Детектив для детей
1. Пир горой
Вечером, после дойки коровы Зойки котёнку Хвостику наплёскивали обычно, щедро, до краёв алюминиевую мисочку молочка. Оно было парное, сладкое, и Хвостик, конечно же, вылакивал это лакомство всё сразу, до дна. Да ещё и вылизывал мисочку. После такого обильного и вкусного пиршества, пузико у котёнка раздувалось, как шар, и он уже не мог двигаться, и весь вечер лежал у крылечка веранды, где и ставили для него молочко, умильно урча «му-ур, му-ур», сквозь дрёму от удовольствия.
Это крайне возмущало его беспокойного друга цыплёнка по имени Желток.
- Если уж ты, Хвостатый, - так Желток называл Хвостика - Хвостатый, - никак не можешь обойтись без молочка, - теребил он блаженствующего котёнка, - то хотя бы пей его по частям. Вылакай половинку и поиграй со мной. А перед сном дохлебывай. Какой же ты друг, если мне каждый вечер поиграть не с кем? Ку-ка... - пытался Желток всякий раз залихватски прокукарекать по-петушиному, но голосок его срывался обычно на жалкий цыплячий писк: - пи-пи!
2. Повторенье – мать ученья
И вот однажды цыплёнок уговорил-таки котёнка - тот, вылакал только пол мисочки молочка, и друзья принялись играть в прятки.
Но разве это была игра? Одна насмешка!
Отвлечься от мыслей о недоеденном ужине Хвостик никак не мог. И прятался он только за крылечком - чтобы видеть мисочку. Ну и Желток, конечно же, его сразу же и находил. И водил котёнок тоже, только уткнувшись мордочкой в крылечко - облизывался и твердил, косясь на лакомство, без умолку, как завороженный:
- Раз, два, три, четыре, пять, я иду искать, кто не спрятался, я не виноват! Мяу… Раз, два, три, четыре, пять, я иду искать, кто не спрятался, я не виноват! Мяу… Раз, два…
Но никуда от молочка не отходил и никого не искал!
В конце концов цыплёнку надоела такая бестолковая игра, и он утащил друга подальше от недоеденного ужина - в сад.
- У тебя, Хвостатый, из-за этого молочка все правила пряток из головы повыскакивали! – сердито поставил он котёнка мордочкой к сложенной у забора поленнице. – Одно «мяу» курам на смех осталось! Будешь учить всё заново. Запоминай. Я, - Желток почтительно ткнул жёлтеньким крылышком в свою тощенькую цыплячью грудку, - убегаю прятаться. За кустик чёрной смородины. А ты, - тут цыплёнок двумя крылышками плотно прикрыл котёнку глаза, – жмуришься. И не косись туда-сюда! И не облизывайся! И ровно пять раз повторяй водилку! Только ровно пять раз, а не сто миллионов, как ты любишь! Потом ты, - цыплёнок, не спеша, приподнял крылышки с шерстяного лобика изо всех сил изображавшего внимание котёнка, - открываешь глаза. И мчишься к смородине, искать меня! А у поленницы столбом стоять, как ты у крылечка стоял, не надо! Дрова тебе сметаной не намазаны! И не подглядывай, куда я побегу прятаться! И водилку тверди честно – медленно, с расстановкой, не тараторь! Всё ясно? - под конец учения строго спросил цыплёнок. – Ку-ка… пи-пи!
- Ясно. Я честно не буду тараторить водилку с расстановкой ровно пять раз. И подглядывать за кустик крыжовника. Мяу! Ку-ка, пи-пи! - подтвердил озабоченный своими соображениями котёнок. А думал-то он, конечно, о брошенном без присмотра лакомстве.
- Всё правильно. Кроме одного, – поправил питомца строгий учитель, - кустик не крыжовника, а смородины! И чёрной, запоминай, а не какой-нибудь, там, красной! Мяу! Ку-ка… пи-пи!
И очень довольный проведённым занятием, желторотый наставник потрусил проворной рысцой на тоненьких, похожих на веточки лапках, в сад.
3. Ученье насмарку
Его ученик послушно упёрся розовым носиком в пахучее берёзовое полешко и старательно зажмурился. И начал прилежно выговаривать водилку – медленно, с расстановкой.
Однако, как котёнок ни усердствовал, но медленно и с расстановкой у него вышло только один раз. Со второго захода Хвостик невольно зачастил. А после третьего, совсем уже быстрого, похожего на стрёкот кузнечика повторения, он даже подсмотрел тайком одним глазком - нет, не на чёрную смородину и не на крыжовник – на видневшуюся за зеленой листвой сада жёлтую веранду. Ну и, конечно же, решил, что пришла пора искать спрятавшегося друга. Однако так решила только его голова, а лапки котёнка, конечно же, сами собой, понесли его к мисочке.
- Желточек! Скорее, скорее! Сюда! – раздался вскоре от веранды его встревоженный зов. – Скорее! Скорее! Мяу! Мяу! Мяу!
«Это почему же не он ко мне, а я к нему должен бежать? Да ещё и скорее! Да ещё и опять к веранде! Ку-ка! – рассердился очень удачно, как он считал, укрывшийся за смородиной цыплёнок. – Объяснял ему, объяснял! Втолковывал, втолковывал! Ясно? Ясно! И опять этот Хвостатый всё перепутал! Пи-пи!»
Однако взволнованный крик котёнка «Скорее! Сюда! Мяу!» продолжался, и раздосадованный петушок-с-ноготок поспешил к веранде, чтобы ещё раз поучить, а может быть, даже и проучить своего, то ли несообразительного, то ли строптивого товарища.
4. Снова урок
Но воспитатель и рта не успел раскрыть, вернее – раскрыть свой жёлтенький клювик.
- Где моё молочко? – сходу налетел на него ошарашенный ученик. И чуть не плача, показал лапкой на совершенно пустую и даже начисто вылизанную мисочку. – Мяу, мяу, мяу!
- Вообще-то, по всем правилам пряток ты не мисочку должен искать, а меня! Ку-ка! – не позволил однако сбить себя с толку строгий наставник. – Чему я тебя учил?! И всё – псу под хвост?! Вернее – котёнку какому-то глупому всё под хвост! По имени Хвостатый! Пи-пи! Повторяем урок сначала! Заруби себе на носу! Ты – вода! – Желток важно, как учитель указкой, ткнул крылышком в носик, опешившего от такого неожиданного поворота событий и прижавшего ушки, котёнка. – И намотай на свой забывчивый котиный ус, я - спрятавшийся! – воспитатель гордо шлёпнул по своей тщедушной цыплячьей груди. – А мисочка - она и не может спрятаться. Вон она – на месте стоит! Ку-ка! - Цыплёнок пренебрежительно кивнул хохолком в сторону выскобленной неизвестно чьим языком до блеска посуды. – По всем правилам, когда я притаился за смородиной - за чёрной, имей в виду, а не за красной! И не за крыжовником – он же колкий! Тогда я должен сидеть тихо… – Тут преподаватель, для наглядности обучения даже отошёл в сторонку, присел за лопушком и пробурчал оттуда невнятно: - Как мышь… Пи… пи… - Затем цыплёнок выпрямился, и величественным жестом вождя простёр крылышко в сторону поленницы: - И бежать я могу только к поленнице! Где ты жмурился. А не к веранде! Чтобы стукнуть по дровам: палочка за себя! И не перепутай, когда сам будешь прятаться – палочка, а не полено какое-нибудь, за себя! Короче, Хвостатый, хочешь ты или не хочешь, но придётся тебе водить опять! Пока не научишься! Вот так! Ку-ка… ре-ку! – вдруг вырвался нежданно-негаданно из цыплёнка писклявый, но всё-таки смахивающий на боевой, петушиный клич.
5. Где же лакомство?
- А… – дерзнул, было, что-то возразить, и даже, подражая воспитателю, тоже ткнул лапкой в сияющую посудинку обескураженный котёнок.
- А к мисочке бегать – не по правилам! – движением учителя, пресекающего все возражения нерадивого двоечника, не позволил, однако прекословить себе крайне довольный своим уроком, и особенно нежданно-негаданно вылетевшим из него кукареканьем, наставник. – Тем более, что и молочка-то там у тебя уже и нет! Пусто! Какие-то дурацкие прятки у нас с тобой получаются! Желточек, беги сюда! - передразнил преподаватель ученика и для наглядности даже ступил пару раз в одну сторону. - Желточек, беги… – развернулся он, чтобы вышагивать на веточках-ножках в другую.
- Желточек, где мой ужин? – несмотря на все строгости, ввернул всё-таки свой вопрос котёнок. – Кто его съел? Мяу!
- Да уж, по крайней мере, не я! И вообще молочко – ерунда! Пустяк! – решил наставник отвлечь своего питомца от этого зловредного, как он считал, мешающего игре продукта. – Вот если бы зёрнышки у тебя какие-нибудь пропали! Пшённые, например. Тогда бы можно было бы попереживать. Или крошки от бублика. А ещё лучше – от торта. Или… ку… ка…
Не сообразив сразу, что же ещё может быть вкуснее крошек от какого-нибудь «Наполеона» или «Шоколадного принца», цыплёнок величаво начал воздевать крылышко к облакам, будто крепко задумавшийся мыслитель указующий перст в небеса. Но неожиданно изменил направление движения, и хлопнул этим своим перстом-крылышком по тощенькому гребешку.
- Ку-ка! Я понял! Пи-пи! – вскричал мыслитель, представив, как сам он, только что, таившись за смородиной, склевал двух подряд червячков и одну козявочку. – Хвостатый, вспоминай, вспоминай!.. Ну, вспомнил?.. Вспомнил?.. – подступил учитель к своему воспитаннику, торжествующе размахивая крылышками. - Ага, вижу, что вспомнил! Ты же сам своё молочко случайно вылакал! Ещё раньше, когда прятался у веранды!.. Верно?!.. Верно?!.. Ку-ка! А теперь об этом забыл! Пи-пи!
- Да я… да я… - обомлел и даже потерял дар речи от такого невообразимого предположения котёнок. – Да чтобы я… про молочко… Да я… да я…
- Да, конечно, ты! Точно – ты! – радостно подхватил Желток. - А кто же ещё?! – И, чтобы уж все сомнения у его подопечного, что тайна им разгадана исчезли окончательно, наставник даже сделал руки в боки, вернее, подпёр крылышками свои цыплячьи бёдрышки – точно так, как подбоченивалась, бывало, в свои бочищи соседка в беседах у забора – прищурился, и добавил внушительно: – Ты, ведь, Хвостатый, очень и очень расхлябанный котёнок! Ку-ка… пи-пи…
6. Возмутительная напраслина
Уж чего-чего, но таких несправедливых обвинений, такой напраслины несчастный, недоевший своё лакомство, да ещё и обворованный каким-то неведомым, таинственным грабителем котёнок, никак не ожидал. Он не знал, что и делать, как поступить. То ли оправдываться - возражать, спорить, объяснять. То ли возмущаться – мяукать, шипеть, царапаться, кусаться.
Хвостик сумел, в ответ, лишь растерянно ощупать лапкой мягкое, совершенно не похожее, на сей раз, на тугой мячик пузико, и промолвить печально:
- Пусто – вообще ничего нет. – Бедняга ещё раз грустно глянул на свой впалый, как ему даже с горя почудилось, животик, и добавил с тоской и безысходностью в голосе: - Хоть я и расхлябанный котёнок, но про молочко я бы запомнил обязательно.
Слёзки навернулись на глаза Хвостику, и он даже не смог проурчать, вертевшееся на язычке мяу, или даже накрепко связанное в его головке с молочком, сладостное му-ур.
7. Воровство продолжается
На следующий день учитель снова разрешил своему подопечному выпить лишь половинку оставленного ему в мисочке после дойки коровы Зойки молочка, чтобы продолжить затем начатое накануне обучение и заставить его снова водить.
Но вот незадача! С недоеденным Хвостиком лакомством вышло то же самое, что и вчера - во время игры, оно исчезло снова! Как сквозь землю провалилось!
И учитель, как и накануне, снова всё свалил на своего несчастного ученика.
- Вот так, значит! Так! Мяу! Мяу! Мяу! – взбунтовался на этот раз дважды теперь обокраденный, да ещё и уличённый в такой возмутительной, невозможной для себя, как ему казалось, забывчивости Хвостик. – Значит ты считаешь, что я сам допиваю своё молочко? И не помню об этом?! Вот, значит, как ты обо мне думаешь! Будем тогда играть не в прятки, а в пятнашки! Будем тогда бегать друг за другом хвостиками! Сам тогда увидишь вылакиваю я своё молочко, или нет! Тоже мне, сыщик нашёлся! Ку-ка, пи-пи! – передразнил Хвостик своего наставника.
И вот на третий вечер совсем изголодавшийся, осунувшийся от переживаний и недоедания котёнок, и внимательно присматривающий за ним Желток, побегали друг за другом по саду в пятнашки хвостиками и вернулись к плошечке. И обнаружили они…
Да ничего они не обнаружили! Молочка снова, как будто и в помине не было. Как будто бы его корова языком слизнула.
8. Преступление будет раскрыто
- Так, так, так, так, так... Так… так… так… Вот теперь-то… вот теперь… я всё понял окончательно. Я открываю дело. Теперь я буду следователем, сыщиком, Шерлок Холмсом и доктором Ватсоном в одном лице. Вернее – в одной своей мордочке. – Цыплёнок тщательно, словно настоящий сыщик, обследовал со всех сторон, и даже отведал на зуб, вернее, на клюв, сверкающую чистотой посудинку. - Наконец-то… наконец… всё встало на свои места… - Он задумчиво поскрябал указательным пёрышком красненький гребешок. Затем с многозначительными остановками изрёк глубокомысленное умозаключение: - Остатки… ужина… Хвостатый… вылакиваешь… не ты… - Движением крылышка сыщик остановил чуть было не захлопавшего от радости в ладошки, вернее, в подушечки лап котёнка, и продолжал: - Его… вместо… тебя… вылакивает… - Здесь детектив умолк и хранил молчание целую вечность. И в то самое мгновение, когда нетерпеливо предвкушавший развязку слушатель вознамерился было осведомиться с извинениями - а не запамятовал ли почтеннейший оратор о том, что он начал разоблачительную речь, тот, с величественным видом, уточнил: - Точнее… даже… не вы-лакивает… а до-лакивает… вместо… тебя… - Сыщик ещё какое-то время понаслаждался муками вконец истерзавшегося неизвестностью собеседника, и провозгласил свой окончательный приговор: - неуловимый… молочный… разбойник!.. Ку-ка!
- Правильно! Мяу! – воспрянул духом голодный, исхудавший, но теперь уже оправданный, реабилитированный даже можно сказать, верным своим товарищем котёнок. – Насчёт молочка я не такой уж и расхлябанный! Насчёт молочка я помню вообще всё!.. Но, Желточек, миленький… мяу… – умоляюще сложив лапки на светленьком передничке на груди, и сменив выражение отощавшей мордочки с оживлённого на озабоченное, промяучил Хвостик: - Ответь мне кто этот коварный разбойник?! Какое он имеет право до-лакивать вместо меня?! Мяу, мяу, мяу!
- А я… и это… знаю… - совсем уже возгордился цыплёнок. Ему необычайно понравилось, как только что замер в ожидании завершения его речи встревоженный собеседник. И он решил и впредь всегда теперь, для пущей важности, разглагольствовать только с выразительными паузами. – Тебя… ограбила… - Желток самодовольно глянул на жаждущего его новых откровений котёнка: - соседская… собака… Лайка!.. Ку… - Тут оратор уловил, как удивлённо округлились глаза, и приоткрылся ротик готового, казалось, возразить слушателя. Судя по всему, его собеседник вознамерился оспорить виновность в дерзком злодеянии полуслепой, почти глухой и вечно спящей соседской охранницы. Поэтому, не дав себя перебить, детектив добавил ещё более внушительно, с солидными подвываниями и совсем уже с протяжёнными передышками: - А… может… быть… даже… и соседская… египетская… лысая… кошка… Нюрка!.. – И напоследок, войдя во вкус, и, полагая видимо напрочь поразить воображение и без того уже изумлённого слушателя, Желток брякнул с расстановками: - А… может… быть… даже… и хозяйка… Нюрки… девочка… Нюша!.. Ку…
9. Первая подозреваемая
- Стой, Желточек! Больше не надо! Не говори! Мяу, мяу, мяу! - испугавшись такой безудержной решимости в раскрытии совершённого преступления, взмолился Хвостик.
Однако, взмолиться то он взмолился, но тут же и струхнул - а не сбил ли он с толку, не оскорбил ли нервными своими восклицаниями, вслух размышляющего детектива? И Хвостик поспешил загладить собственную невольную оплошность.
- Ты… прав… Желточек… мяу… - с долгими перерывами между словами, и не только с подвываниями, но ещё и с придыханиями, подыграл он следователю. – Я… ведь… тоже… первым… делом… подумал… на… Лай…
И тут, на полуслове, котёнок осёкся. Однако притих он вовсе не так, как только что умолкал его наставник – для преумножения весомости изречённых фраз. Хвостик попросту отвлёкся. Он вспомнил, как пробравшись под забором, штурмовали они с Желтком, будто скалолазы, крутые, вздымающиеся бока храпящей охранницы. Как бегали вокруг неё, дразнили и дёргали за хвост и усы. И как добродушно сопела старая, огромная псина и стригла ухом, принимая видимо во сне котёнка за надоедливую муху, а цыплёнка за назойливого комара.
«Что же мне теперь делать? Согласиться с сыщиком и обвинить Лайку в воровстве молочка? Но это же враньё! Лайка не может украсть, она такая добрая…– ломал голову котёнок. - Может быть, всё-таки, поспорить и защитить Лайку?.. Но сыщик обидится, он не терпит возражений… Согласиться… защитить… согласиться… защитить... – терзался Хвостик. – Враньё… обида… враньё... обида…»
- Прости, Желточек, - неожиданно найдя оправдание для Лайки, будто извиняясь, пропищал он вполголоса, - но собака… но собака… но она же… но она же… мяу… на цепи!..
10. Новые подозреваемые
- Это… ты… тонко… подметил… - вовсе не оскорбился прозорливый сыщик. – Это ж… и круглому… остолопу… как дважды два - четыре… Ведь Лайка… даже… если… и захочет… выпить… - уверенно, как своё родное, выстраданное, решил развить следователь умозаключение потерпевшего, - она же… не дотянется... Цепь… не позволит… Значит… - детектив сосредоточенно наморщил свой крошечный жёлтенький лобик, - остаются… двое… египетская… лысая… Нюрка… Ку-ка…
- Вряд ли лысая Нюрка! – несказанно обрадовался бывший подозреваемый, что ему дозволили возражать сыщику. И даже более того – допустили докапываться вместе с ним до истины. – Я кошек хорошо знаю! Я сам – кошка! Вернее – кот! Вернее, пока ещё – котёнок! Ну, в общем, не важно! Насчёт кошек и молочка, я – знаток! Уж кто, кто, а я-то в курсе – египетская лысая коровье не пьёт! Ей, видите ли, из её родины подавай – верблюжье! Но верблюдов-то в наших краях нет! Никто не встречал! Не кормятся, не пасутся! Только в цирке!
- Да уж… это точно… ку-ка… не водятся… пока… Только… в Ша-пи-то… - Заложив крылышки за спину, будто следователь в камере на трудном допросе, принялся Желток, чеканя петушиный шаг, расхаживать по дорожке туда-сюда. - Ну что ж… верблюжье… так верблюжье… Ку-ка… пи-пи!.. - неожиданно как-то радостно, даже можно даже удовлетворённо, согласился он.
11. Только не она!
Хвостику показалось, что сыщик, уж очень целенаправленно, чересчур настырно идёт по следу. Похоже было, что он заранее, ещё не распутав дело до конца, в душе уже назначил ответственной за совершённые преступления девочку, соседку. «Слишком уж легко смиряется, этот, так называемый детектив, с невиновностью всех остальных… мяу... подозреваемых!» – мелькнула в голове у котёнка догадка.
И точно! Цыплёнок вдруг резко затормозил, и круто повернувшись, будто следователь на каблуках, на пятках своих когтистых лапок, поставил-таки, с видимым удовольствием, окончательную точку в сложном и замысловатом разбирательстве:
- Делать… нечего… ку-ка… - сыщик притворно зевнул, похлопав крылышком по клюву. – Остаётся… признать… что… вот… эта… самая… девчушка… пи-пи… соседочка… не такая уж… она… как… на первый… взгляд… пи-пи…
- Нет! Нет! Только не Нюша! – снова взмолился Хвостик. – Только не она! Мяу! Мяу! Мяу!
Котёнок живо представил себе, как опрятная девочка, в красненьком в крупный белый горошек платьице, с широкими зелёными кружевами по рукавчикам и подолу, в розовых гольфиках с помпонами, и ярко рыжих сандалиях, стоя на четвереньках, нелепо склонила головку с пышными, заплетёнными в две русые косички белоснежными бантами, к его мисочке. И он всей своей шелковистой, со светлым слюнявчиком грудкой, решительно встал на защиту безответного ребёнка от надуманных и беспочвенных нападок следствия.
12. Убийственная улика
Подражая другу сыщику – он ведь тоже не лыком шит, он ведь тоже в своём лице, вернее в своей пушистой мордочке, может быть каким-нибудь знаменитым адвокатом, каким-нибудь Плевако - Хвостик, будто опытный защитник, схватил в лапки злосчастную посудинку, покрутил, обнюхал её, сдул соринки, и даже, по примеру Желтка, попробовал на зуб.
- Ну вот, что я тебе скажу, - твёрдо и уверенно на этот раз обратился котёнок к обвинителю – защищал-то он теперь не себя, а слабое существо, девочку, ребёнка. – Есть во всей этой истории одно «но». – Хвостик, будто бывалый адвокат, звучно поскрябал когтем затылок. – Дело в том, что Нюша… мяу… не стала бы вылизывать мисочку...
Произнеся эти слова, Хвостик почувствовал, насколько неубедительно звучит это оправдание. И почти в это же мгновение он увидел то, от чего его адвокатское сердце от страха ушло в пятки: прямо за спиной его собеседника, у хозяйственных построек, две молоденькие свинки, повизгивая и похрюкивая, возились с убийственной в этом деле уликой - девчоночьим бантом! Одна из юных хавроний всё норовила прицепить украшение себе на ушко, а другая - на кренделёк своего грязного хвостика. Скорей всего хрюшки приволокли бант откуда-нибудь с помойки. Издали он казался мятым и синюшного цвета. И был маленьким - не бант, а бантик! Возможно, от него избавилась какая-нибудь неизвестная подросшая девочка. А может быть он отвалился от искусственных буклей какой-нибудь сломанной и выброшенной куклы. Такое украшение не могло принадлежать Нюше! Ей вплетали в косички непременно огромные, тщательно выглаженные, белоснежные, либо пастельных тонов - розовые, нежно-сиреневые или светло-жёлтые - банты.
«Но нашему-то обвинителю будет всё равно! – испуганно размышлял защитник. - Сейчас он оглянется эти на свинячьи взвизги и хрюканье, обнаружит улику и постарается окончательно опорочить бедняжку!»
Однако, к счастью, самодовольный сыщик, уже распутавший, как он посчитал, дело до конца, не спешил оборачиваться. Он победоносно, и даже, непостижимым образом высокомерно, с высоты своего цыплячьего роста, поглядывал на соседский забор, за которым жила его обвиняемая.
«Ну что ж! – усилием воли взял себя в руки, вернее в лапки, адвокат. – Ещё не всё потеряно! Этот зазнайка следователь не терпит возражений, считает, что всегда прав и не может ошибиться. Его легко будет отвлечь. Есть против этих задавак и хвастунов одно верное средство. Надёжнее, чем прожорливый кот от мышей. И это – грубая лесть!»
13. Хитрый план
- Ты, безусловно, прав, Желточек! Му-ур, му-ур, му-ур! - будто тигр, отступивший на шаг перед решительным прыжком, с нарочитым восторгом и упоением в голосе, коварно заурчал котёнок. – Всегда прав! И очень! Му-ур, му-ур, му-ур! Да, конечно, полакать бы молочко бы Нюша бы, конечно бы, могла. Му-уры, му-уры, му-уры! – изо всех сил старался защитник заглушить чересчур разрезвившихся с синюшным бантиком хаврошек. - Ты прав. Безусловно. Всегда. И очень. Му-уры, му-уры, му-уры! Но - не до дна. До дна долакивать Нюша не стала бы ни в коем случае. Она и свою-то чашку не допивает. В этом ты неправ, - чуть было не заболтался заступник, но тут же исправился: - Извини, друг, я ошибся – ты снова прав. Как всегда. И очень. Му-уры, му-уры, му-уры.
Заслышав нежданно-негаданно такие сладкоголосые, подобные журчанию целебного родничка речи, зазнайка Желток тут же напрочь выкинул из головы и пропавшее молочко, и распутанное им дело, и подозреваемую девочку соседку. Он напыжился от важности, гордо выпятил свою тщедушную птичью грудь, и задрал к макушкам деревьев нос, вернее клюв. Всю свою недолгую цыплячью жизнь Желток из кожи, вернее, из пуха вон лез, стараясь хоть как-то возвыситься над окружавшими его домашними пернатыми и скотиной. Но тщетно – дворовая живность лишь дружно потешалась над его нелепыми потугами.
И тут вдруг… «Наконец-то! Началось!» – мысленно возликовал цыплёнок.
- А не мог бы ты, мой дорогой ученик, - глаза честолюбца вдохновенно засияли, он готов был расцеловать котёнка и прослезиться от умиления, - растолковать подробно-подробно-подробно, не упуская самых-самых-самых пустячных мелочей и самых-наисамых наимельчайших пустяковин – почему же я прав? Ку-ка! Отчего я прав всегда? Пи-пи! И почему я прав очень? Ку-ка, ку-ка, ку-ка! – потребовал он от питомца. – Ты не представляешь – как мне приятно всё это слушать!
- Ты прав, потому что прав! – и не подумал, однако, Хвостик тешить сыщика разнообразием подтверждений его мнимых достоинств. Угодливая болтовня и без того, как выстрелы снайпера ложилась в «яблочко» – скудная, скупая, убогая. Всего три заветных для ушей гордеца слова: «прав, всегда, очень». – А всегда, потому что вообще - всегда! Ну, а очень, потому что уж очень-очень! Мяу! – подвёл черту под своими разглагольствованиями защитник.
14. Оправдание подозреваемой
Восхваляя цыплёнка, Хвостик размышлял теперь не о кривляках свинушках, и не об их убранстве с помойки – он носом чуял, что где-то совсем близко, на поверхности лежит веское доказательство, выгораживающее его подзащитную полностью. Но этот железный довод, будто вёрткая пиявка из пальцев ловца, ускользал от него, не желая приходить на его взбудораженный ум.
- Она и своим-то молочком-то давится. В этом она не права. А ты прав, Желточек. Му-уры, му-уры, му-уры. Всегда. И очень. – Вкрадчиво, голубком ворковал, плетя, как паук вокруг мухи, льстивую паутину защитник. – Она и кашу тоже не доедает – может права, а может и нет. Му-уры, му-уры, му-уры. Всегда. И очень. Но ты, Желточек, прав очень. И всегда. Мяу, мяу, мяу. – Мысли Хвостика, как тараканчики от света люстры в номере турецкой гостиницы, разбегались по сторонам. Он урчал, и одновременно лихорадочно взвешивал и оценивал все «за» и «против», мозговал, вспоминал. - Нюша обожает тянучки. Ты прав. Му-уры, му-уры, му-уры. И она права. Вы оба правы. Всегда. И очень. Му-уры, му-уры, му-уры. И зачем её пичкают молочком? Они не правы…
Убаюканный притворным подобострастием цыплёнок, зачарованно прикрыл глазки и с упоением внимал собеседнику, млея на одной ноге, будто дремлющая курица в птичнике на насесте. Но тут вдруг Хвостик замяукал и запищал во всё своё кошачье горло, заставив честолюбца вздрогнуть и вернуться к действительности из мира грёз и наслаждений. И даже опустить на землю для устойчивости вторую свою разлапистую опору.
- Желточище! Мяу! Я понял! Я ра-зо-бра-лся! Мя-я-я-у-у-у! – осознав, что не надо больше хитрить, изворачиваться и заискивать перед напыщенным самозванцем, радостно орал котёнок. Отыскалось, наконец, убедительнейшее подтверждение невиновности соседки – безусловное, стопроцентное алиби. - Мы же, с тобой, Желточек, забыли! Нюшу же вечером укладывают спать! Как раз, когда мы играем! Сразу после её недопитой кружки и недоеденной тарелки! Мяу, мяу, мяу! Две бабушки по очереди, и хором, битый час ей сказки читают и уснуть уговаривают! Свидетелями, если что, могут пойти! Что внучка не лакала!.. А кстати… - котёнок изучающе, исподлобья глянул на чересчур резко очнувшегося от сладкого забытья, и оторопевшего, поэтому, сыщика. – А кошка-то Нюрка, лысая, египетская, ложится-то рядом с ней. Потому что Нюша без Нюрки, и Нюрка без Нюши не засыпают!..
И тут, как раз, парочка игривых хаврошек, кивая в такт шагам хрюкающими пятачками, просеменила на своих раздвоенных копытцах, будто шестиклассницы на школьный бал, на каблучках своих новых взрослых туфелек, прямо перед носом, вернее клювом, опешившего сыщика. И у одной из этих вертихвосток красовался на ушке прилаженный, наконец-то, сбоку бантик!
Но это уже не имело никакого значения! Защитник уловил, что наступил тот самый момент, когда можно разбить в пух и прах, растоптать, разорвать в клочья, растереть в труху и развеять по ветру все обвинения и против маленькой Нюши, и против своей собственной дальней, оголившейся до бесстыдства, но, как никак, всё-ж-таки, родни.
- Выходит, Желточище, и соседка, и кошка – вдвоём, они к моей мисочке непричастны вообще! А ну, быстро, подтверждай! – прикрикнул, и даже пригрозил другу сжатой в кулачок лапкой, котёнок. – Мяу! Мур!
15. Потусторонние силы
- Так… так… так… Значит… не засыпают… Это… нехорошо… ку-ка… Положено… пи-пи… спать… - ни в какую не собираясь сразу признавать сокрушительное своё поражение, осудил однако же обескураженный сыщик непослушное поведение двух неразлучных подружек – девочки и кошки.
И вдруг он занервничал, засуетился, и начал торопливо и беспорядочно клевать всё подряд: камешки, песок на дорожке, грязь на клумбах вокруг. Чуть было не тюкнул острым носиком мохнатую, с беленьким чулочком лапку Хвостика, но тот вовремя отдёрнул её.
Наклюкавшись, Желток застыл, будто цыплячье чучело, вперившись взглядом в тропинку. Котёнок даже испугался – а не тронулся ли умом от расстройства и переутомления опростоволосившийся следователь.
Но не тут-то было! Не таким Желток был цыплёнком, чтобы лишаться рассудка из-за каких-то там неудач! С той же непоколебимой уверенностью, с какой обвинял он вначале друга, потом собаку, затем кошку и Нюшу, сыщик выдвинул новое потрясающее предположение:
- Вот теперь-то… теперь… я ещё раз… окончательно… всё понял… окончательно… Ку… – ожившее чучело сноровисто цапнуло на лету неосмотрительно зудевшего около его гребешка комарика, – ка!.. Тут, Хвостатый… без вмешательства… потусторонних… сил… не обошлось… пи-пи…
- Каких, каких сил? По чью сторонних? – выпучил глазки котёнок. – Это что же – опять с той стороны забора? Так там же непьющие все. Я имею ввиду молочко. Ведь доказано, только что – ни Лайка, ни кошка…
- Тсс, Хвостатый… Ты с этими силами… поосторожней… не шути… - с опаской глянув по сторонам, устрашающе зашикало, и уже в ухо продолжило втолковывать другу бывшее чучело: – Забор тут… не причём… Всё очень серьёзно… Это космос… Я с ним общаюсь… как ты знаешь… Иногда… Ку-ка… По ночам… Пи-пи…
Действительно, Хвостик просыпался, порой, оттого, что цыплёнок попискивал во сне, дрыгал ножками, пробовал кукарекать, или, по ошибке, видимо, кудахтал, будто снёсшая яичко несушка.
- Здесь… без инопланетян… - продолжал загадочно цыплёнок… - ку-ка… не обошлось… пи-пи… Твоё молочко… Хвостатый… вылакивает… - Желток осторожно из-под крылышка уставился пристально в небесную даль, - разбойник… из космоса… С большой… ку-ка… молочной… дороги… пи-пи…
- С какой, с какой… – прослышав про такую вкусную невидаль, котёнок даже сглотнул от радости слюнку, - дороги? – И тоже, приставив к лобику лапку козырьком, вытаращился на перистые закатные облака.
- А ты сам… посуди… откуда… могут прилететь к тебе… два дня подряд… за молочком? – Учитель - теперь уже не игры в прятки, а звездочёт - прервав наблюдения за вселенной, подхватил заботливо крылышком недотёпу питомца под шерстяной локоток, как профессор какого-нибудь молодого учёного в коридоре какой-нибудь академии каких-нибудь наук. – Так и быть… открою тебе… одну пре-ве-ли-кую… научную тайну… Ку-ка… За семью… печатями… Пи-пи… – Наставник снова приткнулся клювиком к ушку котёнка. – Есть такая… большая… молочная… дорога… в космосе… - цыплёнок, по заведённому им обычаю, загадочно помолчал. – В народе… ку-ка… Млечный путь… пи-пи… называется…
- Не может быть! – поразился Хвостик.
16. Космическая тарелка и земная мисочка
Но воспитатель уже не слушал его. Выдав котёнку мимоходом огромный всенародный секрет, он тут же деловито принялся за изучение следов на тропинке.
- Инопланетянин прилетает к твоей мисочке на своей космической тарелке. Посуда к посуде, сам понимаешь, притягивается, - увлёкшись, звездочёт даже забыл про необходимые для важности паузы между словами. - Приземляется вот здесь. Ку-ка. – Он поелозил крылышком по неприметной вмятинке на дорожке. - Вылакивает твоё молочко и сытый возвращается в свою молочную цивилизацию. Пи-пи.
- В молочную… цивилизацию? – совсем уже изумился Хвостик. – И есть такая?
В воображении котёнка живо промелькнули необозримые зелёные луга, огромные стада коров, все, как одна, похожих на пеструшку Зойку. Посредине этого царства, разрезая сочные пастбища надвое, пролегала Большая молочная дорога – Млечный путь, о котором поведал учитель. По обочинам его грудились, будто наборы матрёшек – необъятных размеров, а также средние и мал мала меньше - вёдра, подойники, миски, чашки, кружки, тарелки, ковшики, сверкающие серебром кастрюли и кастрюлечки, бутылки и бутылочки - цветные, матовые и прозрачные, банки и баночки - стеклянные, из пластика и даже ржавые, железные. И всё это посудное богатство, до краёв полнилось сладким, парным молочком. Начиналась волшебная дорога от кургана. И на нём, как часовой на страже зовущего, вожделенного молочного царства, вздымался к небу с гранитной глыбы памятник - полная парного молока мраморная миска, точь-в-точь увеличенная во сто крат разноцветная, с цветочками посудинка Хвостика.
17. Молочная цивилизация
- Надо туда лететь! Немедля! – засуетился котёнок. – Желточек, только не тяни кота за хвост! Вернее – котёнка! Короче - не тяни меня за хвост! Скорее, скорее, скорее! Мяу, мяу, мяу!
- Поспешишь – цыплят насмешишь, – постарался успокоить разгорячившегося воспитанника, строгий наставник. – На чём мы туда отправимся? На твоей плошечке что ли? На ней далеко не улетишь! Делаем так - завтра вечером ты снова выпиваешь только половинку своего молочка, - на этих словах котёнок жалобно пискнул. - Затем кладём около твоей мисочки петлю. Ку-ка. Сами прячемся под крыльцо. Похититель вылакивает приманку, залезает лапой в петлю, а мы его – р-раз! И ловим за ногу. Привязываем верёвкой к дереву, а сами летим кататься на его тарелке по космосу.
- За щупальце! – восторженно подхватил Хвостик. Хотя поимка грабителя по его разумению замысливалась неверно. Вязать вора надо было бы до того, как тот проглотит очередную, третью по счёту, половинку его ужина. Но впереди маячили изумрудные, озарённые солнцем равнины, полчища рогатых Зойкиных близняшек на них, ряды залитой лакомством посуды. И котёнок решил принести в жертву ещё одну половинку мисочки своего молочка ради этого светлого будущего. - Инопланетяне ходят на щупальцах! – отчаянно выкрикнул он.
- Ну, что ж, за щупальце даже ещё и легче ловить, – не стал спорить учитель. – У осьминогов их вообще штук семь. Или даже восемь. И у нашего, поту-стороннего, с десяток, я думаю, уж как-нибудь, наберётся. Хоть одним-то он залезет в ловушку. А мы его – р-р-раз! Ку-ка. И поедем кататься на его космической тарелке. Пи-пи.
- На большую дорогу! Ура! На Млечный путь! В молочную цивилизацию! Никуда не сворачивая! Мяу, мяу, мяу! Ура! Мур, мур, мур! – восторженно прыгал котёнок.
В какое-то мгновение ему, конечно, показалось странным и даже неправдоподобным умозаключение учителя о том, что грабитель с большой молочной дороги, где и так всё полнится молочком, прилетает лакать из его мисочки. Но сомнение это, начни он его обдумывать, помешало бы его мечтаниям и даже могло сбить все планы о полёте в молочную цивилизацию. И Хвостик отбросил его за ненадобностью.
18. Где инопланетянин?
На следующий день, перед заходом солнца друзья прилежно уложили рядом с приманкой петлю, а сами с концом бечёвки притаились под ступеньками крыльца. Но от усталости, от переживаний, а котёнок ещё и от истощения, они вскоре заснули, и крепко проспали до утра.
А на рассвете по тропинке у веранды, как ни в чём не бывало, прогуливалась любопытная ворона. Видит ворона – мисочка на дорожке стоит.
«Что это за плошечка? – заинтересовалась любопытная ворона. - Как же это я её проворонила? А вдруг в ней что-нибудь вкусненькое?! – протёрла она перед завтраком об росистую траву клюв. – А вдруг – птичье молочко?! Как же мне хочется хоть разок его попробовать!»
- Кар, кар! – размечталась каркушка, и бочком-бочком подскакала к посудинке.
«Да, - думает, - точно! Проворонила! Было когда-то здесь молочко!.. Тьфу - коровье!» - распробовала она последнюю, чудом уцелевшую после пиршества кого-то неизвестного, каплю.
- Кар, кар!
И любопытная, но разочарованная ворона, предаваясь грёзам, о так и не отведанном ею птичьем молочке, вздохнула мечтательно, оттолкнулась от дорожки, и вместе с прицепившейся к её лапке петлёй, начала подниматься в воздух.
«Интересно, кто это меня за ногу схватил? – удивилась любопытная ворона. – Кто же это меня заарканил?»
- Кар, кар!
И она посильнее взмахнула крыльями.
19. Полёт над мисочкой
А арканил-то каркушку Желток. Он пробудился только тогда, когда верёвка в его клювике дёрнулась. Цыплёнок тотчас вспомнил о пришельце, о засаде и покрепче зажал кончик силка. И, выехав неожиданно для себя на пузике из-под крыльца, стал взмывать вслед за каркающей вороной в облака.
«А ещё говорят, что курица не птица! Смотрите все! – мысленно возликовал новоявленный воздухоплаватель. – Цыплёнок Желток летает! Почти, как орёл!»
- Куд-куда? - желая, всё-таки уточнить цель своего путешествия по ошибке как курица раскудахтался петушок-с-ноготок. И раскрыл клювик. И с криком: - Кудах-тах-тах? – но это уже возмущённо, и с другими вопросами: «Кто посмел прервать полёт? Почему я падаю?» – устремился к земле.
К счастью, а может быть и наоборот, к несчастью, угодил цыплёнок тютелька-в-тютельку в бочку с водой. Вернее, даже не с водой, а с поливочной смесью – настоем жидкости с добавкой куриного помёта. К счастью, потому что, грохнувшись бы о камень, или, предположим, об кирпич, Желток мог бы и вообще насмерть расплющиться в цыплёнка-табака. А к несчастью, потому что был он, всё-таки, петушком-с-ноготок, а не утёнком, хотя бы даже и гадким, и плавать, поэтому, не умел.
В это время Хвостик, процарапанный по боку когтями выволоченного из укрытия на аркане учителя, проснулся и поскорее выбрался наружу. В утренних сумерках за ветвями деревьев котёнок разглядел большую, серую исчезающую каркающую тень. За ней болталась на верёвке желтоватая тень поменьше. На его глазах эта вторая, ведомая тень, громко вопрошая «Кудах-тах-тах?», отделилась от ведущей, и, сбивая по пути недоспелые яблоки и сливы, ринулась вниз. Раздался всплеск и писк:
-Тону! Помогите! Ку-ка! Хоть кто-нибудь! Пи-пи!
20. Верный друг
Бросившись на зов, Хвостик разобрал, что свалившаяся с неба тень, это его воспитатель Желток. Он беспомощно барахтался в вонючей поливочной жидкости.
Котёнок ловко, как кошка, вскарабкался на скамеечку для леек и вёдер у края бочки, и, перегнувшись через край, сам рискуя свалиться в неё, протянул другу руку, вернее, лапку помощи.
И как раз вовремя! Потому что, нахлебавшийся едкой смеси учитель, к этому времени уже перестал возмущаться и звать на подмогу. Он только молча испускал радужные из-за навозной плёнки, пахучие пузыри. Судя по всему, наставник вознамерился вот-вот отправиться в первое и последнее в своей жизни погружение на дно зловонной, с лягушками, жабами, с липкой зелёной тиной, и с жуками-плавунцами поливочной ёмкости.
-У-у-у-летел ино… ино… Пи-пи…. Клац, клац, клац, - дрожа, и стуча от страха клювиком, показал на деревья, похожий одновременно и на мокрую курицу, и на гадкого утёнка, грязный, вонючий, чудом выловленный из смердящей бочки, воспитатель. – Нет, не ино… земец… Ино… ино… планетянин… Вместе с нашей пе-пе-пе… пи-пи-пи… с нашей… пе-пе-пе… тлёй…. Ку-ка… На та-та-та… нет, не на та-чке… и не на та-буретке… на та-та-та… та-та-та… на та-релке… пи-пи…
- А мисочка осталось. И снова без молочка. Мяу, мур, - горестно вздохнул оголодавший, но только что выручивший из беды, и, даже можно сказать, доблестно спасший от позорной и неминуемой гибели друга, смелый котёнок.
21. План мести
Однако, злоключения друзей на этом не закончились.
Ближе к полудню, оскорблённый до глубины всей своей цыплячьей души Желток, оклемался, подсох, отогрелся и возжелал во что бы то ни стало поквитаться с чуть было не утопившим его в зловонной жиже пришельцем.
- Я этого так не оставлю! Этот инопланетянин ещё узнает, что такое мы, земляне! Он ещё у меня попрыгает! Ку-ка! Пи-пи! – угрожающе пищал пахучий, с въевшимися в его пух и перья ошмётками помёта и тины, цыплёнок.
- Желточек, а почему этот инопланетянин каркал? – спросил Хвостик. – По-вороньи!
- Для маскировки! Чтобы свалить вылаканное молочко на других, - объяснил бывший сыщик. – Но нас не проведёшь! Мы ещё покатаемся на его тарелке!
На этот раз для ловли злодея, Цыплёнок придумал новую хитрость - обмотанную длинным концом вокруг пояса, своего и Хвостикого, как в альпинистской связке, петлю.
- Двоих-то он никуда не утащит! Вдвоём-то мы его запросто удержим! От нас не уйдёшь! – отыскав подходящую бечёвку, провозгласил цыплёнок, и тут же начал вертеться волчком, гоняясь за собственным грязным хвостом, будто собачка, выкусывающая из шерсти докучливых блох.
Желтку постоянно теперь приходилось выщипывать клювиком засохшие в его пухе и перьях куски куриного помёта и тины. Из жёлтого и пушистого птенчика он превратился в грязно-серого гадкого цыплёнка. И ему начали ужасно досаждать рыжие навозные мухи. Они были крупные, как мотыльки или моль и неотступно сопровождали Желтка огромным зудящим роем. К счастью мухам хватало ума не садиться на гадкого цыплёнка, иначе эта оранжевая стая просто-напросто раздавила бы его, настолько она была велика. Желток своим видом и запахом привлекал мух и из хозяйского хлева и изо всех скотных дворов в округе. И даже основательно вымазанные в грязи и куда более полненькие две замарашки хаврошечки, казались мухам менее привлекательными, чем крошечный, будто ощипанный, Желток.
И вот, наконец, спустились вечерние сумерки. Утомлённые беспосадочными перелётами рыжие мухи отправилось по своим навозным кучам на ночлег. И уморившийся за день мститель, подготовив молочную приманку, уложив около неё петлю и обвязав её конец вокруг пояса своего Хвостикого, сладко засопел, как и накануне, под ступеньками крыльца, прикорнув грязной головкой на тёплом и мягком пузике котёнка.
22. Встреча с инопланетянином
А Хвостику, из-за едкого запаха, который источал его сообщник, и голодного бурчания в сдавленном верёвкой, опустошённом желудке, в эту ночь не спалось. Он словно бы что-то предчувствовал.
И вдруг котёнок услышал странный шум - шорох, шелест, постукивание. А затем хлюпанье и чавканье!
«Инопланетянин! – заволновался Хвостик. – Прибыл! На тарелке!»
Пришелец шумно, в тишине наступающей ночи, выдохнул:
- П-у-у-ф-ф! – добавил три раза озабоченно: - Пуфф, пуфф, пуфф! – и продолжил хлюпать и чавкать.
- Вставай, Желточек! – шёпотом, чтобы не спугнуть гостя, попытался растормошить друга котёнок.
Но гадкий цыплёнок лишь перевернулся с боку на бок, и блаженно зачмокал клювиком во сне.
Тогда Хвостик осторожно переложил твёрдую, закованную в навозную корку, цыплячью головку со своего животика на землю, и выглянул из укрытия.
В бледных отсветах затухающего заката он увидел… шебаршащегося около его мисочки инопланетянина! Тот пил молочко! Мордочка пришельца напоминала то ли крысиную, то ли свинячью. Передвигалось это чудо-юдо на четырёх коротких щупальцах и с головы до пят было укутано в тёмно-коричневый, с длинными защитными иглами скафандр.
23. На поводу у инопланетянина
- Мяу, здравствуйте! Меня зовут Хвостик, - вылезая из-под ступенек, вежливо представился котёнок. - Разрешите вступить с вами в контакт?
Чудище, в ответ, вздрогнуло от неожиданности, и опрометью бросилось наутёк. В петлю попало его заднее щупальце, и за ним поволочились, размахивая лапками и крылышками, связанные накрепко, как скалолазы, Хвостик и Желток.
- Кудах-тах-тах! Куд-куда вы нас тащите? – раскудахтался спросонья, всё перепутав, петушок-с-ноготок. Он испугался, что его снова сбросят в бочку с поливочной смесью. – Я передумал! Я не хочу кататься на тарелке! Не хочу в другую цивилизацию! Ку-ка! Мне и в хлеве хорошо! И в курятнике отлично! Пи-пи! Кудах-тах-тах!
- Мяу, мяу! Позвольте с вами объясниться! – умолял, беспомощно, как листик на ветру, болтавшийся на связке, исхудавший от недоедания котёнок. – Ну, пожалуйста, уважаемый инопланетянин, нельзя ли, хотя бы чуточку, притормозить? Мяу!
Однако, пришелец, слыша крики за спиной, старался мчаться как можно быстрее. Но и преследовавшие его, ночные, как он считал, свирепые хищники, один из которых, к тому же, был ядовито смердящим, ни в какую не отставали.
24. Превращение инопланетянина
Обежав с грузом полсада, гость, всё-таки, умаялся и остановился.
- Пу-уфф… пу-уфф…пу-уфф… – никак не могло отдышаться страшилище, его игольчатая кольчуга ходила ходуном. – Вы кто – ночная птица и зверь?.. Пу-уфф… пу-уфф…
- Я – птица, а он – нет! Ку-ка! – Обрадовавшийся, что его не бросили в поливочную бочку, гадкий цыплёнок попытался, было, приподняться с земли и щеголевато щёлкнуть не отросшими пока петушиными шпорами. Но запутался в силке и снова свалился в траву. – Рады приветствовать инопланетянина в нашем огороде! Пи-пи! – лёжа, сумел-таки Желток засвидетельствовать иноземцу своё почтение, отданием чести грязным крылом. – Куда подевалась ваша тарелка? Ку-ка! Куд-куда? Пи-пи!
- К сожалению, у меня нет своей тарелки. Пу-уфф, - пожаловался пришелец. – Вот приходится лакать из чужой мисочки. Простите меня, пожалуйста. Молочко такое вкусное! Пу-уфф… пу-уфф… И не обзывайте меня, пожалуйста, инопланетянином. Я местный. Живу в этом саду. Я всего-навсего ёжик… Пу-уфф… пу-уфф… Да, да – обыкновенный ёжик… Пу-уфф… пу-уфф…
- Ёжик?! Мяу, мур! Да какой же вы обыкновенный? Вы удивительный! - заплетаясь в верёвке и спотыкаясь, принялся Хвостик ощупывать похожую на поросячью мордочку и колкую шкурку. - Мы столько слышали о вас! Мяу, мяу, мур, мур! Вы пришелец из леса? Мяу, мур! А разве бывает, чтобы ёжики селились в саду? Ведь вы - обитатели глухих дебрей! И непроходимых чащоб! Мяу, мур!
- Пу-уфф… пу-уфф… - очень довольный впечатлением, которое он произвёл, пыхтел пришелец. – Да, я ёжик. Ёжик обыкновенный. Зовут Пуфик… Пу-уфф… пу-уфф… Трогайте, трогайте, пожалуйста мои иголочки, я разрешаю. Только поосторожнее – не пораньтесь!.. Пу-уфф… пу-уфф… Да, конечно, я выходец из дебрей. Из непроходимых чащоб. Но там же скучно! Никуда не выйдешь – всё везде непроходимо. Вот я и решил поселиться поближе к обществу. В вашем саду. Под старыми брёвнами. В прошлогодних листьях. Можно?.. Пу-уфф… пу-уфф…
25. Пришелец из леса
Вот так у Хвостика и Желтка появился новый друг – пришелец из лесных дебрей ёжик Пуфик. Правда, дружить с ним было непросто. Выбирался гость из своего убежища только под вечер, а днём спал. Но котёнок и цыплёнок именно к его пробуждению старались придумывать самые забавные игры. Зато уж встретившись, все трое баловались до упаду: до тех пор, пока кто-нибудь – либо Желток, либо Хвостик - не сваливался, и не засыпал. И, тогда, бодрствующий покуда игрок, вместе с ёжиком перетаскивал задремавшего приятеля на его спальное место, и сам устраивался рядом.
И с молочком тоже всё разрешилось как нельзя лучше - хозяева, прознав, что у них в саду поселился колючий выходец из непроходимых чащоб, очень обрадовались, и стали ставить у веранды сразу две мисочки – для котёнка и ёжика, и оба полные до краёв парного, сладкого лакомства.
Позаботились хозяева и о Желтке. Они приготовили для него тёплую ванночку и душистыми мылами, и шампунями отмыли птенчика, снова превратив его в жёлтенького и пушистого цыплёнка.