Мастер кашлянул тихонько и продолжил, глядя на книги за стеклом, словно вычитывая из корешков аккуратных томов классиков свои мысли:
– Интеллигенция отдалилась от Церкви, в большинстве случаев даже не ознакомившись по первоисточникам с верой своих отцов.
Нас, верующих, упрекают в том, что вера в Бога и учение Христа основаны на страхе, то есть на чувстве, недостойном человека. Но ведь существуют различные виды страха: страх, когда солдат бросает оружие и бежит с поля боя, спасая свою жизнь; страх, когда человек отрекается от своих убеждений, чтобы не подвергнуться репрессиям; страх, парализующий со-знание и волю. Однако есть и другой страх - страх, который можно назвать совестью. Это - страх причинить зло человеку, страх поступить подло, страх пойти против своей совести, страх оскорбить Божество хотя бы через греховный помысл; это и страх опошлить и освинячить свою жизнь.
На последних словах его Софья вздрогнула: наверное, свинством было не пойти на похороны Киры.
Мастер взглянул в глаза Софье Андреевне, показав, что вовсе не имел в виду ее обличить, и мягко закончил:
– Простите меня за витийство. Но у отца Рафаила такие тексты, что начнешь читать и не можешь остановиться, будто это поэма.
– У кого, вы сказали? У отца..?
– У отца Рафаила Карелина. Я сейчас записываю на диск его книги, это для наших слепых и слабо видящих.
– У вас что, такая хорошая память? Наизусть шпарите?
Боже мой! Ужаснулась своим словам Софья. Как грубо! Она ведь всегда была против разных вульгаризмов. И это ведь совсем не то, что она сейчас чувствует.
– Может быть, в конце жизни я и приду к вере, - сказала она, стараясь загладить бестактность, а сердце, похоже, остановилось от ясной мысли: а может быть конец жизни – вот он?
Мастер же кивнул, будто ждал этой фразы. Или этой мысли? Темп речи его замедлился, или она снова теряет сознание?
– Бог неоднократно за время жизни человека являет ему внешние доказательства Своего присутствия. Когда бессильна человеческая помощь, когда кажется, что выхода нет, Он неожиданно изменяет любую ситуацию, как бы открывает дверь тюрьмы. Он безгласно говорит душе: Я близ тебя, не бойся, только верь.
И тут она вспомнила его голос и сам его облик. Артист ТЮЗа Арсений Демидов!! Пушкина играл в «Последней дуэли», еще Ивана Царевича, да в «Острове сокровищ» кого-то. До шестого класса дочка охотно ходила на спектакли с ней, а потом – только с подругами.
Это открытие, точнее, узнавание обрадовало Софью, она выдохнула какой-то комок из горла и слушала теперь охотно эту неожиданную проповедь, произносимую высоким красивым слогом.
–…Но проходит время, и человек бессовестно забывает об этом. Более того, тайный голос шепчет ему: "Это всего лишь совпадение, высшего Промысла нет, жизнь - цепь случайностей, непрестанно тасуемая колода карт". Человек, получая доказательства помощи Божией, удивительно легко теряет их, как будто демон похищает воспоминание из его памяти, как птицы выклевывают зерна из колосьев пшеницы. Святые предупреждали нас о роковом грехе забвения; в числе трех главных причин гибели души они ставили забвение, которое, как черная пелена, окутывает ум человека, и тот перестает видеть свет. Святые заповедуют нам любить Господа за Его благодеяния, а мы чаще всего поступаем, как исцеленные прокаженные, которые пошли своим путем, даже не обернувшись на Христа.
Софья молчала, очень трудную работу она сейчас исполняла: вникала в новые для нее понятия, стараясь осознать то, что говорит Арсений, и одновременно прислушивалась к себе. Совершенно очевидно, что в сердце стало просторнее, и она, кажется, знала, чем хочет это новое местечко внутри себя заполнить. Было и страшно открывать великую тайну, и стучала в такт сердцу надежда.
Книгу, присланную Кирой, действительно, композиционно можно было сравнить с «Джэн Эйр». Девушка, по воле судьбы оставшись без родных, попадает в разные ситуации и благодаря твердости своих принципов выживает. Но воздух книги, а точнее бы сказать, дух ее совсем другой. Роман Бронте держит читателя в душной комнате, где окна занавешены пусть и красивыми, но тяжелыми пыльными шторами, а эта серенькая, на второсортной бумаге напечатанная и не слишком-то откорректированная книжка открыла Софье мир тонких и возвышенных движений души.
На каждой странице она останавливала чтение и погружалась в раздумье. Собственно, мысль на каждой остановке была одна и та же: «Как жаль, что я не читала этого раньше». Пожалуй, зрел еще один постулат, но он звучал в голове тихо и робко: так что же, начинается новая жизнь? Как это кстати, что Алексаша в Америке. Действительно, все не случайно…
Продолжение обдумывается.