это был третий его заезд в Африку, каждый по пять лет.
Он умел ставить силки на дикого кабана, на дикобраза.
Расказывал о том, как рассвирепев, тот выстреливает своими
иглами-стрелами в противника.
Держал я в руках это обоюдоострое с поперечными
рыжекоричневого цвета полосами орудие убийства длинной сантиметров
в двадцать.
Такая игла способна убить существо с тонкой кожей, человека,
например.
Но Васька ничего не боялся.
Рыбак он тоже был опытный.
Я знал только два вида рыбалки - на удочку и с пальца, чем
занимался летом в Новороссийске.
А Васька был профессиональным браконьером.
У меня машина, у него двадцатиметровые сети трехстенки с
разным размером ячейки, от угря до усача.
Вдвоем уезжали мы под вечер на канал, ставили на ночь сети,
обычно три, и ложились в машину спать.
Но, какое там спать. Во-первых, польский Фиат 126-Р машина
маленькая и узенькая, а, во-вторых, сердце рыбака волнуется и под
лунный свет все время тянет посмотреть как там сети и завелось ли
в них что-нибудь. Ну, и разговоры, конечно, рыбацкие.
Под утро я перебирался в надутой камере от колеса грузовой
машины с приклеенным к ней резиновым днищем на противоположный
берег канала.
Он всего-то шириной метров пятнадцати- восемнадцати.
Освобождал крепление сети и, сидя в камере, собирал в нее
сеть с попавшей рыбой, одновременно подгребая к нашему берегу.
Здесь мы выгружали сеть и в дело вступал Пузырь.
продолжение:
Он вынимал из сети рыбу, что было не так просто сделать,
потому что она запутывалась жабрами в ячейках, и складывал ее в
большой таз.
Я снова садился в камеру и отправлялся на прежнее место.
Так повторялось трижды, по количеству сетей.
продолжение:http://www.proza.ru/2019/05/09/582