Сегодня я проснулся раньше обычного. Пролегавшая под окнами дорога кишела транспортом – недалеко был важный транспортный узел. Нервные доходяги орали и поливали матом друг друга, ожидая в пробке. Над городом висел смог. Я позавтракал и собрался на работу. Весь день, вся неделя, весь месяц и год, чёрт подери, вся жизнь – рутина, от которой я спасаюсь ночами в борделях, приходя домой под утро, чтоб вздремнуть пару-тройку часов, выпив добрую бутылку коньяка. Да, не густо, но я привык.
Вечером я пришёл домой и сразу лёг в кровать – мне ужасно осточертела эта паршивая неделя. Эта сука секретарша и её болтливый поганый рот так утомили меня. Уснув немного позже семи вечера, я выспался к двум часам ночи. Встал, налил рюмку и выпил. За окном ни души, все вымерли, лишь летящий по ветру пакет двигался, словно махал крыльями. Старый фонарный столб светил, нервно жужжа; створки билборда меняли рекламу, скрипя, как старый дверной засов.
Я наполнил горячую ванну и поставил столик с выпивкой рядом, чтобы можно было дотянуться до неё рукой. Посмотрев на часы, увидел, что они показывают 2:34. До утра ещё целая вечность. Ненавижу ночь, ненавижу всё, что происходит ночью! Это всегда остаётся в памяти, надолго. Забываясь сном, мы умираем в этом мире, а оживаем в другом, при пробуждении процесс идёт в обратном направлении.
В комнате послышался стук. Сперва я не обратил на это внимания, но, глубоко затянувшись сигаретой, затаил дыхание и стал прислушиваться. Снова прозвучал стук, переходящий в глухой хлопок. Выйдя из ванной комнаты, увидел – хлопала створка форточки от ветра из окна. Я лёг в ванну и стал наслаждаться горячей водой. Время показывалось ровно 3:00. «Сейчас начнётся», – только и успел подумать я. В этот момент дверь ванной распахнулась и резко захлопнулась, распахнулась и снова захлопнулась. В третий раз она закрылась с чудовищной силой, посыпалась штукатурка с потолка. Засов задвинулся, а в дверь раздался дикий удар, потом ещё и ещё. Нечто стучалось так, что грохот отдавался в висках. Кран открылся сам по себе, и полилась ржавая вода, затем пошла алая жидкость. Я выскочил из ванной как ошпаренный кипятком и затянулся сигареткой – она уже потухла. Взяв в руки бутылку, я отпил прямо из горла. Удары прекратились. Я посмотрел на ванну – вода в ней была вишнёвого цвета, но спустя какие-то секунды вновь стала прозрачной.
Руки нервно дрожали, ноги подгибались. Раньше нечто обходилось двумя-тремя стуками в дверь и шаркающим звуком, сегодня же оно разошлось не на шутку. Вытершись полотенцем, я обмотал его вокруг пояса, взял коньяк и сделал ещё глоток. Вдруг почувствовал прикосновение к ноге чего-то мягкого и пушистого. Посмотрев вниз, я увидел чёрного кота, он ластился, прижимал голову и мурлыкал. В недоумении я решил погладить его и взял на руки. Кот был необычайно ласков. Спустя некоторое время я стал успокаиваться и решил взять новую сигарету. Опустив кота на пол, я прикурил. Кот забежал под ванну, послышались громкие удары, будто кто-то бьёт по чугуну снизу. Помедлив, я всё же сунул голову под ванну… и пожалел. Чёрный кот нацепил на голову завитые рога и долбил ими из-под ванны. Когти его были остры, словно маленькие бритвы, а гетерохромия теперь светилась. Пулей я выбежал из ванной комнаты, позабыв о зле, находящемся за её дверями. Чёрт, чёрт, что это было? Я брал это на руки! Так, надо успокоиться. Это всего лишь сон, мне нужно проснуться, это сон. Кого я обманываю, ведь это реальность! Но что, что тут, сука, происходит?!
Немного подержав дверь, я расслабился, приоткрыл её, посмотрев предварительно в щель: я искал исчадие ада, но в ванной уже никого не было. Часы выдали 3:03. Время остановилось. Три минуты, прошло лишь три минуты, но я постарел на целую жизнь.
Успокоившись, я сел в своё кожаное кресло. Достал трубку из выдвижного ящика комода и прикурил. Густой, голубовато-серый дым наполнил комнату и лёгкие. Во всю стену, напротив кресла, висит моя коллекция из мёртвых бабочек – панно. Странно хранить у себя трупики насекомых и любоваться ими. Девятнадцать бабочек были заперты под стеклом, на котором почему-то была трещина. Подойдя к панно, я протёр стекло краешком полотенца, опоясывавшего меня. Стекло разбилось и посыпалось под ноги, я отскочил, дабы не изрезать ноги. Всё обошлось, но не всё хорошо. Бабочки стали шевелиться и одна за другой взлетать к люстре: девятнадцать мёртвых бабочек были живее живых. Они вальсировали над моей головой. Подняв руку к потолку, я хотел убедиться в том, что мои глаза меня не обманывают. Одна красивая особь papilio maacki села на мой палец. «Чудо, – подумал я, – как красиво». Старый камин, который я никогда не разжигал, воспламенился. Я смотрел на него с поднятой рукой, на которой сидела бабочка.
На днях я познакомился с соседом снизу, который пошутил надо мной, сказав, что старуха-хозяйка, живущая до меня в этой квартире, сгорела именно в этом камине. Вспомнив это, я обомлел. Почему я вспомнил это сейчас? Где-то из глубин камина послышался скрипучий голос, а затем раскатистый и зловещий смех старухи. Смех звучал, а я обливался потом, дрожь пробила по всему телу, тряслась даже голова. Смех резко прекратился и голос начал шептать что-то на латыни очень быстро. Летавшие вокруг люстры бабочки воспламенились и обратились пеплом. Я отпрыгнул, дабы не обжечься. Пепел, упавший на пол, растаял алой кровью. Шёпот из камина перешёл в истошный крик. Запахло гнилью. На часах – 3:15. Камин резко потух. Лампы в люстре посыпались, я остался в темноте. Стал ждать нового нашествия. Позади меня послышался треск. Обернувшись, я увидел, как зеркало, висевшее на стене, дало трещину. Развернувшись, я увидел, что и второе зеркало треснуло само по себе. Взяв большой фонарь, я со страхом осмотрел комнату: все зеркала в ней были треснуты. Вдруг из камина вновь послышался шёпот, но уже на родном языке:
– Милок, подойди ближе, бабушке надо встать!
В ступоре направил луч фонаря на камин. Из него показалась дряблая рука вся в трупных пятнах, ногти на пальцах были расслоившимися и надломанными.
– Я сказала, дай мне свою руку, сучёнок! – завопил голос из камина, затем показалась вторая рука, седая голова, и вот она уставилась на меня. Пустые глазницы были открыты, из левого глаза торчал опарыш.
– Миленький, дай бабушке ручку,– повторила старуха.
Я хотел ответить отказом, но горло моё перехватило, пересохло. Издав лишь непонятный стон, я попятился назад. Ноги меня не слушались, были ватными. Я хотел бежать опрометью, но не сдвинулся с места, сердце выпрыгивало из груди. Я смотрел на этот кусок когда-то живого человека, а это нечто, по всей видимости, смотрело на меня. Из-под ванны послышалось мяуканье рогатого кота. Кот, проходя мимо меня, зашипел, спина его вздыбилась, затем он жалобно замяукал и бросился к ногам бабки. Он тёрся об её местами прогнившие насквозь ноги и ласково мурлыкал. Своими завитыми рогами он чесался об её руки, которые она протянула ему. Она стояла напротив меня в сарафане в чёрный горошек и что-то шептала коту. Я почувствовал тошноту, мне стало необычайно плохо, сознание покидало меня. Словно вдохнув маску с хлороформом, я упал. Сознание предало и оставило лежать меня на полу, который был залит липкой алой жидкостью.
Вновь пробуждение. Проснулся. Глаза открывать не стал – вдруг эта старая ведьма ещё тут. Резкий свет сочился сквозь закрытые веки. Пахло спиртом вперемежку с хлором. Я решился открыть глаза. Где это я? Это не мой дом – тут слишком светло. Надо пройтись, осмотреться. Я попробовал встать, но попытка потерпела фиаско. Я был связан по рукам и ногам.
– Что это, где я? Помогите! – стал кричать.
– Ну что опять случилось? – послышался молодой голос.
– Развяжите меня.
– А больше ничего не нужно? – со стервозной ухмылкой ответила санитарка.
– Ничего не понимаю, где я?
– Там же, где и последние четыре года и три месяца, – в больнице для душевнобольных.
– Да что ты мне лапшу на уши вешаешь, какая больница? Я три часа назад дома был. Кстати, сколько времени? Да развяжите же вы меня наконец! – заорал я.
– Времени – почти час ночи, развязывать я вас не стану, опять убежите. Тем более ваша жена строго-настрого запретила это делать.
– Какая жена? Дура! Я в жизни женатым не был!
– Ну вот, опять старая песня. Вы ведь только вчера приходили в себя. Что опять пошло не так?
– Я не понимаю, о чём вы говорите.
Голова моя трещала. Вдруг я начал осознавать всю тяжесть своего положения.
– Какой у меня диагноз? – осведомился я.
– Тот же, что и вчера, и неделю назад. У вас шизофрения. Всё, ложитесь спать. Утром придёт доктор. Отдыхайте.
Санитарка пошла к дверям.
– Подождите, можно мне воды глоток – в горле пересохло ужасно.
– Это можно, – ответила девушка.
Она приблизилась к столу и подала мне стакан, в котором была пластиковая трубочка. Я осушил стакан до дна. Присмотревшись к санитарке, под халатом я увидел сарафан в чёрный горошек.
– Напился, миленький? – зловеще спросила она.
Я не ответил, лишь провёл её взглядом к выходу. Дверь моей палаты закрылась. В коридоре послышалось зловещее мяуканье.